Аркадий ГАЙСИНСКИЙ. Дополнения к Вергилию

Греческие предания об основании Трои рассказывают, что «после каких-то природных катастроф, приведших к голоду, часть критян, предводимых царевичем Скомандром, отправилась на поиски «лучшей жизни» и обосновалась в районе фригийского города Гамаксита у подножья горы, которую они по аналогии с оставленной назвали Идой. Здесь быстро вырос город Сминфии. Сам Скомандр женился на нимфе Идее, которая родила ему сына Тевкра. По прошествии времени критяне завоевали своих новых соседей бебриков, но в битве погиб Скомандр. Его власть унаследовал Тевкр, по имени которого поселенцы начали называться тевкрами. В эти места к Тевкру в ту пору прибыл Дардан, сын Зевса и плеяды Электры, который помог воевать с бебриками и присоединить некоторые земли соседних фракийских народов. За это Дардан получил часть царства, а также женился на Батие, дочери Тевкра. После смерти Тевкра власть над всем царством перешла к Дардану, распространившись также и на многие азиатские народы. Всему царству он дал свое имя – Дардания. Затем часть этого царства в окрестностях горы Иды, на которой была воздвигнута Троя, стала называться Троадой, а остальная северная часть – по-прежнему Дарданией. Во времена правления внука Дардана, Троса, произошел раздел царства, – потомки Ила, сына Троса, стали править в Троаде, а потомки Асарака – в Дардании».

Предания, по всей видимости, имели реальную основу: «В середине 15 столетия до н.э… на Крит обрушилась катастрофа, равной которой остров не переживал за всю свою многовековую историю. Почти все дворцы и поселения, за исключением Кносса, были разрушены… Причины катастрофы, сыгравшей роковую роль в судьбе минойской цивилизации, до сих пор точно не установлены. Согласно наиболее правдоподобной догадке, выдвинутой греческим археологом С. Маринатосом, гибель дворцов и других критских поселений была следствием грандиозного извержения вулкана на о. Фера (современный Санторин) в южной части Эгейского моря». (История Древней Греции. под ред. В.И. Кузищина. М.1986. с.47).

Упомянутая гора Ида, сохранявшая в своем названии память о потерянной переселенцами родине, называлась также Гаргар (об этом говорит Страбон) – интересно, что оба этих имени существуют до настоящего времени: Идой именуется горный кряж на северо-западе Малой Азии, а Гарагароном – вершина в его южной части. В той же местности в древности существовал и город Гарагар – он упоминается среди крупных городов Мизии наряду с Абидосом, Ассом, Лариссой, Илионом, Гамакситом, Пергамом, Парфением.

Собственно говоря, к истории основания Трои мы в данном случае обратились лишь потому, что вершина, у подножья и на склоне которой она располагалась, известна и как гора Гарагар. А если помнить, что имена собственные географические зачастую предстают как свидетели существования одноименных племен и народов, то вполне возможно, что обнаружатся следы тех, кто в анналах истории записан как гаргары или гаргареи, или гаргароны.

Но выясняется, что поиски искомого народа не потребуют особых усилий – о племени гаргаров рассказывает все тот же Страбон и даже с некоторыми подробностями, связанными с достаточно интересным обстоятельством, а именно, с тем, что гаргары, оказывается, были постянными спутниками легендарных амазонок:

«Метродор Скепсийский и Гипсикрат, также знакомые с этими местами, сообщают, что амазонки живут рядом с гаргареями на северных предгорьях Кавказских гор, называемых Керауния» (XI, 5, 1).

