Асланбек БРИТАЕВ. Пора грусти

МОНОЛОГ ОБОЖЕСТВЛЕННОГО

“Все остается людям…”

Александр Македонский

Царства мечом приводил я в покорность,
Эллина славу поднял до Олимпа,
Золотом отлил Эллады опоры,
Греку я вижусь в сиянии нимба.
Что же душа неприкаянно стонет?
Сердце щемит, как под тяжестью камня,
В глуби тоски настоящее тонет,
Прошлое вспомнится –

кровь пред глазами.
Что от побед отгремевших осталось?
Слава продажна, гетера шальная,
В спеси кичливой,

проказой больная,
Крови упилась.
А совесть проспалась.
Молодо тело, но духом я старец,
Кровь мою полные кубки не греют,
Вены,

как русла иссушенных стариц,
в муках ночей угрызения зреют –
славу лелея, попрал я народы,
(ох, как сладки

той продажной объятья),
но взбунтовались, возжаждав свободы,
чернь и рабы,

заклеймен я проклятьем.
Гнев матерей мне кончину пророчит,
Нет, не помогут ни дружба,

ни боги.
В славе стоял я над стаею волчьей,
Но Азраилу предстал одиноким.
Путь мой последний –

в тисках саркофага,
так, чтобы руки – пустые

и настежь,
солнце над миром иль злое ненастье,
жизнь лишь сама – наивысшее благо.
Все, что имел я, останется людям.

ВЫСТРЕЛ

Посеешь горечь – будет горек плод.

Алишер Навои

Слепнет ветер стылый,
Тетерев дрожит,
Тучи небо скрыли,
Сонна мгла. Дождит.

Лужа – мертвой птицей,
Капель вздорный пляс,
Струй мельканье – спицы
Вяжут час на час.

Выстрел – крылья прахом, –
Дикостью жесток.
Давней эрой пахнет,
Кровь впитав, поток.

Что уж там, о птицах,
Тенью – на плетень.
Смерть приходит – в лицах,
Человек – мишень.

Вера в силу – злая
Серость бытия.
Издавна крутая
Лестница житья.

Ловкий взгромоздился –
В дрожи, начеку,
Глядь, уже скатился,
Рыльце-то в пушку.

Низшую ступеньку
Занял вор-злодей.
Подпирают стенку
Тысячи смертей.

Суд вершить, святоша,
Право, не спеши.
Нравственность не ноша –
Чистый ключ души.

Чу, притихли дети,
Вдовий где-то плач.
Кто в Иуды метит –
Жертва иль палач?

Ведь топор излечит
Душу лишь одну,
А берет навечно
Сто Иуд вину.

Выстрел – крылья прахом, –
Дикостью жесток,
Давней эрой пахнет
Кровь впитав, поток.

Свет в дожде расплавлен,
Есть в нем глубина.
Мыслью сердце правит,
Памятью – вина.

* * *
Не страшась ураганов
и молний, и яростных гроз,
над бездонным ущельем
века возвышался утес.
Как избранника, солнце
его согревало теплом.
Беззаботно ветра
ему пели всегда перед сном.
Отмирая, закат
посылал полыхающий луч,
и дожди омывали,
срывались их струи из туч.
И неведомо гордым
собратьям его до сих пор,
отчего вдруг в ущелье
обрушился гордый утес.
Только вечные кручи,
немые свидетели гор,
знают все, но на мир
безучастно взирают, без слез.

* * *
Тучи мчатся стаей черной,
Нагнетают ночи тьму.
С ливнем спорит дуб упорный,
Хлещут струи по нему.

Дуб один, на горной круче
Бури выдержал не раз,
Зацепил вершиной тучи,
Даже ветер в ней увяз.

Он стоит, расправив плечи,
Как владыка горных круч,
Словно сам, как время вечен,
Возвышается, могуч.

Горд, увенчанный короной,
И на мир глядит орлом…
И не знают корни с кроной,
Что в нем точит червь дупло.

РОЖЕНИЦА

В засуху люди молились у нивы,
Дождь, призывая, но вызвали бурю:
Хлеб на корню разметала стихия,
Кровли снесла необузданной силой.

Люди скорбят, как над свежей могилой,
Память им души язвительно гложет.
Ядом для совести стала свобода,
Ржавчины струпьями – нравственность многих.

В дикость племен первобытных погрязли:
Кровь, пепелища – меж братьев раздоры.
Пичкают юность бесстыдством цинизма,
Жизнь во вселенский грабеж превратилась.

Ночью безрадостной, в тысячах бедствий
Тысячи взоров теряют надежды.
В жажде на равенство – веское право,
Крепко сжимаются руки в мозолях.

Сколько страданий – от алчности, злобы.
Столько преступного в тайнах наживы.
Все же опять человека бессмертье
Чуткая женщина в чреве лелеет.

Верит она, что из пламени сердца
Выносит чадо – любви вдохновенье,
В мире гармонии, в жизни достойной,
Мир наш услышит счастливое: “Ма-ма!”

ПОРА ГРУСТИ

В задушевной грусти

отпылает осень,
Как заката отблеск

павший лист меж сосен.
Уж пернатых клинья

режут неба просинь,
И ворчливо речка

их вернуться просит.
А под вечер ветер

заведет “Страданье”,
Донесется с неба

журавлей рыданье,
Словно звезды птицам

обожгли гортани.
Прошепчу пернатым:

“Жду вас, до свиданья”.