Борис КАГЕРМАЗОВ. Журавли

К 75-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ

ПЕРЕВОДЫ С КАБАРДИНСКОГО В. ПРИХОДЬКО,

А. ГОЛОВА, В. АРТЕМОВА, И. КАШЕЖЕВОЙ

ПРЕДИСЛОВИЕ ХАЧИМА КАУФОВА

Приглашение в книгу,

Приглашение – в жизнь.

Инна Кашежева

Каждому читателю, которому посчастливилось встретиться с настоящей поэзией, хорошо знакомо чувство радости от ощущения какого-то мажорного лада, таящегося часто в самом названии стихотворения или книги поэта. Такое название заранее обещает приятное общение. Правда, жизнь не состоит из одних отрадных явлений и побуждений. Как и творчество любого поэта. Но все же согласитесь: очень здорово, когда молодой кабардинский поэт, приглашая читателей в свою первую книжку, обращается к ним со старинным приветствием, пожеланием здоровья и добра, а через много лет, в зрелом литературном возрасте, перешагнувший через многие ступеньки Парнаса, с той же доброжелательностью и радушием хлебосольного хозяина зовет всех к себе: «Гостите у меня».

Между тем первым сборником Бориса Кагермазова на кабардинском языке и другим, наиболее полным собранием его стихов и поэм на русском, – расстояние в 33 года. Добавьте к ним книги, изданные в последующие десятилетия, и мы получим представление о большом творческом пути замечательного поэта, прозаика, журналиста, автора многих статей о литературе, о жизни и творчестве представителей русской классики, братских литератур, своих товарищей – коллег по перу.

Первый его сборник (1962) мне памятен, помимо всего прочего, еще и тем, что это была первая книга, которую я рецензировал в журнале «Ошхамахо». Одобрительно отозвался тогда о сборнике и наш маститый писатель, всегда радостно приветствовавший все новое в родной словесности – Хачим Теунов. Статья его, опубликованная в «Кабардино-Балкарской правде», затем в расширенном виде в журнале «Дон», содержала куда более глубокий разбор стихов Кагермазова. Но и моя рецензия по-должному оценивала звонкий голос молодого поэта, уверенно заявлявшего, что он не зря явился в этот мир и что ему есть о чем с ним поговорить.

Борис Кагермазов принадлежит к так называемому поколению шестидесятников. Его ровесники Зубер Тхагазитов, Лиуан Губжоков, Кашиф Эльгаров, Петр Кажаров, Адальби Браев вступали в литературу в конце 50-х – начале 60-х. Я был моложе на один учебный период: поступил в КБГУ в тот год, когда Борис его окончил. Но мы с ним быстро подружились. Потом нас связала журналистская профессия, которой каждый из нас отдал много лет, это были, пожалуй, лучшие наши годы. В 1968 году мы вместе участвовали в походе представителей ветеранов войны и молодежи республики по местам боев 115-й Кабардино-Балкарской кавалерийской дивизии, а в 1972-м ездили на строительство автомобильного гиганта на Каме, на знаменитую Всесоюзную стройку КамАЗа: Борис – от молодежной редакции радио, а я от газеты «Советская молодежь». Задача была общая: рассказать о наших молодых земляках, работающих там. Потом Борис побывал с такой же целью и на строительстве БАМа – Байкало-Амурской магистрали. Вообще, он вложил много сил в развитие журналистики в республике, особенно молодежной.

Возможно, с этим связано и то, что через все его художественные произведения красной нитью проходит молодежная тема. Он одним из первых стал лауреатом премии комсомола Кабардино-Балкарии.

Борис Кагермазов всегда желанный гость в молодежной аудитории. Я не раз присутствовал на его встречах с читателями, где поэт удивительно быстро находит общий язык с залом, неизменно встречающим его восторженно. Этому способствует и его манера выступать, голосовые данные, владение искусством публичного чтения своих стихов. Искусство это традиционно в российской поэзии. Оно, к сожалению, теперь уходит в прошлое. Борис Кагермазов – один из немногих, кто его еще поддерживает в кабардинской поэзии.