Но отношения между амазонками и гаргарами были не просто соседскими:

«Весной у амазонок есть два особых месяца, когда они поднимаются на соседнюю гору, отделяющую их от гаргаров. По некоему стародавнему обычаю гаргары также восходят на эту гору, чтобы, совершив вместе с женщинами жертвоприношение, сойтись с ними для деторождения. Сделав женщин беременными, гаргары отпускают их домой. Всех новорожденных девочек амазонки оставляют у себя, мальчиков же приносят на воспитание гаргарам». Известно Страбону и то, что гаргары и амазонки в давние времена совместно переселились на Северный Кавказ «из Фемиксиры, что на Термодонте» (XI, V, 2).

Обратим внимание, во-первых, на то постоянное и длительное сопутствие гаргаров и амазанок и, во-вторых, на месторасположение города Фемиксары и реки Термодонт: при всей разбросанности мнений о их локализации преимущество все же отдается северо– востоку Малой Азии – точнее, району современной Турции между Синопой и Трапезундом, а река Термодонт – это протекающий по этой местности нынешний Терме-чай.

Но в таком случае и амазонок, и гаргареев следует отнести к хеттам, ибо указанная территория относилась к располагавшемуся здесь в XVIII-XII веках до н. э. Хеттскому государству.

Его история достаточно хорошо известна благодаря множественным археологическим находкам, важнейшими из которых стали клинописные таблицы, расшифрованные известным чешским лингвистом Берджихом Грозным, но в данном случае для нас важно понять причину, вызвавшую внезапное исчезновение Хеттской державы с карты мира.

Легко заметить, что этот печальный факт соответствует по времени Троянской войне, но мы можем лишь предполагать: то ли троянцы наблюдали с крепостной стены, как горели хеттские города, то ли хетты равнодушно взирали на многодневные усилия греческих воинов, приведшие в конце концов к разгрому прекрасного города.

Но давайте выясним: кто же превратил в пыль государство, занимавшее чуть ли не всю территорию Малой Азии, воевавшее на равных с «самим» Египтом и, более того, – знавшего тайну изготовления железа, что по нынешним масштабам соответствует монопольному владению атомным оружием. Для того, чтобы ответить на поставленный вопрос к двум указанным датам: падению Хеттского государства и Троянской войне, следует присовокупить третью: атаку Египта так называемыми «народами моря» – здесь ученые практически единогласны, считая, что все эти три события случились в начале 12 в. до н.э., и предлагают следующую их последовательность:

В конце 13-начале 12 вв. до н. балкано-эгейские народы начали завоевательное продвижение на восток от своих границ. О первоначальной восточной направленности завоевателей рассказывают египетские летописцы (клинописцы), назвавшие балкано-эгейский союз «народами моря»: «…иноземцы с севера, что были на своих островах, были в волнении. Ни одна страна не выстояла против их рук – Хета, Кеди, Каркемиш, Ирчу, Ирса были ими опустошены. Встали они лагерем в месте одном в Аморе. Они разорили его людей, и земля их стала подобна несуществующей. Пришли они с огнем впереди себя, вперед на Египет. Вот поддержка их: филистимляне, джеккера, шекелеш, шардана, дануна и уешеш. Объединены земли эти, подчинили они рукам своим землю до границ ее. Были сердца их уверены, наполнены желанием их» (Солкин В.В. Солнце властителей. Древнеегипетская цивилизация эпохи Рамессидов. М. Алетейя, 2000. С.178) .

Дополнительное подтверждение высказанному предположению находим в том, что главная ударная сила «народов моря» – филистимляне происходили из острова Крит (Кафтор): об этом неоднократно свидетельствует Библия, называя их «кафторим» – критяне.

В перечне стран, которые союзники «подчинили рукам своим землю до границ ее» указывается и Хетта, то есть Хеттское государство, в которое входила и Троя – ведь еще за век до рассматриваемых событий хеттский «узурпатор Суппилулиума I (1380-36 гг. до н.э.), один из выдающихся государственных деятелей ближневосточной истории, смог полностью покорить всю Малую Азию, в трех больших войнах сокрушить и подчинить Митанни и, разбив египтян, присоединить в итоге все Восточное Средиземноморье; дружественные отношения с ним считали нужным поддерживать отдаленные Вавилонская и Ахейская державы (Гиндин Л.А., Цымбурский В.Л. Гомер и история Восточного Средиземноморья. М., 1996) .

