Елена ВИТКАЛОВА. Индийская сказка со вкусом манго

Окончание. Начало см. «Дарьял» 3’09

Когда-то, уже очень давно, когда мы впервые прилетели в Индию, меня поразило высказанное кем-то из встречающих мнение. Мол, Дели – это деревня, тоска тут смертная, ходить некуда, смотреть особо тоже. Согласна, Дели сильно отличается от нашего «продвинутого» представления о столицах. Да, в девять вечера город вымирает, дороги практически пусты, особенно зимой, в период опускающихся туманов; да, здесь нет театров, ледовых шоу, огромного количества клубов, нет попсы, собирающей стадионы, нет такого количества выставочных залов и супермаркетов. Зато каждый день новые встречи, новые «картинки» на улицах, новые ощущения. Здесь все так отлично от наших укоренившихся представлений о жизни вообще. Тут испытываешь постоянное «чувство локтя». Сначала это ускользает из внимания ввиду каждоминутно обрушивающихся на вас впечатлений, потом раздражает, потом просто воспринимается как данность. Будьте уверены, что если вы покупаете мороженое в кафе «Нирула», и если народу мало, то первый же новый посетитель встанет именно за вами и именно так, чтоб касаться вашего плеча. В Дели, как, впрочем, и во всей стране, везде и всегда толпы людей. Они в магазинах в любое время дня, на ярмарках, в кинотеатрах, вдоль всех дорог, куда бы вы ни ехали, даже если признаков цивилизации в поле вашего зрения нет. Они спорят, торгуются, покупают, продают, ремонтируют, спешат, лежат, спят, стригут и бреют, моются прямо на улицах. Все это в постоянном движении. Никогда ничего не стоит на месте. Ну, за редким исключением, конечно. Сначала все сливается в глазах, но потом вы начинаете улавливать отдельные персонажи. И вот в окно машины вам улыбаются из остановившегося рядом на перекрестке тривиллера водитель и куча девчонок в школьной форме. Как они все туда поместились? Вот на ярмарке к вам подходит европеец в индийской одежде, представляется сербом, бежавшим из Югославии, и просит денег на «покушать». А вот приходит письмо, в котором парнишка из какого-то богом забытого уголка просит прислать ему книги на русском языке, и ты несешься по всем знакомым за «дарами». Постепенно появляются знакомые, и постепенно начинают усваиваться имена и фамилии. Чуть дольше привыкаешь к местному английскому и запоминаешь несложные слова на хинди. Потом приятно удивляешься, когда в кафе, в магазинах, в ставшей моей любимой фотолаборатории на Сароджини Маркет, просто на рынке начинают узнавать, называют по имени, интересуются, как дела и здоровье. Начинаешь осваивать местный транспорт, в основном, такси, и пешие маршруты куда-нибудь не особо далеко. Всегда можно просить у окружающих помощи – от совета по выбору сари и специй до указания нужного вам адреса. И будьте уверены – вам всегда помогут, всегда доброжелательно и с улыбкой. Вас замотают в десятки метров сари так, что от обилия цветовой гаммы у вас начнет рябить в глазах, под нос вам поднесут столько разновидностей чего-то остро и вкусно пахнущего из специй, что вы начнете чихать на зависть старику Хоттабычу, вам укажут десяток действительно верных направлений, но зато все от души. И вы почему-то не можете сердиться. И постепенно все вокруг начинает восприниматься как некая единственная реальность.

Конечно, самое интересное – это люди. Их количество на улицах ошеломляет. На перекрестках со всех четырех сторон скапливается так много людей, что удивительно, как они все вообще не сталкиваются между собой. Сотни мотоциклистов в блестящих шлемах, делающих их похожими на деловых муравьев. Десятки желтых мотороллеров, переполненных пассажирами, громадные грузовики с кабинами, украшенными гирляндами оранжевых или белых цветов, полосками золотой бумаги или пластика, автобусы с пыльными, давно не мытыми стеклами, за которыми мерещатся улыбки заполняющих их людей. Яркая разноцветная толпа. Мужчины в рубашках с короткими рукавами и вполне европейских брюках, редко – в дхоти. Много молодежи, хороших, улыбающихся, заинтересованных лиц. Все куда-то торопятся, проносятся в такси – мотодрыжках, выглядывают из-под козырьков торговых палаток. Призывно рекламируют товар на бесконечных базарчиках, широкими жестами приглашают внутрь лавок. Степенные хозяева чайных магазинов, знающие цену своему благоухающему товару. Мужчины в военной форме и с тюрбанами на голове, вот один даже с винтовкой времен королевы Виктории. Красавцы сикхи. Все оттенки коричневого в коже – от почти черных тамилов до матово-кремовых жителей севера. Среди толпы одиозные личности в суконных красных плащах, босые, с посохами в руках, с седыми прядями в бороде и шевелюре. В бедной крестьянской одежде на загородных дорогах. Кажется, что весь этот мир приспособлен для мужчин. Они торгуют на базарах, в магазинах, предлагают свои услуги в качестве уличных парикмахеров и чистильщиков обуви. Кажется, вся жизнь этих людей протекает на улице. Да и где они все помещаются в ночное время? В этих странных домах, большей частью без окон или с редкими окошками, где нет занавесей, а освещение от ламп искусственного света? Что там, за провалами и нишами домов, которые кажутся недостроенными и создают впечатление, что вся Индия строится и разрушается одновременно?

Тяжелое впечатление от поселений париев. Они расположены целыми кварталами под названием «сламсы», похожи на свалки, по периферии которых сидят мужчины и женщины, бегают и играют грязные, в обносках, дети. Все вокруг заполнено отбросами жизнедеятельности человека. Жилища убоги, из кусков фанеры и картона от старых ящиков, с грязными тряпками вместо дверей, без окон. В рабочий день здесь полно безработных, одежда грязна и бедна. Не верится, что в такой грязи и нечистотах под ногами можно жить. Но ведь живут – появляются на свет, женятся, воспроизводят себе подобных и умирают. Когда-то, когда мы только приехали, я ходила в такой район отнести детскую одежду, которая уже не была нам нужна. Настороженные взгляды, ни одной улыбки, даже какая-то враждебность. Я поставила пакеты, в которых были еще и игрушки и сладости, на с трудом найденное относительно чистое место и поспешила убраться с глаз.

