Рассказ
В мечети стоял запах мужского пота. Над входом в молельную табличка: «Братья, не трогайте чужих башмаков». Как всегда, на Джума-намаз собралась толпа: разнорабочие, курьеры, таксисты, бородатые кавказцы с блестящими часами. Были и чернокожие, которые встречались Елжану только в мечети и нигде больше. Кем они работают? Надо спросить.
Проповедь была посвящена фатализму в исламе.
— Возьмем слово «судьба», — говорил имам. — На языке, на котором написана книга, оно звучит как «манайа». «Манайа» в арабском имеет два значения: судьба и гибель. Для мусульман эти два понятия идут рука об руку, на все воля Аллаха — милостивого и милосердного.
— Получается, мы не распоряжаемся своей судьбой? — спросил сидевший напротив Елжана человек без определенного возраста.
Седой, мускулистый, маленького роста, он был одет в широкие серые брюки и худи с ничего не значащей надписью. Его пронзительные глаза изучали имама, отчего тот нервно расстегивал и вновь застегивал верхнюю пуговицу своей рубашки без воротника. Имам не привык отвечать на вопросы прихожан. Но спустя полторы минуты он все же сказал:
— Если ты не грешил, если соблюдал все предписанные шариатом законы, то ты можешь рассчитывать на милость Всевышнего и при жизни. Добившись чего-то, помни об этой милости и благодари Аллаха. Мусульманин никогда не должен просить, он может только благодарить.
Елжану было за что благодарить. Он был счастлив, у него имелась работа, ему есть где жить. В отличие от двоюродного брата, ему не грозила депортация. Он зарабатывал достаточно, чтобы откладывать и отправлять семье. Он мечтал вернуться на родину и открыть собственный ресторан.
А еще он был влюблен.
Складской комплекс «Медный всадник» получил название от располагавшегося во дворе фонтанчика с копией знаменитого памятника. Местного Петра вылепили из бетона и покрыли желтой краской. Вокруг фонтана валялись зиплоки насвая. Время от времени в них рылись дворники.
Елжан прошел в помещение, которое одновременно служило КПП, чайханой и гардеробной. В местном ларьке можно было купить лепешки, самсу и чай. Здесь работала Алия. Елжан каждый раз перечитывал ее имя на бейджике.
Благодаря чужим подкатам Елжан узнал, что Алия тоже узбечка и тоже из Таджикистана. Что в Россию она переехала совсем недавно и живет в общежитии при складском комплексе. Еще он узнал, что Алия сочиняет стихи. Это придавало его влюбленности возвышенность.
Елжана забавляло, как остроумно Алия умела отшивать. В отличие от работавшей с ней Фатимы, она старалась никому не хамить. Одной ее фразы было достаточно, чтобы подкатывающий к ней почувствовал себя обезоруженным и глупым, как охранник торгового центра. Лишь однажды на памяти Елжана она позволила себе дерзость. Водитель тары, беря из ее рук чай, пошутил:
— Дорогуша, зачем ты погладила мою ладонь?
— Не беспокойся, я все равно собиралась помыть руки.
Елжан захотел еще чаю. Очередь двигалась медленно. Чтобы убить время, Елжан включил онлайн-симулятор автогонок. Это была его пятидесятая гонка. В случае победы он получит промокод на скидку 10 % в сети фастфуда — спонсора игры. Он как раз вырвался на первое место и заходил на предпоследний поворот, когда…
— Привет, — сказала Алия. — Снова ты.
— Снова я, — Елжан машинально нажал на кнопку блокировки экрана.
— Можешь не говорить. Ты всегда берешь одно и то же. «Жасмин», верно? Сколько тут работаю — ни разу не пробовала. Вкусно, наверное.
— Наверное, — промямлил Елжан.
— Она поговорить хочет, придурок, — шепнул ему на ухо стоявший позади курьер.
— Слушай, кхм, — начал Елжан, — я тут знаю одну чайную, там наливают очень хороший «Жасмин».
— Типа как чайхана?
— Нет-нет-нет. Чайная. Это такое китайское заведение. Туда все ходят.
— Китайский ресторан?
— О, Аллах, нет же. Просто такое место, где пьют китайский чай.
Елжан уже возненавидел себя за внезапно проявленную смелость. Полгода молчал — и вдруг решил заговорить. Мог бы еще помолчать. Кто за язык дергал…
— А знаешь, я бы сходила. Звучит любопытно.
— Супер. Отлично.
Елжан попятился в свой любимый уголок.
— Погоди, — остановила его Алия. — Мы же не договорились когда.
Снегопад. Город задыхался от пробок. В рабочем чате писали, что снегоуборочная машина задавила курьера. Просили быть аккуратней.
Несмотря на непогоду, Елжан находился в приподнятом настроении. Немногочисленные заказы располагались недалеко друг от друга. Большинство горожан разъехались, в городе остались только туристы и эмигранты.
Елжан любил Петербург за его инаковость. Среди его заказчиков были студенты, ютящиеся вдесятером в просторных квартирах с высокими потолками. Художники, поэты, музыканты. Их квартиры пахли кошачьим кормом. Жили они в полумраке, предпочитая старинным изящным люстрам фонарные столбы, свет которых проникал в комнаты из широких окон.
Елжан попадал в коммуналки, подъезды которых были окутаны паутиной кабелей и проводов. Нажав не на тот звонок, можно было встрять в неприятность. Об этом предупредили в первый рабочий день. Рассказывали, как один курьер вошел не в ту дверь и исчез на три дня. Спустя неделю его посиневший голый труп нашел в Мойке антиквар-ныряльщик. Эту историю передавали из уст в уста, а в конце добавляли: «Шовинисты! Потому и убили!»
