Инал ОСТАЕВ. Прерванный полет

ГЛАВЫ ИЗ КНИГИ

Продолжение. Начало см. «Дарьял» 1, 2’06.

ЧЕРНОЕ ЛЕТО АБХАЗИИ

После ввода миротворческих сил в Южную Осетию, ровно через месяц, 14 августа 1992 года, на рассвете (прямо как нападение фашистов на СССР в 1941 г.) войска Госсовета Грузии под предлогом освобождения заложников, якобы удерживаемых «звиадистами» в Гальском районе, вошли на территорию Абхазии и начали стремительно продвигаться к столице республики Сухуму. 15 августа около часу дня был высажен морской десант грузинских войск Госсовета в районе Гагры.

Надо заметить, что войну против Южной Осетии Грузия начала под руководством Гамсахурдия. А войну против Абхазии – уже под руководством Шеварднадзе. Так что мнение, что с уничтожением Гамсахурдия и его окружения с фашизмом в Грузии было покончено, не соответствует действительности.

По шоссейной дороге от Гали стремительно, не встречая серьезного сопротивления, двигалась колонна группировки войск Госсовета Грузии общей численностью более двух тысяч человек под командованием грузинского министра обороны Тенгиза Китовани.

Состоявшая примерно из шестидесяти танков, боевых машин пехоты и бронетранспортеров, автобусов «Икарус», двенадцати артиллерийских установок, под прикрытием четырех вертолетов Ми-24, колонна продвигалась вглубь Абхазии. Так начиналось очередное «наведение порядка», теперь уже – на абхазской земле.

Абхазия… Впервые увидев ее, А. П. Чехов писал: «Природа удивительная до бешенства и отчаяния. Если б я пожил в Абхазии хотя бы месяц, то, думаю, написал бы полсотни обольстительных сказок. Из каждого кустика, со всех теней и полутеней на горах, с моря и с неба глядят тысячи сюжетов».

Но в августе 1992 года кипарисово-олеандровый рай в одно-часье превратился в ад – Абхазия была ввергнута в пучину гражданской войны. Трагедия абхазского народа длилась больше года.

Когда не получилось завоевать Южную Осетию, Грузия вторглась в Абхазию. Действуя по известному сценарию, Госсовет Грузии обвинял теперь абхазский народ в разжигании войны. В артистичности и лицедействе руководству Грузии нет равных, в чем другие народы убеждались не раз.

В статье Галины Ковальской «Безвластие распространяется как зараза» (журнал «Новое время», №41 за 1992 г.) приведен любопытный эпизод. Грузинские военные показывали журналистам «улику» – окопы, которые увидели в Абхазии, очевидно, на правом берегу Галидзги. «Но ведь окопы роют для обороны, а не для нападения», – усомнился гость из России. «А они рыли для нападения…», – отрезали в ответ… Кстати, для «внутреннего пользования» Шеварднадзе обращался к совсем другим словам и выражениями. 15 августа он говорил в Госсовете, срывая аплодисменты: «Как и наши великие предки, в борьбе за сохранение территориальной целостности нашего государства мы ни перед чем не остановимся. Ради этого мы готовы погибнуть сами, но и уничтожим всякого, кто будет пытаться расчленить наше государство».

Все честные народы Кавказа, осуждая преступную политику руководства Грузии, встали на защиту малочисленного народа Абхазии и помогли ему выстоять в этой борьбе.

То, что весь Северный Кавказ пришел Абхазии на помощь, не было неожиданностью. Нельзя не вспомнить, что Ассамблея горских народов Кавказа, преобразованная затем в Конфедерацию, была создана в конце августа в г. Сухуми именно на волне сочувствия горцев абхазскому народу, после трагических июльских событий в Абхазии.

И все же, несмотря на недвусмысленные предостережения Конфедерации тбилисскому руководству относительно Абхазии, многие в Грузии до последнего момента не принимали ее всерьез. Шеварднадзе считал Конфедерацию горских народов «бумажным тигром», – но жестоко просчитался. Когда после 14 августа 1992 года сдетонировал весь Северный Кавказ, Конфедерация стала организующим центром всего добровольческого движения в защиту Абхазии. В Кабардино-Балкарии и Чечне, Адыгее и Карачаево-Черкесии, Северной и Южной Осетии прошли организованные ею многолюдные митинги, были созданы штабы по записи добровольцев.

Первые группы северо-кавказских воинов-кабардинцев Ибрагима Ягакова, Алексея Бекшокова, чеченца Шамиля Басаева, осетин Бибо Дзуцева и Валерия Хубулова и другие шли через горные перевалы, так как Черноморское шоссе было заблокировано грузинским десантом: одни добровольцы – с оружием, другие, – рассчитывая добыть его в боях. Первый отряд из Северной Осетии был сформирован на базе бесланского отряда под командованием А. Басиева. Отрядом из Южной Осетии, численностью 40 человек, командовал В. Хубулов. Эти отряды принимали активное участие в освобождении Гагры и Пицунды.