Вдоль дорог много нищих и инвалидов – как действительных, так и «актеров». Человек на одной ноге стоит на перекрестке под палящим солнцем много часов. Или чудные глаза семилетней девочки, протягивающей мне завядший цветок. Это ее бизнес. Она необыкновенно хороша, несмотря на слои покрывающей ее грязи. Что ждет это маленькое существо? В ночной тишине засыпающего города в окно машины бьется девчушка лет двенадцати. Через ее плечо перекинут новорожденный ребенок, похожий на маленькую обезьянку с еще неотпавшей пуповиной. Конкурент в выживании не то сестры, не то матери. Ребенок обречен, но еще служит для дела. Никогда не забуду круглых глазенок этого полутрупика. Индия, какая же ты противоречивая!

* * *

Дели – это сочетание несочетаемого. Полуразрушенные могольские дворцы, строящиеся современные высотки, постройки времен колониальной зависимости от Англии, бесконечные рынки, современные храмовые комплексы, сламсы, гостиницы в стекле и мраморе, интернет-кафе где-нибудь рядом с помойкой, коих тут великое множество, общественные – исключительно мужские – туалеты вдоль дорог с кабинками без дверей, открытыми к проезжей части, дороги из ниоткуда в никуда с величественными воротами в голом поле, где играют в крикет, новые многоэтажные торговые комплексы с лифтами и швейцарами, совершеннейшее отсутствие парковок для машин, международные и междугородние телефонные автоматы там, куда и дороги-то не ведут, ночные дискотеки в отелях, буддистские, кришнаистские, индуистские храмы, католические соборы, гурдвары и ашрамы. Все это переплетено бесконечными нитями истории, человеческими судьбами, взаимозависимостью и стремлением к развитию.

Дели, впрочем, как и многие-многие другие города иных стран и континентов состоит из старого города и нового. Правда, исторические памятники старой части если не восстанавливают, то и не перестраивают и не сносят, как это часто имеет место быть у нас в Москве, где под видом реставрации уничтожается многое из того, что было построено на столь дорогой теперь в долларовом понимании земле. И ведь никто ни за что, в конечном итоге, не отвечает, и никто, как правило, не виноват. Парадокс.

Старый Дели – это узкие улочки, бесконечные базары, дешевые отели и толпы людей. По некоторым улицам на машине не проехать. Только на велорикше. Самые величественные сооружения в этой части города – Лахорские ворота, ведущие в Красный Форт, и мусульманская Джама-Масджид. Красный Форт и Лахорские ворота – это национальное достояние Индийской Республики. Именно тут 15 августа 1947 года Индия была объявлена независимым государством, и был поднят национальный флаг страны. Теперь каждый год премьер объявляет здесь начало празднования Дня Независимости.

В Красный Форт после Лахорских ворот вы попадаете через торговые ряды. В основном, это ювелирные лавки. Но можно купить и расшитые бисером шапочки и «театральные» сумочки, шелковые платки, небольшие мраморные тадж-махалы, брелоки всевозможных размеров и цветов, бусы из полудрагоценных камней, деревянные статуэтки. В одном из ювелирных магазинчиков, копаясь на правах давней знакомой в бесконечных ящиках с серебром, я наткнулась на любопытный кулон, похожий на огромный звериный клык. Вообще говоря, помимо фабричных браслетов, колец и цепочек современного дизайна и производства тут можно найти разного рода совершеннейшее старье типа непальского браслета позапрошлого века, «осколки» каких-то монументальных женских украшений, разные колокольчики, серебряные подвески в виде плодов манго, непарные серьги тонкой работы, шкатулки, перстни с открывающимся верхом для благовоний (а мне почему-то кажется более реальной мысль о ядах, хранимых там «на всякий случай»). Кулон, найденный мною, на самом деле оказался не зубом древнего дракона, а отточенным куском слоновьего бивня. Слоновую кость в Индии продавать запрещено под страхом уголовно наказуемого деяния, поэтому кулон мне подарили просто так, но «по секрету». Он очень старый, пожелтевший и теплый на ощупь. Но я его никогда не ношу…

Строительство Красного Форта было начато Шах Джаханом в 1639 году и длилось девять лет. Он был резиденцией Моголов до 1857 года, когда последний из императоров Бахадур Шах Зафар был свергнут и сослан в Бирму. Форт – сооружение величественное, впрочем, как и все, спроектированное и построенное в могольский период. Стены высотой в одиннадцать метров и с периметром в два километра впечатляют любого. Форт окружен рвом. Что было в нем в те давние годы, я не знаю. Сейчас все заросло травой и завалено мусором.

В Форт ведут шесть ворот. Внутри – павильон для публичных аудиенций, женский дворец с мраморным фонтаном, напоминающим раскрывшийся цветок лотоса, императорские апартаменты с «кабинетами» и спальней.

Во дворце из белого мрамора когда-то стоял изумительной красоты трон, похожий на павлина и инкрустированный драгоценными камнями. Он был увезен в качестве трофея персидским Надир Шахом в 1739 году. Потолки в том дворце были из чистого серебра с полудрагоценными камнями.

Еще на территории Форта есть так называемые Королевские ванны (Hamams) с мраморными полами и тремя бассейнами – первый для горячей воды, второй для воды с настоем из лепестков роз и третий для холодной. Маленькая «Жемчужная» мечеть «Моти-Масджид» была построена императором Аурангзебом в 1659 году.

Со временем часть сооружений форта была разрушена, потом свою лепту внесли англичане в 1857 году после подавления восстания сипаев. Сейчас, помимо исторических памятников, тут стоит военный гарнизон.

Прямо напротив Лахорских ворот вглубь старого города ведет Чандни Чоук – «площадь Лунного света» (Chandni Chowk) – бесконечная улица с бесконечно текущей по ней толпой. Эта часть города – один рынок. Улицы специализируются на продаже отдельных видов товаров. Одна продает специи, другая бриллианты, третья – серебро, четвертая – ткани, пятая – все для свадебных обрядов, шестая – ковры, седьмая – электронику, дальше – фрукты, мотки блестящей мишуры и нитки, обувь, часы, сари и так до бесконечности вашей фантазии, вполне воплощаемой в данном конкретном месте под названием Старый Город. На углу тут находится Птичий рынок. В основном, это попугаи, набитые в плетеные металлические клетки. Вид их столь жалок, что хочется купить это вопящее стадо оптом. Но завтра на месте этих появятся другие.