Наверное, морское побережье возле Трои стало местом высадки «народов моря» на хеттском берегу подобно тому, как через несколько лет таким плацдармом для них стал северный берег Египта. Видимо, первые атаки «народов моря» не были победоносными – они не смогли взять «с ходу» даже первую, вставшую на их пути крепость – Трою. На помощь осажденному городу пришли и обитавшие на территории Хеттского государства (в районе, как мы помним, Фемиксары и реки Термодонт) амазонки.

Их вмешательство в ход баталии чуть было не стало решающим, но в тот момент, когда под натиском амазонской конницы ахейцы в панике отступили к своим кораблям, им на помощь пришли Ахилл и Аякс. Копье царицы амазонок Пенефсилии, мчавшейся во главе воительниц, преломилось о щит Ахилла – она получила ответный удар копьем же и упала с коня; на попытку царицы вынуть меч последовал второй удар – уже смертельный. Гибель Пенефсилии остановила атакующий пыл амазонок: они попросту опустили оружие – сражение кончилось, поэтому лежать на поле брани их осталось только двенадцать, и все павшие были переданы в Трою, где их похоронили с почестями.

В конце концов, разрушив Трою, «народы моря» двинулись на восток и буквально смели хеттскую империю, исчезнувшую навсегда в пропасти истории» (Замаровский В. Тайны хеттов. М. Вече, 2000. с.295) .

Гаргары и амазонки в это время уже обитали у «северных предгорий Кавказских гор, называемых Керауния». «Керауния» локализуется достаточно точно – ныне это земли, примыкающие к реке Самур, разграничивающей Южный Дагестан и Северо-Восточный Азербайджан: «как историческая, так и современная топонимика подтверждает сообщения письменных источников о племенах гаргаров. Так, к северу от Гондаланчая находится селение Гергер. У истоков Дзегамчай недалеко от Кедабека находится местечко Гергер. У устья реки Самур находится гора Гаргар. О древних обитателях страны говорит и название реки Каркарчай (Гаргар-чай), берущей начало в Карабахских горах; река течет в направлении к северу от Агдама, где поворачивает на восток до Агджабеди, вливаясь в болотистую местность недалеко от реки Куры… Связанные с этнонимом гаргаров географические названия, разбросанные на сравнительно большой территории, позволяют утверждать, что гаргары были распространены не только на равнинах и предгорьях Северо-Восточного Кавказа, где их локализуют античные авторы, но и на более широкой территории, прилегающей к Юго-Восточному Кавказу, в том числе и в бассейне Каркарчая.

К этому же примыкают и сведения, приведенные Хасаном Бакаевым:

«Раскапывая древние погребения около аулов Новая Джута и Артхмо немецкий археолог Фридрих Байерн в 1878 г. обнаружил женские захоронения. Любопытнее всего было то, что рядом с женскими скелетами лежали ножи, наконечники стрел, остатки кольчуг и боевые кольца для метания. Было найдено множество остатков конской сбруи, причем все эти предметы были изготовлены с таким изяществом и снабжены столькими украшениями, что Байерн категорически заявил: «Я не могу назвать ни одной вещи, которая могла бы быть приписана мужчине».

Разумеется, Байерну сразу же пришло в голову, что найденные им женские погребения принадлежат прославленным амазонкам. И он стал искать их следы в названиях близлежащих географических пунктов. Каково должно было быть его удивление, когда он узнал, что аул, расположенный напротив известного селения Степан-Цминда называется Гергеты, а над этим аулом, на вершине горы, располагается храм святого Гаргара!»

