Мураз КОЗОНТИ. Там, где сливаются океаны

Так как океаны от нас далеки, а горы близки, то хотелось бы сначала поговорить не об океанах, а вспомнить про горы и о нас, горцах. И не только из любви к ближнему. И пусть это будет своеобразным, не совсем традиционным введением… что поделаешь, традиции тоже меняются.

Меня с самого детства тянуло к чему-то новому, незнакомому, даже таинственному. Еще будучи пастушком в родном ауле, начал свои мини-путешествия, хотел познать, а что же там, за тем бугорком, за тем холмом, за той горой. Уже студентом начал заниматься альпинизмом, участвовал даже в восхождении на вершину Бурсамдзели – горы, чьи прекрасные контуры видны далеко за ее пределами.

Любовь к горам, особенно к родным, я пронес через всю жизнь, постоянно думал о них, сравнивал с другими – с Памиром, Альпами, Пиренеями, Атласскими, с Кордильерами – и чем больше чужих гор я видел, тем больше хотелось вернуться к родным. Вот и теперь, глядя на горную цепь Дракенсберг, как бы амфитеатром расположенную на юго-востоке африканского континента, думаю все больше о родине и молю Бога дать возможность вернуться, провести там остаток жизни или хотя бы часть ее. Недаром же мудрец сказал: «Монтес – обра прима де Деус» («Горы – лучшее творение Господа»)! Существует даже легенда о том, что когда ангелы просили Бога дать людям крылья, то Он подумал и сказал: «Пока дам им горы»!

Однако абсолютное большинство людей рождено ходить по горизонтали, не потому ли так мало альпинистов, подводников и других им подобных и физически более совершенных людей. Посему и я, в конце концов, решил присоединиться к этому большинству и стал заниматься обыкновенным туризмом, который повел меня по странам и континентам, по дальним дорогам, проведшим меня и по Северной Африке, где, кстати, я обнаружил материалы о том, когда и как проходила здесь Виа Аланика и как она пересекалась с Виа Романа. «Эx, дороги, пыль да туман…» – сколько их замело исторической пылью, в том числе и нашу, аланскую.

«Аланское кольцо» в Южной Африке

Туристические пути довели меня до юга африканского континента, где и был написан этот не очень-то концентрированный материал. Здесь, на южной кромке континента, автору не удалось обнаружить следы «аланской виа», но зато нашлись следы «аланского кольца» – судьба опять подбросила еще одну новость из истории. Известно, что аланы использовали свои походные повозки в оборонительных целях. Враг всегда стремится напасть на противника, когда тот находится в походном, а не боевом марше, так легче разбить его, и называется этот метод «Армадиллия» («Тактика Засады»). Этим особенно успешно пользовался предводитель войск Западной Римской Империи Стиликон – алан по происхождению (и по трагическому завершению жизни тоже). Он долго, неделями, месяцами, поджидал надменных готов, чтобы подхватить их, пока не развернули они свои боевые порядки, и немало преуспел в этом.

Наши далекие предки лучше нас знали «военную теорию» (мне не по душе термин «военное искусство»: война и искусство – вещи плохо сочетаемые). Современные потомки великих воинов, алан, носящие их имя, допустили столько ошибок во время недавних событий по обе стороны перевала…

Аланы разработали свою контр-армадиллию, ту тактику, что вместе с остальными приемами помогла им пройти с боями по всей Европе и Северной Африке. «Аланское кольцо». Суть его состояла в том, чтобы продвигаться по возможности двумя рядами при одновременной высылке вестовых, чтобы при опасности быстро разомкнуть ряды и также быстро сомкнуть их в круг из бричек и повозок, через которые вражеская конница пройти уже не могла. Сами же оборонявшиеся делали внезапные вылазки, быстро разомкнув круг, и делали это с таким умением, что не только обращали в бегство силы нападающих, но и пополняли свои обозы тягловой силой и провизией. Европейцы дали этому приему настолько меткое название, что оно прижилось и отмечается до сих пор – не только в отдельных монографиях, но и в некоторых учебниках по средневековой истории. А также и современной истории, ибо англо-бурская война проходила в начале прошлого столетия.