На этом рынке муж когда-то купил нашего Ромочку и тем самым спас его от неминуемой смерти. Выбирал птицу индус-водитель, представляясь великим знатоком. Он уверил Сергея, что вот именно этот жалкий комок перьев превратится в великолепного «лебедя» мужского пола. Пол у этого рода попугаев определить с уверенностью можно к году, когда вокруг шеи появится черный воротник. Мы год называли птицу мужским именем, а когда ожидаемый воротничок так и не появился, Рома превратился в Ромочку. Сначала это было маленькое серо-розовое тельце с большой головой, которая болталась из стороны в сторону, грозя вот-вот отвалиться.

Перья еще и не думали расти, были зачатки бело-серого пуха и огромный красно-оранжевый клюв, который постоянно пищал, требуя еды. Выкармливала я этого заморыша размоченным горохом, открывая клюв и засовывая туда по кусочку поглубже. Когда зоб становился виден на глаз и наполнен наощупь, наш новый член семьи смирно сидел в коробке с мягкими тряпочками под постоянно включенной настольной лампой. Потом он переселился на спинку дивана, потом на мое плечо. Перья выросли зеленые и сверкающие, хвост длинный, зелено-красный. Ромочка начала разговаривать моим голосом и интонациями, но процесс закончился после того, как муж забыл выключить кастрюлю, в которой они с Сергеем З. готовили по какому-то супер ноу-хау рецепту суп из бычьих хвостов. В общем, дома чуть ли не случился пожар. Нанюхавшись гари и пережив нервный срыв, птица перестала учить новые слова. Жила в свободном полете, пила со мной чай из одной чашки, что-то тихо мурлыкала себе под нос и никогда ничем никому не досаждала.

Наши приятели уезжали в Москву, а своего попугая, купленного на том же рынке в возрасте неопределенной взрослости, брать с собой почему-то не решались. Так Прохор, который был совершенно дик и не поддавался никакой социальной адаптации, переехал к нам. Он был крупнее Ромы, с еще большим клювом и великолепным черным воротником. Они мигом подружились, и очень скоро Проша стал говорить весь Ромин репертуар. Правда, диким он так и остался по сей день. А Ромочка умерла уже в Москве через несколько лет по непонятной причине. Теперь на кухне в открытой клетке восседает гордый Прохор, норовя ухватить каждого, кто подойдет слишком близко, хоть за что-нибудь, дразнит такса Филю, вечно клянчит что-нибудь вкусно-фруктовое (не отказываясь иногда и от кусочка колбаски от гостей за моей спиной), купается в раковине вместе с посудой, курлычет что-то музыкальное под включенный телевизор и, наверное, видит во сне свою солнечную разноцветную родину.

Уж коли «Остапа понесло», не могу не рассказать еще об одном случае. Однажды, придя домой, я обнаружила мокрый свалявшийся комок перьев, который притащила дочка с приятелями. Комок оказался орлом, уж не знамо почему свалившимся с небес в лужу после дождя. Пока я соображала, что с ним делать, он уполз под кровать, явно собираясь там отдать концы. В мои планы это не входило, поэтому птица была извлечена посредством швабры и замотана в полотенце. Как раз приехал с работы Сергей, и мы стали соображать, как быть, куда бежать. В Старом Дели есть птичий госпиталь, говорят, туда можно привезти попавшую в беду птицу, там ее вылечат и выпустят. Правда, лично у меня особого доверия к этому заведению не было. Орлы или коршуны, уж не знаю, летают в Индии в огромных количествах везде и всегда. Для меня все, что больше метра в размахе крыльев, называется орлом. Трепетного отношения к ним, да и вообще к животным, я среди индийцев не замечала.

Поехали мы в маленькую государственную ветеринарную клинику. Небольшое двухэтажное здание казалось совершенно вымершим. Наконец, когда я уже думала, что охрипну, появился некто в белом замызганном халате, удивленно воззрился на двух европейцев с орлом и нехотя пригласил нас в кабинет. Если только что в здании не было ни души, то уже через пять минут посмотреть на ненормальных собрался весь невесть откуда взявшийся коллектив. До пациента дотрагиваться они явно боялись, потому что тот передумал умирать, стал приходить в себя и шипеть, как закипающий чайник. Я стала требовать рентген, подозревая перелом крыла. На меня стали смотреть точно как на клинический случай. Кто-то приволок видавший виды шприц с непонятной жидкостью внутри. Конечно, я начала возмущаться отношением. Тогда главный врач из личных неприкосновенных запасов достал одноразовый шприц, витамины, диагностировал на расстоянии «нервный срыв» (не у меня, у пациента), надел две пары перчаток, явно опасаясь птичьего гриппа или еще какой заразы, и, стоя на максимально удаленном расстоянии, торжественно сделал укол, после чего самолично проводил нас к выходу. Понятно, что подобных клиентов в этой клинике не было никогда. Денег с нас не взяли почему-то.

В общем, орел остался у нас. Жил на спинке кресла, радостно встречая меня странными звуками, за что мы прозвали его Свиристюлей. Лопал сырой мясной фарш, куда я добавляла творог и яйца. Птиц оказался чистюлей. Кресло оставалось чистым, зато все вокруг было застелено газетами, потому что туалетные дела разлетались на расстояние до метра. Потом Свиристюля начал со мной заниматься гимнастикой. Выглядело это так – на руку наматывалась толстая тряпка, на нее взгромождался орел, я поднимала и опускала руку, он усиленно махал крыльями. Недели через полторы, провоцируемый Ромой и Прохором, жившими в свободном полете, он тоже решил летать. Пятиметровая в длину комната – не лучший вариант для подобных занятий. А что делать? Знакомые опасались к нам заходить, а если и заглядывали, то на пять минут, и говорили почему-то шепотом. Свиристюля «приземлялся» на стол и тоскливо смотрел в окно. А тут еще знакомые мужа сказали, что если он останется у нас на более длительный срок, то стая потом может его и не принять вообще. И вот однажды, в субботу, в яркое солнечное утро мы вынесли его на лужайку. Орел сидел у меня на руке, ошарашенно крутил головой, а потом вдруг резко слетел на газон, разбежался и взмыл в воздух.