То, о чем я хочу рассказать дальше, случилось осенью 1992 года, незадолго до начала войны в Северной Осетии.

Меня вызвал к себе начальник аэропорта и поставил задачу, которую он получил «сверху». Необходимо было лететь в Абхазию, чтобы забрать первый отряд из Южной Осетии под командованием Хубулова. Присутствие в Абхазии отряда добровольцев из Южной Осетии держалось в тайне от Грузии и вывозить его следовало также тайно. Я не знал, что в Абхазии воюют ребята из Южной Осетии. И когда мне поставили столь ответственную задачу, у меня был только один вопрос:«И как я их вывезу, если гражданским воздушным судам строго запрещено пересекать границу с Абхазией и производить полет над боевыми районами?». Отряд можно было забрать в Гудауте, с военного аэродрома. Но садиться на военный аэродром, а тем более забирать экипированный отряд, никто мне не позволит.

После долгих раздумий, я предложил руководству следующий план: подготовить груз с медикаментами и под флагом «Красного Креста» и гуманитарной помощи долететь до Гудауты, а там – действовать по обстановке. Так мы и дело сделаем, и гуманитарную помощь Абхазии окажем. Этот вариант казался самым приемлемым, и мы решили действовать согласно этому плану.

Ранним утром взлетели из Беслана. Маршрут проходил через Пятигорск, Карачаевск, Псебай, Красную Поляну, Адлер, Гудауту. Грузовой салон вертолета почти полностью был загружен медикаментами. С нами полетели два сопровождающих – Урузмаг Джиоев и Таймураз Томаев.

Полет до Нальчика прошел нормально. Далее погода начала портиться, облачность стала прижимать к земле. Пришлось лететь над змейкой, к которой изгибалась автотрасса. А после Пятигорска стало тяжелее ориентироваться из-за отсутствия линейных ориентиров и пересеченной местности.

Прошли Карачаевск. Погода становилась все хуже и хуже. Свернули по ущелью на Псебай. Между облаками и землей невозможно вести полет на постоянной высоте. Чтобы не входить в облака, отдельные «кучевки» обходили низом или стороной, не теряя визуальный контакт с землей. Я понял, что в такую погоду низом перевал не пройдем, поэтому разворачиваю вертолет на обратный курс, выхожу из горного рельефа на равнину и даю команду второму пилоту согласовать с Майкопом эшелон полета на Адлер, сверх облаков.

Получив «добро» от диспетчера Майкопа, стали набирать высоту. По спирали набрали эшелон 3900 м, оказались между слоями, взяли курс на Адлер.

Через 30 минут полета вышли на связь с Адлером, сообщили диспетчеру условия полета и цель нашего «визита». Диспетчер сообщил, что военный сектор запретил нам пролет на Гудауту.

– Я прошу еще раз согласовать вопрос с военными: у меня на борту гуманитарный груз и медикаменты, наш полет под контролем Международного Красного Креста, – передал я диспетчеру.

После некоторой паузы услышал: – Вам дано указание следовать к нам с посадкой, вы должны пройти пограничный контроль.

Нам ничего не оставалось, как подчиниться.

После посадки к нам сразу же направился пограничный наряд. Весь груз проверили, вскрыв каждую коробку. Убедившись, что в вертолете кроме медикаментов ничего нет, сделали отметку в наших документах.

Я направился в командный пункт к руководителю военного сектора. Не буду описывать, как долго пришлось его уговаривать, чтобы добиться разрешения на полет в Гудауту: военные требовали перегрузить груз в наземный транспорт. Но такой вариант не входил в наши планы.

Наконец получили «добро» и вылетели. Не зная обстановку на прибрежной полосе, я направил вертолет в сторону моря, чтобы нас не смогли обстрелять с суши. Посадку в Гудауте произвели уже в сумерках.

После посадки нас направили в специальный квадрат и предупредили, чтобы мы оставались на месте до проверки экипажа и вертолета представителями авиабазы.

Выключив двигатели, мы, не выходя из вертолета, стали ждать проверяющих. И тут Урузмаг, держа в руке целлофановый пакет, сказал мне: «Инал, здесь деньги, которые мы взяли с собой для военных, чтобы они не мешали нам забрать наш отряд. Если их сейчас обнаружат, могут конфисковать. На аэродроме уже показался УАЗик, направлявшийся в нашу сторону.

