РАССКАЗ
Много лет по ночам наша с вами, братва,
Ошалелая жизнь будет сниться.
В. Борукаев
Мы с Бабичо часто ходим походкой силы. Накуримся и ходим. Про походку силы мы вычитали у Карлоса Кастанеды. Ее вроде бы практикуют северо-американские индейцы, ставшие на путь воина. Мы не воины. И даже не индейцы. Мы – двое владикавказских пацанов, которые любят курить траву. Таких в городе – пруд пруди. От прочих бродяг мы отличаемся только тем, что, накурившись, ходим походкой силы.
Походка силы выглядит так. Человек идет, пригнувшись к земле, высоко поднимая колени. Ступает с силой – словно забивает ноги в землю. Правая рука двигается одновременно с правой ногой, словно помогает ей. С левыми конечностями, кстати, происходит то же самое.
Когда впервые пробуешь походку силы, становится немного неловко. Кажется, что выглядишь, как идиот. Но неловкость проходит через несколько секунд. Более того, покорив таким образом первые полсотни метров, ты уже не понимаешь, как раньше ходил по-другому. Походка силы настолько удобна, что кажется, будто так можно дойти до Фиагдона, пройти Куртатинское ущелье и выйти в Грузию. Но нам в Грузию не надо – нам надо в нирвану, а до нее идти намного дольше, и походка силы тут не поможет.
Мы, как обычно, сидим в комнате Бабичо. Длинный стреляет в форточку из воздушного пистолета. Бабичо на диване стоит на голове и поет “Харе Кришна”. Я с ручкой в зубах сижу перед истерзанным листом бумаги и придумываю рифму к слову “приход”.
– Пароход, – подсказывает Длинный, перезаряжая пистолет.
– Слишком вычурно, – отзываюсь я. – Нужно что-нибудь более сердитое. Я же не Мейсфилд – не морскую балладу сочиняю.
– Тогда восход, – не унимается мой друг.
– Еще один совет, – говорю, – и я срифмую приход с уходом, причем, с твоим.
– Поход, – вставляет Бабичо, прервав пение.
– Ё-мое! – возмущаюсь я. – Шли бы вы на пару в пеший эротический поход вместо того, чтобы мешать мне работать!
Бабичо пожимает плечами (не пойму, как он это делает, стоя на голове) и продолжает прерванную мантру.
Я понимаю, что без травы не обойтись – сволочная рифма не придумывается. На столе лежит пачка “Беломора”. Все папиросы уже забиты. Бабичо при случае приобрел меру пластилина и наколотил полную пачку косых. Мы терзаем их уже вторую неделю, а конца все не видно – забористая случилась петрушка.
Я вытаскиваю из пачки большую и аппетитную беломорину. Ищу зажигалку. Зажигалки нет. Иду на кухню за спичками. Спичек тоже нет. Возле плиты висит на гвозде пьезоэлемент, но он сломан. Между тем желание запалить косого возрастает.
– Есть в этом доме зажигалка? – спрашиваю я, возвращаясь в комнату.
– Икс в кубе, – лениво отвечает Бабичо. Это значит “не знаю”.
Роюсь в ящиках стола. Бабичо без особого интереса следит за моими действиями, по-прежнему стоя на голове.
Нахожу тетрадь со стихами, упаковку болгарских струн, старые очки и початую пачку презервативов. Зажигалки нет.
– Есть в этом доме хоть одна зажигалка? – повторяюсь я.
Бабичо пожимает плечами (все-таки интересно, как же он это делает, стоя на голове?).
Спускаюсь во двор в поисках огня. Ни души. Выхожу на улицу. Та же картина. Город словно вымер. Через полсотни шагов перехожу на походку силы. Иду минут, наверное, десять. Надобность в зажигалке отпадает – рифма придумалась сама собой. Очевидно, под воздействием походки силы. Рифма такая: “приход – вездеход”. Хорошая рифма. Категоричная. Соответствует моменту и внутреннему самоощущению. Будит воображение и приоткрывает неведомые дали.
Впереди едет кабриолет. Скорость – примерно, как у моей походки силы. Думаю, что вездеходом быть лучше, чем кабриолетом.
На перекрестке Волгоградской и Ноя Буачидзе кабриолет тормозит. Ждет, пока я с ним поравняюсь. В кабине – Марчик, Асик, Лысый, Дигорец, чеченка Лоретта и гагаузка Оленька Ялома. Кто в багажнике не знаю. Да и не стремлюсь узнать.
– Кого я вижу! – восклицает Марчик. – Восходящая звезда осетинской поэзии! – (мне приятно). – Достойная смена Коста! – (я настораживаюсь). – Неистовый воин владикавказского постмодернизма! – (точно издевается).
– Куда путь держишь?
– Огонь, – говорю, – ищу. Нет зажигалки?
Зажигалки ни у кого не обнаруживается. Асик сетует, что кварталом раньше выбросил горящий бычок на тротуар. Возвращаемся, ищем бычок. Находим в луже. Естественно, погасший. У Асика виноватый вид. У бычка тоже.
– Есть идея, – говорит Марчик. – Поехали с нами. Мы у Алика отвисаем, празднуем развод.
– Чей, – спрашиваю, – развод?
– Алика, конечно, чей же еще! – отвечает Марчик.
– Не знал, что он был женат.
– А он и не был, – говорит. – Он решил жениться, а потом раздумал.
