Дмитрий МЕРКУШОВ. Шляпа

РАССКАЗЫ

ПЛОТИНА

Текла река. Текла она себе как все реки, много тысячелетий.

Протекала по густому лесу, в который нельзя заглянуть, настолько там темно. Листва деревьев шуршала под легким речным ветерком, с утра и под вечер слышны были из леса крики птиц, веселые и не очень. Река отдыхала в тени листвы и служила источником воды для всего леса: ее водой питались деревья, а на берега приходили животные, чтобы утолить жажду.

Протекала она по широкой равнине, где куда ни посмотришь, все луга, луга… И иногда встречаются пыльные ухабистые дороги. Над лугами чуть слышно гудел ветер, стрекотали кузнечики, уныло переговаривались степные птицы. Река пускала зайчики от яркого солнца и с удовольствием делилась прохладой с немногими путешественниками.

Протекала река среди бесчисленных деревень, столпившихся на коротком плодородном отрезке ее берегов. Люди в деревнях кричали, собаки лаяли, коровы мычали, и было множество других непонятных звуков, но в конце концов река к ним привыкла. Люди стирали в реке белье, забирали воду на полив и на питье, а река была счастлива, что может быть такой необходимой.

Долго продолжалось это спокойное речное существование. Но однажды что-то произошло со всем тем, что было так привычно.

Сначала обезлюдели деревни. Перестали раздаваться людские перебранки, лишь изредка доносился вой оставленной собаки или мычание забытой впопыхах коровы. Позже утихли и эти звуки.

Потом поредел лес. Не слышны стали крики птиц, а животные перестали ходить на водопой. Деревьев становилось все меньше и меньше, их вырубали все ближе к реке, и наконец леса не стало.

Степь не пропала, но сильно изменилась: и там и здесь на ней стали появляться кучи щебня и песка, бетонные блоки и металлические трубы. Ветер теперь не гудел тихонько над травой, а завывал в этих трубах, как будто играл на органе.

Река занервничала. Она стала беспокойней и быстрее. От волнения она даже немного обмелела.

Рядом с руслом реки началось какое-то строительство. И днем и ночью раздавался там стук машин, рабочие что-то кричали друг другу.

У реки совсем испортилось настроение. Рыба в ней перевелась, а дно стало голым и каменистым.

Однажды произошло что-то совсем неприятное: часть берега у реки разрушили, и она потекла по новому руслу. Дно в нем было очень неудобное, и берега будто сжимали реку с обеих сторон.

Река не была консервативной, но кому же понравится менять место жительства, да к тому же в таком состоянии? Она некоторое время возражала, но ее никто не стал слушать, только чинили дамбы там, где она их разрушала, и она успокоилась.

Наконец, после невыносимого года в таких адских условиях, реке вернули ее прежнее русло. Но что же это было такое? Знакомые берега исчезли, вместо них появились высокие бетонные стены, наверху по которым шли аллеи с оградой из декоративных тяжелых цепей.

Ну ладно, это река бы стерпела. Но в довершение ко всему реке перегородили путь плотиной.

Река возмутилась. Она стала подниматься, накапливая силу, чтобы прорвать эту бетонную крепость. Она дошла до самого верха бетонных стен и уже предвкушала, как ее воды разольются по устроенному наверху парку, как они перехлестнут через плотину и разрушат ее до основания, как люди будут бегать в панике, не зная, где спастись от мести оскорбленной реки.

Но река не знала, что ей уготовлено плотиной. Открылось отверстие, и река, сама того не желая, устремилась туда.

Там был жуткий грохот, невероятный шум. Река не знала, куда деваться, и ошалев, неслась прямо в турбины, как загнанный зверь бежит в руки охотнику.

Наконец плотина выпустила реку из себя, забрав у той все, что можно. Река после плотины стала узеньким небольшим ручейком, который терялся в образовавшемся вскоре болоте.

21 июля 2003

БЫЧИЙ УЖАС

Бультерьер Роджер. Да, бультерьер Роджер, а что, собствен но, такого? Нормальная собачья кличка, можно сказать, даже имя.

Что же такого интересного было в бультерьере Роджере? А вот что: ему снились сны. Да не простые собачьи сны про косточку, там, про погоню за волками нет. Снилась ему жизнь человека. Совершенно непонятно, почему.

Главное, во сне Роджер думал совсем как человек. Он понимал, зачем нужен галстук, не задавал себе вопроса о том, по чему при поедании мяса необходима вилка.

