Очерк
…У моря всю ночь лил дождь. Молния освещала набегавшие тревожные волны, черный, растрепанный берег и ветром прибившие на турецкую землю лодки. Оттуда на сушу вываливались мешки, большие тюки и люди. Неистово выл ветер, разнося плач и рыдания. Мертвых хоронили, больных уносили на носилках. Обессилевшая группа переселенцев — осетины-мухаджиры — удалялась от берега в поисках лучшей жизни в сторону Сиваса.
С 1865 года минули века…
Я собиралась в Стамбул под сводки свежих новостей о задержках авиарейсов. За окном лил сильный дождь, похожий на рокочущий водопад. Казалось, что он вот-вот смоет дом в огромный поток, плывущий по улице. Но какая же это великая ценность — внутренний покой! Только неделю назад я сошла с трапа самолета, летевшего рейсом «Анталья — Владикавказ» и кружившего в небе часа два перед приземлением, и вновь засобиралась в путь-дорогу. Был уже сентябрь. Я понимала, что поездку в Стамбул нельзя никак пропустить. Даже если дождь смоет все дороги, а самолет задержат еще надольше.
Приглашение от турецких осетин «наконец» приехать, увидеть Стамбул и посмотреть, «как мы живем», превратилось уже в какой-то интернет-вирус. Ну как не полететь? Ведь я обещала. А обещанного три года ждут, и они давно истекли. Обещанное — это не только «приехать в Стамбул и навестить осетинскую общину», но и привезти настоящий осетинский сыр, засоленные листья горького перца в литровых банках, сувениры с пометкой «из Осетии». Да легко!
Открыв свой красный, истасканный перелетами чемодан, я с наслаждением вдохнула раскаленный аромат настоявшегося турецкого августа. Запах моря остался даже на сланцах. Времени оставалось лишь на то, чтобы проглотить кофе, на ходу мазнуть ресницы тушью, влезть в удобные кроссы, купленные в Ozon, — и понеслась!.. И как же время умудрилось меня так «испортить», что приходится делать непривычное… О боже, как же мне нравится обувь на шпильках! Я всегда в ней ходила, танцевала, творила… Так нет же, не получается ее сейчас носить. Времени столько нет. И что мне в Стамбуле на шпильках делать? Там же всем все равно, в чем я. Лишь бы мне было удобно. Но вот что неудобно там, в Стамбуле, среди турецких осетин — так это не знать своего родного осетинского языка. Они им владеют в совершенстве, по словарю. Тебя просто не поймут. Удивительно? Там реально неудобно не знать его. Да лучше, дефилируя по турецкой улице Истикляль на шпильках, сломать каблук и упасть, а потом еще минуту не подниматься с земли от смеха. А поднявшись, опереться на сломанный каблук, выпрямиться, улыбнуться и пойти дальше, отмахнувшись словами «Ницы кæны!» [Ничего страшного!]. И это будет моя история. Обожаю родителей, научивших меня в совершенстве владеть родным языком! Благодарю их всегда и везде: в самолетах, в Осетинском театре, на кухне в час ночи… Вот, оказывается, насколько дальновидными они были, когда говорили мне: «Учи свой язык. И всегда будет легко встать, улыбнуться и идти дальше!»
Мобильник разрывался. На ватсап успела залететь эсэмэска: «Dæ bon horz! Æz dæn…» [Добрый день! Это я…] Именно так пишут турецкие осетины — пользуясь латиницей.
Узнаю улыбчивый голос Лейлы:
— Цæттæ дæ? Хæдтæхæг куы ‘рцæуа Стамбулмæ, уæд ма тыхс, мæ зæрдæ, мах дыл фембæлдзыстæм. Дзæбæхæй бахæццæ у! [Ты готова? Как самолет прилетит, не переживай, мы тебя встретим, мое сердце. Хорошей дороги!] Кadar! [До свидания! (тур.)]
— Хорз. Бузныг. [Хорошо. Спасибо.]