«А при чем тут англо-бурская война»? – удивится читатель. А притом, что англичане привезли «аланское кольцо» в Южную Африку… В ЮАР есть город с трудно произносимым названием – Питермаритцбург, неподалеку от Дурбана, второго по индустриальной мощи города в этой стране. Пмб (так коротко обозначают этот город) является столицей обширной провинции Ква-Зулу Натал, где проходили основные события той войны. Так вот, в Историческом музее этого края находится просторный зал, в котором много разнообразного вооружения и с несколько дюжин больших железных бричек, расположенных по кругу, с солдатами-манекенами в центре и небольшими короткоствольными пушками между этими военно-транспортными средствами. А рядом – надпись большими буквами: «Так использовали англичане тактику «аланского кольца» в войне с бурами».

Европейцы переняли эту тактику, как и «Монт-Форт» («Гора-Крепость»), «Фалс рекуа» («Ложное отступление»), «Ретро атак» («Обратная атака») и некоторые виды вооружений, у алан. Вообще, тема – аланские заимствования в Европе – должна быть интересной: в одном только испанском языке имеется более десятка слов с корнем «алан», в основном, военного характера. Продолжить бы изыскания В.И. Абаева, который так тонко уловил «осетинские изоглоссы» в европейских языках в своей известной книге с одноименным названием.

После такой находки мне как-то легче стало и на юге Африки. Как и в Западной Европе, где мне всегда хочется воскликнуть: «Здесь аланский дух, здесь Аланией пахнет»… А в Северной Африке я арабам иногда напоминал: «Вы живете здесь дольше нас, а мы – раньше вас»! В раннем средневековье целых 105 лет здесь хозяевами были алано-вандалы, отобравшие этот благодатный край у Римской Империи… вместе с его золотом.

– Отобрали! Аx, вы же разбойники, – парировали некоторые.

– А разве не так же приобреталось золото другими? один только Цезарь его вывозил тоннами и, в том числе, в виде царских корон; а что было с теми головами, с которых сняли короны, нетрудно представить. И еще, а вы то сами как сюда попали, пригласили что ли?

И на том мирно расходились.

Прошу уважаемого читателя вернуться обратно в город с трудным названием Пмб. Для меня оно не трудно: я часто провожу там свой отпуск, слушая лекции по теологии в местном университете «Натал». Но вернемся не на лекции по теологии, а в музей, теперь Литературный.

И опять интересно – Литературный музей Алана Патона находится на территории университета. Как же не зайти в такой музей человеку, которого слово «алан» за границей приводит в трепет, а тут – известный писатель. «Может, он что-нибудь написал об аланах», – мелькнуло в голове. Посетил музей несколько раз, прочел биографию писателя, отдельные фрагменты его произведений, но об аланах ни слуха, ни духа. Имя Алан сюда попало вместе с европейцами, оно довольно распространено среди знатных людей, тех, чьими именами названы разные организации, спортивные клубы. И это не только здесь, в Америке тоже; несколько лет назад один сеньор по имени Алан стал даже президентом в республике Перу.

Это имя на западе так же популярно, как у нас западные, такие как Артур, Альберт… или восточные – Аслан, Тамерлан и другие. Родители хотят видеть своих чад царями, завоевателями – как жаль, что не философами и, тем более, не пророками.

Алан Патон ничего не написал об аланах, но сотворил большой роман «Cry thе beloved country» («Плач по любимой стране») о проблемах местных аборигенов в период апартеида. Роман вышел в 1848 году и за короткое время был переведен на многие языки, а в Америке по нему даже фильм сняли. Не написал Алан Патон ничего об аланах, может, даже и не знал об их существовании.

Национальные Парки

В первый свой приезд в Южную Африку мне не удалось пройти, проехаться по стране, по ее огромным просторам и океанским побережьям. Океанское побережье – это тебе не морское, это трудно описуемое «безбрежное побережье». Ни конца тебе, ни края. В этой связи вспоминаются рассказы наших рукскиx пастухов, которые в свое время, когда еще в стране какой-то порядок существовал, перегоняли скот на зимовку в Кизлярские степи. Перегон занимал много времени, недели и даже месяцы, в зависимости от наличия снега в горах, и поэтому многие чуть ли не бунтовали, как матросы на кораблях тех первооткрывателей, что добирались сюда, до этих Южно-Африканских краев, где они и оставили свои следы… Кейптаун – один из них. (Капетавн – «город на краю», не в смысле крайний, а – на краю континента). Так прозвали англичане сей красивый город, отобрав его у датчан; датчане же, в свою очередь, отобрали его у португальцев-первооткрывателей, называвших город Cидаде де Кабо, означающее то же самое. Однако это название встречается только на португальских картах. На остальных же – новые названия новых завоевателей, как у нас на Кавказе, где так долго выводились и выводятся аланские топонимы.