Я приказал бортмеханику, чтобы он спрятал пакет в радиоотсеке, расположенном в хвостовой балке. А Урузмагу сказал, что нечего разбрасываться деньгами. Нужно постараться обойтись без уплаты за вывоз отряда. Деньги вам пригодятся для ликвидации последствий разрухи в Южной Осетии.

Опять перевернули весь груз, обыскали вертолет. После этого нам разрешили покинуть территорию авиабазы. Отряд, ради которого мы прилетели в Абхазию, располагался в одном из санаториев г. Гудауты. Здесь мы встретились с Хубуловым.

– Мы уже несколько дней в ожидании вас. Трое ребят погибли. Я и еще несколько бойцов пока останемся здесь. Заберете 34 человека с личной амуницией, – сказал Хубулов.

– Это слишком много, в вертолете 24 места, и заправка будет полная, чтобы без посадки долететь до Владикавказа, – возразил я.

После короткой дискуссии, я понял, что вывозить придется всех. Но учитывая большую загрузку, заправку топливом придется уменьшить. И лететь необходимо по специальному маршруту, т.е. из Гудауты прямо на Кисловодск, минуя Сочи и Майкоп, чтобы топлива хватило до Владикавказа.

Лететь через Сочи нам было нельзя еще и потому, что нас могли опять посадить на проверку. И если обнаружат в вертолете такое количество вооруженных людей, то сразу же всех задержат и ни к чему хорошему это не приведет. Нет! До Беслана нигде садиться нельзя, чтобы избежать больших неприятностей, – решил я.

Оставался один вопрос, с которым я обратился к Хубулову: что будем делать с заправкой? Военные сказали, что топлива у них нет, а у меня остаток только до Сочи, а через Сочи нельзя лететь!

– Ардзинба обещал нас заправить, утром он улетает, будет на аэродроме и нам посодействует, – ответил Хубулов.

– Тогда остается проблема, как погрузить в вертолет наш новый «груз», – сказал я присутствующим. Более надежный вариант – «выкрасть» ребят.

– Как это сделать? – спросил Хубулов.

– А вот так! Утром на рассвете выезжаем на машине и на удалении 4-5 километров от аэродрома находим площадку, пригодную для посадки. Вы заранее доставляете туда наших пассажиров и ждете прилета вертолета. Все должны быть готовы к срочной, в течение 2-3 минут, посадке в вертолет. Военные знают, что мы прилетели с гуманитарным грузом, а обратно улетаем пустые. После нашего взлета они решат, что мы летим по заданному маршруту. На низкой высоте, не прерывая связь с руководителем полета, я направлю вертолет на площадку, где нас будут ждать ребята, а сам буду докладывать, что лечу по заданному маршруту. Поэтому надо как можно быстрее взлететь с площадки, чтобы руководитель полетов не понял, что мы подсаживались недалеко от аэродрома…

Утром на рассвете мы выехали по проселочной дороге, объехав аэродром севернее. Проехав километров пять в сторону Гагры, на предгорной равнине определили площадку для «подсадки».

Повертев головой, запомнил несколько характерных ориентиров. Вернулись на место базировки отряда, и Хубулов дал соответствующие распоряжения по сбору и выезду на место. Утро выдалось пасмурным. Это меня насторожило, так как для полета по прямой и преодоления Кавказского хребта была необходима хорошая погода.

К санаторию подъехала «Волга». Хубулов сказал мне, что это машина Ардзинбы, он едет на аэродром и мне нужно поехать с ним, чтобы решить вопрос заправки.

Рядом с водителем место было занято, и я направился к задней двери. Открыв дверь, увидел солидного человека, который вежливо предложил мне сесть. Машина тронулась, пассажир протянул руку: «Владислав Ардзинба». От неожиданности я онемел, но протянул руку и ответил: «Командир вертолета Остаев».

Некоторое время ехали молча. Боковым зрением я пытался разглядеть соседа, это у меня плохо получалось, но было ощущение, что от него веяло каким-то теплом. Это была первая и последняя моя встреча с Владиславом Ардзинбой и поэтому каждое его слово хорошо мне запомнилось:

– Передайте вашему руководству спасибо! Медикаменты – очень кстати. Их катастрофически не хватает. Да и ребята ваши хорошо нам помогли. Уставшие от многолетней войны у себя, они и здесь показали себя мужественными воинами.

Когда узнал, каким способом мы хотим забрать отряд, он, слегка улыбнувшись, сказал: «Может, так и лучше». Вскоре мы приехали на аэродром. Его машину встречали несколько офицеров, видно было что это – руководство аэродрома. Выйдя из машины, Ардзинба обратился к одному из них: «Заправьте его вертолет за наш счет из резервного фонда!» – указал на меня, и направился к самолету, стоявшему в ожидании вылета. Больше я этого человека никогда не встречал. Но его образ остался в памяти на всю жизнь.