Короткий разговор с турецкой осетинкой Лейлой подкрепил во мне уверенность перед поездкой в незнакомый город.
Отпуск заканчивался. Он был подобен прошедшему в жаркий день проливному дождю.
Вылет задержали. Сбавив внутреннее негодование и въедливость ко всему живому вокруг, я терпеливо пережила это томительное ожидание, проглотив тройной чизбургер за две тысячи рублей. Раздышалась, когда открыли выход к самолету. Но тут же обессиленная от ожидания толпа ринулась к гейту. Ринулась и я, хотя не собиралась. Казалось, мои ноги уже не касались опоры, а лоб знатно приложился к чьей-то высокой спине. Но я все же двигалась в сторону выхода, и это утешало. Как же я понимала путешественника Тора Педерсена, объехавшего весь мир без использования самолета! Вот красавчик! О Хуыцау, баххуыс кæн! [О Господи, помоги!] — взмолилась я. — Держись, мой внутренний покой! Впереди — неделя спелого, как сочные яблоки, сентября в Стамбуле. Это ли не радость?
И всё, ты — на взлете. Счастье-то какое!
* * *
…Этот момент настал. Маэстро Гергиев полчаса не мог уйти со сцены от затянувшихся аплодисментов. Я кричала, не переводя дыхания: «Браво, браво!»
— Пилот оценил ваши эмоции… Пожалуйста, просыпайтесь, пора к выходу. Мы прилетели.
Слова стюардессы, вылетевшие из широкой красивой улыбки и повисшие над моей головой, вернули меня в реальность, где я вдруг поняла, что проспала весь полет крепким сном и что меня не разбудили даже благодарственные аплодисменты пассажиров в момент приземления самолета.
Я не торопилась, несмотря на то что пассажирская кабина была уже почти пуста. Мне как будто нужны были этот полет, это непривычное, неспешное пробуждение, эти счастливые мгновения чудотворного безделья.
Вспомнив, что меня встречают у выхода из аэропорта, что он не такой малюсенький, как дома, и что нужно пройти контроль и получить багаж, я спокойно сняла ногу с ноги и несуетливо вышла из самолета навстречу спелому, как сочные яблоки, сентябрю в древнем мегаполисе.
Вперед!
Стамбул будто все еще оставался под влиянием аномальной африканской духоты, накрывшей этим летом все Центральное Средиземноморье. Жара моментально заползла мне за шиворот какой-то липкой, вязкой карамелью и оставила влажный, как от прикосновения улитки, след.
Погодка — класс!
Меня встречали.
— О-о, Аленæ, кæдæй-уæдæй! [О-о, Алена, наконец-то!] — подбегая ко мне, воскликнула Лейла и схватила тяжеленный чемодан так легко, словно в ее руках оказалась дамская сумочка. — Хъæбыстæ, батæ уый фæстæ… Тагъд кæнын хъæуы, кæннод фæндагыл бирæ хæдтулгæтæ цæуы æмæ нæ фæндаг зын рауайдзæн [Объятия и поцелуи оставим на потом… Надо спешить, трасса очень загружена машинами], — быстро проговорила Лейла, засунув чемодан в багажник и обменяв все жесты приветствия на искреннюю лучезарную улыбку.
«Как же все-таки грамотно она говорит по-осетински, всю жизнь находясь вдали от Осетии», — подумала я, вспомнив, как лет десять назад осетины из разных уголков планеты собрались в Сочи отметить Дни культуры. Там я и познакомилась с Лейлой. Помню восторг от встречи: одна из самых известных осетинок Лейла Кылыч-Албегова, проживающая в Стамбуле, великолепно говорившая на осетинском языке, общалась со всеми скромно, без стремления эпатировать за счет своей уникальности и желания привлечь всеобщее внимание. Именно тогда она пригласила меня посетить Стамбул. С тех пор прошло десять лет.
И вот мы рядом, минут десять уже рассекаем по широкой трассе, а распаренное тело, остывая в комфортабельном авто Лейлы, будто дышит каждой своей порой. «Как прекрасна жизнь!» — подумала я, от души улыбаясь Лейле.