Так вот, один из измученных пастухов с возмущением рассказывал нам, еще не прошедшим суровую школу дальних путешествий: «Бон cу, аxсав cу, куыри cу, маи cу… cу-cу cалынма да бырынк арвыл скуыраи уадма»… Простой пастух, а как образно, благозвучно выразил свое негодование.

Пойдемте и мы по просторам этого дивного края. Да, да – дивного! Здесь что-то есть таинственное, эзотерическое. За десятилетие моего пребывания в Африке столько прочитано, повидано, услышано, но все же до сути не добрался, да и мало, думаю, кому это удается. Так, по-моему, никто в мире толком и не знает по сей день, почему мы белые, а они, здешние, черные. Научные объяснения относительно климата и температуры неубедительны по той простой причине, что тот же климат, та же жара на тех же географических широтах в Азии, в Америке, однако там нет негров, коренных, разумеется, а не привезенных колонизаторами и работорговцами.

А животные? Только здесь обитают многие редкие виды, и не только самые большие, но и самые яркие, пестрые…

Моя любовь к животному миру повела меня по национальным паркам. Парк парку рознь, их надо видеть, в чтении не охватить всей прелести этого творения человека разумного (все-таки таковые имеются среди людей). Парки под открытым небом расположены на громадных территориях; Крюгер Национал Парк, например, занимает около 20 000 кв. км. Мало это или много можно познать, сравнив. В туристических картах пишут, что это равняется территории такого государства, как Израиль! Один только этот парк посещает более полумиллиона человек в год, а их, национальных парков, несколько; есть еще и частные, достойные этого названия, но имеются и чисто коммерческие, где животные просто мучаются. На чем только не делают деньги люди. Бог создал землю, животных на ней, а человек загнал их в закутки, назвал огороженное парком и собирает деньги… и общество терпит это. Нечто подобное видел я и у нас – в Куртатинском ущелье. Какой-то бизнесмен огородил один маленький обрывистый холмик, свез туда медведя, оленя, лису, кабанчика и… двух ярко накрашенных девиц, которые собирают деньги с посетителей. И такие деньги стоит вход, что работники Крюгер Парка, где одних львов несколько тысяч, могли бы позавидовать; не потому ли Крюгер Парк посещает так много людей? А в Куртатинском частном парке я был чуть ли не единственным посетителем за полдня моего пребывания в этом красивейшем ущелье.

Многие виды животных в Африке сохранились лишь в национальных парках. Например, в стране моего постоянного пребывания, Анголе, практически не осталось слонов (как у нас барсов, чье изображение мы поместили на флаге; как это символично – изобразить животное, которого у нас больше нет), и теперь их, слонов, завозят из других стран… Нам бы, по обе стороны перевала, серьезно подумать, ведь и мы можем лишиться многих редких животных. На нашего кавказского тура и сегодня охотятся нелегально, как в годы «развитого социализма» охотились легально. И что замечательно – лицензия на охоту выдавалась почти исключительно московскими чиновниками, которые никогда ранее не видели не только самого тура, но и мест его обитания; не имели они и никакого представления о количестве сохранившейся популяции, которая, по наблюдениям жителей горных поселков, сегодня идет на убыль, особенно после строительства Транскама.

Инфраструктура страны

Да парк парку рознь, как и колония колонии. Трудно назвать Южную Африку таковой, если даже колония, то совсем другого толка. Построить такое: самые большие и, представляется, лучшие в мире зоологические парки; порты – Дурбанский морской порт является самым большим не только на континенте, но и во всем Южном Полушарии; транснациональные и трансконтинентальные железные дороги…

А градостроительство? Значительная часть Кейптауна выстроена в скалах. Да, да, на крутых скалах, даже гаражи делают в них же. Дивные квартиры с видом на два океана… С чем бы сравнить, с «Ласточкиным гнездом», что у нас в Крыму, или с «орлиными», как у нас в горах? Ничего подобного, это что-то из мира фантастики. Эти дворцы из стекла и скал можно видеть и только, но даже не мечтать о них – здесь меньше, чем за миллион ничто жилое не продается…

А Дурбанские небоскребы… их отражение в водах Индийского океана – особенно ночью! – создает ощущение какого-то циклопического «земноводного» города. Это ощущение усиливается отражениями в стеклянных поверхностях домов океанских судов на рейде, которые всегда насчитываются десятками. Дурбанский – второй по величине, после амстердамского, порт в мире.

