М.И. ТУЛАТОВ. Хождение в Мекку

ПРЕДИСЛОВИЕ И ПУБЛИКАЦИЯ СЕРГЕЯ ПЛАХТИЯ

МОЗДОК, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, МЕККА

Изучая архивные материалы по истории здравоохранения Терской области, я обнаружил папку с отчетом Моздокского городового врача Магомета Ильясовича Тулатова о его поездке в Мекку и Джедду. Как выяснилось, целью его поездки было проведение профилактических мероприятий против заноса эпидемии чумы, холеры и других заразных заболеваний в Терскую область.

Следует отметить, что от чумы и холеры на Кавказе гибли тысячи людей. Так, в 1892 году во Владикавказе только за три месяца, с июля по ноябрь, заболело холерой 982 человека, из которых умерло 413, а по Владикавказскому округу за этот же период заболело 3852 человека, из них умерло 992. Есть и другие данные. Уже в 1910 году с июня по сентябрь во Владикавказе заболело холерой 230 человек, из них умерло 98, а по Владикавказскому округу заболело 1658 человек, из них умерло 483. Теперь становится понятной поездка лекаря М.И. Тулатова в Мекку.

Папка с его отчетом оказалась внушительной. Начата она была 13 марта 1899 года и окончена 9 января 1901 года. Документы, обнаруженные мной, вызвали массу вопросов. Почему именно Тулатов из Моздока был послан в Мекку? Кто он, откуда, где учился, была ли у него семья, кто из родственников сегодня проживает в Осетии, что знают о нем, как сложилась его судьба после возвращения из Мекки? Все эти вопросы волновали меня, и я попытался выяснить судьбу этого, как оказалось, незаурядного человека.

В трудном поиске мне помогли близкие и дальние родственники М.И. Тулатова. Это, прежде всего, доцент СОГУ им. К.Л. Хетагурова Елизавета Тулатова, Залина Дарчиева – сотрудник художественного музея им. М. Туганова, Ахмет Бекузаров – юрист «Севкавэнерго», Сергей Дзаболов – аспирант академии госслужбы при президенте РФ, Зарема и Залина Омаровы – внучки М.И. Тулатова, проживающие сегодня в Москве, и другие.

Тулатов Магомет Ильясович родом был из селения Кобан, происходил из состоятельной семьи. Успешно окончил медицинский факультет Киевского государственного университета. Как врач проявил незаурядные профессиональные способности. Был очень внимательным и милосердным человеком, многим людям он помог избавиться от болезней, облегчил их страдания. Его любили и уважали. Был случай, в 30-х годах, когда жители селения Кобан защитили Магомета Ильясовича, спрятав его у себя и тем самым не дав его арестовать. Родной же брат его был впоследствии расстрелян. Долгое время М.И. Тулатов работал военным врачом и дослужился до корпусного врача, что соответствовало чину генерала медицинской службы. В последние годы своей жизни он работал во Владикавказе. В знак высокого признания заслуг М.И. Тулатова в 1923 году ему было присвоено звание Героя Труда. В документе говорилось:

Горская Советская Социалистическая республика

ОХРАННАЯ ГРАМОТА

Волею рабочих и крестьян Союза Советских Социалистических Республик врач, заведующий Даргавским врачебным участком, Тулатов Магомет Ильясович на торжественном заседании в ознаменование пятилетнего Юбилея Советской Медицины за свою ревностную и полезную деятельность по осуществлению идей Советской Медицины признан и утвержден

ГЕРОЕМ ТРУДА

по охране труда и здоровья трудящихся СССР. Трудящиеся Горской Советской Социалистической Республики выражают надежду, что Тулатов и впредь останется таким же твердым и ревностным проводником идей Советской Медицины и будет служить примером для других.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ГОРСКОГО ЦЕНТРАЛЬНОГО

ИСПОЛНИТЕЛЬНОГО КОМИТЕТА Т.Э. ЭЛЬДАРХАНОВ

НАРОДНЫЙ КОМИССАР ЗДРАВООХРАНЕНИЯ ГОРСКОЙ ССР

г. Владикавказ, 21 июля 1923 года.

Интересно сложилась семейная жизнь М.И. Тулатова. Женился он на красавице чеченке Хаве Мациевой, девушке из богатой купеческой семьи, две ее родные сестры были отданы замуж в Кабарду и Дагестан. Хава родила Магомету троих детей: Фатиму, Измаила и Ильяса. Младший, Ильяс, умер в детском возрасте, Измаил прошел всю войну, остался жив, окончил Джезказганский горный институт. В 1953 году в Джамбуле погиб при аварии в шахте. Его дочь Марета живет в Грозном, работает школьным учителем. Дочь М.И. Тулатова Фатима вышла замуж за чеченца Омарова Сосланбека Чочаевича, который закончил Московский финансово-экономический институт и впоследствии работал Наркомом финансов в Чечне. У них родились две дочери Замира и Зарема, которые проживают сегодня в Москве. Замира пошла по стопам своего деда и окончила в 1968 году Северо-Осетинский государственный медицинский институт, работает врачом-гинекологом. Зарема окончила Грозненский педагогический институт по специальности русский и французский языки, трудилась долго на партийной работе, была секретарем Ленинского райкома партии г. Грозного. Внучки бережно хранят память о М.И. Тулатове, его письма, документы, воспоминания; навещая памятные места, связанные с его жизнью, не забывают поклониться его могиле в Кобани, где М.И. Тулатов был похоронен в 1934 году. Но к сожалению часть документов все же пропала в 90-е годы уже прошлого столетия, во время войны в Чечне.

А все началось со срочной телеграммы из Петербурга во Владикавказ от 13 марта 1899 года. Приведу полностью текст телеграммы:

Начальнику Терской области и Наказному Атаману Терского казачьего войска генерал-лейтенанту Каханову.