— Ныр дзур, куыд дæ… Куыд бахæццæ дæ? Мацæуыл тыхс. Алцыдæр хорз уыдзæн, суазæг дæ кæндзыстæм, куыд хионы, афтæ [Ну рассказывай теперь, как ты… Как добралась? Ни о чем не переживай, все будет хорошо, примем как родную], — говорила она, умело управляя автомобилем.
Как же благодарна я ей была в тот момент! И не только за то, что она просто спасла меня от большого скопления незнакомых людей и утомительного поиска трансфера до назначенного места, но и за пронзительные минуты тихого счастья. За то, что я ехала в Стамбул так, как едут домой, к родным. За любовь, которая способна быть рядом на любом расстоянии.
Ее только нужно разглядеть…
Я — в Стамбуле!
* * *
Примерно через час мы уже проезжали по крутым, извилистым, узеньким улочкам исторического района.
— Мы между южной частью Босфора и Золотым Рогом, район Бейоглу, — рассказывает Лейла. — Тому, кто хочет узнать про современный Стамбул, сюда. Он самый важный из всех районов. Тут недалеко проспект Истикляль.
Громоздившиеся над нами постройки утопали в зелени, они органично вписывались в сложный холмистый ландшафт. Шумные туристические кварталы сменяли тихие улочки, а в историческом центре прямо над головой сушилось белье. Неровный ритм города сразу бросался в глаза.
Свернули на переулок Каллави, узкий, обложенный симпатичными домами.
— Приехали! — с облегчением воскликнула Лейла.
До отеля Elmira Pera Hotel, номер в котором забронировали для меня турецкие осетины, проводили люди, видимо, работающие с Лейлой. Изящные балконы и эркеры, замысловатые барельефы и фризы провисали над головой, словно закрывая небо. На ресепшене меня встречали несколько человек, очень милые и улыбающиеся люди.
— Merhaba, Benim adım Mesut, — поприветствовал меня, представившись, хозяин отеля Месут. О нем мне рассказывала Лейла. И он, видимо, знал меня уже заочно. Так встречают не всех посетителей. Мои скромные знания турецкого языка позволили мне понять фразу Месута: — Гости Лейлы — мои гости! Я рад, что вы остановились именно у нас. Наш отель в это время бывает забронирован полностью.
Меня ждал комфортный номер в нежных тонах. Интерьер напоминал стиль османских дворцов XIX века, однако в нем отчетливо прослеживалось европейское влияние. Деревянный расписной потолок дополняли шикарные люстры из хрусталя. В зале с огромными панорамными окнами меня уже ожидали два гарсона средних лет. Каково же было мое удивление, когда один из них заговорил по-осетински!
— Æгас цу, нæ зынаргъ уазæг! [Добрый день, наш дорогой гость!]
От неожиданности я плюхнулась на оттоманку.
— Сæххормаг дæ фæндагыл, исты ахæр [Ты проголодалась в дороге, перекуси], — продолжил мужчина, указывая на накрытый деревянный столик с резными ножками. — Ирон хæринæгтæй дæ хорз фенæм — чъиритæй [Мы приготовили тебе осетинские пироги], — засмеялся он. — Куы ахæрай, уæд-иу бынмæ ныццу, æнхъæлмæ дæм кæсæм Лейлаимæ. [Как перекусишь, спускайся, мы будем тебя ждать с Лейлой.]
Стол уже был накрыт: осетинские пироги, сыры, национальные закуски. Меня приняли так, как принимают только дома, в любящей семье. «Да! Это самый лучший отель, в котором я когда-либо останавливалась в своих путешествиях», — подумала я, жадно проглотив кусок фыдджына. Вкус оправдал мои ожидания. Для осетинского пирога, приготовленного в Стамбуле, это очень даже неожиданно.
