Юлия ТАМКОВИЧ-ЛАЛУА. Наш семейный ералаш

НА БАЛКОНЕ У НАС

Как-то мы с сестрой Галкой попросили родителей купить крокодильчика.

Жил бы он в ванной и был бы чудным petом1! Но папа, подумав, заметил: «В семье должен быть только один любимец. И он уже есть. Это я». И, правда, как мы забыли? Больше о том разговоре никто не вспоминал.

Нет, мы, конечно, мечтали устроить на застекленной лоджии рассадник хомяков. Смотреть на стайку пушистых зверьков прямо из комнаты через стекло, сидеть на диване и подбрасывать им в форточку яблочные огрызки и прочие лакомства. Заводят же люди в квартирах огромные аквариумы в полстены! У нас же была бы маленькая хомячья ферма…

А еще, когда мама вываливала в раковину свежекупленных карпов из магазина «Рыба – Мясо», ужасно хотелось сделать хоть одному искусственное дыхание, как учили по телевизору, и поместить его в пятилитровый баллон. Вдруг бы он в воде заговорил человеческим голосом? И вообще, убедил бы папу, что они будут любимцами по очереди?

Но все это было несерьезно. Всегда находились более важные дела.

То в шкафу на балконе пищал застрявший между банок и кастрюль стрижик – спасатели, вперед! То в вентиляционной дыре на кухне показывалась деловитая мышиная мордочка, и срочно требовались соответствующие меры. То голуби, привлеченные гарантированными крошками на подоконнике, принимались вить гнезда в самых неподходящих местах, и мама плясала с полотенцем в руках: «Кыш! Я вам покажу птицеферму!»

Словом, специально в доме животных не заводили. Они появлялись сами, и всех это устраивало. К тому же наша живность была особой, не традиционно-комнатной и не полноценно дикой: цивилизованно-городской. Ей надо было не будку, не миску, ошейник, луну и в желудке сосиску, а несколько зернышек-крошек да свободу передвижения по балкону.

Как только очередной гость появлялся за окном, мы с Галкой вприпрыжку мчались с докладом к родителям, и все семейство прилипало носами к стеклу, замирая, чтобы не спугнуть очередную сороку или сойку.

А совсем недавно что-то рыжее и пушистое промчалось по бельевым веревкам и с грохотом приземлилось на дощатый балконный пол. Белка! Хвост заметает следы, настороженно глядят глазки-бусинки, дрожат кисточки ушей, а лапки тянутся к ореху: хвать и быстрей подальше к перилам. Крутит находку, деловито хрустит скорлупкой. Справилась! И след простыл…

Теперь, когда скрипит антенна или откуда-то сверху обрушивается шумный ком, мы знаем, чьих это лап дело. И уже не один орешек как бы случайно лежит на виду. А тот самый папа, который когда-то категорически отказывался от крокодила, часами дежурит на наблюдательном посту.

…Похоже, он стал подозревать, что на семейных любимцев мода тоже переменчива.

КАК ХОРОШО УМЕТЬ

Джеральд Даррелл однажды написал книгу «Моя семья и другие звери». И хотя я не писатель, но тоже смогла бы поразмышлять о чем-то, вроде «Моя семья и другие источники информации».

Итак, представьте: в моей семье очень любят читать. Если бы вкусы родственников совпали, очередь за бестселлерами стояла бы от коврика в прихожей до ближайшего дивана, оккупированного самым проворным читателем. Рассуждая с позиции силы и свободного времени, мама и сестра Галка вообще выбыли бы из игры.

Но, к счастью, нам делить нечего. Каждый читает свое. Телефон тем временем работает в режиме «Не звони – все равно не слышат».

Ох, что мы читаем! Я впиваюсь глазами в учебник физики, грызя яблоки и шоколад. «Сила тока в замкнутой цепи…» – два огрызка на столе. «Электризация тел…» – исчезает полплитки шоколада. Мимо с ворохом календарных листков проходит Галка, но, даже не успев возмутиться, забывает обо мне. Ей некогда. Она читает… отрывной календарь и попутно гадает на лепестках: «8 июня, восход в 4 часа 47 минут. Долгота дня 17 часов 23 минуты» – любит. 9 июня: восход в 4 часа 47 минут. Долгота дня 17 часов 24 минуты – не любит. 1 сентября – День знаний – любит. Почему это – «любит»? Фу, так не знания, а меня, значит, любит!»