Мы с мужем, опасаясь, что он мог на каком-то расстоянии упасть, обошли все дворы и облазили все крыши. Свиристюля улетел. А потом я каждые наступающие сумерки выходила во двор с тазиком мясного фарша и кормила с каждым днем возрастающую в геометрической прогрессии стаю. Птицы загодя занимали позиции на крышах, заборах и деревьях, оживленно обсуждая предстоящий ужин, а потом совершали над моей головой такие кульбиты, пытаясь ухватить комочек фарша в одну лапу, потом в другую, а потом еще и в клюв, что законы аэродинамики плакали и явно начинали сомневаться в своем постоянстве.

Мы верили, что наш постоялец тоже был среди этой галдящей толпы.

А через несколько лет, вернувшись в Индию, я все ждала, что пролетающий надо мной орел вдруг сядет ко мне на плечо и раскроет клюв в ожидании угощения.

* * *

Мне всегда режет слух, когда кто-то говорит о любом представителе Индии как об индусе. А ведь все просто. Индус – это последователь индуизма как религии. А индиец – это национальность. Конечно, главенствующая религия страны – индуизм. Но, помимо нее, существуют еще мусульманство, иудаизм, христианство, буддизм, сикхизм и джайнизм как сектантские ответвления индуизма. И бахаизм – как попытка объединения.

Учитывая длительное правление страной Моголами, памятников мусульманской архитектуры великое множество. Самой большой мусульманской святыней считается Джама Масджид. Эта мечеть была построена в 1656 году императором Шах Джаханом. Строилась пять лет более чем пятью тысячами рабочих и стоила около миллиона рупий. В наши дни по пятничным богослужениям тут собирается от двадцати и более тысяч человек.

Если об основных мировых религиях все знают, то о бахаизме, уверена, слышали далеко не все. Бахаизм – это попытка объединения всех известных религий в одну. Вообще говоря, бахаизм берет корни в исламе и был основан в XIX веке в Иране мусульманским мистиком Бабом. Однако от ислама его отличают некоторые постулаты, как, например, о равенстве всех членов общества, включая женщин. Сейчас последователей этой религии около семи миллионов человек. В основном, это люди образованные и проживающие в крупных городах.

Бахаистский храм в Дели – один из семи в мире. Строительство было завершено в 1986 году, храм строился восемь лет архитекторами-бахаистами многих стран мира под руководством иранца Фарибурзы Сахба. Это удивительно красивое сооружение из мрамора напоминает собой белоснежный полураспустившийся цветок лотоса из двадцати семи лепестков. Поэтому храм так и называется – Храм Лотоса. Перед девятью входами сооружены девять бассейнов, а территория вокруг храма – это девяносто два гектара лужаек и цветников. Одновременно он вмещает до тысячи трехсот человек, приверженцев человеколюбия и добра как единственной религии. Вечерами храм подсвечивается, и создается впечатление того, что он парит в воздухе, настолько кажется полупрозрачным и невесомым.

* * *

Осенью и зимой в Дели и пригородах проходят ярмарки. Самая замечательная и моя любимая обычно бывает в феврале в Сурадж-Кунде. Здесь в X-XI веках король Сураджпал построил огромный каменный резервуар для воды. Берега сделаны в виде амфитеатра со спускающимися к воде ступенями специально для сбора дождевой воды. Теперь здесь излюбленное место отдыха.

Выставка представляет собой огромный своеобразный рынок, на котором предоставлены товары, сделанные народными умельцами со всей страны. Одновременно проходят концерты музыкальных и танцевальных коллективов, народных театров. Практически каждый штат представлен еще и национальной кухней. Приезжать на вы-ставку лучше через несколько дней после официального открытия, в будни, с утра и с деньгами. И не забывать внимательно следить за кошельком!

В выходные тут огромные толпы. Приезжают не только поглазеть, послушать, поесть и купить, но еще и покататься на лодках, на качелях, посидеть и полежать на газонах и просто прогуляться, чувствуя единение со всеми и с каждым в отдельности. Припарковать машину поблизости практически невозможно, если у вас нет приглашения с пропуском или дипломатических номеров. Иначе придется идти приличное расстояние от пыльной парковки, забитой всевозможными видами транспорта, а потом стоять в очереди за билетами. Я уже не говорю о полиции, вооруженной от дубинок до автоматов, и рамках для обнаружения металла.

Ворота, через которые вы проходите, похожи то ли на тигра, то ли на кота, через которого пропущен высоковольтный электрический разряд. Везде музыка, барабанная дробь, воздушные шары, воздушные змеи, ароматы съестного, передвижные прилавки с теплой колой, водой и сомнительным мороженым. Конкретных указателей на представительства тех или иных штатов я не видела. Но, побывав тут много раз, прекрасно ориентируюсь сама. Вот вам Раджастан, там Орисса, вон Гоа, а вот Гуджарат.

Сказать «глаза разбегаются!» – мало. Потому что хочется одновременно быть везде и ничего не упустить. Сюда не стоит ехать снобам, чистюлям и любителям дорогих тряпок и драгоценностей. Тут не та атмосфера, не те удобства и не те цены. Тут вам сто раз наступят на ногу, двести толкнут, вас испачкают чем-то неопределенным из разряда съедобного, но плохоотстирываемого, но вам триста раз улыбнутся и четыреста предложат помочь в выборе. Вам предложат посмотреть выступление факира, многозначительно пронося перед вашим носом неизменную шляпу для пожертвований во имя мастерства мэтра, вам предложат разрисовать все, что можно, предложат сфотографировать чью-то семью и самому быть запечатленным с младшим представителем семейства с сопливой физиономией и грязными лапками. Ваша обувь будет покрыта вековым слоем пыли и песка, нос сгорит на солнце, карта памяти в фотоаппарате откажется переполненной в самый необходимый момент, вы будете голодны, как месяц просидевший на кефирной диете, зато вы получите незабываемое удовольствие от увиденного и купленного.