С Высочайшего разрешения по избранию Его Величества принца Ольденбургского Моздокский городовой врач Тулатов командируется в Мекку. Ввиду необходимости получения лично указания Его Высочества, благоволите немедленно командировать Тулатова в Петербург, поручив должность другому врачу, и снабдить его авансом.

Спешу сообщить читателю о том, что принц А.П. Ольденбургский покровительствовал медицинским наукам и основал в 1890 году в Петербурге Имперский институт экспериментальной медицины. В нем работали выдающиеся ученые – физиолог И.П. Павлов, микробиологи С.Н. Виноградский и В.Л. Омельянский, биохимик М.В. Нежцкий, фармаколог Н.П. Кравков.

В тот же день, т.е. 13 марта, Каханов направляет Атаману Моздока предложение: экстренно (вначале написал «немедленно», но затем зачеркнул) командировать врача Тулатова в Петербург. Пятигорскому атаману дается указание командировать в Моздок на место Тулатова младшего врача Пятигорского отдела, коллежского ассесора Фиданца для исправления должностей врача Моздокского отдела и городового врача города Моздока. Уже 17 марта Фиданц приступил к работе в Моздоке.

Далее события развивались еще более стремительно. Уже 19 марта начальник Терской области генерал Каханов подписывает ассигновку, в которой говорилось:

Владикавказское Окружное казначейство имеет отпустить Моздокскому городовому врачу, лекарю Тулатову семьдесят пять рублей в прогоны и суточные на проезд от г. Моздока до Санкт-Петербурга, для командирования оттуда в Мекку с Высочайшего разрешения и по избранию Его Высочества принца Ольденбургского.

Уже 20 марта М.И. Тулатов отбыл в Санкт-Петербург. Я заинтересовался вопросом – неужели только указание принца Ольденбургского вызвало столь рьяное его исполнение, не стоит ли кто-либо еще за этими? Изучая документы, я обнаружил, что все вопросы, связанные с командировкой М.И. Тулатова в Мекку, не только были согласованы, но и санкционированы самим Императором. В доказательство приведу текст телеграммы, посланной Начальнику Терской Области генералу Каханову:

Главное Военно-медицинское Управление, от 13 марта 1899 года за № 4447 уведомило, что Государь Император по Всеподданнейшему докладу Военным министром ходатайства Его Высочества принца Ольденбургского в 12-й день сего марта Высочайше соизволил на командирование от Высочайше учрежденной комиссии «О мерах предупреждения и борьбы с чумной заразою» в Мекку городового врача г. Моздока лекаря Тулатова с сохранением за этим врачом занимаемой должности и получаемого содержания.

Таким образом, именно с позволения и по указанию Государя Императора России Николая II врач Тулатов отправился в трудное и опасное путешествие в Мекку. Подчеркну здесь то беспокойство, с каким самодержец России православный Николай II относился к своим подданным-мусульманам.

Пробыв некоторое время в Петербурге и получив соответствующие инструкции, лекарства, деньги, М.И. Тулатов вместе с муллой и переводчиком Джарахметом Мирзаевым отправились в Аравию. Джарахмету Мирзаеву на поездку была выделена дополнительно одна тысяча пятьсот рублей.

Все дороги ведут в Мекку, так гласит мусульманская пословица. Сюда съезжаются миллионы паломников. Здесь происходит таинство – очищение души и благословение Всевышнего. Каждый правоверный мусульманин стремится совершить паломничество в Мекку. Конечно, сейчас, в наше время, добраться до святых мест Аравии несложно – можно на самолете или комфортабельном корабле, можно в автобусе или на личном автомобиле. На сегодняшний день созданы совершенно другие условия проживания, питания, медицинского обслуживания.

105 лет тому назад, в апреле 1899 года, наш земляк М.И. Тулатов прибыл в Джедду, а затем и в Мекку. Полный отчет о проделанной миссии, обнаруженный в архиве, написан им на 56 страницах машинописного текста и, несомненно, интересен сам по себе. Я же хочу коротко предварить знакомство читателя с этим документом и подчеркнуть, что задание российского Государя Магомет Ильясович Тулатов выполнил с честью, несмотря на неимоверные трудности, испытания, невзгоды и опасности.

В своем подробном и обстоятельном отчете М.И. Тулатов описал положение паломников как в Мекке, так и по дороге в Мекку. Картина, представшая перед врачом из России, оказалась печальная. Места пребывания паломников настолько были загрязнены, что от невыносимого гнилостного запаха не было сил дышать. В этом смраде паломники проводили целые недели и месяцы – одни в ожидании пароходов, другие обобранные местными жителями или ограбленные по дороге в Мекку бедуинами. Неудивительно, что в этих антисанитарных условиях люди умирали десятками, сотнями от заразных болезней и, в том числе, от чумы. Если добавить сюда и невыносимую, доходящую до 40-500 жару, то станет понятней причина распространения различных заразных заболеваний. Только с 10 февраля 1899 года по 30 апреля от чумы умерло до 900 человек. Тяжелое положение испытывали и паломники из России. В том году их оказалось около 500 человек. Точную цифру не удалось установить, так как многие паломники отправлялись тайно, боясь по различным причинам проходить регистрацию. При осмотре наших паломников доктор Тулатов обнаружил немало больных кишечными болезнями и лихорадкой, чумных выявлено не было. Всем больным была оказана медицинская помощь с выдачей, как пишет М.И. Тулатов, «дарового лекарства».

Немало оказалось паломников без гроша, голодавшим пришлось оказать материальную помощь. В этом вопросе большое содействие миссии М.И. Тулатова оказал Российский Консул в Джедде, господин Циммерман.