Ко всему этому следует добавить и благодатный климат: теплое Мадагаскарское течение делает пляжный сезон круглогодичным, а солнечных дней, говорят, 75-80% в году… Представляется, что все это влияет на решения международных организаций, включая ООН, проводить здесь одно за другим свои совещания.

И все же, больше всего меня поразили дороги. Во многом они первоклассные: 4 полосы в одну сторону, 4 в другую, а расстояние между встречными полосами от 2 до 10 метров (!), и эта часть дороги обязательно засеяна травой и засажена деревьями, местами даже не знаешь, что вообще есть встречное движение. А там, где это невозможно, где дорога проходит в горной местности, там они возводят бетонную стену почти вровень с легковой машиной. Там, практически, невозможно совершить аварию путем лобового столкновения, как у нас. И камнепада никакого: все горы и горки срезаны под определенным углом, так что камни не висят над дорогой, как у нас, а лежат возле… как у них, у цивилизованных народов. Плюс ко всему эти участки еще и прикрыты железной сеткой на случай непредвиденных эрозийныx процессов.

Кроме того, есть места, где дорога покрыта не обыкновенным асфальтом или бетоном, а особым прорезиненным материалом, ребристым, как само колесо. В основном, такое – на поворотах и спусках, что исключает заносы или скольжения. Новостью для меня было и специальное приспособление – «вибро-звуковой предупредитель» – полоса движения, определенная четкой линией, так что при выходе даже на резервную полосу машина начинает вибрировать на специальных ребристых выступах, и водитель телом ощущает, что выходит из зоны. Такие же вибраторы расположены в определенных местах на дальних трассах, чтобы ночью водитель не заснул, и называют их в шутку «будильниками.» Такого даже в Европе не встречал, по которой тоже поездил немало и, надеюсь, поеду еще вместе с экспедицией «Виа Аланика-2», мысль о которой уже давно лелеют некоторые интеллектуальные и предприимчивые патриоты Осетии.

А сервис, сервис… Боже, и почему же мы такими неряхами уродились. Там в заправочных туалеты чище, чем у нас в 4-x звездных гостиницах. А у нас на всем Транскаме ни одного туалета вообще нет, если и есть что-то подобное, то туда не войдешь без противогаза, посему… вся придорожная полоса изгажена, как, впрочем, и по всей или почти всей России. Да, трудно реконструировать дорогу, переделать xалтурно пробитый тоннель, нужны десятки, сотни миллионов в инвалюте… А туалеты-то, туалеты, неужели и для этого доллары нужны, или… просто следует признать процесс деградации некоторых народов?!

Нет, не хочется говорить об этом, давайте вернемся в цивилизацию. Там можно приобрести все, чего хочется или не хочется, даже без особой нужды, потому что интересно, красиво. А места отдыха, кемпинги! Я даже мысленно не мог представить такое. А у себя на родине я мысленно все перекраиваю, переделываю, до того все неуютно и неудобно.

Следует добавить, что все это не дар небес и даже не государства. Многое делает частный капитал, который хорошо строит, а затем собирает неплохие деньги: через каждые 50-100 км установлены спецтурникеты, где каждое транспортное средство платит по определенной, властями утвержденной таксе. Причем, что замечательно, никаких наличных, все по чекам, через автоматы, что исключает не только присвоение, но и воровство: кто же украдет чеки, которые нигде и никто кроме специального банка не обналичит. Как далеки мы от этого с нашими шкуродерами, что препятствует и без того медленному, почти ползучему движению к прогрессу. Нам бы немного этого честного капитала. Какой заколдованный круг – свои не дают и чужим не разрешают.

О, этот извечный принцип – сам не гам и другому не дам. Почему мы такие беспомощные? Они ведь не грамотнее, не умнее нас, только вот по-другому, не по коммунистическим учебникам учили их экономике.

Да, дороги ЮАР – проехаться бы по ним еще раз. После возвращения оттуда на родину мне кажется, что машиной времени меня перенесло куда-то в первые десятилетия закончившегося столетия. А когда возвращаюсь в свою «штаб-квартиру», в Анголу, то кажется, что та же машина завезла меня еще дальше на целое столетие. Причем кажется, что машина времени тоже идет по воздушным ямам и ухабистым дорогам. За три посещения ЮАР я проехал по ее дорогам около 3-x тысяч км и не увидел и трех рытвин, а здесь, в стране постоянного пребывания, есть районы, где нет и трех метров нормальной дороги. Какие контрасты, какое различие между людьми, народами, нациями, странами и континентами одной и той же планеты!