Непросто оказалось согласовать с военными полет напрямую. Да и погода становилась все хуже: облачность сгущалась и опускалась, плотно накрыв Кавказский хребет. Ближе к обеду нам удалось заполучить «добро» на вылет. После взлета нам разрешили следовать на «привод» Пицунды и только после этого – на пересечение хребта. Обеспокоенный Хубулов приезжал узнать, почему так долго не вылетаем. Когда убедился, что скоро взлетим, уехал опять на подготовленную площадку.

Взлет. На борту кроме экипажа Урузмаг и Таймураз. После доклада о взлете, на низкой высоте отвернул вертолет вправо на курс к площадке. Тут же услышал в наушниках команду руководителя полетов: «Вправо запрещаю! Выполняйте отворот влево, на море!». Значит, он видит и наблюдает за нами. Я сделал вид, что не слышу команду и продолжаю лететь к площадке.

В наушниках зазвучало более требовательным тоном: «Борт №492, вы следуете в запретную зону, отверните в сторону моря и берите курс на «привод» Пицунды».

Что делать? Неужели провал? Ребят оставлять нельзя. Возвращаться на аэродром и попробовать забрать их официально, – поздно, получится большой скандал.

«А может он меня уже не видит?» – подумал я и после некоторого перерыва доложил: «Отворачиваю влево курсом на Пицунду!», а сам продолжаю лететь к площадке.

И тут уже руководитель заорал так, что наушники затрещали: «Немедленно выполняйте команду, иначе подниму перехватчик!!!».

Пришлось подчиниться. Отвернул вертолет курсом на Пицунду. «Все пропало»! – подумал я. Сердце начало биться так, что во всем теле ощущалось биение пульса. Как только пересек береговую черту пошел на снижение. Все-таки решил попытаться сделать так, чтобы нас потеряли из поля зрения и чтобы радар не мог нас засечь.

Снизился до высоты примерно пляжа и пошел над морем, едва не задевая волны штормящего моря. Воздушный поток от несущего винта подхватывал пенящиеся вершины волн и разбрызгивал их так, что приходилось включать щетки лобового стекла кабины.

Заскакивает в кабину Урузмаг и испуганным голосом спрашивает: «Что случилось?». Я ему быстро объяснил обстановку. Тот хватается за голову и начинает причитать: «Все пропало! Все пропало! Но мы не можем улетать без ребят!».

Я оттолкнул руку и прикрикнул на него: «И без тебя знаю, что нельзя без них! Сядь на место и не мешай мне!». Он тут же скрылся в салоне.

Удаляемся все дальше от вожделенной площадки со скоростью 3 км в минуту. Неужели ничего не смогу придумать? Как назло, в голову ничего не приходит. Придется возвращаться на аэродром, другого выхода нет.

Только собрался левым разворотом повернуть на аэродром, в голове мелькнула мысль. Стоп! А если завернуть за тот вытянувшийся мыс, на который обратил внимание при утреннем осмотре, то выйду как раз на площадку, где ожидают ребята. И это направление полета почти совпадает с направлением на аэродром и посадкой с курсом, обратным взлету.

Если руководитель полетов обнаружит мое возвращение, то скажу, что из-за плохой погоды возвращаюсь на аэродром. Если не обнаружит, то долечу до ребят и заберу их.

Не меняя высоту, ввожу вертолет в левый разворот и направляю на мыс. В наушниках – тишина, значит, не видят. Но с приближением к аэродрому, нас могут обнаружить. Чтобы этого не случилось, стал прикрываться мысом.

Осталось совсем немного, вот уже берег. Пролетаем над частными домами на такой высоте, что только на задеваем крыши домов. Видно, как перепуганные домашние животные носятся и разлетаются по дворам. С одной крыши даже слетела часть кровли.

Вдруг слышу: «Борт 492-й, где вы находитесь?». «Следуем курсом на привод Пицунды!» – отвечаю ему. «Значит, не видит нас», – успокоился я и продолжал лететь в сторону площадки. «Вот они!!!» – крикнул я и показал экипажу на скучковавшийся отряд.

Не теряя ни секунды, сходу приземлился возле них.

«Срочная погрузка!» – кричу экипажу. Открываю боковую дверь кабины и машу нашим, чтобы быстрее загружались. Они бегом стали затаскивать свои вещи в вертолет. Я обратил внимание, что груза у них многовато. Вертолет будет перегружен, но не оставлять же часть людей.