Более 100 дней М.И. Тулатов самым тщательным образом изучал и описывал положение паломников в Мекке, их путь в Мекку и обратно на родину, после чего и составил подробнейший отчет. В этом отчете – все главное и интересное. Меня же особо заинтересовали выводы и предложения, сделаланные М.И. Тулатовым. Их 25. Эти выводы и предложения характеризуют нашего земляка-лекаря как человека по государственному мыслящего, как патриота и профессионала – врача, глубоко встревоженного состоянием медицинского обслуживания паломников. Его интересует и беспокоит все: на пароходах, перевозящих паломников, должна быть горячая кипяченая вода, должен быть чай, на пароходах должны быть опреснители, горячая пища, не должно быть давки и тесноты, из-за которой нередко гибли люди. Тулатов настаивает на транспортировке паломников из России только российскими кораблями. Не забывает он и том, чтобы прежде, чем отправлять людей в Мекку, ознакомить их с тем, в каких климатических условиях им придется путешествовать, с какой одеждой направляться, какую пищу им следует употреблять. Тулатов предлагает каждого паломника снабдить справочной брошюркой по этим вопросам. Немаловажное значение имеет и наличие денег у человека, решившего совершить хадж. Дело в том, что часть паломников, из выезжавших с недостаточной суммой, нередко помирала с голоду или навечно оставалась в Мекке просить милостыню.

Доктор Тулатов считал, что лицам, не имеющим 300 рублей для совершения хаджа и возвращения обратно в Россию, следует запретить поездку. Как врач Магомет Ильясович требует запретить брать с собой несовершеннолетних детей, так как те не выносят климатических и других условий жизни в Хеджасе и обыкновенно мрут; запретить хадж слабым и больным. Нередко паломники, чтобы совершить хадж, продают все, оставляя семью без средств к существованию. Тулатов считает, что в случае бедственного положения семьи следует запретить путешествовать в Хеджас. В виду частых нападений на паломников между Джеддой и Меккой – разрешить им иметь при себе оружие. На хорошо вооруженный караван бедуины, как правило, нападать не решались.

Тулатов считает, что Россией в Мекке должны быть приобретены дома, дабы наши паломники оставались вместе и могли размещаться компактно. Мало того, в своем отчете М.И. Тулатов предлагает подробный порядок пути для наших паломников, который, по его мнению, короче, во-вторых, дешевле, в-третьих, не так утомителен. В Мекке же необходимо сделать для паломников фундаментальную постройку, для чего купить несколько домов или участков, находящихся на удобном месте, и воздвигнуть вместо них здание, которое своим видом и удобствами бросалось бы в глаза паломникам других стран и тем поддержало бы среди мусульман Востока обаяние русского имени, которое там ценится очень высоко.

Помимо того, следует построить и открыть приемный покой на 10-15 кроватей с полным медицинским оборудованием и лекарствами, который функционировал бы в период хаджа.

Безусловно, считает М.И. Тулатов, с каждой партией паломников должен напрвляться врач, снабженный всеми необходимыми медикаментами. Мало того, по возвращении в Россию необходимо учредить для всех паломников карантин в Феодосии от семи до десяти дней.

Для всех этих и других предложений, конечно, требовались значительные затраты. Понимая это, лекарь М.И. Тулатов предлагает возможным среди мусульманского населения России открыть подписку добровольных пожертвований. Все эти меры, по его мнению, позволили бы предотвратить проникновение заразных болезней, особенно чумы в Россию. Следует подчеркнуть, что предложения доктора М.И. Тулатова были внимательно рассмотрены и многие из них учтены правительством России.

Сразу же после прибытия М.И. Тулатова в Санкт-Петербург Главное Военно-медицинское управление издало Распоряжение, в котором говорилось:

Возвращенный с Высочайшего соизволения, последовавший в 1-ый день сентября сего года (1899) из командировки в Мекку и Джедду городовой врач Моздока Коллежский Асессор Тулатов по прибытии в Санкт-Петербург с разрешения Военного Министра прикомандирован к Главному Военно-медицинскому Управлению для занятий в имеющейся при Управлении Лаборатории в видах предоставления ему возможности обстоятельно познакомиться с распознаванием заразных болезней и в особенности проказы путем бактериологических исследований.

В этой лаборатории Магомет Ильясович проработал три месяца. К сожалению, итоги этих исследований не опубликованы. Однако Главное медицинское Управление по завершении этих работ, 7 декабря 1899 года, как в награду, предоставило Тулатову 20-дневный отпуск.

И последнее. Магомет Ильясович Тулатов по возвращении из Мекки получил от Царя Николая II Грамоту на Дарованное личное дворянство с правом наследования.

Известно также, что в начале 1901 года Тулатов был послан в командировку, но уже в Киргизские степи, для изучения заразных болезней, в то время свирепствовавших там.

Ниже приводится документальный отчет М.И. Тулатова о его поездке в Мекку.

Сергей ПЛАХТИЙ

2004 год, январь

Ноября 8-го дня

1899 года

Копия с отчета, сданного в Высочайше утвержденную комиссию для борьбы с чумой (в Главное Военно-Медицинское управление)