Из всех его выступлений перед читателями мне больше всего запомнился вечер поэзии в молодежном кафе «Гренада» в Нальчике, в 1967 году. Вечер посвящался только что вышедшей книге Б. Кагермазова «Быстрина». Какие там были красивые молодые лица, озаренные любовью к поэзии и просветленные ею! После завершения основной части к столику, за которым сидели мы с Борисом, выстроилась длинная очередь юношей и девушек, желающих, чтобы поэт оставил свой автограф на заранее приобретенной «Быстрине». Борис не успевал. Может быть, поэтому вышел маленький конфуз. Одна из девушек, видимо, торопясь больше всех других, тихонько протянула мне свой экземпляр книжки с явным намеком подсунуть его автору без очереди. Я несколько раз пододвигал книжку Кагермазову, потом просил его открыто. Но тот, увлеченный раздачей автографов, не обращал на меня никакого внимания. Когда я более настойчиво толкнул его под локоть, он решительно отстранил мою руку. Не знаю, то ли поглощенный своим занятием он не понял, чего от него требуют, то ли сыграло свою роль вообще свойственное ему чувство справедливости. Во всяком случае, мне пришлось, извиняясь и краснея, возвратить девушке книжку.

Оглянуться на молодые годы всегда приятно, пусть это связано иногда и с огорчениями. Сборник «Гостите у меня» открывается прекрасной формулой: «Любовь – это книга на всех языках». Ностальгия по ушедшей поре жизни здесь чуткая и светлая.

Опять с собой не сладивши,

Уже на склоне лет,

Я покупаю ландыши

Для той, которой нет…

Куда ж любовь свою нести,

Прижав букет к груди?

Ведь не дойти до юности,

Хоть сотни лет иди…

Как студит время холодом!

Но на душе весна.

Ах, молодость, ах, молодость,

Прекрасная страна!

В книгу, которая «на всех языках», Б. Кагермазов вписал и свою достойную строку на своем родном, на кабардинском. Нынче искусственные спутники Земли находят свою орбиту «за тридевять небес, в межзвездной мгле», но как найти вожделенную орбиту у сердца возлюбленной, живущей рядом, – вот задача, веками решаемая, точнее, никогда не решаемая окончательно в мировой поэзии. У поэта нет и не может быть рецепта на сей счет. Поэт обязан лишь рассказывать нам о том, что происходит в великой галактике – Галактике Любви. И горевать о прошлом не стоит, когда знаешь: «Не кончается молодость наша – она просто уходит к другим». Значит, остается навсегда.

Борис Кагермазов – один из наиболее одаренных представителей современной кабардинской литературы. «Шестидесятники» привнесли в поэзию свое видение, свое понимание прошлого и настоящего страны, углубленную морально-этическую и нравственно-психологическую разработку темы подвига народа в Великой Отечественной войне. Стихи Б. Кагермазова об этом выделяются публицистическим накалом, точностью образов, конкретностью художественной мысли. Это обусловлено и тем, что поэт, переживший тяготы войны в детском возрасте, хорошо знает цену Победы, знает, каких жертв потребовала она от народа. Тепло и уважительно пишет он о самоотверженности отцов и старших братьев, которые в молодые свои годы защищали «не дипломы, а города».

Прославление труда как смысла существования, доброты, душевной красоты и щедрости своих земляков, глубокое осознание непрерывности поступательного движения жизни – отличительная черта поэзии Б. Кагермазова. В его творческом активе также несколько поэм, для которых характерны те же ритмы и тенденции, пафос созидания, торжества жизни над смертью. Поэтический язык Б. Кагермазова свободен от нарочитой усложненности, подкупает простотой, внутренней энергией, гибкостью и разнообразием форм, экспрессией прямой речи. Теплом и светом наполнены и книги поэта для маленьких читателей. Они раскрывают перед юными земляками непреходящее значение национальной культуры, языка, обычаев и традиций родного народа, нацелены на воспитание молодых в духе любви к родной земле, уважения к делам и свершениям предков.