– Понятно! Ладно, приятного отдыха. Я – пас. Меня народ ждет.
– У нас арака моздокская, – продолжает уговаривать Марчик. – Двойного перегона. Это тебе не гизельский лимонад. Поехали!
– Да не могу я, – отвечаю. – Люди ведь ждут.
– Подождут люди, – не унимается Марчик. – В крайнем случае, позвонишь от Алика. Кстати, у него есть забавная зажигалка в форме фаллоса.
– Не надо мне, – говорю, – фаллоса. Хочу обычную зажигалку. Скучную. Но чтобы горела.
У Алика веселье в самом разгаре. Дима поет “Пикник”, а в перерывах обнимает за талию жену Вована. Вован не возражает и в свою очередь поет “Битлз”. Вован – истый битломан, ему лень напрягаться, когда кто-то обнимает его жену. Все это знают и все этим пользуются. Жена обычно не против.
Первым делом бросаюсь к столу и нахожу зажигалку. Но обнаруживаю, что забыл косяк на столе у Бабичо.
– Есть, – говорю, – вторая зажигалка? Эту я заберу с собой.
Второй зажигалки не находится. Забирать единственную совестно. Компания большая, все хотят курить. Сажусь пить араку.
Оленька Ялома перебирается ко мне на колени и признается, что давно в меня влюблена. Знаю, что врет, но таю. Арака приятно греет желудок, но хочется засмолить косяка.
Приходит какой-то бородатый мужик с бандитским лицом и длинноногой красоткой. Оленька Ялома смотрит на красотку неодобрительно. На мужика с интересом.
Спрашиваю у мужика зажигалку. Достает черный “Крикет”. Признаюсь, что хотел бы оставить “Крикет” у себя. Мужик дает мне в ухо. Я делаю то же самое. Мужик вынимает ствол. Я понимаю, что курить больше не хочу.
Нас разнимают. Взяв под руку Оленьку Ялому, гордо удаляюсь. На улице ночь. В ее свежести ощущается запах свободы и нереализованного эго.
Мы идем к моему брату Диме. Дима живет на окраине. Идти минут сорок. С Яломой – вдвое дольше. Девушка путается под ногами, что-то щебечет, мешает сосредоточиться и перейти на походку силы.
Доходим до дома моего брата. Поднимаемся на девятый этаж – Дима обосновался под самой крышей. Звоню в дверь. Никто не открывает. Одно из двух: либо брат еще на работе, либо ночует у барышни. Через люк проникаю на крышу. С риском для жизни перелезаю с карниза дома на балкон. Дверь в комнату закрыта. Открыта только форточка. Через форточку протискиваюсь наконец в квартиру и открываю входную дверь. За дверью – Оленька Ялома. С сигаретами, но без зажигалки.
Утро приносит головную боль и брата Диму. Брат в недоумении, поскольку входная дверь была открыта.
– Есть зажигалка? – спрашиваю.
– Я вообще-то бросил курить, – отвечает. – А какого черта ты здесь делаешь?
На улице с любопытством оглядываю свой фасад. Явно требуется косметический ремонт. Брюки мятые, карман наполовину оторван после спарринга с бородачом. Отрываю к чертям карман и иду куда глаза глядят. Через полсотни шагов перехожу на походку силы. Благо, никто не мешает. Оленька Ялома осталась у Димы. Я не возражал.
На углу Маркуса и Джанаева рядом со мной останавливается машина. В ней сидит вчерашний мужик с бандитским лицом и поигрывает пистолетом. Борода у него черная, мысли, кажется, тоже. Как он меня нашел, ума не приложу.
Сажусь в машину с твердым намерением потребовать, чтобы меня застрелили.
Через пять минут все разногласия остаются в прошлом. Через десять чувствуем себя лучшими друзьями. Мужик дарит мне “Крикет” и приглашает на свадьбу товарища в Алагир – городок примерно в часе езды от Владикавказа. Едем на свадьбу. По дороге мужик предлагает работу по бандитской линии. Вежливо отказываюсь. Предлагает также взять в аренду магазин автозапчастей. Соглашаюсь.
На свадьбе напиваюсь вдрызг и теряю подаренный “Крикет”. После обеда приезжают новые гости – Марчик, Асик, Лысый, Дигорец и чеченка Лоретта. Из багажника вынимают хмельную гагаузку Оленьку Ялому. Спрашиваю у всех зажигалку. Предлагают отвинтить от кабриолета прикуриватель. Отказываюсь.
Покидаю свадьбу ближе к вечеру. Ловлю машину. Никто не останавливает. До города час езды. Сколько пешком, не знаю. Не проверял. Думаю, что настал удобный случай. Делаю полсотни шагов и перехожу на походку силы.
Ближе к полуночи добираюсь до дома Бабичо. Захожу в квартиру. В комнате Длинный стреляет в форточку из воздушного пистолета. Бабичо на диване стоит на голове и поет “Харе Кришну”. Беру со стола косяк. Ищу зажигалку. Не нахожу. Прохожу в кухню. Спичек нет. На стене – сломанный пьезоэлемент. Возвращаюсь в комнату.
– Есть, – спрашиваю, – в этом доме хоть одна зажигалка?
Бабичо, стоя на голове, пожимает плечами. Как, черт возьми, он это делает?
Спускаюсь во двор. Ни души. Выхожу на улицу. Та же картина. Делаю полсотни шагов и перехожу на походку силы…
