Асланбек БРИТАЕВ. Три стихотворения

* * *
Зная страдания,
я горю сирот сострадаю,
ввергнутых кем-то
виновным
безвинно в вину.
Словно ребенком
бессильно слезу проливаю
в тридцать восьмом
или в сорок проклятом году.
Годы те кровью
вписали земные дороги
в карты сторонок
на горькую память людей.
Злобу и страх
у ведомых рождали пророки,
выдав за Родину
своды молитв да идей.

Родина – горы,
извечно высокое небо,
трепетной ивы,
как вдовья сердечная грусть,
песня речная
и в поле воспрянувший стебель –
верностью им
я богаче душой становлюсь.
Разве все это –
к сраженью зовущая сила:
пасть от меча
или ближнего в битве сразить?
Нет! В меня мать
только добрые чувства вложила,
с детства учила
трудиться и землю любить.
К солнцу от радости
первенца мать поднимает,
в горном краю
иль в бескрайней
ковыльной степи.
Кто же счастливых
на траурный креп обрекает?
Может, отцы,
наделенные властью,
слепы?
Числят в казармах
с рожденья любого ребенка:
каждому впрок –
не учебник, а порох с кирзой.
Сколько сынов наших
пало в далеких сторонках,
в цинк замуровано
долгой афганской грозой.
Ныне расколоты
добрые чувства соседства,
словно Иуда
разжиться любой обольщен,
словно и не было
ласк материнского сердца,
вновь нагнетается
дикая ярость племен.
Нет, не ингушка
Саиду оружье вручает,
чаянья матери
знает любой осетин.
Малых народов отчизна –
Кавказ величают…
Но отчего? – призадумайтесь
все, как один.
В горе две матери
траурной скорбью объяты,
обе в отчаянье
молят помочь небеса,
плач и молитва
сменяются воплем проклятья:
жнет их потомство
бесчувственной смерти коса.
Горцы – соседи,
рожденные чуткой любовью,
нет, не гнездились в них
мести обычай и страх, славили край созиданием
руки сыновьи –
хлебом и солью
гостей принимал Карабах.
Споро умели
орудия пахаря ладить,
песней в застолье
делились Али и Арчил.
Кто ж добродушье
соседское
злобой изгадил,
в руки с мозолями
ложе обреза всучил?
В каждой сторонке
я чувствую хищную стаю,
в каждой резне
подстрекателем выступил тать.
Внуки Тамары
сородичей кровь проливают,
жаждут прибалты
любых иноверцев изгнать.
Вера – на веру! –
неправый призыв, не от Бога.
Вера – на веру! –
идет ослепленье толпы.
Гложут сердца материнские
боль и тревога,
в горном краю
и в бескрайней
ковыльной степи.
Мира желаю соседу –
ингушскому дому,
мир тебе, край мой,
я прошлым твоим обожжен.
Кровная месть
может снова нагрянуть
к любому –
злобой и дикостью
дышит проклятье племен.
Новое утро,
затеплились новые краски.
Дети взрослеют,
им заново поле пахать,
молот и серп
отметают легенды и сказки.
В днях неизменна
Земля –
человечества Мать.

* * *
Берег светлой речки,

теплый вечер горный,
Красная рябина,

павших веток хруст.
Я гуляю с дочкой,

но под смех задорный
Облачною тенью

в душу вкралась грусть.
С памятью ожившей

след воспоминаний
За лучом закатным

убегает в даль.
Время не сокрыло

сердца достоянье,
Облачив в туманы

и в дождей вуаль…
Далеко-далёко

эшелон солдатский
Нервно тронул с места

слышу стук колес.
А потом сирены,

выли бомбы адски…
А потом мальчонка

крест сиротства нес…
Добренькая жалость

скользко окружает,
Сердце, как из воска,

немощней птенца.
Ох, поймите, люди,

жалость унижает,
Слаще нет суровой

выучки отца.
Не о хлебе плакал

в лихолетье грозном,
Звал отца мальчишка

ночи напролет,
Отвернется к стенке

и глотает слезы,
Смерть – разлуки вечность,

сердце все же ждет…
С небосклоном алым

красная рябина
Красит цветом крови

струи свежих вод.
Дочь моя смеется,

солнца луч – Залина,
Делит хлеб свой с птицей –

чаек целый флот.
Я гуляю с дочкой,

слышу смех задорный,
А на сердце тенью –

облачная грусть.
Берег светлой речки,

теплый вечер горный,
Красная рябина,

павших веток хруст…

* * *
Мрак ночной отступает и слепнет,
Словно жизнь возрождается вдруг,
Словно солнце, вкатившись на гребень,-
Каравай, как из маминых рук.

Или диск этот в кузне сковали
На седой наковальне снегов,
Чтоб лучи животворные пали
На долину, где море хлебов.

Так волнуют мгновенья восходя,
И так чуток порфирный эфир,
Как в году сорок пятом, у всходов
Воин-пахарь прочувствовал Мир.

Солнце вновь, по космическим сметам,
Токи радости людям несет.
По росистой тропинке рассвета
Снова пахарь на жатву идет.