26-го апреля я с переводчиком своим, муллой, прибыл в Джедду. К этому времени, хотя большая часть паломников (хаджий) успела выехать на родину, тем не менее в Джедде еще оставалось до восьми-десяти тысяч хаджий, часть коих расположилась на берегу моря у пристани в палатках или просто под открытым небом; часть – в городе по частным домам и «текиэ» (общественный дом). Вся площадь, прилегающая к пристани, была заполнена паломниками в ожидании пароходов; на море стояли уже три-четыре парохода, полные паломников и собиравшиеся уже с ними в путь; в городе как все кофейные заведения, так и прилегающие к площадке и более широкие проходы между рядами домов (называю проходами, ибо улица там только одна) были заполнены расположившимися под открытым небом паломниками. Спустя несколько часов по приезде я с переводчиком своим начал обходить упомянутые группы паломников с целью осмотреть между ними наших русско-подданных паломников, а равно познакомиться с санитарными условиями при такой скученности их. В санитарном отношении места пребывания паломников, главным образом расположившихся под открытым небом, настолько были загрязнены и завалены всякого рода отбросами, мусором и пр., что от невыносимого гнилостного запаха, царившего там, не было сил проходить мимо, не закрывши носа; и вот в этом смраде проводят они целые недели и месяцы – одни в ожидании пароходов, другие обобранные или ограбленные местными жителями – без гроша остаются в этих укромных уголках на весьма неопределенное время. Обходя группы эти, мы спрашивали среди них наших паломников, которых большинство сначала скрывало, что они русско-подданные, но затем, когда я открыто через своего муллу убедил их, что спрашиваю лишь с целью оказать больным между ними медицинскую помощь, обещая им даровое лекарство, а также помочь беднейшим между ними материально по мере возможности, то они стали охотно показывать свои паспорта. Большинство их имело турецкие паспорта «тэскере», но оказывались среди них и такие, которые были без всяких видов. По осмотре и записи их оказалось около двухсот человек: тут были и киргизы, и казанцы, туркестанцы и другие; оказалось между ними немало больных кишечными болезнями; поносы обыкновенные и кровавые; было много больных и лихорадкой; все это вызвано, очевидно, как дурной пищей, так, главным образом, и употреблением сырой, весьма дурного качества, солоноватой на вкус джеддской воды. Больным была оказана медицинская помощь с выдачей дарового лекарства, так как я имел с собой запас самых необходимых медикаментов, походную аптечку. Чумных заболеваний между ними не оказалось. Было между ними и немало без гроша денег, так что пришлось оказать голодавшим небольшую материальную помощь, в чем немало оказывал содействия и наш консул в Джедде г-н Циммерман. Осмотрев в продолжение 2-х дней в Джедде наших паломников и переписав их, я воспользовался затем списком других наших паломников, прошедших в этот Хадж через Джедду и записанных в нашем консульстве. Общий список их в количестве около пятисот человек был мною 28-го апреля препровожден, согласно инструкции, в комиссию. Раньше же, числа 22-го апреля, из Суэца мною был выслан в комиссию список всех наших русско-подданных, взявших в нашем консульстве в Константинополе «тэскере», перед Хаджем за два-три месяца под предлогом – в разные города Турции и Египта по торговым или другим делам; в сущности же, все они беспрепятственно направились с этими «тэскере» в Мекку для совершения Хаджа.

Покончив таким образом в Джедде с паломниками, я 30-го апреля отправился в Мекку (пробыв в Джедде лишь три дня).

Сообщение между Джеддой и Меккой только на ослах или верблюдах;

предпочел поездку на осле, чтобы сократить время, так как на верблюдах путь совершается в два дня, а на ослах в продолжение лишь 12-15 часов. Расстояние между Джеддой и Меккой – семьдесят верст.

Из Джедды я в сопровождении своего муллы и каваса выехал после обеда в 4 часа с арабами, караваном человек в 35, ехавшими также в Мекку на ослах. Жара была в этот день сильная, доходившая в тени до 44°, почему мы и решили ехать после обеда, чтобы большую часть пути совершить ночью; в числе наших спутников находился один влиятельный араб из фамилии Шерифов, который ехал с нами еще из Суэца; последний к нам относился всю дорогу (а затем и в Мекке) очень внимательно и дружелюбно, в особенности, когда убедился, что мы едем в Мекку помолиться.

Этот араб, как оказалось потом, в Мекке пользуется большой репутацией, так что он нам послужил впоследствии там громадной опорой в смысле приобретения доверия со стороны арабов. Итак, мы в числе сорока человек на ослах в сопровождении двух конных аскеров (ввиду частых нападений по дороге бедуинов) были уже после обеда по дороге из Джедды в Мекку. Дорога до самой Мекки песчано-каменистая, лишь местами только совершенно каменистая; причем слой светловато-желтого песку в некоторых местах доходит до трех с лишним вершков. От Джедды на протяжении приблизительно десяти верст приходится ехать по степной, открытой со всех сторон местности, а затем уже вступаете между двумя рядами гор в ущелье, ведущее до самой Мекки.

После часа езды на ослах мы достигли первого «кафе» (кофейни), носящего название «Джерада».

Это, если так можно назвать, полустаночек с кофейнею, служащий местом отдыха едущих из Мекки или Джедды; подобных кофеен вы встретите до Мекки одиннадцать штук. Это по большей части каменные или плетневые домики, крытые землей, торгуют там чаем, наваренным до приторной сладости с сахаром, чрезмерной крепости; а также турецким кофе: о качестве этих припасов и говорить нечего, может лишь крайность заставить пить эту бурду. Все эти кофейни содержатся почти на один манер: крайне грязны, несмотря на то, что расположены на лоне природы при удовлетворительных климатических условиях, не удовлетворяют даже самым примитивным требованиям гигиены, за исключением разве 1-2 сравнительно более чистых и удобных кофеен; и вот через эти кофейни проходят сотни тысяч паломников.

Через два приблизительно часа езды из Джедды вступаете в ущелье, окаймленное с двух сторон горами; это темновато-серого цвета скалы, отстоящие в некоторых местах в 1-2 верстах от дороги.