За окном лилась колоритная однотонная мелодия. Выглянув, я увидела двоих мужчин, игравших на багламе и зурне и с надрывом певших турецкую народную песню. На узкой улочке по обе стороны компактно разместились столики. Люди ели, пили, громко разговаривали как бы одной семьей. Внешняя сторона здания была украшена декоративными гирляндами и зелеными маркизами, на которых было написано Ficcin [Фыдджын — пирог с мясом]. «Так вот оно какое, это излюбленное место не только для туристов и турецких осетин!» — подумала я и быстро спустилась вниз. Не терпелось пообщаться с турецкими осетинами, дойти до улицы Истикляль, которая находилась буквально в тридцати шагах от переулка, и прогуляться по району Таксим.
Оказывается, отель был втиснут буквой П между улицей, рестораном и другим отелем. Ficcin с большим количеством посадочных мест разместился вдоль одной улицы Каллави. Кто-то проводил время непринужденно в стиле мещанина, а кто-то — с лампадкой, более романтично, обнявшись и подпевая артистам.
Кайф!
Ко мне подошла Лейла и еще несколько человек — ее родственники, о которых она всегда рассказывала. Среди них — сестра Сухейла и брат Рауф. Меня обнимали, целовали, приветствовали.
— Мæ зæрдæ [Мое сердце], — сказала Лейла и обняла меня крепко-крепко, добросовестно выполнив свои обещания и мои ожидания с момента встречи в аэропорту.
Передо мной стояла женщина, которая никогда не жила на родине предков, но прекрасно знает и сохраняет родной язык, осетинские традиции. Женщина, которая носит две фамилии — Албегова и Кылыч и которая уже более двадцати лет занимается ресторанным бизнесом в Стамбуле.
Среди этих людей не нужно было подбирать особые слова, выискивать правильные, «умные» ответы, стараться выглядеть по-другому и… носить любимую обувь на шпильках. Все говорили на осетинском. Как же я гордилась тем, что владею одним из самых тонких и мудрых языков в мире! Гордились и они тем, что знают язык и могут общаться со мной, понимать и в эти минуты иметь связь с далекой, но такой близкой Осетией.
Договорились провести ближайший вечер вместе.
— Пойдем со мной, я тебе такое место покажу! — интригуя, сказала Лейла.
Мы поднялись на второй этаж ресторана. На выложенных стенах огромного зала, заставленного деревянными столами и стульями, висели картины с осетинскими мотивами, подвесные полки были заставлены национальными сувенирами.
— Здесь мы встречаемся и общаемся с нашими осетинами, живущими в Стамбуле и других городах Турции. Ты же знаешь, у нас есть осетинская община, — с особой гордостью произнесла Лейла. — Это кукла Дзиовой, чаша Моураова, картина Есенова…
Я была поражена. Она так трепетно прикасалась к каждому изделию, словно приглаживала. Видно было, что они ей очень дороги. Я начала разбирать сумки и доставать подарки, пополняя ее коллекцию. Как же она радовалась каждому сувениру! Среди презентов был и осетинский флаг. Она взяла его в руки осторожно, как хрустальную вазу, прижала к лицу и заплакала… Заплакала и я. От радости, от тепла, от деликатности, от бережности, от таланта хранить самое ценное.