Важно представлять, что определение «амазонки» – не самоназвание воинственных женщин, а данное им греками, и переводится как «безгрудые», поскольку они якобы так или иначе лишали себя одной груди, мешающей при стрельбе из лука, но романтизация образа амазонок никак не отвлекает от понимания реальных условий их существования и мы уже обратили внимание на постоянное их упоминание параллельно с народом гаргаров.

Истории известны различные способы родовой организации в том числе и раздельного проживания мужчин и женщин внутри одного племени. В статье «Амазонки» (СЭ. 1947. т.3, стр.23) М.О. Косвен пишет: «Просмотренная нами история легенды об амазонках характеризуется прежде всего тем, что на протяжении длинного ряда столетий литература вскрывает все новые и новые места локализации этой легенды; число стран и народов, которым эта легенда оказывается знакомой, все более умножается, и из традиции, свойственной лишь античному миру, легенда эта становится традицией, распространенной по всему земному шару».

По этому поводу представляется обоснованными рассуждения тех историков, которые считают, что «гаргареи и амазонки являлись двумя ответвлениями одного и того же племени, живущими большую часть года раздельно. Совершенно очевидно, что отцом каждой амазонки являлся гаргареец, а матерью каждого гаргарейца – амазонка. Следовательно, это был единый народ, в котором, следуя странному обычаю, мужчины и женщины жили раздельно, за исключением двух месяцев в году. Мужчин и женщин, переселяющихся совместно из одних мест, живущих рядом и являющихся общими родителями по отношению к детям едва ли правомочно называть “двумя племенами”. Это – одно племя».

Обратившись к топонимам, имеющим отношение к гаргарам, нельзя не сказать еще об одном – селении Рутул, расположенном у истоков реки Самур, то есть в местах бывшего обитания гаргаров и амазонок. «Рутул» – не только название и ныне существующего населенного пункта, но и народа «рутулы», по современным меркам немногочисленного, но, без сомнения, являющегося коренными жителями Дагестана.

А ведь рутулы известны историкам и касательно истории Древнего Рима – напомним:

Корабли троянцев достигли устья реки Тибр, поднялись вверх по течению и пристали к берегу в местности, называемой Лациум. Латин, царь обитавшего здесь племени латинов, вышел со своими воинами, чтобы защитить свои владения от незваных гостей, но прежде выслушал вождя пришельцев, Энея, о их злоключениях и решил оказать им гостеприимство, предложив заключить союз – более того: пожелал скрепить союз браком своей дочери Лавинии с овдовевшим Энеем, несмотря на то, что Лавиния считалась невестой Турна – царя племени рутулов. Естественно, что такой поворот не понравился Турну и он объявил войну чужеземцам. Однако сражение между троянцами и рутулами не принесло победы ни тем, ни другим, и тогда Эней предложил разрешить спор единоборством между вождями. В схватке Эней оказался сильнее и убил Турна. Теперь ничто не мешало браку Энея с Лавинией – в честь жены он основывает город Лациум, троянцев повелевает впредь также именовать латинянами, а после смерти Латина становится их царем и союзником рутулов в совместной борьбе с этрусками.

Насколько случайно совпадение национальных имен народов, живших на значительном удалении друг от друга, при том, что выявлена их косвенная связь с Троей:

Рутулы кавказские обитали практически на одной территории с гаргарами, ранее жившими у троянской горы Гаргар.

Рутулы итальянские упоминаются в начале пребывания троянского героя Энея в Лациуме.

Возможно, что сопоставление некоторых моментов из жизнеописания Энея поможет нам если и не ответить на поставленный вопрос, то получить обоснование его уместности.

По Гомеру, к моменту Троянской войны Эней был царем соседней с Троей Дардании, память о которой сохранилась в названии пролива Дарданеллы. К. Шукхардт причисляет Энея к потомкам первой ветви троянской династии, идущей от Дардана, но сменившейся другой ветвью, к которой принадлежали Приам и Гектор, а троянцем Энея считают потому, что он оказался среди защитников города, найдя здесь убежище после того, как был атакован самим Ахиллом, сыном Пелея. Это следует из признания самого Энея:

Что ты меня, Приамид, против воли моей принуждаешь

С сыном Пелеевым, гордым могучестью, боем сражаться?