Вот, например, приснилось однажды Роджеру, что человек этот пришел на какую-то встречу. Познакомился там с женщиной. И, главное, и мыслишки у Роджера не возникло о том, что с человеческим аналогом суки нужно поступать так, как Роджер обычно поступал с суками. До этого дело дошло только тогда, когда, по собачьим меркам, все сроки давно уже вышли.

Во сне Роджер как будто не распоряжался собственными мыслями. Этот человек заставлял его думать так, как думает он.

Совершенно непонятно, почему мир этого человека совершенно не пах, но зато виден был как-то слишком отчетливо, а предметы различались не только по яркости, но и как-то неуловимо еще.

Самое интересное, что человек этот очень боялся собак. Как только Роджеру снилось, как этот человек видит собаку, он вместе с человеком ощущал непреодолимый страх. Ему казалось, что любая болонка (наяву он бы ее пополам перекусил) угрожает его жизни. А болонки это чувствовали и так и набрасывались со своим оглушительным тявканьем.

Однажды Роджер решил взглянуть на все это с точки зрения этого человека во сне. Такие размышления довели его до интереснейших выводов, даже до того, что люди, возможно, не способны различать запахов. Долгие наблюдения за хозяином это однозначно подтверждали.

В другой раз Роджеру приснилось, что этот человек сидит в машине, причем на том месте, где Роджеру сидеть никогда не разрешалось. Человек совершенно осмысленно крутил перед собой эту круглую штуку, которую он пару раз назвал рулем, дергал какие-то палки. Роджер наяву однажды их исследовал: для игр эти палки совершенно не годились.

Дома Роджер подошел к хозяину и попробовал объяснить, что ему снится жизнь какого-то человека. Хозяин почесал Роджера за ухом. Роджер попытался еще раз. Хозяин похлопал его по боку. Роджер разозлился, начал заново с применением крепких собачьих выражений. Хозяин разозлился в ответ и прогнал Роджера.

Роджер пошел к себе на койку и лег спать. Как назло, приснился ему тот же человек. Он смотрел телевизор (оказывается, туда нужно смотреть!), показывали корриду. Роджер не знал, откуда ему известно это слово.

А человек во сне смотрел на экран. Голос, тоже из телевизора, на человеческом языке, который Роджер во сне почему-то понимал без затруднений, давал какие-то пояснения. Человек во сне сочувствовал быкам, убиваемым на потеху публике. Да будь там в этот момент сам Роджер, он бы в одиночку бросился на этого быка и быстро с ним расправился.

Тем не менее, Роджер, вслед за человеком, представил, какой ужас от боли должен испытывать забиваемый бык. Весь этот ужас сужает для него мир в одну красную полоску, и, кажется, стоит только поднять ее на рога, разорвать, как исчезнут и боль, и страх, и ненависть. Бык нападает на эту полоску, но она снова и снова ускользает у него из-под носа, и добавляется новая боль. Боль все сильнее, а сил все меньше. Но вот боль утихает, и бык в бессилии останавливается. Тут для него неожиданно четко предстает все вокруг: толпа, ревущая «Тореро браво», арена с подкрашенным песком, человек с ненавистной полоской ткани, толедская шпага у этого человека. Последний миг прозрения и все плывет, утихает, а потом резкая боль.

Роджер проснулся. Его поманил приятный запах мяса, который всегда предвещает особого рода блаженство, называемое сытостью. Роджер побежал туда, где обычно ему и давали мясо. Предчувствия не обманули: дали целую миску отборного, приятного на запах и вкус, мяса.

Мясо Роджер любил. Причем очень. Как любая собака, собственно. Но что-то подозрительное промелькнуло в сознании довольного жизнью пса. Обычно еду ему в это время не дают. А если и дают, то потом обязательно запирают. Кормят, видимо, для того, чтобы он, запертый, не возмущался, а уснул.

Так и получилось: несчастную собаку подло обманули. Через секунду после того, как он облизнулся над пустой миской, на его шею был наброшен ошейник. Рассердиться он успел только запертый в дальней комнате.

Душу Роджера переполнила обида. Он несколько раз обиженно тявкнул, а потом завыл. Завыл так, что стекла зазвенели. Потом прислушался. Хозяева за дверью явно переполошились. Хозяин вошел в комнату и начал делать Роджеру внушение. Роджер послушно, отзываясь на команду, сел, и все время, пока его ругали, преданно смотрел хозяину в глаза.