— Моя семья — из осетинского рода Æлбегатæ, которая эмигрировала в Турцию в 1865 году из села Алагир, — рассказывала Лейла, накинув осетинский триколор на плечи. — Из Российской империи уезжали по разным причинам. Это было нелегким решением. Чтобы ты понимала, Алена, я — представитель четвертого поколения генерала Муссы Кундухова. Мои предки уходили тяжело, навстречу новой, непонятной жизни, где встретили совершенно другую культуру. Многие не выдерживали изнурительную дорогу и возвращались обратно или погибали. Оставшиеся мухаджиры образовали небольшие поселения в Сивасе, Карсе, Муше, Битлисе, Эрзуруме. Турецкие Албеговы проживали в селениях Сивас, Бойалык, Йозгат, Кайпынар. В 1960–1965 годах нас было двести семей, мы считались самой многочисленной осетинской фамилией в Турции. Тогда было легче сохранять и изучать родные язык и культуру, мы многое узнавали от наших бабушек и дедушек. Тогда нам запрещали носить осетинские фамилии, нас хотели лишить исторических корней. По этой причине Албеговы были вынуждены принять новые фамилии — Кылыч, Эрдогъан, Каплан, Думан, Четин, Дуран, Алтынок, Джидал, Джейлан, Озель… С тех пор прошло 160 лет. Мы сохранили свои фамильные предания, помним родовые тамги, поддерживаем родственные отношения. Сейчас турецкие осетины в основном живут в больших городах, таких как Стамбул, Анкара, Измир, Анталья и других. Но мы продолжаем встречаться и общаться. Здесь живем большой семьей, стараемся сохранять осетинскую идентичность. Спасибо тебе за воспоминания…
Лейла рассказывала все это с таким вдохновением, как будто всю жизнь прожила в Осетии. Ее счастливое восприятие того, что для нас давно кажется обычным, даже немного одноклеточным, на родине бесценно как уникальный пример сохранения исторической памяти. Бесценно и умение любить и бережно хранить свою историю, беречь то, что ей с таким трудом досталось… И нет другого желания. Это ее цыкурайы фæрдыг.
* * *
Вечерело. Ресторан Ficcin превратился в шумную, веселую таверну. Играла турецкая музыка. Горевшие свечи на столиках перемигивались со светившимися на маркизах гирляндами, выливая на всю улочку уютное тепло. Это место и для неторопливых ужинов под долгие разговоры, и для спонтанного аппетита под чудесную музыку, и даже для важного кота, стоящего на задних лапах и вымаливающего чего-нибудь из моей тарелки…
А коты в Стамбуле — почетны. Даже Лейла недавно обзавелась ими и все переживала в свое отсутствие, как они там и что едят. Здесь все жители кормят уличных котов, тратя на это часть своих доходов. Посетители ресторана, говорившие на разных языках, наслаждались вкусом и красотой полюбившихся блюд, невольно демонстрируя тем самым разную культуру поведения за столом — кто-то чавкал, не стесняясь, кто-то шумел приборами, а кто-то вскакивал на стул и подпевал артистам, выказывая безмерное удовольствие. Главное — все были искренними ценителями этого заведения, в котором подают традиционные блюда турецкой и черкесской кухонь — сезонных овощей, тушенных в оливковом масле, вездесущего кёфте, черкесских клецок и пасты из измельченной курицы, чеснока и грецких орехов… Но фаворитом на всех столах все же был традиционный осетинский пирог, чаще с мясом, который в другом месте вряд ли можно было найти. Отсюда и название заведения, которое придумала сама Лейла. Вот почему один из самых популярных ресторанов кавказской кухни в Турции Ficcin стал старым и надежным другом для постоянных посетителей Стамбула. А когда-то, лет двадцать назад, он был лишь небольшим магазинчиком готовой кухни. Благодаря Лейле ресторан в 2011 году включили в десятку лучших заведений огромного мегаполиса. Сейчас Лейла — владелица целой сети ресторанов. Она часто сама печет осетинские пироги, а если попадается осетинский сыр, то получается настоящий уæлибæх [пирог с сычужным сыром].
— Ты не будешь против, если мы разрежем сыр, который ты привезла, и угостим посетителей, чтобы удивить их вкусом самого лучшего сыра на земле? — выйдя из кухни, спросила Лейла.
Так и сделали. Она уважительно разносила разрезанный на тонкие кусочки сыр вдоль столиков, предлагая всем осетинский деликатес:
— Deneyin, deneyin! [Попробуйте, попробуйте! (тур.)]
Видно было по ее широкой и красивой улыбке, заливистому смеху, как она наслаждалась этим процессом. «Вот она, любовь!» — подумала я.
Вокруг стола собрались братья, сестры, племянники Лейлы, работающие с ней. Накрыли стол по осетинским традициям.
— Я тебе тоже что-то приготовила, — обратилась ко мне Лейла и вынесла глубокую тарелку с пельменями, политыми сметаной и посыпанными пряными специями.