Через несколько минут вертолет был битком набит. Вдруг в наушниках снова голос руководителя полетов: «Борт 492-й, ваше место?». Я ответил, что подхожу к Пицунде. А он повторяет снова свой вопрос. Я понял, что он меня не слышит. Надо взлетать. Убедившись, что все в вертолете, начал поднимать ручку «шаг-газ». Номинальный режим двигателей, но вертолет не отрывается. «Взлетный» – не отрывается. «Чрезвычайный взлетный», ручка на пределе, режим выбран полностью. Вертолет оторвался на метр, но из-за сильной перегрузки не хочет подниматься выше. Заставил вертолет идти в разбег, опираясь на переднее колесо. Пробежав метров 50-70, удалось оторвать его от земли и перейти в полет. «Взлет с одной точки» – так называется этот метод. Его в учебниках не описывают, его придумали сами летчики и используют в крайних случаях.

Уже в полете слышу, как нас вызывает руководитель полетов:

«Почему не отвечали на вызов?»

«У нас забарахлила радиостанция», – ответил я.

«Где вы сейчас находитесь?», – спросил он.

«Подходим к Пицунде», – ответил я.

Так же на низкой высоте, прикрываясь мысом, полетели над морем по направлению к Пицунде. Хотя перегруженный вертолет еле летел, я был доволен тем, что удалось забрать всех наших ребят. Слава Богу, подумал я и повернулся в салон, посмотреть, что там творится. Салон был набит до потолка. Расположившись поверх груза, парни головами упирались в потолок. Некоторые лежали. Я встретился взглядом с Урузмагом. Он перекрестился и, улыбаясь, показал мне большой палец, что означало: «отлично».

Я отвернулся и стал думать над очередной проблемой: как такой перегруженный вертолет перелетит через горный хребет? Он может просто не набрать необходимую безопасную высоту. Когда отошли на достаточное удаление, стали набирать высоту.

Вдруг увидел, что слева, со стороны Сухуми, летят два вертолета. Сначала подумал, что это военные вертолеты, которые направляются на аэродром Гудауты. Но когда они пролетели мимо створа аэродрома, понял, что они не собираются садиться, а направляются в нашу сторону. Я спросил руководителя полетов:

«Со стороны Сухуми летят два борта, это ваши или нет?».

«Наши все на базе, в воздухе наших бортов нет», – ответил он.

После короткой паузы в эфир вышел один из бортов и пробасил хриплым голосом: «Грузинская гвардия». После этого они понеслись прямо на нас.

– Этого нам еще не хватало, – подумал я и прибавил мощность двигателям до предельного значения. Перегруженный вертолет почти не прибавил скорости. Грузинские вертолеты были заметно быстрее.

Я понимал, что грузины узнают, если уже не узнали по цвету, что это осетинский вертолет, а если, подойдя ближе, увидят бортовые номера, то нас ничто не спасет. Расстреляют они нас не за понюшку табаку, и пойдем мы все в морскую бездну кормить рыб… О том, что грузины знали все о нашем вертолете и его командире, мне рассказали позже.

Сухуми тогда был под контролем грузин. А правительство и командование Абхазии находилось в Гудауте, которая до освобождения Сухуми считалась абхазской столицей.

В Сухумском аэропорту базировалась целая эскадрилья боевых вертолетов под командованием полковника Майсурадзе по кличке «Черный полковник». (В то время на аэродроме Сухуми базировались грузинские воздушные суда: ТУ-134 , ТУ-154, 4 боевых Ми-24, десять Ми-8). Он уничтожал целыми деревнями ни в чем не повинных людей сначала в Южной Осетии, а затем и в Абхазии. Его действия по уничтожению мирных людей поощрялись грузинским руководством. Его даже возвели в ранг национального героя. Это он обещал большую награду тому, кто перехватит желтый вертолет, который обеспечивает воздушный мост на Цхинвал. Для этого он сообщил своим соколам всю информацию, в том числе и мою биографию. Об этом мне тоже стало известно позже.

Вертолеты подошли так близко, что я уже без труда распознавал их. Это были боевые Ми-24 (крокодилы). Я выжал всю мощь, что была у двигателей, но вертолет не хотел увеличивать скорость. Что делать? Сейчас они увидят бортовой номер и начнут расстреливать нас. А много ли надо для такого перегруженного вертолета. Даже отказ одного из двигателей приведет к падению машины в море.

Слышу в наушниках грузинскую речь. Это они переговариваются, но я не понимаю, о чем они говорят. Вдруг один из них отделяется и на скорости обходит нас слева. Я понял, что он собирается посмотреть на нас сбоку. Ну вот, сейчас он увидит наши номера и тогда нам конец. Я повернул вертолет вправо, так, чтобы он остался сзади. Второй пилот, посмотрев вправо, сообщил мне: «Командир, другой нас обходит справа!».