Хозяин открыл дверь, чтобы выйти. Роджер воспользовался моментом: ударил хозяина сзади ниже колен головой, хозяин упал, и путь на свободу был открыт. Роджер бросился в образовавшийся проход и быстро оценил обстановку: в дом пришел гость.

Роджер обычно был приветлив. Он подошел к гостю, стал здороваться. Гость сжался от испуга. Роджер не понял, чего тут бояться. Он ведь не съесть этого гостя собирается.

И тут Роджер узнал свои брюки. То есть не свои, а те, которые носил человек из его снов. Он проверил: да, брюки те самые, с тем же ремнем.

Роджер испугался. И тут же, чтобы не показать страх, бросился в атаку. Человек отпрянул. Роджер достал до его руки, разодрал на ней кожу. Человек упал. Роджер собрался прыгнуть к его горлу.

Тут Роджера схватили за хвост и швырнули назад, через всю прихожую. Это был хозяин. Роджер был уже готов загрызть и его, но хозяйка направила на Роджера струю холодной воды из ванной. Роджер умерил пыл, ушел в комнату, где его только что запирали, и улегся.

Там он пролежал всю ночь. Пару раз он засыпал, и ему снова виделся этот человек. Люди в белом что-то делали с его рукой, оттуда шла кровь, но человек почему-то ничего не чувствовал. Пару раз он взглянул в зеркало, на свое расцарапанное вешалкой лицо, и с ненавистью проговаривал: «Проклятая собака». А Роджер вместе с этим человеком тоже чувствовал его ненависть. Невероятно, чувствовал ненависть к себе самому!

Наутро хозяин достал жесткий поводок, с которым они обычно занимались на площадке, и повез Роджера куда-то. В машине он посадил Роджера на заднее сиденье.

Когда они приехали, Роджер понял, что здесь он когда-то уже был. Из детства всплыло воспоминание о том, что его сюда привозили и долго чем-то больно кололи.

Роджер с хозяином долго сидели около двери, потом зашли туда. Там его заставили взобраться на какой-то стол. Дали съесть что-то вкусное. У Роджера прикрылись глаза. Потом опять начали колоть.

Это вызвало у Роджера бурю возмущения. Теперь он уже не щенок и может за себя постоять. Но лапы почему-то его не послушались, а пасть, сильная пасть с ровным рядом отличных зубов, только приоткрылась. Роджер только и мог, что дышать. Все, что он ощущал, была боль. Жуткая боль, такая, от которой нет спасения. Началась она на кончиках задних лап, потом постепенно захватила все его тело. Он перестал дышать. Ужас охватил Роджера. Он попытался застонать – нет сил вынести это мученье! – но не смог и этого. Последнее отчаянное усилие освободиться и Роджер уже больше ничего не увидит во сне.

23-25 июля 2002

ШЛЯПА

Через степь вела дорога. Длинная, пыльная и без единого деревца на обочине.

На дороге лежала шляпа. Но несмотря на то, что шляпа лежала на дороге, она была в отличном состоянии: чистая и не потерявшая форму.

По этой же дороге шел человек. Человека звали Алексеем Семеновичем. Он увидел шляпу, посмотрел на летнее солнце, пощупал полысевшую голову. Подумал немного, поднял шляпу и надел ее.

У него сразу поднялось настроение. Шляпа была как раз летняя: она прекрасно защищала от солнечных лучей, и в то же время лысину обдувал приятный прохладный ветерок. Алексей Семенович пошел бодрее, а через некоторое время его догнал состарившийся «Жигуленок». Водитель спросил:

– Куда идем?

– В город, – коротко ответил Алексей Семенович, остановившись.

– Садись, подброшу, – предложил водитель.

Алексей Семенович не заставил себя уговаривать. Он сел в машину и устроился поудобнее на пассажирском сиденье.

– Пристегнись, – сказал водитель.

– Да зачем? Кого мы тут встретим? – спросил Алексей Семенович и не стал пристегиваться.

Две или три минуты ехали молча. Алексей Семенович смотрел на чертика, висевшего на нитке перед лобовым стеклом и исполнявшего странный танец. Потом водитель сказал:

– Меня Михаилом зовут.

– А меня – Алексеем. Семеновичем.

– Хорошая у тебя шляпа.

– А, шляпа-то? – переспросил Алексей Семенович и, сняв шляпу с головы, повертел ее в руках. – Шляпу я тут нашел недавно, прямо на дороге.

