Ахсар КОДЗАТИ. Музыка глубин

Перевод с осетинского С. Мекшен

СОНЕТ О КАМНЯХ

Сосланбегу Едзиеву

Его любили камни, словно друга.
С утра босой он шел к горе Хурхор
и вел с камнями тайный разговор
и, плача, им внимал. Колдун. Хитрюга.

В их родственности не было испуга.
И Долото, и Молот с давних пор
его боготворили… Воздух гор
в него, как исполин, входил упруго.

Сослан, Сослан, рожденный камнем нарт,
не каменный – а очень настоящий,
он обнимал, он понимал как брат
плоть каменную и язык творящий.

Босой апостол, властелин эпох,
теперь он там, где выше гор – лишь Бог.

ВОЛЯ МОЯ И ВОЛЯ БОГА

Нет, не хотел, нет, не хотел я жить
по вашей воле в вашем же свинарнике,
не видеть вас – не то чтобы служить
иль приглашать из рыл свиных в напарники.

Но вы в меня впились – вот в чем подвох.
Должно быть, так распорядился Бог.

Нет, не хотел, нет, не хотел я быть
пред вами в угрызеньях благодарности,
чтобы на равных мыслить, есть и пить,
не замечая свинства и бездарности.
Что вам – мой вздох и боли беспредел?
Неужто Бог мой этого хотел?!

Теперь хочу я, слышите, хочу
прорваться – вон! – из вашего свинарника,
упиться чистым воздухом лечу
туда, где не услышу бред наставника.

Но Бог мой – против, судя по всему.
Что с миром происходит – не пойму!

ДУПЛО

Похожее на примитивный ноль
на дереве дупло нарисовалось,
и в ствол вонзило ножевую боль,
и, разрывая жилы, разрасталось.

Прожорливо дупло, как великан,
жрет жизнь чужую без нужды в потомках.
А дерево большое в струпьях ран
лишь светится трухлявостью в потемках.

О, дерево… Тебе бы жить сто лет!
Но вот упало, превратясь в скелет…
Лишь пустота дупла к тебе прилипла.

Вокруг печаль – нет радости высот,
и слышен ропот всех других пустот:
«О нас забыла… и сама погибла…»

СОН

Тирана сапог принесли мне в подарок,
его чернота излучалась до крыш…
Тирана сапог так удобен и мягок,
что я в нем прижился, как в погребе мышь.

Пускай даже неба не видно отсюда,
пускай даже голос мой мне незнаком.
Но я повторяю: какое же чудо
жить здесь в сапоге, а не под сапогом!
* * *
Опять весна пошла в цветах гулять,
переливаясь седоватым цветом…
И корни стали звездами стрелять,
из царств подземных проливаясь светом.

* * *
Небо хмуро – Солнце не очнется,
птицы улетают в край, что мил…
Родина без крыльев остается –
из трясины выбраться нет сил!

ГОД СОБАК

Собачий год настал – братва жирует…
Долой ошейник – здравствуй воля псов!
Не зря прохожий в страхе паникует –
собачий рык, как приговор, суров.

Пришла беда – вчерашний свет во мраке,
вчерашний враг ликует за двоих.
Теперь кунаки – воры и собаки,
единой крови побратимство их.

Держись, мой брат! Глотай свой гнев зловещий!
Живи надеждой – знай, не пропадем:
мы, как лягушки Кубади1 из трещин,
сквозь вой собачий о добре поем.

СТРЕЛА

Со слов поэта А.Царукаева
Мальчишкой я по облакам стрелял,
но возвращенья стрел своих не ждал.
Теперь я стар и жду, что через мглу
увижу вновь летящую стрелу.
ВОРОН

Летит моя беда –
летит стрела угрюмо…
В стрелу впиваюсь клювом,
как в щепку для гнезда.

Как много стрел в судьбе…
Без них мой дом непрочен.
Птенцы растут, хлопочут…
Спасибо, враг, тебе
за то, что в пору зла
всех сделал ты умнее:
коль жизнь чумы страшнее,
клюв каждого – стрела!

ГОРЫ. МУЗЫКА ГЛУБИН

Безмолвие тьмы высекает порою
над бездной глубин голубую звезду.
Как в ласковом сне, я себя здесь открою,
над бездной глубин, изумляясь, расту…

Расту, потому что паденья не знаю
в ничтожество дня, в пустоту суеты.
В раскованном риске себя обретаю
и не позволяю быть с бездной на ты.

Мне душу наполнят печалью и негой
волшебные нити глубин колдовства.
И царства ночного бездонное небо
поднимет на крыльях любви и родства.

ОСТРОВ

Я живу на острове забытом,
жизнь души висит на волоске.
Море воет, словно пес несытый.
Просыпаюсь в страхе и тоске.

Остров мой так мал, здесь все открыто.
Он – мое прозренье и защита.
Пусть над ним для крыльев неба мало.
Пусть нет пашен, а все больше скалы.

Как любви своей – ему внимаю
и, страдая, тенью обнимаю.

Остров мой в аренду не сдается,
все изъяны на себя возьму…
Остров мой ОТЧАЯНЬЕМ зовется,
он мне предан, как и я – ему.

АПРЕЛЬ

Наконец-то сняли траур
черные леса и горы.
Не напрасно взор усталый

буйство красок поражает.
Изумленного оленя

зацветут рога уж скоро…
Только ветер с гор безумство

вольных мыслей остужает.

ПЕСНЯ О МОТОВСТВЕ

Когда цветисто поле слов,
не жди от мыслей прока –
перетасует сто голов
бессмыслица-сорока…

Была и жизнь, и мысль важна.
Теперь важней другое:
нам благодарная страна
вдруг стала полем боя.

И стало быть: греби, транжирь,
проматывай и вглубь, и вширь…
Все – пустота на свете.
Мы – вакуума дети.