Надо уходить в облака – это единственный шанс уйти от них. Но в то же время опасно, если они тоже войдут за нами в облака. Ну да ладно, как повезет! И пошел в резкий набор высоты. Через считанные секунды мы оказались в облаках, и, взяв курс на привод Пицунды, продолжили набор высоты. Все в напряжении, молчим и ждем, что будет дальше. Секунды кажутся минутами, а минуты часами. До Пицунды пробивать облака не будем, решил я. От чрезмерного напряжения и волнений почувствовал тяжесть в руках и ногах. Казалось, что много часов без перерыва пилотировал вертолет. Часы же показали, что от взлета из Гудауты до пролета Пицунды прошло всего 7-8 минут.

Потом, когда в очередной раз прилетел в Гудауту, руководитель полетов рассказал нам следующее:

«Мы наблюдали за вами, хотя вы и были достаточно далеко от нас. Когда ваш вертолет стали обхватывать с двух сторон, мы решили, что расстреляют вас, как мишень. В том, что вы «нырнули» в облака, было ваше спасение. Они тоже за вами следом вошли в облака. Мы замерли в ожидании, что сейчас из-под облаков посыплются детали столкнувшихся вертолетов. Ведь три вертолета в одном районе, в облаках – это большая вероятность столкновения. Однако нервы у грузин не выдержали, и буквально через 20-30 секунд они вышли из облаков, покружились немного и удалились в сторону Сухума».

Высота 2000 м. Вертолет не хочет забираться выше. Облака еще не пробили. Понятно, что пересечь хребет на такой высоте, да еще в облаках, не сможем. Выжимаем из двигателей все, что осталось. Вынуждены держать включенной противообледенительную систему, что тоже отбирает часть мощности двигателей. По пять – десять сантиметров еле набрали 2500 метров. Часть гор оказалась скрытой облаками. Пройти по ущельям тоже опасно: ущелье может накрыть облачность и вернуться мы уже не сможем. Можем пересечь хребет только сверх облаков. Израсходованное топливо немного облегчило наш вертолет, и он хоть немного, но поднялся вверх. Я уже прикинул, что если топлива не хватит до дома, то придется сесть в Нальчике. Надеемся, что кабардинцы не дадут нас в обиду, даже если узнают, что на борту отряд добровольцев, воевавших в Абхазии.

С большим трудом, за 30 минут набрали еще 1000 метров и на высоте 3500 метров наконец-то вылезли из облаков.

Осмотрев хребет, выбрал наиболее подходящее направление пересечения и направил вертолет туда. Некоторые вершины все-таки были закрыты кучевкой. Меняя направление, пришлось лететь змейкой между закрытыми высотами. Двигатели работают в недопустимо повышенном режиме. Вся надежда на них и они должны выдержать, хотя бы потому, что новые, первой категории! Подходим к горам, началась болтанка.

Для перегруженного вертолета на высоте, когда вертолет летит на предельном режиме, болтанка – это очень опасное явление. Иногда нас так бросало, что ныряли в облака, как в море, а потом опять выскакивали, как поплавок.

Определив господствующий ветер и подбирая направление полета так, чтобы ветер и склоны гор оказывали как можно меньшее влияние на динамику полета, начали пересекать хребет. Кидает! С трудом вдвоем удерживаем штурвалы. Иногда мне казалось, что сквозь наушники слышны скрип и скрежет конструкций вертолета. Еще немного, еще 15–20 километров и мы выйдем из зоны болтанки.

В этой обстановке меня удивляли наши пассажиры. Думал, что начнется паника, а их даже и не слышно. Улучив момент, посмотрел в салон: некоторые ребята спали, а те, кто был близко к кабине, смотрели на меня широко открытыми глазами, которые будто говорили: «нам страшно, но мы держимся!».

Когда оказались на северном склоне, болтанка уменьшилась, и облачность стала редеть. После Кисловодска повернули прямо на Нальчик. И на наше счастье, ветер оказался попутным. Ну, думаю, хоть здесь повезло! С таким ветром нам топлива хватит до Беслана! Ребят сегодня же надо будет отвезти в Южную Осетию. Поэтому нужно сесть в аэропорту «Владикавказ», дозаправиться и лететь в Цхинвал.

Раньше обычного связался с аэропортом и сообщил о нашем прибытии. Начальник аэропорта Каргинов передал нам, чтобы мы следовали сразу на Цхинвал, так как в аэропорту наш вертолет ожидают, и нежелательно, чтобы в нем обнаружили ополченцев. Прямо наказание какое-то! Просочилась-таки какая-то информация.

Пришлось опять искать выход из положения. Решил высадить всех вне аэродрома, заправиться, вновь их забрать и лететь в Цхинвал. Сообщил об этом решении Урузмагу. Сели на юго-западной окраине Беслана возле лесополосы. Ребята быстро выгрузились и скрылись под деревьями.