На Мысе Доброй Надежды

После падения Константинополя в 1453 году турки захватили все основные морские и наземные торговые пути, включая и Великий Шелковый, частично проходивший и через наши края. В результате торговля между Востоком и Западом практически прекратилась. Причиной чему были не только опасность торговым караванам, но и высокие цены, установленные новыми завоевателями. Поэтому европейцы стали искать новые пути на Восток, в частности, в Индию. К этому времени уже бредили умы идеей о шарообразности Земли, так, генуэзские картографы сделали первые наброски, и на их основе Кристоболо Коломбо отправился искать Индию напрямую, через Атлантику. Кристоболо Коломбо, он же Христофор Колумб – в русских источниках. Иди после этого, ищи на Западе что-нибудь по русским названиям. То же и по другим вопросам, и когда в моих материалах по аланам кое-что звучит не традиционно по-русски, то наши монофазные специалисты начинают: «а это не так, а то неправильно»… На том же Западе имена, названия, прочие важные данные приводятся на языке оригинала, дабы избежать путаницы.

Итак Колумб (назовем его по-русски) «открыл Индию в Америке», почему и аборигенов этого континента прозвали индейцами и так до сиx пор кличут. А менять имя трудно, ленивая память человека туго воспринимает новизну, это я прочувствовал после внесения некоторых изменений в свои имя и фамилию. Порой, думаю, а стоило ли – столько путаницы, столько неудобств, особенно за рубежом.

Португальцы же действовали в обxод Африки, но долго не могли обойти ее. Большинство судов не возвращалось. Существовало даже мнение, что там, на краю континента, имеется какое-то гигантское чудовище, которое глотает корабли. А чудовищем тем оказалось необыкновенная гидродинамика этого края, где сливаются два великиx океана, два разныx по температуре и по направлениям течения. В Атлантике с юга на север идет Бенгальское течение (Корриенте де Бенгэла), а с востока на запад – Мадагаскарское. Температура воды восточного течения на 7-9 градусов выше холодного Бенгальского, что и определяет необычность гидродинамики. Думается, это же определяет цвет воды – здесь Атлантика значительно темнее Индийского; и подумалось, что есть не только Черное море, но и Черный океан. По причине стечения двух мощных, с большой разностью температур океанских течений, а также других факторов, известных гидрологам, и сегодня этот район является одним из самых опасных для мореплавания. На туристических картах указаны места кораблекрушений, их больше, чем в других уголках Земли – в среднем одно судно за 10 лет. Одно, но какое! – здесь ходят только большие океанские лайнеры. Простые даже на каботаже не служат: на остров Роббен, который всего в 10-12 верстаx от берега, где Нельсон Мандела провел последние годы своего 27-летнего тюремного заключения, идут только катамараны, да и их «крутит», как щепки.

Португальский мореплаватель Бартоломео Диас долго наблюдал эти процессы и почти угадал характер гидрозавиxрений, и стал их обходить далеко вокруг. Убедившись, что все-таки можно обойти это злосчастное место, назвал холм, с которого вел свои исследования, Мысом Доброй Надежды (Кабо де Боа Есперанса). Вернувшись, он рассказал, показал на местных примерах, и один из его последователей, Васко да Гама, пошел дальше и открыл путь в Индию. Это так вдохновило европейцев, что даже писатели и поэты, восславив этот триумф человеческого гения, пустились в плавание.

Один из них, португальский поэт Луис Камоес, наделил Бартоломео Диаса «божественной силой», а моряков прозвал «дрессировщиками океанов». Он доплыл аж до самой Индии, где свои впечатления изложил в стихах «Лусиядас», сделавших его широко известным. В них он писал о своей любви к плененной индианке, что очень понравилось одному нашему поэту (поэту-математику, и такие тоже есть) В. Наниеву, который говорил мне: «Следующий раз не приезжай без Камоеса». Надумал переводить… Позже даже декламировал: «О, уыцы цагъxайраг, каман дан маxадаг цагъxар…» («О, эта рабыня, чьим рабом я сам становлюсь…»). Все-таки в оригинале не только короче, но и лучше: «О, еста катива, кэ тэм мэ кативо…»

Начитавшись разных книг о великих географических открытиях, о плаваниях в мировом океане, вокруг Мыса Доброй Надежды, я еще в юности мечтал – добраться бы когда-нибудь до этого ненадежного мыса, которому тот же Камоес придавал мистическое значение. И вот, только теперь, спустя десятилетия, моя мечта осуществилась. Я стою на Мысе Доброй Надежды и молюсь Богу. Все-таки Он благосклонен ко мне, блудному сыну горца-осетина, получившему возможность совершить своеобразное кругосветное путешествие: Африка – уже четвертый континент, где я провожу свои мини-исследования.

