Татьяна ПАРСАНОВА. Что ж так зябко руки сведены

* * *
Тихо-тихо окликну тебя… Отзовись…
Слышишь? звонкой капелью сердца застучали.
Пусть с другой ты писал иероглиф печали.
Я семь нот разноцветных дарю в твою жизнь.

Нежно-нежно коснусь тебя – лучиком сна.
Чуть… губами… как ветром, по коже запястья.
Я тебе напишу иероглифы счастья,
В семь цветов разукрасив тоскливость окна.

Долго-долго… вдвоем… в бесконечность моста,
В высоту, или пропасть… Забыв о страховке.
Как одно… До последней своей остановки.
Просто, очень прошу мне поверить – Я ТА…

* * *
Когда с тебя сдерут седьмую шкуру,
Когда в душе мятущейся ни зги;
Знай – там ты должен лечь на амбразуру,
А здесь – тебе прощают все долги.

И пусть октябрь смывает радуг блики,
И радость дня затеряна во тьме…
Ты знай, что там ты должен быть великим.
А здесь ты тот, кто просто нужен мне.
* * *
Мешаю кофе с дымом сигарет,
Спускаю жизнь породою пустою.
Еще один отполыхал рассвет
Не зацепив своею красотою.

День катит мысль в привычной колее –
Переложить пытаясь небыль в были…
Ах, сколько их ушло в небытие,
Рассветов, что с тобой не разделили.

ХУТОРОК

Кушаком исхоженных дорог
Подпоясан. В зеркало заката,
Пригорюнясь, смотрит Хуторок,
Щуря окна хат подслеповато.

Подряхлевший, выцветший слегка.
Пыль на крышах куреней – попоной.
Но, как встарь, протянута рука
Журавля* с ведром воды студеной.

Живописной стайкой, у плетня –
Васильки. Беспечны и игривы.
По крапиве, запахом дразня,
Раскатились яблоки и сливы.

Вековухи-ивы – вдоль реки…
Ковыли – солидно седовласы…
И, как встарь, подшиты чирики,**
И нашиты на портки лампасы.

* * *
Посветлела ночь в оконной раме.
Рвался сон, как тоненькая нить.
Захотелось вдруг прижаться к маме,
Просто, ни о чем, поговорить…

Зашуршали памяти страницы,
Всполоша текучих мыслей гладь.
Захотелось к маме прислониться,
Чтоб о чем-то вместе помолчать…

Зимний день вступал в права лениво,
Солнцу – тучей сонно тер глаза.
Пряталась в подушку торопливо
По щеке сбежавшая слеза.

* * *
Чем пахнет ежевичное варенье?
Немного сладким и чуть-чуть горчинкой.
Звенящим солнцем, летним настроеньем,
И в ночь манящей теплою тропинкой.
Веселым, бесшабашным, звонким громом
Варенье пахнет. Яркими цветами,
Деревней пахнет, бабушкиным домом,
Укрытых белым облаком садами.
Весеннею поляной с лохмачами,
Любовью первой пахнет ежевика,
Испачканными пенкою губами,
И счастьем, распирающим до крика…

* * *
Наверно, это просто – уходить,
решив за нас, что будет лучше где-то.
Рванув, как ворот, тоненькую нить
раскрашенного нежностью рассвета.

И снова ночь… Но миллиарды звезд
прольются зря, не выполнив желаний.
А наша встреча станет не всерьез –
лишь первою ступенькой к расставанью.

А я могу не плакать от ветров.
И одеваться строго по погоде.
Но…
Ты мне должен сотни нежных слов
и наших, не родившихся мелодий…

* * *
Начинает август птичий лет.
Значит в планах – далеко весна…
И опять ночами напролет
Я распята на кресте окна.

Что грустить казалось – не впервой.
Ни дожди, ни ветры не причем,
Что фонарь, качая головой,
Вдоль по луже бегает лучом.

Что березы первый желтый лист
Словно пряди ранней седины…
Что ж так ежит душу ветра свист.
Что ж так зябко руки сведены…

* * *
За флажками оставила
Свою веру в людей.
Вспомни главное правило:
Если ранил – добей.

Только спину и вижу я.
Это мне не забыть.
Если все-таки выживу –
Буду мстить. БУДУ мстить.

Растерялась по-бабьи я.
Это ФОРА – ты знай.
Я еще – очень слабая…
Время есть. Добивай.

* * *
В слепом порыве отреченья
внезапно подводить черту,
поверив, что разлуки бремя
я как награду обрету.

Искать, и не найдя ответа
вбежать туда, где нас уж нет.
На грани темноты и света
застыть… И сердцем выбрать свет…

* * *
Залежь скучных лет…
Лед колючих фраз…
Крутится сюжет
В миллиардный раз:

В полночи немой
На столе – свеча.
Ты – уже не мой.
Я теперь – ничья.

Больше не пиши
Теплое: «Люблю».
Краешком души
О тебе скорблю.

Краешком себя
В прошлое бегу.
Думами губя,
Что еще могу…

И рванет рассвет
Мысли без прикрас:
Дзы-ы-ынь – и больше нет
Нас.

* * *
Оскал декабря крут.
Ты в тон декабрю – странник.
Палач мой, хватай кнут.
Возьми от меня – пряник.

Растрепанных чувств – блик.
И горечь вины – прессом.
Я буду твоей Брик?
Ты станешь моим Дантесом?..

* * *
Когда из снов моих уйдешь,
Так непривычно… Так некстати…
Луны новорожденной – брошь,
Увижу я на звездном платье.

Увижу я, как оробев,
Дождь, первой каплей, тронет крышу.
Колосьев вековой напев
И песнь кузнечика услышу.

Дорог услышу новых зов,
Что мы с тобой не проходили.
Поверю в волшебство подков.
И зеркала протру от пыли.

Приняв ромашковую ложь,
Порхнет моих желаний стая,
Когда из снов моих уйдешь –
меня для жизни возвращая…

Когда из снов моих уйдешь…

МАТЬ

1.
Кто она, и как тогда все было –
Старожилам вспомнится с трудом.
Вроде говорили, что купила
На краю деревни старый дом.

Спряталась за каменным забором.
Равнодушна к мнению молвы,
К новостям соседским, сплетням, спорам…
Вечно в черном. С ног до головы.

За спиной о ней ходили слухи –
Ведьма то ль, то ль тронулась слегка.
Кто б подумал, что тогда старухе
Было лет, чуть больше сорока.

Весны, зимы чередой ходили.
Календарь листал за годом год.
Про старуху все давно забыли.
Ну, живет и ладно. Пусть живет.

2.
В старый дом, в морозный, темный вечер,
Гостьей долгожданной Смерть вошла.
Тридцать зим ждала старуха встречи.
Тридцать безнадежных лет ждала.

Потеплел старухин взгляд колючий,
Разглядев безносую в дверях.
“Слава тебе, Господи. Отмучил,” –
Губы шелестнули второпях.

Удивилась – так легко, аж странно
Память пролистнула на бегу
Страшный день, когда домой с Афгана,
Сын вернулся в цинковом гробу.

И дойдя уже до грани зыбкой,
Рассмотрев вдали зовущий свет –
Расцвела счастливою улыбкой,
Понимая – боли больше нет…

3.
Проводить безумную старуху
Собралось, привычно, полсела.
Обсуждали равнодушно, сухо –
Кто, откуда, кем она была,

Все, что память выдала навскидку…
И вовнутрь благоговейный страх
Спрятали. Счастливую улыбку
У старухи видя на губах…

* Журавль – колодец.
** Чирики – легкая, казачья обувь.