На аэродроме после посадки нас сразу окружили люди в камуфляжной форме и гражданские. Урузмага и Таймураза поставили лицом к борту вертолета и затем обыскали вертолет.

После осмотра один из них спросил: «А где люди?».

«Какие люди? Мы отвезли гуманитарный груз, а обратно летели пустые».

Удивленно посмотрев друг на друга, они удалились, а я направился к начальнику аэропорта, который встретил меня вопросом: «Где ребята?».

– Мурат Азаматович, не волнуйтесь, доложите, что ребята здесь. Мы сейчас заправимся и под предлогом вылета по санзаданию в Моздок, доставим бойцов в Цхинвал.

– А куда ты их дел?

– В надежное место, – ответил я.

– Ну, ты даешь! – улыбаясь, сказал Каргиев и потянулся к телефонной трубке.

Подождав немного, вылетели, подсели к ребятам, быстро загрузились и полетели в Цхинвал. Троих по пути высадили в Джаве. Следующую посадку произвели в районе Цхинвала, недалеко от села Зар.

Нашего прилета ожидало много народу. После посадки в кабину заскочил бородатый Олег Тезиев. Крепко обнял меня и сказал: «Инал, ты не представляешь какое дело сделал! Одна надежда была на тебя. Большое тебе спасибо от всех нас!».

Прочитав эти строки, многие из наших бывших пассажиров, конечно же, вспомнят этот полет, потому что такие моменты жизни не забываются. А для меня это был всего лишь один из многих напряженных полетов, которые приходилось выполнять на Кавказе.

В этот же день вечером по грузинскому телевидению была передана информация о том, что из Гудауты вертолетом в неизвестном направлении был вывезен осетинский отряд численностью около 30 человек. Вот так нас отследили, но не до конца. Не прошло и недели после этого полета, как меня вызвали в Ростов, в инспекцию по безопасности полетов Управления гражданской авиации.

Не буду описывать, с каким трудом мне пришлось отстаивать свою невиновность в предъявленных мне нарушениях правил полетов. На этот раз пришлось собирать много доказательного материала.

Побывав на «ковре», я приехал во Владикавказ в подавленном настроении. Как сейчас помню слова-предупреждения одного пожилого работника инспекции, бывшего летчика: «На тебя идет много доносов. Такое ощущение, будто вокруг тебя одни враги, которые следят за каждым твоим шагом. Из всего региона не получаем столько информации, сколько получаем из Владикавказа о твоих полетах. Мы обязаны реагировать на эти сигналы, поэтому и вызываем тебя. Не добившись своей цели, эти люди могут пойти на любую подлость. Это я тебе говорю, сочувствуя тебе. Поэтому будь повнимательнее!».

После этого все время думал не о том, как лучше выполнить полет, а о том, в какой момент на меня будет составлен новый донос. Конечно, я подозревал определенных людей, но теперь и другим доверял с опаской. В такой обстановке было очень тяжело работать и меня поймут те читатели, кто сталкивался с такой ситуацией. А в летном деле это еще во много крат труднее, потому что сама по себе летная работа – чрезвычайно опасная и тяжелая, тем более в тех условиях, в которых приходилось летать в Южную Осетию, когда твой народ смотрит на тебя потускневшими от слез и горя глазами и ждет помощи.

В моей памяти стали вставать фрагменты полетов, которые оставили неприятный осадок.

Не буду называть человека, о котором пойдет речь, потому что, как никак, приходилось летать вместе, и пусть его имя не будет известно окружающим. Хотя я – осетин до сих пор питаю к нему (осетину) отвращение. И если когда-нибудь придется ему прочесть эти строки, он, конечно же, без сомнения узнает себя. И пусть его мучает совесть (если она у него есть).

«Есть люди, получающие величайшее наслаждение, принося другим огорчения. Умей их распознать, иначе, если ты сам еще не нажил себе врагов, они помогут тебе их нажить…

Возможно, тебе придется сталкиваться с подлецами, тебя будут предавать друзья, коллеги, ты станешь жертвой грубой клеветы. Найдутся люди, которых будет раздражать сам факт твоего существования. Твой успех восстановит против тебя многих. Все это принимай спокойно, ибо именно в таких обстоятельствах испытываются твой дух и достоинство» – эти строки из книги Т. Мамсурова «Построй свою башню» будто написаны про меня и про мою работу в родной Осетии.

