Вадим КАДЖАЕВ. Дядя Лаврент

ПАМЯТИ НАРОДНОГО ХУДОЖНИКА ЮЖНОЙ ОСЕТИИ

ЛАВРЕНТИЯ КАСОЕВА

«Дядя Лаврент», так я, наверное, первый раз в жизни обратился к нему… Мы были соседями, мне было лет пять-шесть, но встреча с Лаврентием Павловичем, самым первым и самым добрым учителем, была определяющей в моей судьбе. Если бы не он, не знаю, кем бы я стал, но точно не художником. В памяти у меня много воспоминаний, которые заставляют улыбаться. С первых же дней знакомства Лаврентий Павлович стал для меня непререкаемым авторитетом, человеком, за которым мне захотелось следовать. Я часами сидел рядом, когда он работал, и, наверное, даже мешал ему. Но уж очень интересно было наблюдать, как он ловко управляется с красками, так замечательно пахнущими! Он увел меня в этот мир целиком и полностью. В те годы мы жили так тесно, что я почти прописался у Касоевых. Лаврентий Павлович всегда был очень внимателен и ласков со мной, терпелив и очень интересен в разговорах. Он показывал разные книги, рассказывал про великих художников и не менее интересно про свою жизнь. От него я постиг, в чем заключается предназначение художника в мире, в чем значение искусства, гармонии и красоты в нашей жизни! Сам он был Художником всегда и во всем! Что бы ни делал, с кем бы ни общался Лаврентий Павлович, он всегда был в поиске прекрасного. Очень любил Брейгеля, художников Возрождения, русских художников, о которых он так увлеченно нам рассказывал… Круг его интересов был необычайно широк, он прекрасно знал искусство Египта, Греции, историю древнего мира, и всегда шел в ногу со временем.

Как педагог Лаврентий Павлович был требовательным, но справедливым. Лицей искусств, который он создал в тяжелом 91-м году, стал для меня вторым домом, а лицейские годы – самым замечательным временем в моей жизни!

Учитель был человеком с сильным характером. Не слишком эмоциональным, хотя иногда с трудом сдерживался, когда видел несправедливость, но никогда никого не утруждал и не беспокоил. Сам делал рамы, подрамники, грунтовал холсты…

Для меня Лаврентий Павлович был тем человеком, ради общения с которым, так хотелось приезжать в Цхинвал. Возвращаясь с учебы домой, на следующий же день я шел к нему в лицейскую мастерскую и всегда заставал его на рабочем месте. Мы пили кофе и долго говорили о жизни, о живописи, о дальнейших планах, которых у него всегда было предостаточно…

Иногда он жаловался, что мало внимания уделяет живописи, так как лицей отбирает у него все дневное время, а после напряженного учебного дня сложно работать над картинами. Мы общались не как учитель с учеником, а на равных, как коллеги, несмотря на разницу в возрасте и в творческом опыте. Лаврентий Павлович никогда не настаивал только на своем мнении, доброжелательно выслушивая собеседника. Он всегда очень радовался успехам своих учеников, и каждый из нас чувствовал себя комфортно, потому что всегда мог рассказать о своих планах и посоветоваться с ним. После такого общения всегда хотелось работать. Он показывал свои новые работы и фотографии из поездок по Европе, а один раз мы там оказались вместе. Это была честь для меня – выставляться вместе со своим учителем!

Кстати, Лаврентий Павлович был еще и очень спортивным человеком. Никто из нас не мог обыграть его в пинг-понг, такие он подавал «крученые»…

Очень тяжело говорить о нем в прошедшем времени… Мы потеряли прекрасного человека, гражданина, художника! Считается, что незаменимых не бывает – пусть так, но мне кажется, что для тех людей, кто его близко знал, уход Лаврентия Павловича оставил глубокую, незаживающую рану в сердце.

Рухсаг у, дядя Лаврент! Спасибо большое за то, что был в моей жизни, как маяк, указывающий дорогу, я тебя никогда не забуду. Прощай, мой добрый первый учитель!