Приходит с работы папа. Сейчас он поест и будет читать свои схемы: винтики, шпунтики, проволочки – настоящий детектив.

Галка сгребает мои огрызки вместе с декабрьскими (уже!) листочками и отправляет в мусорное ведро. Она тянет руку к следующему календарю, на этот раз «Семейному», когда в дверях появляется мама. По блеску глаз и решительному шлепанью тапочек можно догадаться, что она ЧТО-ТО нашла в своем любимом энциклопедическом словаре. Сегодня – это пять позиций академического танца. Вообще-то как-то спокойней, когда мама рассматривает географический атлас мира – его она не пытается претворять в жизнь. Но сейчас у нас – балет. Мама энергично распахивает свой талмуд на нужной странице и, глядя на картинку, со скрипом, но все же изображает требуемое положение ног. Мы с Галкой, свидетели и сообщники, бросаемся наперегонки выворачивать свои конечности. Словом, хватает веселья на вечер. Затем вся компания отправляется к папе.

Утром я еле просыпаюсь, видимо, под впечатлением физики: «Если силу тока – будет электризация тела…». Галка еще сопит. Добилась-таки вчера, что «любит». Одинокий листок обложки «Семейного» календаря на столе это подтверждает. Папа уже ушел. Мама… не может встать! У нее острый приступ радикулита. Невероятно – но факт. В то время, как вдохновитель и провокатор вчерашнего действа не может пошевелиться, у нас все отлично – «ни в одной ноге».

Сегодня мы не читаем учебники, календари и схемы. Дружно изучаем «Справочник практикующего врача» и инструкции к мазям. К вечеру положение «примы» с плачевно-горизонтального меняется на наклонно-вертикальное. Новоиспеченная балетная труппа в тревоге и тоске размышляет над пользой литературы. Отныне на энциклопедический словарь налагается вето, он выдается в порядке исключения только гражданам молодого возраста. С этого дня в семейных архивах появляется ода «Матери-балерине», начинающаяся так:

В третьей позиции прямо

Умеет стоять наша мама.

А в первой позиции – криво,

Но, в принципе, тоже красиво…

Родственники же начинают разговор словами: «Вас беспокоит главный балетмейстер Мариинского театра, не у вас ли…»

Между прочим, в моем доме все так же любят читать…

УТРО В ДОМЕ

Есть у меня репродукция картины «Утро в сосновом бору» Шишкина. Как ни гляну, так сразу наталкиваюсь на мысль: ну почему там елки, медведи? Эх, Шишкин, тебя бы утречком к нам домой. Это была бы картина! А то все елки-палки.

…В полумраке комнаты, на диване напротив, что-то бесформенное методично раскачивается из стороны в сторону. Шесть утра. Тишина. Я широко открываю глаза, но тут же безразлично отворачиваюсь к стене. Вставать еще через час. Все в норме. А что там на диване? Да Галка, моя сестра, которую «труба» уже зовет. Три дня в неделю – два года подряд – она по утрам играет в привидение. Ей страсть как не хочется вставать и топать на свою утреннюю физкультуру в институт. Поэтому ровно в шесть она, как заводная кукла, открывает глаза, едва соображая в чем дело, приводит себя в полувертикальное положение, неубедительно доказывая, что проснулась, и покачивается, как умирающий лебедь, с риском в любой момент стать «спящей красавицей». Во время сего перевоплощения в Галке ведется сложная мыслительная работа по самоубеждению о пользе физкультуры. Минут через двадцать после официального пробуждения Галка все же объявляет утро открытым. И вот трусца по квартире переходит в галоп, становится бегом с препятствиями и погоней. Зеркало – шкаф – кухня. Комната – зеркало – шкаф. «Как в этом доме можно спать?» – думаю я, поворачиваясь на другой бок. А тем временем вешалки падают на пол, звенят кастрюли, теряется какая-то там книжка, лопается шнурок на ботинке, лихорадочно мажутся губы – и весь этот вихрь улетает с торжественным грохотом закрывающейся двери. УШЛА!