По дороге через каждые восемь-десять верст (близ кофеен) расположены посты турецких милиционеров с целью охранения проезжих от нападения бедуинов, которые бесцеремонно, чуть-ли не еженочно совершают грабежи, в особенности в период Хаджа, не щадя и жизни ограбляемых в случае сопротивления их. Мне самому пришлось быть невольным свидетелем на пути из Джедды, как они подкарауливали наш караван с целью ограбления. Это было близ центральной кофейни Хадды, где мы проезжали приблизительно часов в 9 вечера: было уже темно, когда мы находились на расстоянии получасовой езды от кофейни Хадды, где намерены были отдохнуть несколько часов или переночевать. Едем равномерным, но скорым шагом, на осликах, всем караваном, тесной кучей; не успел милиционер наш кончить свой рассказ о том, что в предыдущую ночь на этом месте была ограблена партия возвращавшихся из Мекки паломников человек в 25 (причем трое из них были убиты), как вдруг милиционер, ехавший с боку нас и впереди (другой милиционер ехал с другого бока), велит нам немедленно остановиться, а сам, пришпорив лошадь, с диким криком, с ружьем в руках направился на темную массу, находившуюся шагах в двадцати от него посреди дороги. Мы сразу поняли, что дело неладное, и все, имевшие ружья, подались к передней линии. Я был вооружен берданкой, а кавас и мулла револьверами; арабы также были за малым исключением вооружены – кто кинжалом и пистолетом, кто ружьем (и даже палками). Подоспел на помощь первому и второй милиционер, эта темная масса оказалась засевшей здесь в засаде партией в пятнадцать-двадцать бедуинов, которые при таком быстром натиске на них милиционеров с направленными на них дулами длинных ружей моментально повскакивали с мест и при угрозах милиционеров, что они начнут в них стрелять, если не разойдутся в момент (причем, прибавил милиционер, весь караван вооружен ружьями), бедуины бросились в нашу сторону и, подбежав к первому ряду шага на два, почти лицом к лицу и заметив, что на них направлена масса ружей, в момент рассыпались в разные стороны, успев, впрочем, в последнем ряду у двух арабов выхватить сумки.

Между прочим, пред этим происшествием милиционеры, а также арабы, ехавшие с нами, предупреждали нас, чтобы в случае нападения бедуинов не стрелять в них, пока не начнут грабить, так как обыкновенно в запасе у них поблизости всегда спрятана вспомогательная сила из товарищей, которые в случае выстрела или свистка, даваемого первой партией для оказания ей помощи, в момент являются, и начинается бесцеремонная расправа над несчастными жертвами. Действительно, оказалось, что эта самая запасная сила их сидела шагах в пятидесяти от этого места в ожидании сигнала у края дороги. Их мы заметили, проезжая после описанного столкновения (с первой партией) быстрым шагом по направлению к кофейне, откуда уже виднелись огоньки. Черед Ѕ часа быстрой езды, полные радости, что отделались благополучно от ожидавшего нас большого несчастья, мы были в кофейне Хадды.

Переночевав здесь после описанной выше тревоги, мы на другой день, на рассвете, встали и совершили вместе с муллой и упомянутым выше спутником нашим из фамилии Шерифов известную обрядность – надел я священный паломнический костюм ихрам.

Ихрам – это два куска белой материи вроде простыни, из которых одним прикрывается нижняя часть тела, от поясницы к низу, а другим – верхняя часть туловища до шеи, причем последний в виде плаща закидывается через плечо. Сшивать нитками эти две простыни (для удобства применения их) запрещается, так что они из себя представляют два цельных куска. Обрядность перед надеванием их состояла в том, что мы предварительно искупавшись и совершив утренний намаз, прочли вслух совместно с муллой и спутником нашим Шерифом специальные для этой цели (при надевании упомянутого костюма) молитвы; по совершении всего этого мы до восхода солнца на тех же осликах отправились дальше, в Мекку, отстоящую отсюда в сорока верстах, закутанные в упомянутый ихрам, с обнаженными головами и с сандалями на ногах.

После трехчасового пути наступила невыносимая жара и духота, так что от сильного прилива крови к головному мозгу я стал ощущать головокружение, почему и принужден был в одной из попутных кофеен, отстоящей от Мекки верстах в пяти, сделать продолжительное обливание головы холодноватой колодезной водой, что меня заметно облегчило. Наконец после пятичасовой езды от описанного выше места ночлега – кофейни Хадды мы были уже в Мекке, расслабленные невыносимой жарой. Здесь мы остановились у одного далила кавказцев, который нас ждал.

Далил – это руководитель над группой паломников определенной нации по совершению в Мекке всех обрядностей по святыням ее. Для каждой нации паломников существует свой далил, который находится в onkmni зависимости от главного родоначальника всех арабов – Шерифа, ведущего свой род от Магомета. На обязанности далилов лежит, кроме совершения с паломниками религиозных обрядностей, также снабжение паломников квартирами и доставление им необходимых припасов, провизии, воды, а также наем верблюдов при отправлении их в дальнейшие святыни (зиареты) и пр.

Итак, мы остановились по приезде в Мекку у одного из далилов кавказцев. Духота в квартире такая же почти невыносимая, как и в дороге. Так что по приезде мы принуждены были систематически совершать обливание головы холодной водой, (почти ежечасно). Обливание всего тела не могли делать, ибо до совершения в Каабе всего обряда мы не имели права снимать свой ихрам. Перед вечером, несколько освободившись от дневного зноя и духоты, мы в сопровождении своего далила, наконец, отправились в саму Каабу для совершения намаза и всех обрядностей пред снятием ихрама. Обрядность эта заключалась в следующем: бегание кругом Каабы семь раз вместе с далилом, произносящим в это время громко на арабском языке молитвы, которые нами повторялись за ним вслух. После каждого круга – остановка перед черным камнем, вставленным в один из углов Каабы, и целование его при произношении известных молитв. Затем, после семи кругов – совершение вечернего намаза, после чего нам поднесли из священного колодца Зем-Зем воды, которую должны были хотя бы попробовать. Далее, выйдя из ворот Каабы, закончили весь обряд этот хождением скорым шагом между двумя священными холмами «Сафа и Мерва», которые расположены на двух концах улицы, идущей параллельно ограде Каабы и имеющей в длину около пятисот шагов. Хождение здесь совершалось также при произношении вслух за далилом молитв, причем всякий раз доходя до средины улицы, имеющей здесь маленькое желобообразное углубление. Несколько шагов мы должны были делать также бегом. Вот этим семикратным обхождением между двумя священными холмами и заканчивалась обрядность перед снятием ихрама, так что мы отправились затем на квартиру крайне утомленные и сняли ихрам, побрив предварительно голову, как полагается по правилам. И затем уже я оделся в обыкновенный арабский костюм.