Ныне не в первый бы раз быстроногому сыну Пелея

Противостал я: меня он и прежде копьем Пелиасом

С Иды согнал, как нечаян нагрянул на пажити наши;

Он разорил и Педас и Лирнесс. Но меня Олимпиец

Спас, возбудивши во мне и силы, и быстрые ноги.

А вот как этот же эпизод выглядит в устах самого Ахилла:

Ты уж и прежде, я помню, бежал пред моим Пелиасом.

Или забыл, как, тебя одного изловив я у стада,

Гнал по Идейским горам, и с какой от меня быстротою

Ты убегал? И назад оглянуться не смел ты, бегущий!

С гор убежал ты и в стены Лирнесса укрылся; но в прах я

Град сей рассыпал.

Согласимся и с тем, что Эней никак не выглядит царем и военачальником пусть и небольшой страны, но гораздо более он походит на простого пастуха, в одиночку пасшего свое стадо (Или забыл, как, тебя одного изловив я у стада, гнал по Идейским горам).

Обращает на себя внимание факт спасения Энея: через открытые одиссеевой хитростью ворота в Трою беспрепятственно врываются разъяренные, не щадящие ни старого, ни малого греки; от их меча гибнет и сам троянский царь Приам, а вот Эней благополучно спасается и, заметим, не только он сам, но и его сын Асканий, и престарелый отец Анхиз; бесследно исчезает лишь его жена Креуса. Собрав группу уцелевших, Эней на двадцати (!) кораблях отплывает от малоазиатского берега к будущей славе основателя римского государства, но то, как Энею с немощным отцом на руках (в буквальном смысле этого слова) удалось выскользнуть из утопающей в крови крепости, объединить избежавших смерти ее защитников, погрузить на плавсредства отряд в полтысячи человек – остается невыясненным. Вот почему существует версия о падении Трои в результате предательства Энея, обеспечившего тем самым свободу себе, своей семьи и преданным ему людям; согласимся, что сторонникам такой версии трудно возразить.

Но мы все-таки возразим: Эней не стал предателем, а «троянские приключения» были им «присвоены» – так ли уж это невероятно? Иными словами, иметь место могла следующая последовательность событий:

Если, как пишет Страбон, «Прибывшие сюда с Крита тевкры… остановились и назвали Иду по имени горы на Крите», а эта гора известна также под именем Гаргар, то было бы весьма важным знать, какое из этих названий первично, а какое вторично: критяне предшествовали гаргарам, или гаргары критянам?

Очевидно: гаргары критянам, так как известно, что гаргары и амазонки пришли на Северный Кавказ «из Фемиксиры, что на Термодонте», то есть двигались из Малой Азии.

Непонятно, почему Страбон, указывая «на Фемиксару, что на Термодонте», где нет топонимических свидетельств пребывания гаргар, обходит молчанием северо-запад полуострова при том, что здесь таковые свидетельства имеются? Вероятно, у Термодонта, куда они были вытеснены критянами (или тевкрами) и откуда ушли на Кавказ, их пребывание было недолгим и не оставило следов.

Перебравшись к берегам Самура, гаргары и амазонки продолжают следовать древней традиции, которая восходит к малоазиатской горе Гаргар: надо понимать, что она продолжает оставаться для гаргаров и амазонок не только священной, и память о ней сохраняется в преданиях этого народа, но, весьма вероятно, и местом паломничества, что соответствует символическим установкам любой религии.

Узнав (от тех же паломников), что их священное место стало ареной войны и что оно может попасть в руки новых, непредсказуемых в своем отношении к нему, хозяев, гаргары посылают на помощь осажденным отряд, состоящий в соответствии с традицией этого народа hg мужского и женского подразделений, но история запомнила только вторых – амазонок, ибо необычное и неординарное запоминается гораздо лучше.

