Стихи.
Перевод с китайского Е. Плетневой (Данченко)
Жизнь и поэзия
Ветер срывает с деревьев последние листья.
Льда холоднее становится дождь январский.
Время преследует звезды с охотничьим свистом.
В зеркале вместо себя вижу странную маску.
Довелось мне, как многим, из дома родного уехать.
Поселиться в стране, где чужие не видят чужую.
Веселятся на празднике шумно, а мне не до смеха.
Мне бы дочку обнять, нагадать ей любовь большую.
Жизнь коротка, отчего ж расставаний так много?
Неизбежны одни, а другие — всего лишь ошибка.
Ах, как трудно понять планы Господа Бога!
До прощанья с семьей расстоянье меня не страшило.
Люди пишут стихи на свой лад и
на своем языке, на котором сновидят порою.
Вы же, строчки мои, отправляйтесь в родные пенаты,
расскажите моей семье: все в порядке со мною.
Потому что люблю
Я люблю. Хоть и бледен сегодня мой лик,
потому что люблю, я расстаться с тобою не смею.
В моем небе ты яркой звездою возник,
пред лучами твоими, теряясь от страсти, немею.
Я люблю, потому-то осанка моя так пряма.
Потому-то мой смех никогда не утратит веселья.
Я тебя возношу, точно Бога. В твои терема
я хотела бы душу вселить, а не слабое бренное тело.
Потому что люблю, мои слезы медовы на вкус,
а обиды мои пахнут мятой, шалфеем, душицей.
Ты им — солнечный луч и роса, а мороз
их не тронет, доколе я буду любить и молиться.
Я люблю и надеюсь до смерти прожить лишь с тобой,
веря в то, что мой дух не уснет в тупике переулка.
Ты мне дал два крыла. Вон, шуршат за спиной,
расправляются белые черною полночью гулкой.
Папа
Папа, как дела?
Ты помнишь еще ту площадь,
окруженную высокими тополями,
возле здания местной партии?
Однажды я забралась на дерево,
чтобы рассмотреть море людей —
красное море с желтыми пятнами.
Красное — поднятые вверх книги Мао,
желтое — руки, сжимающие те книги.
Помню крики: «Революция — не преступление,
а необходимость!», «Власть имущие — вон!»
Орущая волна усиливается и накатывает…
Папа, как дела?
…Ты стоишь с заломленными руками на площади.
Перед тобою — камень.
Кто-то вырывается из толпы:
перекошенное бешенством лицо,
толстое пузо,
рукав со следами крови,
палка в его руке вот-вот размахнется.
Я слышу зловещий рокот с небес,
похожий на взрыв вулкана.
О, Янцзы и Желтая река,
как вы позволили своих детей убивать камнями?
Как дела твои, папа?
Взобравшись повыше,
я увидела наконец твое решительное лицо.
Твое сильное тело
и могучие плечи.
Как ты позволил себя утопить в море злобы?
Папа, камень под твоими ногами
жжет не только твои ступни,
но и мое сердце.
Свет солнечных лучей
озаряет лишь половину суток,
но твой, папа, свет
никогда не погаснет.
Как дела, папа?
Я узнала, куда тебя заключили.
Мама попросила отнести тебе суп.
«Пошла прочь, буржуйская шавка!» —
рявкнул мне часовой, охранявший дверь.
Я поставила горшок с супом на землю,
завизжав, набросилась на него
и вырвала у него из рук наручники.
Девчонка едва десяти лет,
взбесившаяся овца,
борющаяся за себя в опасном окружении.
Я и не думала плакать,
потому что не хотела показывать слабость врагу.
Мама сказала тогда, что я сильнее мальчишек.
Как дела твои, папа?
Ты так рано ушел…
В тот день лишь тусклые огоньки
поблескивали вместо солнца.
Ты лежишь в хрустальном дворце,
покрытый несчастьем своей жизни.
Десять лет — сколько дней в них?
Знаешь ли ты, как твои жена и дети скучают по тебе?
Мама говорит, что ты где-то рядом,
потому что твой дух с нами всегда.
Все говорят: ты был лучший человек на свете
и сейчас живешь в раю.
Папа, как твои дела?
Если только ты меня слышишь,
пожалуйста, свари нам горшок супа,
чтобы утолить тоску по тебе.
Ищу поэзию во сне
Я руками тянусь во сне,
чтобы нащупать ее в пространстве.
Мне снится лишь слабое ее очертание.
Пробел в памяти…
Всматриваюсь в еле заметное:
островок чистой земли.
Справа — величавый храм.
Слева — очередь
бормочущих молитвы людей.
Кто мне ответит: не ее ли это следы?
Во время полета во сне
я вижу восходящее солнце —
и вместе с ним заглядываю в каждое окно.
Ищу ее в золотом раскаленном воздухе,
с пересохшим от жажды ртом,
поэтому я не люблю лето.
Мне больше нравится белизна снега.
Но снег говорит мне:
поэзия — в самом начале весны.
Когда же снег тает, весна говорит:
ищи поэзию в ранней осени.
Ищу поэзию во сне,
чтобы парить высоко в небе,
а не вокруг подушки
и не только до горизонта.
Ищу поэзию, чтобы выйти из тела
и улететь в беспредельность.
И вдруг понимаю:
не нужно ее искать —
лишь чувствовать постоянно,
идти по ее следам.
Праздничная ночь в храме
Дерево у храма
поет свою песнь.
Красная свеча
горит восхищенно.
В огнями сверкающем здании
вино так легко пьянит.
Тосты.
Смех.
Невозможно устать в эту полночь!
День рождения
Живущая на чужбине,
устраиваю небольшой праздник
под названием «день рождения»
и говорю вам:
«Танцуйте, друзья!
Возьмитесь за руки,
покажите, как вы умеете наслаждаться жизнью!
Здесь не роскошный дворец,
наряды — не от кутюр,
нет дорогих столов,
ломящихся от еды,
как в пятизвездочном отеле.
Но здесь находитесь вы —
и это ваш мир!
Ваши смеющиеся лица
похожи на многоцветный флаг,
реющий в свободном пространстве.
Ваша искренность
звучит самой прекрасной на свете музыкой!
Растроганная, хочу вас поблагодарить,
но слова не идут на ум.
Дорогие мои,
давайте любить друг друга.
Лишь об одном прошу: не спрашивайте, почему я здесь.
Искренняя дружба,
ваша надежность —
залог того, что китайские пионы
в тюльпанных полях зацветут!»
Китайский узел
Сердце летит сквозь облака.
Погруженная в мысли, забываю о времени года.
Тишина за иллюминатором.
Расставание наполнено клочками разорванной бумаги.
По щекам бегут слезы о годах,
незаметно прошедших мимо.
Широко и мощно течет, растворяя прошлое, река Янцзы.
Родное небо рассеивает воспоминания.
Медленно уплывающий город
удваивается из-за слез.
Постепенно тает разноцветная радуга.
Жужжащие пропеллеры превращаются в мельничные
крылья.
Звон в ушах стихает под перестук кломпов.
Заложенный нос не чувствует запаха тюльпанов.
Заплаканным глазам сыр кажется жидким.
…Только длинный китайский узел
погружается в душу все глубже.