Переходя далее к описанию условий жизни паломников в Мекке, я позволю несколько остановиться на кратком описании Каабы и других святилищ Мекки, имеющих столь тесную связь с паломничеством.

Кааба или Бейт-Алла (что значит Божий дом) лежит в самом центре города. Бейт-Алла представляет из себя правильной формы четырехугольное каменное здание вышиной саженей в пять и шириной в три с половиною сажени. С боку имеет оно на высоте от земли аршина в полтора красивую узористую дверь, ведущую внутрь здания. К дверям приходится подниматься по приставной лестнице. Снаружи до самого основания покрыт священный дом этот черной шелковой материей, украшенной красивыми золотыми надписями на арабском языке: «Бог един, Мухаммед его пророк». В один из четырех прямых углов священного здания (близ дверей его) вставлен на расстоянии приблизительно аршина полтора от земли черный камень, имеющий в диаметре около трех четвертей аршина, овальной формы, с некоторым углублением в центре, происшедшим, как объясняют, от постоянных прикладываний посетителями рук и губ (при поцелуях). С одной стороны Бейт-Алла обнесен невысокой каменной оградой.

Внутренний вид Бейт-Алла: стены внутри аршина на два с четвертью от пола отделаны красиво мрамором, на котором узористые надписи на арабском языке; над мрамором другая часть стены и потолок покрыты золотой парчей. От стены до стены в разных направлениях проведены здесь веревки, которые увешаны большим количеством приносимых в дар состоятельными паломниками дорогих вещей, как то: разные серебряные, золотые кувшины, кружки золотые и другие ценные вещи. Посередине храма находится деревянный столик.

Пол также выстлан мрамором. От пола до потолка идут три деревянных столба. Само здание это занимает центральную часть двора, занимающего пространство около четырех десятин и окруженного со всех сторон высокой каменной галереей – на каменных столбах, с красивой, по форме купола, крышей. Двор этот выложен местами камнем, а местами, главным образом кругом самого здания, мрамором, что необыкновенно при чистом содержании всей этой площади двора и придает ему в высшей степени красивый, изящный вид. Во двор, находящийся несколько ниже (аршина на три) окружающих его улиц, ведут с улицы через ворота каменные лестницы: по окружности всей описанной выше ограды двора расположено семь высоких минератов. Через весь двор в разных направлениях проведены проволоки, на которых прикреплены разноцветные фонари, придающие при наступлении вечера, когда их зажигают, в высшей степени эффектный вид всему двору.

Против того угла Бейт-Алла, в который вставлен описанный выше черный камень, находится саженях в четырех от него колодец священной воды Зем-Зем. Над колодцем этим, диаметр отверстия которого доходит до шести с лишним футов, выстроено четырехугольное крытое высокое каменное здание, имеющее широкий вход с северной стороны. Отверстие колодца покрыто железной решеткой во избежание несчастных случаев, т.к., говорят, бывали случаи, что доведенные до невменяемости чувствами фанатизма некоторые паломники бросались в этот глубокий колодец, где и погибали. Воду вычерпывают отсюда кожаными ведрами. Тут же рядом сделана другая пристройка с резервуаром, куда проведена вода Зем-Зем специально для хаджей (паломников). По составу своему вода Зем-Зем – щелочная минеральная вода, крайне неприятная на вкус, довольно тяжелая для питья, оказывающая, в особенности на непривычный к нему кишечник, слабительное действие. Свежевычерпанная из колодца, она тепловата – температуры парного молока, но ее охлаждают в глиняных пористых кувшинах и разносят ее по домам и паломникам для питья. Каждый, кому поднесут ее, должен хоть попробовать. К сожалению, фанатичные паломники с таким увлечением набрасываются на эту воду и в таких количествах ее употребляют, что в конце концов получается у них тяжелое расстройство со стороны желудочно-кишечного тракта, нередко ведущее к гибели.

Перехожу теперь к описанию главнейших после Каабы святилищ (Зиаретов), посещаемых всеми паломниками после совершения описанных выше обрядностей в Каабе.

Самый главный пункт, где пребывают обыкновенно паломники в продолжении трех дней – это Мина, место жертвоприношений, отстоящее от Мекки верстах в пяти. Место это мною осмотрено достаточно подробно, ввиду того, что оно может быть очагом развитий всякого рода болезнетворных миазмов при неправильной постановке производимых здесь сотен тысяч жертвоприношений, при стечении такой массы паломников.

Мина – это довольно широкая долина, расположенная между двумя рядами гор, составляющими продолжение Мекских гор. Она находится, как я сказал выше, в пяти верстах от Мекки.

В самом начале ее в одну улицу выстроены помещения, приспособленные для квартир паломников, длина улицы – приблизительно в одну версту, а далее открытое громадное пространство, служащее именно местом жертвоприношений и затем зарываний жертв.

Жертвоприношения происходят здесь собственно на открытом месте, в Ѕ версты приблизительно от зданий Мины, в стороне от дороги. Приносят здесь в жертву во время Хаджа несколько сот тысяч баранов. Причем, в прежние годы остатки этих жертв по заклании бросались тут же не зарытыми; подвергаясь быстрому гниению и разложению, они служили богатейшим источником распространения повальных эпидемических болезней среди массы паломников. В настоящее же время, начиная года три тому назад, этот ужасный обычай устранен, и жертвы обыкновенно по заклании зарываются в заранее приготовленные для этой цели большие и глубокие ямы, которые затем засыпаются песком. В дни жертвоприношения обыкновенно здесь присутствуют турецкие врачи числом до пяти и войска. Эти врачи в сопровождении солдат осматривают зарезанных баранов и обыкновенно самых худых из них, непригодных в пищу, по заклании отбирают и закапывают целиком в заранее приготовленные ямы. А здоровых на вид и жирных баранов разрешают употреблять в пищу. Затем все остатки от съеденных баранов также зарывают.