Б. Кагермазов – автор около тридцати книг, изданных в Нальчике и Москве на кабардинском и русском языках. Среди них и сборники рассказов, воплощающих те же творческие принципы: точность образов, емкость слова, глубокое проникновение в жизнь, стремление изменить ее к лучшему. Широкое признание получили книги Б. Кагермазова «Величие века», «Сердечность», «След солнца», «Лескенский напев», «Гостите у меня», «Вечерний свет» и др.

На слова Б. Кагермазова композиторами республики написаны песни, ставшие широко популярными в народе. Стихи его опубликованы на русском, балкарском, украинском, белорусском, болгарском, латышском, киргизском, чеченском, осетинском и других языках. Сам он сделал много для того, чтобы произведения классиков мировой и отечественной литературы прозвучали на кабардинском. Он один из самых талантливых и плодовитых поэтов-переводчиков. Творчество Б. Кагермазова получило высокую оценку таких знатоков и видных деятелей литературы, как К. Кулиев, Х. Теунов, Ад. Шогенцуков, М. Сокуров, П. Шевлоков…

И сегодня Борис Кагермазов продолжает активно работать в литературе.

А мы, его читатели, продолжаем находиться в гостях у поэта. Уже более 50 лет – более полувека. Какими только изысканными блюдами не потчевали нас на этом пиршестве Слова! Но не будем торопиться и седлать коней для отъезда. Еще не появился на столе главный «персонаж» кабардинского гостевого застолья «щхьэлъэныкъуэ» – половина (правая!) головы жертвенного барашка. Не наступил час ритуального ее разделения, когда я, как один из младших за столом, подам Тамаде нож для свершения этого обряда, а он, Тамада, сам определит, кому какой кусок полагается: сидящему справа от себя он, наверное, предложит переднюю, носовую, часть – с намеком, чтобы тот всегда шел впереди, ведя других за собой; сидящему слева – глазницу, с наказом хорошо видеть все, что происходит вокруг; ну, а затылочную часть с мозгом оставит себе – в знак своей мудрости.

Я же буду довольствоваться протянутым мне на кончике поданного мною ножа ухом. Эта часть ««щхьэлъэныкъуэ» менее всего престижна. Но обычно присуждают ее с определенным умыслом, и более всего она символизирует одну из граней того, что сегодня пышно именуют толерантностью, – умение слушать других. Награда будет, как я полагаю, заслуженная: я столько лет внимательно слушал виновника торжества, на что (к чему лукавить!) иногда требовался и некоторый запас терпения. Ну, это я так, к слову, для юмора – праздник все-таки.

Председатель Союза Писателей Кабардино-Балкарии

Хачим Кауфов

ПРОЩАНЬЕ С СЕЛЬСКОЙ УЛИЦЕЙ

После долгой разлуки опять

я в родное село возвратился.

Тяжело и светло вспоминать,

что и дед здесь

и прадед родился.

Да и я тут немало подошв

износил…

Все знакомо до боли…

– Здравствуй, улица!

Не узнаешь?

Я виновен…

Прости меня, что ли…

Очень строго меня не суди,

сам я нынче наказан сторицей.

За которое время – гляди! –

Суждено было мне измениться.

Дом отцовский

в упадке давно.

Новый скоро построю –

не здесь я.

Здесь уже не смогу все равно –

не из гордости,

не из-за спеси.

Просто все уже мной решено.

Мы навек распрощались – не на день!

Не глядеть на тебя мне в окно,

черепичную крышу не ладить.

Годы детства исчезли во мгле

и во всей суете многолетней…

Стала первой ты в тихом селе,

в шумном городе я не последний!

