Ирина ГУРЖИБЕКОВА. Не надо, горы, терять высоту!

БЕССОННИЦА

Обойми меня, бессонница,
Дай мне ночь, как день, прожить.
Может, мне тогда дозволится
Чашу радости испить…
Радости от одиночества,
Где свободны жест и взгляд.
Где и делай то, что хочется,
А не что тебе велят.
Накажи меня, бессонница,
За сумбур рабочих дней.
Дай душе поуспокоиться
От проблем и от страстей.
Я не знаю – ты какая:
Белая иль голубая?
Темная до черноты?
Только знаю: благо ты!
Видно, что не зря нам дадена:
В этот сумрак, в эту тишь,
Может, то откроешь взгляду,
Что с рассветом не узришь.
И шепнешь такие тайны,
Что и гениям не снились…
Ведь познание – бескрайне,
Как бы знаньем ни кичились.
Проломи окошко в памяти
О минувшем – о былом,
Дай мне позабыть о старости
И вернуться в отчий дом.
А еще шепни мне строки,
Что прольются на листы
Не сплошным стихопотоком,
А лишь капелькой… мечты.
…Ну ты молодец, бессонница:
Что просила, все дала.
Ой! Уже проснулось солнце.
Может быть, и я… спала?..

РАЗДУМЬЕ

Оледеневшее – тает.
Улыбка – пронзает печальное…
На сотню расщедрился скупердяй!
На миг – но явилось тайное.
Непонятное – объяснят:
Мел в руке от усердья крошится.
От доски почаще смотри назад,
Но не в тетради – в лица.
Порой, выходя «за рамки»,
Пути отыскавши «левые»,
Торопятся шашки – в дамки,
А пешки-то – в королевы…
И все ж почему-то верится:
Невероятное – сбудется.
И все нагое – оденется,
Заработает все, что ленится,
А спящее все – разбудится.
Вот только не надо, годы,
Так яро лететь в пустоту.
И только не надо, горы,
Терять свою высоту…

* * *
Так было или не было?
А будет иль не будет?
Молчит о вечном небо.
В неведении люди.
Вернемся ли в пещеры,
Ко шкурам и кострам,
Иль, может, на Венере
Построим космо-храм?
И звери нам ответят
Не рыканьем, а речью…
Тьма знатоков на свете,
Но некому и нечем
Открыть былые тайны
Непознанной планеты.
Ну разве что случайно
Тьма озарится светом:
Заговорят молчащие.
Проснутся погребенные.
Но, точно, пробудят их
Не мужи ученые, –
Поэты и влюбленные.

* * *
Уходят люди – вещи остаются,
Теряя чью-то нежность, чей-то дух.
Хотя из пианино так же звуки льются,
И шелест книг – струей меж пальцев рук…
Уходят люди… Время быстротечно
Для разума, для счастья, для сердец.
Так почему же неживое – вечно,
А все живое – точно ждет конец?
Грустят дороги, от колес уставшие,
О тех, кто здесь уверенно ходил.
А ель – о том, в кровавой битве павшем,
Что это деревце когда-то посадил.
Грустит перо, не в силах расставаться
С тем, кто писал и сердцем, и пером.
А рог грустит о добром мудром старце,
Что поднимал его за праздничным столом.
Не так уж страшен времени разбег.
Ведь говорит мне чей-то голос вещий:
Уходят люди, остаются вещи,
Но в каждой остается – человек.

У ПРОЕКТА ПАМЯТНИКА ЗАДАЛЕСКИ НАНА

Смотрю и не знаю – она ль, не она?
Ведь скульптор воочью ее не видал.
Но он нам вернет Задалески Нана
Сквозь дни, сквозь века, сквозь года…
Не важно, в бронзе она или в камне…
А вдруг еще не остыло сердце,
И это великое доброе пламя
Все так же греет детей и детство…
Замираю от этой мысли дерзкой.
Но мысль-то была, не промчалась мимо…
Приди хоть на миг, Нана Задалески,
Укрой нас в горах от жестокого мира.
Да станут нам их чистота и высокость
Опорой для нового взмаха крыльями!
Чтоб юность цвела, а не гибла до срока.
Чтоб ближних мы все, как себя, возлюбили.
А где-то пожары… А где-то война…
Мир, право, не ведает, что творит.
Осетия! Стань Задалески Нана
Для всех, кто живет под небом твоим!

ТРАМВАЙ

Машины мимо пролетают,
Крутыми «марками» красуясь…
Единственный из пролетариев,
Он сверху смотрит на буржуев.

ДВЕ СТОРОНЫ

Есть две стороны у любого предмета.
Чем ярче одна, тем другая – темней.
Теплом наслаждаясь желанного лета,
Страдаем от острых палящих лучей.
Не терпится знать, что за высью, за далью?
Но к ним не стремимся подняться с земли.
И сколько б нам ближние благ ни воздали,
Все кажется: что-то недонесли.
Как же мир ненадежен в своем двуграньи…
Даже слово «люблю» то лечит, то ранит.
Даже, листая Коста столько лет,
От удивленья ширим глаза:
Как осетинский великий Поэт
Свою главную фразу – на русском сказал?
Пора бы привыкнуть к несовпаденьям…
Но порой до абсурда доводят сомненья.
Вот стою у картины. Шепчу: – Прекрасно…
Но мысль изнутри ломает висок:
С одной стороны – он испанец Пикассо,
С другой стороны – он француз Пикассо.

РИФМА

За эпиграммой эпиграмма
Несется вскачь.
А к слову «бездарь» нету рифмы –
Хоть плачь.
По словарям уже побегал –
И ничего!
Тогда звонит поэт коллеге.
А тот: – Легко!
Возьми-ка ты, дружочек, «бездну»:
Как раз срифмуешь…
Еще – съезды…
Строчит поэт. Дрожит слегка
Обычно твердая рука.
У друга-то таланта – бездна.
А он, похоже, – просто бездарь.