Итак:

Плетеные то ли корзинки, то ли абажуры тончайшей работы, странные трубообразные сооружения из разноцветных тряпочек на круглом металлическом каркасе, подвешенные к ветвям деревьев и служащие украшением народных гуляний, свадеб и торжеств размерами от десятисантиметровых до трехметровых, деревянная скульптура с изображением бесконечных божеств размерами от спичечного коробка до статуй по два с лишним метра высотой из желтого, красного и якобы сандалового дерева, резные ширмы, непонятные маленькие зонтики типа «для коктейля» с колокольчиками, кружки, чашки, блюдца из керамики любых форм, цветовых сочетаний и размеров, огромные деревянные панно с изображением Вишну, Ганеши, а чаще Рамы, освобождающего свою супругу от злого демона Раваны. Эти панно монументальны, с мелкими прорезными деталями и инкрустацией, выполнены из сочетания разных пород дерева и кости и покрыты лаком. А вот бесконечные сари, шали и просто ткани. Шелк, хлопок, шерсть любых сочетаний, размеров и фактур. Покрывала на кровати и диваны – просто геометрические рисунки, изображения сцен из Бхагаватгиты, цветы и павлины. А вот мои любимые подвески из ракушек и перламутра килограмм эдак по пять, а то и все десять. Мелкие ракушки разных цветов, форм и оттенков крепятся леской на более мощных опорах из дерева или металла в бесконечных ярусах. Или вот просто шлифованные круглые куски перламутра на длинных нитях. Ракушек у меня много. Часть куплена здесь, на выставке, часть привезена с океана. Есть даже справочник с заумными невыговариваемыми названиями. Только раритетных раковин после изучения научного пособия я у себя так и не нашла. Оно и понятно.

А вот серьезный мужчина с седой шевелюрой и черными усами продает бронзовые колокольчики. Правда, по весу их правильнее назвать колоколами, настолько они тяжелые. Над каждым – Ганеша, выше длинная цепь с кольцом. Наверное, классная вещь вместо банального дверного звонка.

Много бронзовой скульптуры. Ганеша, Вишну, Шива, увитые венками из настоящих цветов, коровы, лошади и верблюды почти в натуральную величину. Здесь же, рядом, вышивают, выпиливают, рисуют и плетут. В стопках рисунков индийской миниатюры можно закопаться до конца дня, впрочем, как и в своеобразных картинах из верблюжьей кожи, раскрашенных и вырезанных специально для театра теней или украшения вашей гостиной. Правда, краски пачкают руки.

Вот плетеные шляпы и маленький человечек, демонстрирующий урок мастерства плетения, а вот «ласточками» на веревке развешаны шлепанцы из кожи верблюда. Бесконечная бижутерия из пластмассы, дерева, стекла, бусинок, ракушек и веревочек. Коврики ручной работы всех мыслимых и немыслимых размеров, которые, как выяснилось, опасно стирать по причине их поразительной «линючести», причем вымываемые цвета никак не соответствуют «заявленным», то есть уже имеющимся. Куклы в национальных одеяниях, расшитых зеркальцами, бусинками и ленточками, только лица деревянные и раскрашенные – остальное просто ткань.

Каменные и деревянные шкатулки, браслеты из железа и кости, кожаные перчатки (с моей точки зрения совершенно чуждый атрибут продаж), детские пластмассовые пистолеты для стрельбы водой, бенгальские огни, приправы и ароматические масла, вороньи или чьи-там-еще сушеные крылья и головы от сглаза или порчи, плетеная мебель, мраморные столы, чаще черные, с красивейшей инкрустацией, сладости на выбор. Картины, выполненные из сердцевины каких-то растений в пластиковых коробках или на плетеной из соломы основе и представляющие собой диковинные белые цветы, со временем становящиеся сморщенными бежевыми, но не теряющими трогательного шарма. Вазы от совсем маленьких до огромных из керамики и бронзы, из которых, кажется, вот-вот покажется уставший от ожидания джинн, национальные курты-пижамы сказочных расцветок, так называемое «дутое» серебро в виде брелоков, кулонов и цепочек, бусы из полудрагоценных камней, четки из семян священного дерева, стекло, искусственные цветы, горшки и бесконечное множество других нужных и ненужных «чудесностей».

В многочисленные забегаловки с едой мы не заходили ни разу, как бы завлекательно вкусно ни пахло, опасаясь за желудок. Вода привозная, как моется посуда – лучше не представлять. Как готовится еда – тем более. Поэтому лучше просто проходить мимо, не обращая внимания на горы выброшенной грязной одноразовой посуды с объедками и стадами толстых и самых счастливых мух на свете.

В общем, главное – не поддаваться соблазну!

* * *

А еще я очень люблю центр Нью-Дели. Несмотря на вечные толпы людей и стада машин. Особенно, если не жарко и есть возможность припарковаться. Одно с другим, правда, совпадает не всегда. Кэнноут-Плэйс (Connaught Place) был построен англичанами как торговый комплекс в 1931 году. Симметричность, удобство и белизна резко контрастируют с постоянным хаосом и грязью вокруг. Сказать по чести, белизна достаточно померкла, облезла и сильно поизносилась. Здания построены по кругу. На внутреннюю площадь со сквером выходят витрины бесконечных магазинов. Точнее даже, не сами витрины, а реклама, потому вход в любой из магазинчиков возможен с террасы, куда из-за растяжек, плакатов и навесов почти не проникают солнечные лучи. Иногда летом терраса закрыта от улицы тентами из ткани или бамбука. Снуют мальчишки с черной ваксой, настоятельно желая почистить ею мои белые тряпичные тапочки, продают рисунки на бумаге и шелке, представляя их исключительно древнейшими произведениями искусства, пахнет национальной кулинарией, благо мелкие забегаловки тут на каждом шагу, ароматическими палочками из самих магазинов, продают бэушные книги на английском и хинди, выжимают сок из лайма в сомнительной чистоты стаканы со столь же сомнительного происхождения льдом. Магазины на любой вкус и кошелек. Правда, в большей степени они ориентированы на туристов. Спортивные, книжные с канцтоварами, магазины дорогих тканей и не очень дорогих сари, магазины кожаных сумок, ремней, курток и, вы удивитесь, шуб. Магазины музыкальных инструментов и драгоценных камней, магазины часов, обуви, мужской одежды, кашмирские лавки с шалями из пашмины («пашмина» – от персидского слова «pashm», обозначающего шерсть кашмирской козы) и шали «шахтуш» (шерсть антилоп оронго, или чиру, находящихся под угрозой полного уничтожения) из-под полы, магазины детских товаров и магазины сладостей. В боковых проходах между зданиями – кинотеатры и закусочные. Все остальное, включая вторые этажи – офисы и представительства.