– Да ну! Такую отличную шляпу!

– Хочешь верь, хочешь – нет. И знаешь, мне кажется, что шляпа эта мне удачу принесет.

Михаил пожал плечами. Алексей Семенович продолжал:

– Да-да. Вот я только ее надел – а мне уже и голове прохладно, и вон ты меня догнал.

– Пожалуй… Может быть, ты и прав.

Опять несколько минут прошли в тишине. И снова молчание нарушил Михаил.

– Шляпа-шляпа… – сказал он.

Алексей Семенович сказал:

– К дочке еду.

Михаил встрепенулся.

– А что дочка-то?

– В Москве в институте учится, – с гордостью сказал Алексей Семенович. – В городе сяду на поезд – и в Москву.

– До Москвы – это ты еще сколько ехать будешь! А я только в город – и обратно. Лопата нужна.

– А что, старая сломалась, что ли?

– Ну да, погнулась. Ударил ей по камню, да еще ногой прижал.

– Так выпрямить же можно.

– Да куда там! Три раза уже выправлял. И кому она нужна – такая лопата!

– Да, с лопатами нужно ухо востро… – глубокомысленно проговорил Алексей Семенович.

Он отвлекся от чертика и посмотрел за окно. Там был только бесконечный плоский луг. И небо, такое же ровное и неинтересное. Qnkmve начинало припекать, и Алексей Семенович открыл форточку.

Ветер дунул внутрь машины и тут же стих. Вдали показалась деревня. Она странно выглядела на фоне пустыни, и Алексей Семенович стал смотреть на нее.

А дорога тем временем стала прямой и менее ухабистой. Михаил, до этого внимательно смотревший вперед и не выпускавший рулевого колеса, расслабился.

– Сейчас – видишь, вон там поворот – там спуск, за ним палатка. Зайдем, отдохнем.

– Знаю, знаю. Десять раз здесь ходил…

В палатке продавались газировка, водка и пиво. Алексей Семенович и Михаил взяли по пиву и стояли молча под зонтиком, потихоньку попивая. Вокруг было пустынно. Единственное, что представляло интерес, – был пригорок, с которого они только что спустились. По нему время от времени проезжал какой-нибудь велосипедист или спускался к палатке житель ближайшей деревни.

В таком тихом блаженстве, не омрачаемом даже шумом двигателя, прошло полчаса. Потом, взглянув друг на друга, Михаил и Алексей Семенович поняли, что пора ехать дальше.

Михаил чувствовал себя веселее.

– А ты знаешь, я врач.

– Неужели?

– Да-да, врач. И тут живу только потому, что так удачно женился.

– Жена-то хорошая? – спросил вдовец Алексей Семенович.

– Не жалуюсь. И дети есть. Так что дело наше медицинское только на них и практикую.

Помолчали. Пейзаж оживился окончательно. Дорога пошла по насыпи, а вдоль дороги стояли деревья, неподалеку появилась речушка. Михаил прибавил скорость.

– Город еще не скоро, – сказал Алексей Семенович.

– Да, – подтвердил Михаил. – Еще часа полтора или два… Знаешь, ты дай шляпу-то посмотреть.

– Что, прямо сейчас?

– А что? Дорога пустая, кого мы встретим?

Алексей Семенович дал шляпу. Михаил выпустил руль, взял шляпу, стал ее вертеть в руках.

– Хороша шляпа!

Машину повело вправо. Михаил бросил шляпу, схватился за руль, но уже ничего не мог сделать. Постаревший «Жигуленок» сошел с дороги и покатился вниз с двухметровой насыпи. Не ожидавший этого Алексей Семенович успел только закрыть руками голову и при ударе о землю вылетел из машины через лобовое стекло. Машина переехала через него передними колесами и остановилась.

Михаил некоторое время сидел в машине, осмысливая случившееся. Потом выскочил, осторожно вытащил из-под днища Алексея Семеновича. Поняв, что пульса нет, а дышать Алексею Семеновичу нечем из-за сломанных ребер, он ничего уже не пытался сделать. Он поднял шляпу Алексея Семеновича и отряхнул ее.

Михаил оставил все как есть и пошел дальше в город пешком, надев летнюю шляпу. Очень удобную, прекрасно защищавшую от солнечных лучей, но в то же время пропускающую к голове легкий ветерок.

9-10 июня 2003