Мыс Доброй Надежды – это невысокий скалистый хребет, уходящий далеко в океан, вернее, в океаны. На мысе три фарола (маяка). Верхний, расположен слишком высоко, и часто облака закрывают его, средний, отключен, как и первый – здесь в сезон дождей (жаркий период года) очень туманно, и маяк невиден, и только нижний, что чуть ли не у самого моря, действующий.

На вершине хребта все, как в цивилизованном мире. Современный комфорт: магазины, рестораны, кафе, Интернет-кафе. Однако послать отсюда е-mail стоит, по нашим понятиям, очумелые деньги, билет на вагонетку канатной дороги стоит около шести сотен в пересчете на наши рубли. О, эта жажда наживы, по-моему, она погубит мир! Человеческие, межличностные отношения она тоже сделала рыночными, торгашескими.

Смотришь с этой скалистой крутизны, и голова кружится, а когда спустишься на вторую смотровую площадку, что над гротами, то не то что головокружение – у тех, кто здесь впервые, сердце в пятки уходит от грохота. Могучие волны врываются в гроты – большие пустоты в прибрежных скалах, а из них вырывается находящийся там воздух, и такой звук, будто одновременно заревели все африканские слоны вместе со львами.

Нечто подобное у нас есть на Черном море в районе Батуми, где часто снималось кино в период «развитого социализма», но это как шум горной речки по сравнению с водопадом Ниагара или же здешней Виктории.

Я провел на мысе чуть ли не целый день, исходив его по основным периметрам, настало время возвращаться. Поглядев на прощание на знаменитый холм, давший человечеству Добрую Надежду, холм, за которым человечество ждали великие географические открытия, хотелось и мне сказать что-нибудь великое. Но простой путешественник не слишком-то способен к великим высказываниям. Я поднапрягся и выдал: «Здесь волею Нептуна сливаются океаны, как волею Юпитера – нации и цивилизации»… Да, с поэтическим даром не повезло.

Страусиная ферма

Возвращались мы не по прибрежной, а по центральной трассе, чтобы познакомиться с жизнью местных аборигенов. Аборигенами здесь считаются немцы, французы, датчане – те протестанты (гугеноты и мормоны), что в свое время бежали из Европы от резни, которую им учинили братья-католики. Вот и верь после этого в христианские постулаты.

Здесь полуостров (мыс по мере перехода в материк становится полуостровом) узкий и посему мало приспособлен для сельскохозяйственного производства, поэтому истинные аборигены, бушмены, приходили сюда лишь охотиться или для сбора дикорастущих плодов. Современные же аборигены развили экономику. Одомашнили диких животных, включая страусов. Страусиные фермы – основной вид хозяйственной деятельности. Изделиями из скорлупы страусиных яиц заполнены магазины и лавки. А шкура этой гигантской птицы считается самой прочной, и делают из нее ремешки, сумки, даже модные женские пальто.

Здесь, недалеко от мыса, от страуса берут все, что можно, даже заставляют танцевать. По пути в Кейптаун нас завезли на одну страусиную ферму. Как только автобус остановился, наш гид неожиданно продекламировал, что из автобуса должна выйти самая молодая и симпатичная леди. После некоторого недоумения нашлась одна, самая смелая, она встала на указанное ей на возвышенности место, и тут из стаи выбежал страус, размером эдак с годовалого теленка, и начал танцевать. Танец танцу рознь, он вытворял такое, чего и во сне не увидишь: пластика, гармония, элегантность движений, сложность хореографических комбинаций, что под силу только самой покровительнице танцев богине Терпсиxоре.

Уже в автобусе я спросил нашего гида, который показался мне профессионалом своего дела, что это был за страус – один из многих или специально подготовленный для туристов. Я, конечно, не поверил его заверениям о том, что так ведет себя любой страус-самец, видя красивую женщину. Но, тем не менее, выдрессировать так дикое животное, думаю, выше циркового искусства, есть в этом что-то метафизическое.