Центр каждого российского города прекрасен по-своему. Все спальники одинаково несчастны. У «Красного и Белого» толпились алкаши. Самому хриплому поручили клянчить у прохожих деньги и сигареты. На противоположной улице находился ресторан «Айва» с бесплатной парковкой, набитой такси. У ресторана была собственная шаурмечная, к которой каждый вечер выстраивалась очередь. Стоявший перед Елжаном кругловатый киргиз в красной шапке с помпончиком и кожаном пуховике брезгливо оборачивался в сторону алкашей и громко, чтобы все слышали, причитал:
— Вот у нас бы давно всех в обезьянники рассадили. И магазин бы оштрафовали. Устроили тут бродячий дом. А ментам пофиг вообще!
— Менты заняты. По складам ходят, людей пугают. Вот у меня знакомый на стройке работает. Каждую неделю проверка, месяц этаж поднять не могут.
Тут подошел хриплый алкаш.
— Мужики, на пузырь дадите, а?
— Нету.
— А курево будет?
— Не курим.
— С хера ли понаехали тогда? — расстроился алкоголик. — Приперлись, блин, без бабла и папирос.
Двоюродный брат Елжана жил в Екатеринбурге в точно таком же панельном доме. Почти каждый день они созванивались по видео.
— Представляешь, Ёбург такой маленький, что у меня появилась постоянная клиентка. Заказывает краски, кисточки, баллончики. Чтобы стену рисовать. Я думал, у нее ремонт. А она так депрессию лечит. Художница, говорит. Представляешь?
— Еще как, — ответил Елжан. — Тут таких как собак нерезаных.
— Ладно, давай показывай, во что ты там вырядился.
Елжан принялся позировать на камеру. Брат обозвал его щеглом и щеголем.
— Главное — не забудь цветы! Только не гвоздики. Знаю, они самые дешевые. Но это потому что люди умирают чаще, чем влюбляются. Розы, бери розы!
Елжан взял красные, обернутые в красную ленту. Он видел такой же букет в тиктоке одной известной узбекской певицы. Хотя продавщица уговаривала купить розовые.
— Я здесь неподалеку работаю. В «Медном всаднике».
— В «Медном всаднике»… — пробормотал полицейский. Затем достал блокнот и принялся что-то лихорадочно записывать.
— Начальник, а в чем проблема?
— Подожгли твоего всадника, вот в чем проблема.
— То есть как это подожгли…
И только тогда Елжан обратил внимание на багряное небо на той стороне, где располагался склад. Не дождавшись, когда полицейский вернет ему документы, Елжан помчался к «Медному всаднику». Обогнув жилой дом, он увидел над складским комплексом карабкающееся вверх пламя пожара.
Он побежал быстрей. Мигалки машин скорой помощи, пожарников и полиции освещали лица бежавших навстречу. Что-то взрывалось. Кричали, молились, просили о помощи. Выли сирены, орали громкоговорители. В мечети проповедник пугал прихожан адом, но никогда его не описывал. Быть может, он сам не понимал, о чем говорил. А Елжан понял. Он больше не нуждался в проповедях. Он оказался в аду. И в голове крутился лишь один вопрос: «За что?»
Елжан перепрыгнул ограждение. Стоявший неподалеку спасатель поначалу опешил, а затем резко помчался за Елжаном. Но вдруг поскользнулся и, как было отмечено в рапорте, разбил копчик.
Елжан забежал на третий этаж, где располагалось женское общежитие. Навстречу неслись обитатели — кто с детьми, кто с сумками. Какая-то голая старуха спасалась от огня, прикрывая срам тазиком.
Здание начало рушиться. Это происходило одновременно с тем, как к нему стали подкрадываться щупальца пожарных лестниц.
Он узнал ее по валявшемуся неподалеку бейджику. Рука Алии выглядывала из-под обломков. Елжан упал на колени и подполз к ней. Только тогда он заметил, что по-прежнему сжимает в руках купленный для нее букет. Он попытался сдвинуть обломки — безуспешно. Сколько ни старался, а тяжеленный и горячий кусок бетона никак не хотел сдвинуться с места. Он огляделся в поисках какой-нибудь опоры, схватился за валявшийся неподалеку кусок арматуры, но обжег руки. Крик от боли перешел в вой. Елжан вновь упал на колени. Положил букет на обломки, словно на могилу. Взял руку Алии и зарыдал. У него потемнело в глазах. Он слышал крики о помощи и вой сирен. Сирены напоминали ему крики чаек на берегу Финского залива. Казалось, он лежит на гальке под палящим солнцем. Со стороны залива поддувал приятный холодный морской ветерок.
Вдруг его кто-то схватил и выбросил. Хороший бросок, прилично лететь. Он упал на что-то мягкое, вроде батут. Уши горели. Хлестал дождь. Или снег. Ему было тяжело разобрать. Он облизывал губы, его мучила жажда. Кто-то набросил ему на рот кислородную маску, и он стал приходить в себя. Почуял, как стали замерзать волосы в ноздрях. Почуял зыбкость сугроба, на который его уложили. Елжан открыл глаза.
— Живой?
— Манайа, — прошептал Елжан. — Манайа…
— К тебе сейчас подойдут, им все расскажешь. И как зовут, и про самочувствие.
Убедившись, что Елжан в порядке, спасатель помчался обратно в здание. Обессилевший Елжан продолжал лежать. Он поднял глаза и увидел над собой медного всадника. Суровое лицо царя освещало пламя пожара.