Осмотрев Мину, я отправился дальше на ослике в сопровождении своего переводчика муллы и далила до горы Арафат, находящейся от Мины верстах в 30 и служащей также священным местом, где проводят все хаджи один день (с утра до вечера) в молитвах. По религии мусульманской это считается местом, где Адам и Ева впервые по изгнании из рая сошлись и познали друг друга. Отсюда и название горы этой «Арафат» – что значит по арабски «познавать». У подножия этой горы и располагаются паломники лагерем в палатках, причем некоторые из более смелых фанатиков поднимаются на самую гору по тропинке. Гора довольно высокая и малодоступная.

Далее, по совершении всех обрядностей особенное мое внимание, кроме всего вышеописанного, было обращено на условия жизни паломников, главным образом наших паломников, которых я застал в Мекке у разных далилов от 250 до 300 человек, на квартирный их вопрос – в санитарном, гигиеническом смысле, денежные расходы их и пр. Всех паломников по времени пребывания их в Хеджасе можно разделить на следующие три категории: первая часть их отправляется из родины еще до поста Рамазана, чтобы провести в Мекке или по большей части в Медине весь пост и следующие за Рамазаном два месяца, а перед наступлением Курбан-Байрама каждый отправляется в Мекку (если он все это время проводил в Медине); вторая часть – месяц поста Рамазан проводит у себя дома, а затем уж за два месяца до Курбан-Байрама отправляется в Медину, проводит здесь почти целиком эти два месяца и к началу праздника отправляется в Мекку; третья, наконец, часть приезжает в Мекку перед самым Курбан-Байрамом и по совершении всего обряда хаджа едет на несколько дней в Медину, оттуда через Янбог на родину. Но есть и такие из последних, которые, миновав Медину, возвращаются обратно в Джедду по совершении в Мекке всех обрядностей и отправляются на родину. Затем можно еще подразделить всех хаджей и на такие две категории: большинство их едет специально только помолиться и по окончании праздника Курбан-Байрама сейчас же направляются домой. Но есть и такие между ними, кои преследуют двоякую цель: и помолиться и заняться среди такого громадного стечения всех народностей торговыми оборотами, почему захватывают с собой из родины тот или другой товар, который стараются выгодно сбыть во время Хаджа. Эта последняя категория Хаджей обыкновенно остается после окончания хаджа еще на целые месяцы, занявшись торговлей. Таким образом, движение паломников продолжается в продолжение почти Ѕ года. И это, конечно, крайне нежелательное обстоятельство, так как оно создает большую вероятность занесения эпидемии, свирепствующей в одной стране в ту или другую страну.

Напомню тут, что из себя представляют квартиры в Мекке вообще и паломников в частности. Обыкновенно перед Хаджем каждый домовладелец освобождает под квартиру свой дом, стеснившись сам с громадной своей семьей в одной-двух комнатках. Так что можно сказать, что почти каждый дом в Мекке представляет из себя паломническую квартиру во время Хаджа. Большинство домов вмещает в себе громадное количество – нередко до 20 и более комнат. Почти все они на один лад. Содержатся грязно, темны, зловоние из сортира нередко доносится в комнаты. Наполняются паломниками, как сельдями боченки, что делает их невыносимо душными. Нередко паломники заболевают здесь вследствие нестерпимо скверных гигиенических условий их обиталищ. Беднейшие паломники, не имея средств нанимать квартиры, располагаются целыми тысячами прямо на улицах, площадях около кофеен, на базарах и просто открытых местах.

Другие условия их жизни также крайне неудовлетворительны, почему и не удивительно, если смертность между ними достигает даже при отсутствии какой бы то ни было эпидемии весьма высокого процента. Немаловажной причиной высокой вообще смертности между пришлыми паломниками, а главным образом между русско-подданными, служит ненормальный их образ жизни в Мекке и других местах Хеджаса. Употребление в невыносимую, непривычную для них жару самой тяжелой, сухой, несвежей пищи, которую в такую жару не в силах переваривать желудок. Редко кто из них употребляет горячую свежую пищу. Едят всевозможные зеленые или нередко просто гнилые фрукты. Пьют по дороге сырую, нередко весьма плохого качества воду в громадных количествах вследствие сильной потребности организма в столь душные, жаркие дни. Есть между ними немало и таких, которые в период почти всего своего путешествия в Хеджас и обратно употребляют в пищу лишь исключительно захваченную из дому провизию, так, например, многие киргизы наши запасаются дома большим количеством конины копченой, необыкновенной твердости, и все свое путешествие до возвращения на родину питаются этой копченкой. Благодаря таким условиям жизни, в которые они себя ставят, смертность между нашими паломниками, ведущими на дальнем знойном востоке такой же образ жизни, как у себя на севере, достигает высшей цифры. Заболевают по большей части желудочно-кишечными болезнями, которые при этой жаре сводят их в несколько дней в могилу, в особенности же заболеваемость и смертность желудочными болезнями замечается между киргизами, всю дорогу употребляющими в пищу упомянутую выше конину в виде копченки. Далее, одной из немаловажных причин большой смертности паломников служит, помимо перечисленных выше причин, совершение обряда бегания (Тауаф) вокруг Каабы в самые жаркие часы дня. Некоторые из фанатичных паломников такого ложного взгляда, что чем больше страданий и мучений они перенесут во время Хаджа, тем больше грехов своих искупят. Потому совершают этот нелегкий обряд бегания вокруг Бейт-Алла в самые тяжелые, невыносимо жаркие часы дня, когда от жары буквально невозможно и на улицу показаться. Набегавшись до полного упадка сил, он набрасывается, обливаясь потом, на священную воду Зем-Зем и выпивает целыми чашками. Подобная несуразность и неуместное самоотвержение несчастного фанатика нередко влечет за собой тут же солнечный удар, от которого если и оправится как-нибудь, то заболевает другою какой-либо острой болезнью вроде тифозной горячки, воспаления кишок и др., почти неизбежно ведущих при их условиях жизни к печальному исходу.