От центра, практически от сквера, по радиусам расходятся улицы. Самая любимая туристами – Джанпатх, на одной стороне которой те же бесконечные лавки, но уже с несколько видоизмененными в сторону уменьшения ценами. Тут множество магазинчиков с изделиями из бронзы, латуни и дерева, чуть в стороне развешаны и разложены покрывала всех цветов и размеров, выполненные в стиле «лоскутного» шитья с бесконечными зеркальцами и нашитыми мелкими ракушками. Я так и не купила здесь ничего, потому что все годы, проведенные в Индии, никак не могла понять, как этими покрывалами пользоваться и как потом приводить в божеский вид. Да и покрывала ли это вообще? Сидеть на них неудобно, ходить по ним – непрактично, да и жалко, стирать страшно – облезут и полиняют, вешать как ковры на стены – я не готова, как, впрочем, и собирать потом черную и жирную на ощупь каждодневную делийскую пыль. Поэтому я каждый раз удивлялась туристам из Штатов и Европы, с жадностью закупавшим эти раритеты стопками и рулонами. Может, я просто уже привыкла ко всему национальному, и у меня уже нет этого ощущения новизны и необычности? Правда, когда сейчас я начинаю вспоминать это буйство красок, я начинаю жалеть, что у меня нет такого райского «ковра». Остается надеяться, что отложенные на будущее мечты все же когда-то будут иметь возможность реализоваться.

* * *

Отдельно хочу остановиться на почему-то часто обойденных вниманием магазинчиках ручных промыслов (handycrafts). Один из моих любимых находится на небольшом рынке напротив парка Лоди. Если не ошибаюсь, большая часть продаваемого там товара сделана вручную людьми с ограниченной физической активностью. Зайдя сюда, можно часа полтора самозабвенно копаться в полной тишине в бесконечных ящичках, прилавках, коробочках и стеллажах. Иногда тишина прерывается звуком колокольчика на входной двери, сообщающего о новом редком посетителе. Всегда пахнет сандалом и еще чем-то, мне неизвестным и ароматным. И чего здесь только нет! Слоники из сандала разных размеров, из желтого дерева, из папье-маше. Одни, всех цветов и оттенков, на любой вкус, раскрашены узорами из цветов и покрыты лаком, другие – скромные деревянные, с резьбой. Всевозможные шкатулки из дерева для благовоний и драгоценностей, малюсенькие коробочки непонятного предназначения, мраморные яйца с инкрустацией из малахита и яшмы, мраморные «кружевные» блюдца с цветами и павлинами из полудрагоценных камней, верблюды из кожи, открытки ручной работы с рисунками, приклеенными засушенными цветами и сказочными орнаментами из трав, стеклянные чудо-зверушки, цветные шарики, благовония, расшитые бисером и шелковыми нитками «театральные» сумочки, бусы на тонких кожаных шнурках из отшлифованного океаном стекла, бусин, ракушек, семян и плодов неизвестных мне растений, плетеные браслеты из ниток, бисера, веревочек, витых из пальмовых листьев. Все переливается, сверкает, блестит и ароматно пахнет, глаз не оторвать. В некоторых других подобных магазинах можно найти кучи рисунков в стиле известной всем миниатюры, роспись на шелке, начиная от изображения богов и сцен из Махабхараты до сказочных птиц и павлинов в цветах магнолий или лотоса. Часто продают ковры, коврики, подушки, шитые в том же «лоскутном» стиле. Только все дополнено нашитыми зеркальцами, отдельными фигурками слонов и птиц, колокольчиками и бусинами. Размеры такого великолепия – от носового платка до покрывала на царственное двуспальное ложе. Плюс ко всему везде можно купить всевозможные серьги из всего, что попадается под руку – начиная от простых железных с бубенчиками до плеч, заканчивая сложноплетенными из джута, заколки для волос, броши в виде букв алфавита, керамические бусины всех размеров от горошины до кулака. Перед Новым годом, точнее, перед Рождеством, появляется праздничный ассортимент. В основном, это деревянные шары и колокольчики на витых золоченых нитях с ручной росписью узорами из цветов или зимними зарисовками, гирлянды из мишуры и лент, хлопушки с искусственным снегом и конфетти. В этих магазинах можно найти пояса из змеиной кожи, шелковые шарфы с тончайшей росписью, дешевые колечки из пластмассы, колье из мельчайших ракушек с лазуритом, бусы из любых добываемых в Индии полудрагоценных камней, великолепные всевозможные броши в виде гирлянд цветов или отдельных цветков из крашеных тканей, джута и бисера, браслеты из камня, кости и кожи, как правило, буйволиной или верблюжьей, шашки и шахматы из дешевого дерева или мрамора.

Для меня магазины handycrafts по приоритетности стоят на первом месте, потому что куда как больше говорят о национальном колорите страны, нежели обычные, обласканные вниманием, ювелирные.

* * *

Как раз совсем рядом с этим магазинчиком, через дорогу, находится чудесный парк Лоди. Это одно из любимых мест отдыха горожан в выходные дни, а служащих близлежащих офисов в обеденный перерыв. Тут дремлют прямо на газонах, обедают, читают, играют в крикет, занимаются бегом, медитируют, обсуждают по-следние новости. Это и солидные мужи с охраной, и нищета в обносках. Парк был создан в 1936 году вокруг захоронений 15 века, относящихся к династиям Лоди и Саидов, которые были последними делийскими султанами. Самые старые захоронения принадлежат Мухаммаду Шаху и Сикандеру Лоди. Парк всегда зелен, старинные храмы окружены цветниками, огромные поляны со стриженой травой окаймлены клумбами роз, у прудов попрошайничают бурундучки, на вершинах деревьев гнезда грифов, которые, сидя на куполах, создают впечатление вечных неподвижных стражей.