Объединенным отрядом гаргаров командовал тот, кого мы знаем под именем Эней, и вряд ли когда-нибудь станет известно его настоящее имя. Целью гаргаров была, понятно, оборона священной для них горы, и вначале им удалось занять позиции на ее склоне, но гаргарам противостояли непобедимые, возглавлямые самим великим Ахиллом мирмидоняне – они разбили амазонок и обратили в бегство мужское воинство гаргаров, укрывшихся за стенами городов Дардании – Педасе, Лирнессе, а затем изгнанных и оттуда вглубь страны. На призывы Приама вновь собраться с силами, Эней, осознавший неотвратность гибели оставшихся соплеменников, ответствовал известное:

Что ты меня, Приамид, против воли моей принуждаешь

С сыном Пелеевым, гордым могучестью, боем сражаться?

Зарево пожарища над Троей только убедило Энея в невозможности выполнить возложенную на него миссию и в правильности выбранного им решения: более не участвовать в обороне обреченного города и при первой же возможности покинуть разоренный берег. И такой момент настал: опьяненные грабежом и насилием греки вряд ли обратили внимание на все то, что происходило за стенами Трои, и Эней с оставшимися воинами беспрепятственно под покровом ночи покинули место своего позора.

Те, кто защищает или спасает святыни, должны победить или погибнуть – третьего не дано: возвращение домой Энею было заказано.

Дальновидный предводитель гаргаров быстро сообразил, какую выгоду может принести ему приобщение к трагедии Трои уже хотя бы потому, что он, не боясь быть разоблаченным, мог выдать себя за представителя царского рода а своих соратников-за жертв агрессии и несчастных беженцев, что значительно облегчало и упрощало их продвижение по городам и весям средиземноморья, где так или иначе узнают о падении Трои. Его рассказам поверил царь латинян, посчитавший за честь иметь зятем коллегу – представителя древнейшего рода. Становится понятным, почему жена Энея Креуса должна была бесследно исчезнуть в зареве пожарищ последней ночи Трои – она никак не вписывалась в планы Энея, превратившегося в одночасье и в заслуживающего сочувствия вдовца, и в завидного (с точки зрения родовитости) жениха.

При таком раскладе надо полагать, что действительными спутниками Энея были не малоазийцы – троянцы, но, скажем, кавказцы-рутулы, а противостояние Энея и Турна – это вполне естественные «внутренние разборки», когда место уже вошедшего в зрелые лета вождя пытался занять его более молодой соперник, поддержанный той частью рутулов, которая не желала подчиниться Энею, вознамерившемуся поменять их исконное родовое имя на имя его нового тестя – «латиняне», но, поскольку победу одержала более здравомыслящая «партия Энея», то в энциклопедических справочниках об аппеннинских рутулах говорится как о маленьком и быстро исчезнувшем народе: рутулов упоминает только Страбон, да и то мельком.

Таким образом, тот, кто назвал себя дарданским царем Энеем, имел не крито-микенские, а скифо-сарматские этнические корни, а точнее, юго-восточно-европейские, и этот вывод следует не только из приведенных рассуждений, но и из самого вергилиевского текста: карфагенская царица Дидона, гостеприимностью которой Эней пользовался достаточно долго, и располагавшая, надо полагать, возможностью выяснить хотя бы некоторые детали истинной биографии Энея, в момент печального с ним расставания восклицает:

Нет, не богини ты сын, и род твой не от Дардана,

Кручи Кавказа тебя, вероломный, на свет породили.

(Энеида, кн.IV, стих 366) .

Указание Дидоны на присхождение Энея достаточно конкретно: «кручи Кавказа», но на этих же «кручах» обитали гаргары, и до настоящего времени проживают рутулы, которые, по мнению известного дагестанского языковеда профессора Х.Ибрагимова, ведут свой род от гаргаров.