Город у Столовой горы

И вот, наконец, Кейптаун, «Город на краю континента». Мне не показалось это таким уж удачным названием. Во-первых, он не крайний, даже мыс Доброй Надежды – не самый край континента, другой мыс, Агальяс, находится еще южнее. Во-вторых, такой красивый, я бы сказал, красивейший индустриальный город, застроенный даже в скалах, ухоженный – и вдруг «крайний». Омываемый двумя океанами, прикрываемый Столовой горой и взирающий на бескрайние водные просторы, распахнутые вплоть до далекой Антарктиды, холодное дыхание которой доходит сюда вместе с волнами Бенгальского морского течения.

Небоскребы на приморских бульварах, верфи, порты, музеи, памятники, свидетельствующие о колонизации этого края и проникновении сюда современной цивилизации. Мне представляется, что варварство и цивилизация понятия связанные: сама колонизация – варварство. Впрочем, «индепенденсия» (независимость) здесь выглядит таким же варварством. Я побывал во многих странах накануне и после обретения независимости и нагляделся на весь послереволюционный и даже «постперестроечный» хаос и неразбериху… и грязь. Можете поверить, не только в Африке, у нас в Москве после падения «советов» и победы «демократов» было столько грязи, что многие боялись вспышки эпидемии. Могу засвидетельствовать, что не только на окраинах города, в самом центре стояла вонь: чтобы перейти с Красной Площади к гостинице «Россия», люди перелазили перила, запрещающие переход улицы, потому что через подземный переход надо было бежать, закрывая нос! Могу добавить, что в этом Москва не одинока, и без революций в парфюмерном Париже местами преобладают все те же запахи…

Здесь, в Кейптауне, чернокожие бомжи спят в некогда красивейших парках, там же делают «свое черное дело» – невозможно подойти к памятникам и прочесть, в честь чего или кого они сооружены. К одному из памятников в городе Дурбане я все же пробрался: красивая мраморная леди – Императрица Великобритании, как гласила позолоченная надпись. А рядом грязноватой краской кривыми буквами выведено: «Вы нас, черных, эксплуатировали, теперь же мы вас»… и следует заборная надпись. И это в центре, прямо перед одним из административных зданий города. И все-таки величие города в целом сохраняется, хранят его небоскребы, парки, музеи.

В молодом революционном энтузиазме лидеры освободительного движения, стремившиеся побыстрей забежать всем гамузом в коммунизм, зрелища сделали бесплатными – парки, стадионы, кино, театры, музеи (как на Кубе в первое время). Я только недавно прочел в биографии Табу Мбеки, нынешнего президента ЮАР, что он учился в Международной Ленинской школе, где мне приходилось работать… В этой московской школе мы готовили будущих лидеров «мировой революции». А чем это кончилось для мира и, в первую очередь, для нас?

Среди музеев города самый значительный, как мне кажется, «Музей двух океанов». И чего же там только нет. Есть все, что есть в самих океанах, или почти все. И все это движется вокруг тебя. Как так? Дело в том, что места для обзора расположены в центре маленького музейного океана – маленького по сравнению с самим океаном, музейный измеряется сотнями метров. Стены сделаны из стекла и бетона, и ты можешь наблюдать обитателей морей и океанов непосредственно. Они проплывают рядом с тобой, под тобой, когда глядишь вниз, и над тобой, если посмотришь вверх. Все, от мала до велика, за исключением самых-самых, я имею в виду китов. И понятно, держать таких гигантов в искусственных условиях вряд ли возможно, им даже в океанах стало неуютно. Недавно один из них выбросился на берег недалеко от Ангольского города Бенгелы, где я пребываю вот уже более десяти лет. И единственное, что смогли сделать местные «океанологи», это выделить скелет и увезти в национальный музей. Ни одной статьи, ни одного материала о том, что же происходит с нашими морями и океанами.

«Музей двух океанов» – это что-то вроде подводного Диснейленда, только он представляется менее коммерциализированным и более научен, если так можно выразиться.