* * *

На углу Джанпатха находится известный ювелирный магазин. Все в зеркалах, фонтаны, охрана, кондиционер, в общем, «шик, блеск, красота». Покупатели, а их всегда много, и в большинстве своем они приходят семьями, к выбору относятся очень серьезно. Они надолго усаживаются перед прилавком, тщательно рассматривают каждый из выносимых из «закромов» лотков с бесконечными рядами уложенных в мягкую замшу колец, серег, браслетов и колье. При этом все громко обмениваются впечатлениями, пьют принесенную «от магазина» в качестве «респекта» (англ. «respect» – уважение) колу в жару и чай с молоком зимой, куда-то постоянно звонят по мобильникам, приветствуют зашедших знакомых и в итоге покупают килограмма полтора. Золото здесь от восемнадцати до двадцати четырех каратов (зд. «карат» – мера определения содержания золота в сплавах. Чистое золото соответствует двадцати четырем каратам). Браслеты от тончайших простых до широченных, на полпредплечья, со всевозможными орнаментами. По одному такое не покупают. Ну, кроме иностранцев, конечно. Серьги на любой вкус – маленькие, скромные и неприлично огромные, длиной до плеч и с дополнительным креплением за ухом, иначе мочка растянется и будет выглядеть не совсем эстетично.

Как-то давно муж ехал в центр по делам, а меня высадил у магазинчиков для того, чтоб купить разных диковинок в подарок друзьям. Дело было весной, жара стояла страшная, и через час моих блужданий было ясно, что меня вот-вот хватит тепловой удар. А тут как раз попался «под руку» вышеописанный ювелирный магазин. Охранник был совершеннейше счастлив при виде перегревшейся мадам в непонятных его вкусу шорто-бриджах с бахромой, белой майке, завязанной узлом на одном плече, и с кучей висюлек на шее с камушками, стеклышками и бусинками. В магазине, на удивление, народу было не так много. Играла музыка, шуршал фонтан. Полюбовавшись на прилавки, я решила узнать, что еще такое есть на втором этаже, куда посетители шли менее активно. Оказалось, что там не просто золото, а золотые комплекты колье, браслетов, колец и серег с бриллиантами, рубинами, изумрудами и сапфирами. Ну, самое то для человека с сорока оставшимися рупиями в кармане.

– Мадам желает примерить? – слышу за спиной.

Действительно, я замерла у дивного колье тончайшей работы, сверкающего миллионами разноцветных лучей, прикидывая, куда его можно надеть в Москве – на прогулку с собакой или на рынок за картошкой.

Девушка в сари, мило улыбаясь, долго искала ключ, чтоб что-то там секретное открыть и достать, в это время подтянулись охранник с ружьем и еще неопределенная личность в костюме. Надо вам сказать, что примерка не входила в мои планы, но уж коли предложили… В общем, сие произведение ювелирного искусства на мне смотрелось куда лучше, чем на манекене. Тем временем девушка достала серьги, браслет и кольцо в дополнение к ожерелью. Потом все любовались на меня, я – на себя в зеркало, параллельно соображая, как теперь по возможности достойно выкрутиться из сложившегося щекотливого положения. Кстати, я до сих пор не могу понять, с чего вдруг они все увидели во мне потенциальную покупательницу, а не праздношатающуюся туристку.

Наконец, когда в их глазах застыло ожидание, я лениво поинтересовалась о цене. Так, между делом, как будто совершаю такого рода покупки ну, раз в неделю для разнообразия. Девушка счастливо закивала головой, достала калькулятор и изобразила на нем цифру с невероятным количеством нулей. Неопределенная личность в костюме привела низенького упитанного сикха в очках со странным прибором, напоминающим микроскоп, и предложила мне удостовериться в качестве камней и их огранки. Очень полезное предложение, конечно, особенно если учесть, что к тому времени я бриллиантов на таком расстоянии не видела вообще и разбиралась в них примерно так же, как в молекулярной биологии. Чтоб уж совсем не ударить в грязь лицом, пришлось садиться за стол, пить принесенную колу и вспоминать, что есть дома из лекарств на случай острой кишечной инфекции. Пока я с умным видом таращилась в микроскоп, за спиной висела давящая тишина. Передо мной, дразня, сверкали и переливались драгоценные камни, вокруг толпились люди, а я чувствовала себя все более и более фигово. И тут мне вдруг показалось, что одна из граней одного из камней выглядит как-то неправильно, неровно. «Это что?», – зловеще поинтересовалась я. Ювелир в чалме обеспокоенно засопел и сросся с окуляром. Потом они что-то долго обсуждали, куда-то звонили, причем охранник с ружьем от меня не отходил, не давая под шумок улизнуть «по-английски». Наконец, они пришли к консенсусу и виновато подтвердили, что да, есть какой-то небольшой скол и что цена, конечно, будет пересмотрена.

«У вас один экземпляр этого комплекта?», – вопрошаю я.

«У нас тут все в эксклюзивном одном экземпляре!» – с обидой в голосе отвечают хором.

«Ну, и как же я могу купить ЭТО, если тут такой заметный брак?»

«Мадам, мы сделаем хорошую скидку! Пожалуйста, мадам! Такого вы больше нигде не купите, мадам! (Тут они совершенно правы). У нас лучшие ювелиры, мадам! В какой валюте вам удобнее платить, мадам? Мы можем оформить все в долларах USA, мадам!»

Да, конечно, они уже за меня решили. А у меня вот просто так в заднем кармане драных шорт завалялись несколько сот тысяч американских денег. Отложены были исключительно на безделушки.

Пришлось врать, что деньги у меня в фунтах, фунты в банке, надо посоветоваться с мужем, и т.д. Мне пообещали прислать в отель специального человека, который решит «наши» финансовые проблемы. Дальше меня торжественно проводили к выходу, охранник отдал честь, я гордо проследовала мимо машины мужа, дабы не разочаровывать новых друзей дипломатическими номерами российского посольства. В этот магазин я старалась не заходить потом года два.

* * *

Каждый год, начиная с первого января, вас будит по утрам не будильник, не просыпающиеся и жаждущие общения птицы, не машины и даже не радио на посту охраны. Вас будит самый настоящий барабанный бой. Это военные начинают готовиться к параду, посвященному Дню Республики, который проходит 26 января. Это национальный праздник, который лично я со временем воспринимала как свой собственный. На Раджпатхе начинают сооружать трибуны для зрителей, центр города с завидной периодичностью перекрывают для машин, и вы вынуждены совершать объезды, чтоб попасть в нужное место часа на полтора позже запланированного. Чем ближе праздник, тем больше кругом полиции, мер безопасности, флагов, иллюминации и перекрытых перекрестков. Чтоб попасть на сам парад, надо проснуться очень рано, дабы успеть без проблем доехать до центра по дорогам, сплошь регулируемым дорожной полицией и указателями, потом долго искать место парковки по специальному приложению к пригласительному билету, а потом стоять в длиннючей очереди к нужному сектору, где вас «пропустят» через металлодетектор, отберут зажигалки, сигареты и вообще все, что можно. Поэтому фотоаппарат остается дома во избежание, сами понимаете…