— Это хъæбынтæ [пельмени с мясом]. В Осетии, наверное, так их уже и не называют. Сама приготовила, — произнесла Лейла и наконец присела рядом.
Я знала давно, была наслышана о ее талантах изумительно вкусно готовить, а теперь и сама смаковала блюда.
Это было счастьем!
Выше, за отдельным столом, сидела большая веселая компания. Она чем-то выделялась на фоне других туристов. Внезапно заиграла национальная музыка. «Неужели абхазская играет?» — удивленно подумала я и вопросительно посмотрела на Лейлу.
— Да, да. Сегодня к нам присоединились кавказцы, гости из Абхазии, они очень любят приезжать, — тут же ответила гостеприимная хозяйка и указала жестом, чтобы я к ним присоединилась.
— Как же это здорово! — я вскочила и побежала к абхазцам.
А они как раз уже исполняли свой национальный «Шаратын», танец-соревнование, кто кого перепляшет, обнаружит находчивость и ловкость. Я присоединилась к грациозным девушкам и закружилась.
Все вокруг тоже кружилось стремительно и темпераментно. Аплодировал весь ресторан. «Bravo, bravo!» звучало на всех языках для всех национальностей одинаково. В особом восторге были турки — им очень нравятся кавказские танцы и музыка, они интересуются нашими традициями и кухней.
А потом мы ели, пили, затягивая время традиционными тостами и приближая стамбульскую ночь. Вряд ли кто-то мог понять, кроме нас самих, над чем мы так заразительно смеялись и о чем так громко и оживленно говорили. Осетинская речь лилась по улочке Каллави и спускалась к проспекту Истикляль. Ее слышали все, ею восхищались. По крайней мере, так казалось.
* * *
Ночь была коротка. Но хотелось встать пораньше. Нельзя терять время на сон. Надев свою удобную обувь, я спустилась вниз и направилась прямо к ресторану Ficcin. Меня встречала Лейла:
— Доброе утро. Я буду рада, если мы позавтракаем вместе.
Круглый столик был уже накрыт. Глазунья, нарезанные овощи, сыры, колбасы и любимые симиты — традиционные турецкие бублики с румяной хрустящей сладковатой корочкой, щедро посыпанные кунжутом, с нежным мякишем. В небольших чашках пузырился настоящий турецкий кофе, который немыслим без пенки. Рядом — стакан воды и кусочек рахат-лукума.
— Погуляй по проспекту Истикляль, району Бейоглу, а потом — на Принцевы острова. Все сразу не объехать и не увидеть… Сколько я здесь живу, все равно не объездила весь Стамбул, — ответила Лейла на мое желание «быстро везде побывать и все сразу увидеть». — И вот еще что. Прилетел Гергиев, на днях пройдет его концерт здесь.
Лейла говорила это, испытывая гордость за его достижения. Ее глаза светились и выражали не только любовь к музыкальному творчеству гениального Маэстро, но и теплую привязанность к малой родине и свою причастность к национальным корням.
«Надо же, какой вещий сон…» — подумала я и примерно через тридцать шагов вниз по улочке Каллави вышла на широкий проспект. Так вот она какая, самая шумная и популярная улица Стамбула Истикляль! Главная пешеходка города, несмотря на раннее утро, была полна людьми. По обе стороны проспекта находилось большое количество баров и ресторанов, магазинов и супермаркетов. Уличные торговцы продавали жареные каштаны, кукурузу, симиты и воду. Я осматривала достопримечательности, посещала магазины, заглядывала в перпендикулярные проспекту переулочки, погружаясь в особую ауру современной турецкой цивилизации.