Помимо тех неудовлетворительных, вернее сказать, скверных условий жизни, в которые поставлены, как сказано выше, паломники наши, они, будучи менее всех других паломников знакомы с краем, подвергаются и большей эксплуатации со стороны жителей Хеджаса. Вымогают у них последние гроши за ничтожные услуги, сбывают им грошевые вещи за большие цены и пр. Затем, наравне впрочем с паломниками других стран, сплошь и рядом партиями ограбляются по dnpnce между Джеддой и Меккой, Меккой и Мединой и между Мединой и Янбогом. Редкий караван проходит по этим местам без дерзких нападений на него бедуинов. Нападения эти помимо грабежа нередко кончаются массой убийств. И все это проделывается на глазах турецкой администрации и войска.

Перехожу теперь к вопросу о той незначительной вспышке чумы в Мекке, которая наблюдалась, как и официально было известно, в конце марта и в начале апреля. Выезжая из Джедды в Мекку в конце апреля, я захватил с собой два ящика противочумной сыворотки, взятых мною из института экспериментальной медицины в надежде, что удастся мне констатировать случаи чумных заболеваний в Мекке и применять упомянутую сыворотку, хотя в Джедде уже были слухи, что в Мекке недели три не наблюдается подозрительных по чуме случаев заболеваний. По приезде в Мекку и по совершении всех религиозных обрядностей я занялся секретно через подкупленных жителей-арабов, при помощи своего муллы-переводчика вопросом о положении в Мекке чумы, хотя официально уже она и считалась прекратившейся. Имея при помощи своего муллы доступ во многие дома то в качестве врача, то в качестве просто гостя и принимая также почти ежедневно у себя то больных, то гостей (последних на чашку кофе), я всецело занялся этим вопросом, и как личные расспросы и наблюдения, так и сведения, сообщенные мне упомянутыми агентами, дали следующий результат: чумных случаев за все время Хаджа было всего пять, из коих двое умерли близ Мекки по дороге из Джедды, двое в самой Мекке и один поправился в Мекке. Все пять прибыли из Джедды. Все они из беднейших паломников-чернокожих.

Такому быстрому прекращению чумы после столь ничтожной вспышки единственное, что могло содействовать, – это чрезмерная сухость климата Мекки и царившая в то время невыносимая жара. Не будь такой противодействующей силы, что чума бы могла принять там при тех санитарных условиях, которые, как сказано выше, оставляют желать много лучшего, и при таком громадном стечении народа, ужасающий характер с тысячами жертв. Среди паломников, осмотренных мною в Мекке, по большей части наблюдались заболевания, как и в других местах Хеджаса, чисто желудочного характера – в форме острого катара желудка и кишек. Не мало встречалось и тифозных больных или с тяжелой формой лихорадки.

Собрав в Мекке все необходимые мне согласно предписанию сведения, я после трехнедельного пребывания в ней отправился в Джедду, чтобы оттуда затем проехать в Тор, где к тому времени должно было, по моему расчету, отбывать карантин большинство тех наших паломников, которых я не застал в Мекке. Дня через три по возвращении в Джедду я с муллой своим направился на английском пароходе, везшем до 800 человек египетских паломников, в Янбог, а оттуда в Тор.

Карантин в Торе, кстати сказать, не оставляет по своим удобствам и целесообразности желать ничего лучшего. Это выстроенный в последний год новый карантин на юго-восточном берегу Суэзского залива, в одной приблизительно версте от маленького городка Тора. Это – грандиозный карантин, вмещающий в себе десять, двенадцать тысяч паломников, размещающихся в палатках. Крайне любезный и внимательный директор карантина доктор Захариадис, лично обходя со мною весь карантин, давал мне объяснения о всех его удобствах.

После семидневного пребывания в Торе, за каковое время не оказалось между паломниками ни одного заболевания заразного характера, за исключением нескольких случаев дизентерии, я отправился обратно в Джедду для замещения откомандированного оттуда по болезни доктора Соколова.

В Джедде, заместив собою доктора Соколова, я пробыл три летних месяца, и за этот промежуток времени чумных заболеваний не было ни одного. Общая смертность сильно пала в сравнении с предыдущими весенними месяцами, а именно: в июне, в июле и августе общая месячная смертность колебалась между цифрами 78-85 на 18 тысяч жителей. На прекращение чумы, нужно полагать, главным образом повлияла наступившая высокая летняя температура, доходившая в то время в тени нередко до 44-45° по Реомюру. Санитарные же условия сами по себе не только не могли содействовать прекращению, но наоборот, могли содействовать дальнейшему ее развитию, так как мер к улучшению их почти не принималось никаких. И вот при подобном положении санитарного дела города весьма вероятно, что с наступлением более прохладной погоды и господствующей в то время там поразительной сырости чумная эпидемия может вновь проявляться, в особенности с началом движения паломников к предстоящему Хаджу, которые приблизительно с декабря или конца ноября будут приезжать в Хеджас.

Теперь перехожу к перечислению ряда тех мер, которые, на мой взгляд, должны быть приняты возможно скорее для урегулирования путешествия в Хадж наших паломников и для искоренения тем путем возможности заноса к нам чумной или другой эпидемии. Но предварительно позволю себе сделать маленькое отступление. Официальным запрещением совершения Хаджа, как я убедился лично, не только нельзя достигнуть желаемой цели в смысле уничтожения возможности заноса к нам паломниками эпидемии, но наоборот, эпидемия скорее может быть занесена, так как масса паломников, пробираясь из России в Мекку совершенно секретно от администрации нашей, так же секретно и возвращается. Поэтому мы лишены возможности знать где, в каких уголках России можем ждать вспышки эпидемии путем заноса паломниками.

Далее прилагаются меры по урегулированию паломничества в Хеджас…