Это случилось во время одного из полетов в Цхинвал. Загрузив полный вертолет ранеными и беженцами, мы следовали через Рокский перевал во Владикавказ. Пассажиры были без билетов. Понятное дело, в то время в Цхинвале не было кассы для оформления пассажиров-беженцев. Это потом, уже после войны, стали оформлять пассажиров перед посадкой, а экипажу вручали сопроводительную ведомость. Во Владикавказе все время садился на «гизельском кругу» и вместе с ранеными высаживал беженцев. Так же собирался поступить и на этот раз. После пролета перевала долгое молчание в кабине прервалось обращением ко мне второго пилота:

– Я пойду в салон

– Зачем?

– Соберу деньги.

– Какие деньги? – переспросил его.

– Как какие, за перевозку они должны платить или нет?

Меня как будто в кипяток окунули, настолько мне стало жарко. Даже сейчас, когда я описываю этот эпизод, сердце стучит и кровь приливает к голове.

Ошарашенно смотрю на него, почти готов задушить его, но, еле сдерживая себя, крикнул ему:

– Я тебе покажу деньги за перевозку! Сиди на месте!

– Если тебе деньги не нужны, то я от них не откажусь. – Упрямо собирается встать второй пилот.

– Сидеть! Сидеть! И взять управление вертолетом! Я приказываю взять управление вертолетом! Пока я командир, не позволю тебе самовольничать, – он нехотя остался сидеть и взял управление.

– Иуда, для тебя нет ничего святого! Тебя ничего не интересует кроме наживы. Как ты смог до этого додуматься. Несчастные люди, которые побросали все нажитое и еле унесли ноги из этого кошмара, а ты собираешься отнять последнее, – начал я отчитывать его.

– Они летят с полными карманами, – перебивая меня, сказал он.

– Какое твое дело, с какими карманами они летят?

– Почему? Ну почему, когда мы все время говорим о морали, чести, достоинстве и мудрости осетин, среди нас живут вот такие отвратительные люди? – с досадой думал я.

Короткую тишину прервала новая реплика второго:

– А вам должно быть хорошо известно, что бывает с командиром, который перевозит неоформленных пассажиров, да еще и полный вертолет…

Нет, ты не выведешь меня из себя! – решил я и до безобразия спокойным голосом ответил ему:

– Надо будет, отвечу! Мне не впервой!

Конечно, мне не хотелось в очередной раз идти на «ковер» и этим доставить удовольствие ему подобным.

Пусть меня простят пассажиры, но в тот день я был вынужден вместо «гизельского круга» сесть в аэропорту и вызвать работника отдела перевозок, чтобы он обилетил пассажиров. После посадки передал пассажиров дежурной и предупредил ее, чтобы после надлежащего оформления ведомость она отдала мне.

Для моего «доброжелателя» такой оборот был неожиданным, что читалось по его удивленному виду. Через некоторое время я зашел в отдел перевозок, чтобы забрать ведомость. И каково было мое удивление, когда мне ответили:

– Никого из них не обилетели, потому что ни у кого не оказалось столько денег, чтобы оплатить перелет, поэтому пришлось всех отпустить.

На глаза мои навернулись слезы: я не мог простить себе, что этих обездоленных людей я привез в аэропорт с целью оплаты за перелет.

Этот случай я не стал обнародовать, но на очередном разборе полетов строго предупредил летный состав:

– Если узнаю, что кто-то из вас занимается вымогательством и поборами за полеты в Цхинвал или перевозку беженцев, сделаю все возможное для того, чтобы этот человек никогда больше не летал. При этом я смотрел на «виновника», но не заметил ни малейших признаков сожаления о содеянном. В дальнейшем он стал ярым источником распространения чудовищных небылиц обо мне. Именно благодаря ему среди моих сослуживцев обо мне сложилось мнение, что это я, а не он, полеты выполняю только за оплату, и занимаюсь поборами с беженцев. И, представьте, находились люди, которым нравились подобные домыслы. Кабинетные и застольные «патриоты», хапуги и лжецы с удовольствием воспринимали и транслировали слухи.

Многое открылось намного позже. А тогда по своей наивности я даже не догадывался, что одновременно с моими успешными полетами распространялись небылицы, сплетни, доносы для того, чтобы создать вокруг меня такую атмосферу, чтобы я покинул Осетию. Признаюсь, мне было очень больно, когда узнал обо всем этом. Мне было обидно за многострадальную Осетию, судьба которой зачастую оказывалась в руках людей, подобных вышеописанному персонажу.

В те годы я терпеливо сносил несправедливые высказывания в свой адрес, плохое отношение к себе, глупые подозрения и грубости, словом все, что исходило от человеческих пороков, потому что был занят более важным делом – защитой родины. И для этого дела укреплял свою волю и решимость действовать, а не тратить силы на ответы болтунам, и не доставлять удовольствия, вступая в перебранку. Сегодня я отвечаю каждому, и пусть они сами оценят себя и свою роль в том омерзительном спектакле.

Продолжение следует