Елена КОВАЛЕНКО. Заклинание

* * *
И снова губы дерзко шепчут: “Да!”
С упрямой полудетской верой в чудо.
И вновь, дрожа, зеленая звезда
Блестит в окне осколком изумруда.

И вновь волной врывается в окно
Пьянящий горький аромат глициний…
И вновь душе обжечься суждено
Об угли, что давно подернул иней.

Обжечься – и, измучившись, опять
Познать: лишь только в этой боли – счастье,
Лишь только в том, чтоб, славя боль, сгорать
На жертвенном костре палящей страсти.

Сгорать, ликуя – и сгореть дотла,
Не вожделея жребия иного…
И знать: остынет жаркая зола,
Но пламя из нее родится снова.

И на закате стук раздастся в дверь,
И оборвется снова нить разлуки…
Услышу я, как шепчет сердце: “Верь!” –
И протяну тебе навстречу руки.

И будет поцелуев хмель, и ночь,
И запах трав, струящийся из сада…
Да, это рок. Его не превозмочь,
Его не пересилить – и не надо…

ЧИНКВЕЧЕНТО*

Бархатный вечер – дремотный и длинный,
Нежный воркующий смех мандолины,
Запах жасмина – и лунные тени,
Перечеркнувшие косо ступени.
Вздох за резным переплетом оконным,
Роза, слетевшая в пыль под балконом –
Алая, словно кинжальная рана…
Веера шелест – и шепот фонтана.

Густо-багряная влага в бокалах,
Скатерть парчовая, свечи в шандалах,
Гроздья жемчужные в локонах темных,
Взглядов скрещенье – то дерзких, то томных.

Взглядов дуэль – бирюзового с карим,
Кровь, запалившая в венах пожаром.
Взглядов скрещенье – как проба стилетов…
Где это было? В Равенне? В Сполето?

Кто же ты был, молодой и влюбленный –
Тот, кто понять не сумел, ослепленный,
Что у богини его сквозь ресницы
Ненависть жаркая тихо сочится?

Нет, не поймал ты богиню на слове
В миг, когда дрогнули вдруг ее брови,
В миг, когда ты вдруг услышал, не веря:
“Вы – победитель. Я – ваша, мессере…”

И не заметил в тот миг огневейный:
Перстень, сверкавший на ручке лилейной –
Древний, фамильный – помедлил устало
И над твоим задержался бокалом…

*В Италии – название XVI столетия.

ЗАКЛИНАНИЕ

Пусть стучится в ставни ветер черный,
Пусть, как пепел, будут дни горьки –
Верь, что в землю брошенные зерна
По весне дадут свои ростки.

Пусть твердят, что мрак сильнее света,
Что не одолеет тьмы заря –
Верь: не зря приходят в мир поэты,
И стихи слагаются не зря.
Пусть с оттяжкой боль и горе плетью
Ожигают сердце вновь и вновь –
Верь: не измельчали за столетья
Рыцарство, отвага и любовь.

Верь: высоты духа – не измерить,
Верь: Добру оружье – не сложить…
Если в это истово не верить,
Незачем тогда дышать и жить…

* * *
…А где-то, в балладах, шумит листвой
Зеленый Шервудский лес…
Дубы упираются головой
В веселую синь небес.

И в росном красуются серебре
Орешник и остролист,
И в чаще разносится на заре
Малиновок пересвист.

И май рядит в шелк молодой травы
Скрещенья лесных дорог,
Где пению спущенной тетивы
Разбойничий вторит рог.

И в светлых ключах холодна вода –
Прильни и пей из горсти…
Туда бы, в балладу – и навсегда, –
Стряхнув с себя боль, уйти…

* * *
Свернулась ночь волчицей у порога…
Глядит в окно лесной колдуньей ель…
Вдове – печаль. Изгнаннику – дорога.
Невесте – смех. Младенцу – колыбель.

А нам с тобою – краденые встречи
Да шелест пересудов за спиной…
Не улетай так скоро, белый кречет!
Хоть до утра побудь еще со мной!
В копне кудрей – безвременная проседь…
Усталый взгляд упрямых серых глаз…
Да, может быть, судьба потом и спросит
За все пристрастно полной мерой с нас.

Да, может, те, кто судит нас, и правы –
Но на таком огне не жаль гореть…
И у меня не отберешь ты права
В ладонях твое сердце отогреть.

Никто не откует клинка, в чьей власти
Рассечь ее – связавшую нас нить…
Любимый, знай – ты подарил мне счастье.
Знай – и ни в чем не смей себя винить.

Не уходи! Побудь еще немного –
И пусть на сердце камень не лежит…
Свернулась ночь волчицей у порога.
Не торопись – она посторожит…

НА МОТИВ ИРЛАНДСКОЙ САГИ

…И стояли они на зеленом холме над рекой,
И шиповник багряный на них осыпал лепестки…
Он, смеясь, завладел ее тонкою белой рукой,
И зарделась она – но отнять не посмела руки.

И алее шиповника был тот румянец густой –
Что так нежен и свеж лишь в пятнадцать девических лет…
И тогда на запястье скользнул ей браслет золотой –
Им с запястья широкого смуглого снятый браслет.

Стан – как дуб… Снег зубов… Глаз отчаянных синяя тьма…
Жаркий шепот: “Отныне – моя ты. Дождись. Не забудь…”
И Эмер, дочь Форгала, не помнила толком сама,
Как склонила Кухулину голову тихо на грудь.

И тогда в первый раз переплел теплый ветер, шаля,
Пряди кос ее бронзовых с гривой его смоляной…
А вокруг, вся в истоме, гнала к солнцу травы земля,
И Улада холмы, расцветая, дышали весной.
Путь сквозь годы у них на двоих теперь будет один,
Как у всех, кто из рога любви пил до дна – и любим…
…И сулила ей в чаще кукушка дожить до седин,
А ему – кануть в Вечность звездой

в двадцать семь дерзких зим…

ОТГОРЕВШЕЕ

Этот сон нам с тобой уже снился когда-то –
Только намертво сердце забыло, когда…
…В небе гасли кровавые угли заката.
Набегая на берег, вздыхала вода.

И в густеющих сумерках горько и пряно
Пахло йодом, полынью и дымом костра.
И казалось в тот миг сквозь завесу тумана
Море матовым зеркалом из серебра.

И кричала в тумане какая-то птица…
И над дюнами первые звезды зажглись…
И застенчиво ты опустила ресницы,
Когда губы горячие наши слились.

И шептал я тебе, задыхаясь от счастья,
Что плескалось волной золотою в груди:
“Горе кануло в небыль, избыты напасти,
И отныне лишь радость нас ждет впереди”.

И глаза твои счастьем таким же сияли…
И хмелел я, упившийся им, как вином.
…И, поверив ему, мы с тобою не знали –
Это сон. И навек он останется сном…