Крепок был наш старинный союз,

но ведь время настало иное.

Я тобою, как прежде, горжусь,

и могла бы гордиться ты мною.

И, прощаясь с тобой,

как никто,

вспоминая бесценные даты,

я тебе благодарен за то,

что дала

и чего не дала ты…

ТРОПИНКА К РЕКЕ

Навсегда это в сердце осталось:

За водой по тропе меж камней

К звонкой речке девчонка спускалась –

И весь вечер бродили мы с ней…

Юность, юность, как быстро ушла ты!

Промелькнула, как тень, без следа.

Наши радости, наши утраты

Родниковая смыла вода.

Но с тех пор, где бы я ни скитался,

К той тропе меня сердце влекло.

Сколько раз я туда собирался –

И однажды приехал в село

И нашел ту тропинку в былое.

Вот, как прежде, стою над рекой,

Вспоминая до боли родное…

Тихо звезды горят надо мной,

Словно шепчут в пустынности этой:

«Не навек тебе юность дана.

Все проходит.

Не жди и не сетуй:

Никогда не вернется она»…

Но все так же струится речушка,

Точат волны суровый гранит –

И другая по тропке девчушка

Так же к парню с кувшином спешит.

И – былое становится ближе,

И опять я на тропке стою

И в девчушке любимую вижу

И себя в пареньке узнаю.

И с востока уже засиявший

Новый день улыбается им…

…Не кончается молодость наша –

Она просто уходит к другим…

ЖУРАВЛИ

Помню я, как в годы

Юности моей

Осенью услышав

Крики журавлей,

Всякий раз с тревогой

Я их провожал

И вдогонку тихо

Журавлям шептал:

– Будьте осторожны

На пути своем,

Возвращайтесь снова

В свой родимый дом…

А теперь гляжу я

Грустным птицам вслед.

Живы в сердце чувства

Прежних, юных лет,

Обжигая ноги,

Я иду босой

В поле, где дороги

Вымыты росой,

И гляжу я в небо,

Глубоко дыша –

Вслед за журавлями

Тянется душа.

Но теперь я слышу

В песне журавлей

То, что не расслышал

В юности своей.

Есть слова такие

В грустной песне той:

– Год из твоей жизни

Взяли мы с собой…

Как ни благодатен

Теплый, южный край,

Мы весной вернемся,

Жди нас и встречай.

Только не надейся,

Что весенним днем

Улетевший год твой

Мы тебе вернем.

Нас в пути встречала

Буря-ураган,

Обронили год мы

В море-океан,

В море-океане

Глубина темна,

Канувшие годы

Не достать со дна…

Ах, и сам я знаю,

Птицы-журавли,

Все б вы мне вернули,

Если бы могли…

Отдаю по году

Вам я жизнь мою,

Об одном прошу я,

Об одном молю:

Дайте вы мне, птицы,

Загодя узнать –

Срок, когда последний

Год решите взять…

СВОЯ ПЕСНЯ

Пой песню того, на чьей арбе едешь.

Кабардинская пословица

Все пословицы чту я –

В них наша судьба.

А вот с этой

Никак не могу согласиться.

Будь она хоть из золота,

Эта арба, –

Мне садиться в нее

Не годится:

Подпевалою быть,

Петь чужим о чужом –

Для меня эта доля

Нисколько не лестна!

Проезжай-ка, арба!

Я дойду и пешком –

Но зато я спою

Свою песню!

* * *

Вот чистый лист… Чем под рукой он станет:

изорванным комком, черновиком?

Когда меня к столу работа тянет,

К ней каждый раз иду я новичком.

Меня нельзя, признаюсь откровенно,

Уговорить, разжалобить, сломать.

Но беззащитным становлюсь мгновенно,

Когда меня рукой коснется мать.

Два образа мне ближе всех теперь:

Бумаги лист – самой души посредник,

И матери рука – листок последний

В календаре беспечности моей.