Но самым заметным и привлекательным атрибутом улицы стал движимый символ Стамбула — красный ретротрамвай. Он проезжал несколько раз, забитый туристами. Я лишь успевала фотографироваться на его фоне. И тут же вспомнила наш владикавказский красный трамвай, который украшал Александровский проспект с исторических времен. Люди угощались в «Макдональдсе», «Бургер Кинге», «Старбаксе», посещали Mado, Zara, Özsüt или Ramiz Köfteci, заходили в кофейни и кондитерские, покупали сувениры и турецкие сладости. Меня больше интересовали исторические здания, храмы, а также роскошные балконы, скульптуры на фасадах и широкие окна. Прогулка по проспекту привела меня на площадь Таксим, где можно было посидеть на лавочке и полюбоваться красотой революционных памятников… А, тот монумент, где присутствуют двое советских политиков — Ворошилов и Фрунзе. Я нашла этих двоих товарищей в фуражках. В свое время они работали в городе молодой Турецкой Республики Константинополе, протянув руку помощи в непростые времена этой стране.
Свернув с проспекта Истикляль, я стихийно бродила по извилистым улочкам района, в основном вымощенным камнями. Преодолевая постоянные спуски и подъемы, я смотрела, как протекает жизнь в Стамбуле. Витрины маленьких бутиков сменяли дома, покрытые густым виноградом, а миниатюрные художественные галереи — уютные кофейни. Здесь я распробовала турецкий фисташковый кофе сорта «Мененгич». Вряд ли после него захочу пить кофе за пределами Стамбула…
А вот и Галатская башня — символ города. Она оборудована музеем и смотровой площадкой. Пройдя огромную очередь туристов, увидела город с высоты полета чайки.
Здесь не требовался навигатор, достаточно было идти все время вниз или вверх по узким улочкам. Красно-белая кирпичная кладка домов соседствовала с позолоченными фресками византийских церквей.
Я понимала, что поселилась именно там, откуда пешком могу дойти практически до всех главных достопримечательностей Стамбула.
Город напоминал калейдоскоп. С поворотом головы менялись и картинки, и настроение. Шпили старых минаретов, виднеющиеся с Галатского моста, корабли на волнах Босфора и тучи кричащих чаек, кружащих в воздухе. Десятки рыбаков, замерших под шум волн, и призывы молитв, раздающихся с мечетей в дымке старинного Стамбула. Великолепные дворцы Долмабахче с его богатым убранством и Топкапы, который столетия был резиденцией и офисом турецких султанов, шикарные виллы и трущобы…
* * *
Я благодарила Лейлу за каждый свой неторопливый шаг по улочкам Стамбула, за прогулку на пароме по Мраморному морю на остров Бьюкада с его роскошными особняками, церквями и монастырями. За Босфор перед закатом с его огненными красками, мостами и мечетями, сияющими в золотой вечерней подсветке. За легенды и архитектурные шедевры, хранящие дух прошлых эпох. За историю Стамбула, которая уже навсегда переплелась с моей судьбой и прямо на глазах оживала сквозь выветренные веками поры шершавых каменных стен старинных замков и дворцов.
Но главное — за живучий и живущий здесь осетинский язык, благодаря которому Стамбул стал для меня одним из любимых городов.
Я лениво упаковывала свой чемодан, пытаясь каким-то образом уложить в него ароматы холодных белесых камней и плюща на старых крепостных стенах, утреннего спрайта холодной босфорской воды и водорослей, терпкого мускуса морской пены из Мраморного моря, запах свежесваренного турецкого кофе, сладкой пахлавы, симита и осетинских пирогов от ресторана Ficcin. Они настоятся и заполнят собой пустующий во мне флакон памяти. Я буду пахнуть этим счастьем.
Лейла провожала меня с надеждой на новую встречу. Да, она из тех, которые слышат, прежде чем им говорят, понимают до того, как объяснят. Их просто любишь.
Это было редким подарком. Безусловным. Незабываемым.
— Ирыстон у мæ зæрдæ. Ды дæр — мæ зæрдæ! [Осетия — мое сердце. И ты — мое сердце!] — ветер разнес ее слова по всему Стамбулу.
Они летели вместе со мной из Турции до Терека.
«Восхитительная женщина, — думала я. — Осетинка! Она все-таки вернулась на малую родину, ни дня не живя там…»
С 1865 года минули века…