Чуть позже я, слоняясь, не спеша наливаю чай в синюю керамическую кружку, пользуясь случаем, выбираю себе тот Галкин свитер-унисекс, которого по доброй воле от нее не допросишься.

Мама уходит на работу.

– Ты не видела мой ключ? – по привычке интересуюсь я.

– У меня его нет, он где-то у тебя.

Наслаждаясь отсутствием толкотни у зеркала, я примеряю свитер с водолазкой, затем без нее и снова с ней.

Тем временем папа, заметив мою полуготовность к старту, нагружает «железок» в свой дипломат и спешит исчезнуть за дверью. Ну да, он же не любит быть замыкающим и проверять краны и выключатели! «Ладно, пусть чешет, – покладисто разрешаю я, поправляя ворот. – Все-таки с водолазкой лучше».

Часы показывают самую малость, и я выползаю на балкон посмотреть погоду и построить глазки соседке. Солнце заметно припекает и заставляет меня принять решение освободиться от водолазки. Новые переодевания. Сумка на плечо, последний взгляд вокруг, привычный жест – и отвратительно новое тактильное ощущение где-то в кончиках пальцев: КЛЮЧ! Ключ, которого нет!

И снова трусца переходит в галоп, летят книжки и стулья, туфли и сумки в прихожей, цепляется за дверь, вытягивая большую петлю, галкин свитер, прыгает стрелка часов…

Когда звонит телефон, мне все уже ясно. Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы вычислить, что мама только что обнаружила-таки мой ключ в одном из своих многочисленных карманчиков, карманов и карманищ.

Я падаю на диван и истерически хохочу, вспоминая о сегодняшней контрольной по математике. Прощайте, логарифмы! Будем сторожить квартиру.

Утро в нашем доме! Это вам не сосновый бор…

И ОЧЕНЬ ДОЛГО ДЛИТСЯ ДЕНЬ…

Огненная полоса незаметно подкрадывается в прорезь занавесок и замирает на ландышевой стене. Горит, горит, расползаясь вширь и ввысь, щекочет зажмуренные, обалдевшие от сна глаза, иголками солнца оживляет крошечные пылинки, наполняющие все пространство вокруг.

Утро неспешного выходного дня, первый миг праздника, за которым еще столько маленьких долгожданных удовольствий.

Галка в гостях у Светки – с ночевкой. Родители уже сорганизовались и сбежали, наверняка на рынок за картошкой.

Забыв о времени и слове «надо», сладко поворачиваюсь на другой бок и натягиваю одеяло: сегодня можно все, чего хочется. Четверть, половина, без четверти, снова четверть.

Горизонт коварно затягивается надувным матрасом сизого льна. Чья-то проворная рука украдкой выкручивает яркую лампочку в прожекторе, заменяя ее пасмурной. Но настроение уже не испортить погодой. На душе светло и легко. За завтраком ломтики вчерашнего хлеба в компании варенья и сыра выглядят пирожными, а электронные часы, то и дело мигающие минутами, напоминают забавную игрушку, от которой не может быть ни пользы, ни вреда. Время стало другим. Оно не бежит, не торопит, не требует результатов. Оно просто молчит, и в этом королевская роскошь выходного дня.

А за окном происходят удивительные вещи: непонятное пятно над горой расцветает в желтый вагончик канатки, точка, приближающаяся к подъезду, становится забавным дымчатым котом, на ветке соседней березы раскачивается круглая нахохленная синичка. И я впервые за последние шесть дней никуда не спешу и воспринимаю случайную картину как невероятное открытие, как параллельный мир, скрытый в паутине ежечасных рутинных забот и вариаций слова «должен». И вдруг задумываюсь над суетной жизнью, в которой все по большому счету – «на завтра», а сегодня – лишь черновик, где важное проходит невидимкой перед самым носом, и насмешливо ухмыляется из прошлого то, что, оказывается, было настоящим…

А день продолжается, разбиваясь на бесчисленные эпизоды
многосерийного фильма, насыщается звуками, чувствами,
неожиданными открытиями, длится дольше прошедшей недели, чтобы
вспоминаться весь следующий месяц. Обычный выходной день…

1 От английского «pet» – домашний питомец.