Стоит привести еще один аргумент в пользу восточно-европейского происхождения Энея. Начнем с того, что его сына звали Асканий. Страна с подобным именем существовала в древности – это следует из доказанного факта, что в 10-й главе «Бытия» говорится не столько об отдельных людях, сколько о семидесяти двух отдельных народах. Имена их эпонимов в «Бытие» в одних случаях отражают древние этнические названия, а в других — названия древних местностей или народов, давших наименования областям.

Аскеназ – сын Гомера, внук Иафета: подтвержение находим у Иеремии (51/27): «Поднимите знамя на земле, трубите трубою среди народов, вооружите против него (речь идет о Вавилоне) народы, созовите на него царства Араратские, Минийские, Аскеназийские, поставьте вождя против него, наведите коней, как страшную саранчу». Страна Аскеназ (царства Аскеназийские) располагалась на юго-востоке Восточной Европы и соседствовала, как видим, с царствами Араратскими и располагавшейся в Северном Причерноморье Киммерией (Гомером) , так что под царствами Аскеназийскими надо понимать скифо-сарматские племена Восточной Европы, которые греки называли Асханат, евреи – Аскеназ, ассирийцы – Аскуаз.Корень «ас» говорит о том, что племена эти принадлежали к хорошо известному этносу «асы», называвшему себя также и аланами, и в этом смысле имя сына Энея пересекается с именем его прадеда, которого звали Асарак (Ас-арак).

Выдав себя за царя Дардании предводитель рутулов-гаргаров, конечно же, не мог знать о судьбе истинного Энея – факт, что согласно греческой традиции тот остался жив, заново отстроил город и правил в нем – ведь легенда о переселении Энея и его уцелевших после войны соратников в Латинию и основании его потомками Рима, относится лишь к 6 в. до н.э. в то время, как Троя пала в 12-м. Но почему будущим Помпеям, Цезарям и Цицеронам в качестве прародителя понадобился именно царь Дардании – неужели среди «своих» не нашлось достойной кандидатуры на столь почетный пост? Кандидатура, возможно бы, нашлась, а вот объяснить, почему религия древних римлян практически является калькой древнегреческой, разве что с иными именами богов, в таком случае не представлялось возможным, поэтому Гораций, имея в виду времена более поздние, заметил: «Плененная Греция победила своего некультурного победителя».

Впрочем, с Энеем или без оного, миграция народа рутулов с Кавказа на Апеннины вполне могла иметь место подобно той, какую совершили этруски по аналогичному маршруту: гипотеза С. Фери о кавказском «начале» этрусков поддержана А. Пиганьолой, считавшем, что таким местом был «северо-восточный угол Черноморья», или Р. Гордезиани, «оперирующим широким лингвистическим материалом, как этрусским, так и кавказским, прежде всего картвельским», и не случайно поэтому «…в Дагестане имеются языковые соответствия этрусским топонимам». (Я. Буриан. Загадочные этруски. М. Наука. с. 73-74) .

Не менее длительный переход приблизительно в то же время, что и этруски, также от кавказских стремнин, но к пиренейским совершили иверы, давшие первое имя будущей Испании, а затем сюда же, но уже гораздо позже перебралась часть алан – отсюда Каталония (вторая Алания). Мы выяснили, что«…в Дагестане имеются языковые соответствия» не только этрусским топонимам, но и малоазиатским, точнее, тем, что расположены в районе троады – уже известные нам и происходящие от слова «гаргар».

Предположения о кавказском происхождении легендарного Энея, о родовом единстве амазонок и гарагаров, уже отмеченная выше связь рутулов с гаргарами, а гаргаров с Троей, хотя и представляются калейдоскопическими, но не до такой степени, чтобы не обратить на себя более пристальное внимание историков.