И все же главной, я бы сказал, дивной примечательностью города является Столовая гора (Табле Моунтаин), что делает Кейптаун еще одной туристической Меккой, одним из восьми самых посещаемых городов мира. У меня же к этой горе особые симпатии, и не только потому, что я люблю горы – в них я родился, вырос, они меня вскормили. В годы войны, да и не только, мы собирали травы и плоды, чтобы как-то выживать. Я лишь теперь понял, что то было самое, которое только есть на нашей контаминированной земле, лучшее питание. В горах мы возмужали, работая на крутых склонах. И, кроме того, гора с одноименным названием находится на северном склоне водораздельного Кавказского хребта – Столовая гора возле Владикавказа, которая видна из всех районов города. Мне посчастливилось в свое время любоваться ею прямо из моего двора. Наш «Табле моунтаин» намного выше, Столовая гора у нас разноцветная в зависимости от времени года, дня и погоды. Особенно красивой, в чем-то даже мистической, она видится в солнечную погоду или ранним утром после свежевыпавшего снега… какая-то святая светло-синяя белизна. Зато у южно-африканской Столовой горы площадь плоской вершины намного больше, это своего рода «высокогорное плато», что позволяет бизнесменам от туризма расположить там все, или почти все, что можно встретить в городе: кафе, рестораны, магазины, где высокое качество товаров соревнуется с ценами. В этом соревновании последние выигрывают, причем с многократным преимуществом.

Единственное, что не является предметом бизнеса – это парк-заповедник высокогорной фауны и флоры. Там, в отличие от нас, к высокогорным эндогенным и реликтовым растениям относятся с большим интересом и заботой, которые с пониманием разделяют и международные организации, в частности, ЮНЕСКО, объявившая высокогорный парк «патримония мундиал» (общемировым достоянием). Но и здесь сказывается антропогенная деятельность – пусть даже и оказывается из гуманных побуждений. Несмотря на строгий запрет туристам кормить животных, они так испортили маленьких тушканчиков, самых многочисленных обитателей парка, что те перестали пастись и сидят рядами на заборах, на окнах, у дверей, рядом с вахтерами и ждут, когда выйдут люди из ресторана и что-нибудь подадут.

Нам бы такая «патримония» не помешала, нам бы такое организовать, было бы интереснее, а мы… Кавказскими горами в далеком Санкт-Петербурге интересуются больше, чем мы сами. Ученные-биологи из Ленинградского университета еще в далекие и трудные послевоенные годы имели свою научно-экспериментальную базу в высокогорном селе Ерман, что недалеко от Къельского озера. А мы строим в горах только базы отдыха (чуть не сказал «бордели»).

У здешней Столовой горы склоны в основном вертикальные, и поэтому гора кому-то может показаться чуть ли не противоестественной. Огромные, стометровые глыбы расположены друг над другом, как камни в наших башнях (особенно это хорошо видно со стороны Атлантики), что некоторых приводит к выводу о том, что гора – творение некой «невидимой руки». Судя по всему, намекают на самого Творца. Прямо на одной из этих глыб вырезан третий стих сто одиннадцатого псалма: «Все деяние Господа славно и прекрасно».

Великим творением, но на сей раз руки видимой является так называемая «Кабле кар» – канатная машина, которая поднимает тысячи туристов на тысячеметровую высоту. Средство, доставляющее таким образом пассажиров, у нас называют «вагонеткой», здесь же это слово будет звучать оскорблением. Здешняя и в самом деле – канатная машина, большая, под стать вагону поезда. Красивая, уютная, комфортная, светлая и, что необычно, вращающаяся. Чтобы лучше видеть скалы, долины, океаны и город у подножья. Город так близко расположен от склона, что от камнепада его защищают сложные технические сооружения. Так, совсем близко от Столовой горы расположен знаменитый Кейптаунский университет, где всемирно известный хирург, профессор Кристиан Бернар, впервые в истории медицины совершил пересадку сердца человеку, больное сердце заменив здоровым.

Спустился я с этой головокружительной высоты в город, в многомиллионный cити со всеми его проблемами и заботами… Глобальные проблемы человечества: воины, болезни, бедность, демография, экология, а теперь, вот, и терроризм. Проблемы, которые прямо или косвенно, так или иначе проявляются в любом городе, в любом поселке мира. Эти проблемы неестественны, ненатуральны, искусственны…

Наутро, взяв курс на север, к «родным» берегам, долго глядел я wepeg иллюминатор самолета на землю, на ее грешные города и села, и думал, где же и когда родится новый доктор Бернар, который бы начал операции не на сердце, а по пересадке мозга, по замене больного мозга здоровым – в этом человечество нуждается куда больше, с этим оно долго не протянет…

Кейптаун-Москва-Владикавказ