В каждом секторе построены специальные трибуны – сварные металлические разборные конструкции с рядами скамеек, чуть ниже – так называемый партер из плетеных кресел; ближе к дороге, по которой будет проходить торжество, травяной газон застлан коврами. Там обычно устраиваются дети. Скамьи, кресла и стулья еще влажные от выпавшей росы, что создает определенные неудобства; высоко в синем небе парят грифы, на трибунах рассаживаются гости, все еще поеживаясь от утренней прохлады, довольно-таки ощутимой, мужчины машинально пытаются достать сигареты и зажигалки, дети устраиваются ближе к ограде дороги, чтоб лучше видеть. В воздухе просто-таки висит тягучее ожидание. Наконец, в громкоговорителях включается мужской голос, объявляющий о появлении правительственного кортежа, который проносится перед вами с охраной из «черных беретов». Из ниоткуда появляются низко летящие вертолеты, осыпающие дорогу, людей, замерших на трибунах, лепестками цветов. На вас опускается разноцветное благоухающее облако, вы ахаете и автоматически пытаетесь поймать лепесток. Еще некоторое время ожидания, пока президент, премьер-министр, министр обороны, члены парламента и прочие важные персоны и гости рассядутся, и, наконец, звучит поздравление с Днем Республики и объявляется начало парада.

Никогда не подозревала о наличии такого количества разнообразных военных частей. Каждая идет под свою сопровождающую музыку – это и барабаны, и трубы, тарелки и волынки. Головные уборы от пилоток до ушанок и меховых шотландских шапок, совершенно разные виды военной формы, в зависимости от рода войск – саперы, минеры, пехота, горные части, артиллерия, морские волки, летчики – выправка, аксельбанты, нашивки, ленты, ружья-пистолеты-автоматы-кортики, чеканный шаг, орлиные профили и горящие глаза, закрученные усы, жонглирование саблями, наряженные лошади, боевые слоны и верблюды, не знаю-к-чему-относящееся подразделение военных волынщиков в клетчатых килтах и гольфах. От обилия красок, звуков и эмоций голова идет кругом.

Каждый раз с тоской вспоминаешь оставленный дома фотоаппарат и мысленно ругаешь службы безопасности. Периодически та или иная трибуна взрывается аплодисментами от избытка чувств. После прохождения военных частей на Раджпатх выползает военная техника – танки, самоходные орудия, пушки, ракеты. Техника, в основном, наша, советская. Не знаю, кто как, а я вспоминала в эти минуты наши парады в теперь уже далеком прошлом, когда страна еще была Советским Союзом, когда видны были сила и мощь государства, когда каждому было чем гордиться, когда чувствовалось единение народа, его сплоченность с армией и властью. Прошло время, «иных уж нет, а те далече». Поэтому сижу и горжусь силой, стремлениями и единством вроде бы чужой мне страны.

После военного парада солнце уже высоко. Начинает немножко припекать. Люди снимают куртки и свитера, подставляя плечи солнечным лучам. На небе ни облачка. Противоположные трибуны тоже начинают менять окраску. Все больше ярких сари и светлых рубашек. Парад – это праздник, потому все приходят на него в нарядном одеянии.

Трибуны напротив нас для обычных граждан, только вот не знаю, как и среди кого распространяются приглашения. Хотя, может, можно просто купить билеты?

Но все краски превращаются в ничто, когда начинается демонстрация от каждого штата страны. Это целое театрализованное представление, и каждый год в новой интерпретации. Штат представлен огромной декорацией – будь то изображение ткацкого станка размером в целый дом, океана с ловцами рыбы, огромной лягушки с саксофоном среди камней и цветов, банановой или чайной плантации с женщинами, собирающими листья в корзины за спиной, сельскохозяйственных угодий со снопами пшеницы или цеха по сборке микросхем. Каждая такая декорация огромного размера сооружена на уж не знаю каком колесном средстве передвижения. На нем представлены сцены быта и профилирующих отраслей промышленности штата. Мимо вас медленно проплывают платформы, на которых ткут, читают, рисуют, вырезают из камня, поют, танцуют, красят ткани, ловят рыбу, собирают урожай, комплектуют компьютеры, изображают сцены из Махабхараты, сажают рис и собирают последнюю модель «Марути». Каждое такое своеобразное «представительство» движется под собственную музыку. Люди, изображающие те или иные роли, всецело поглощены этим своим занятием, но все равно улыбаются и ответно машут вам рукой, на секунду отвлекшись от сценария.

Последними на Раджпатх выходят дети – это и спортсмены, и музыканты, и какие-то организации наподобие бывших наших пионерских. С песнями, танцами, гимнастическими этюдами, шарами и флагами – от совсем малышей до шестнадцати-семнадцатилетних. Они так горды участием в торжестве, так искренни, так доброжелательны и открыты всему новому, людям и миру.

Завершает парад авиация. И еще долго в неподвижном небе висят белые полосы инверсионного следа, долго звучит у вас в ушах музыка, а перед глазами мелькают краски, лица и улыбки.

И вы долго идете в толпе по пыли к своей машине, жалеете, что все так быстро закончилось, и успокаиваете себя тем, что через три дня вы приглашены на так называемый Beating of the Retreat («Зорька» или «Сигнал отбоя») – церемонию в память окончания боевых действий, грандиозный он-лайн концерт полковых оркестров, который закончится праздничной иллюминацией Президент-ского дворца, фейерверками и народными гуляниями по перекрытому Раджпатху, и тем, что 15 августа в День Независимости опять будет парад, и можно будет вновь почувствовать себя частичкой этой большой доброй страны.

* * *

В Индии что ни неделя, то праздники. Чаще всего они посвящены богам, их воплощениям, различного рода эпизодам из эпических «Рамаяны» и «Махабхараты». Наиболее отмечаемые по всей стране праздничные фестивали – это Дивали, Холи и Дашшехра.

Дивали празднуется осенью, в октябре-ноябре, и еще иначе называется праздником огней. Он символизирует возвращение Рамы в Айодху после четырнадцати лет изгнания и победы над Раваной на Ланке. Все дома и сады украшаются иллюминацией, улицы соревнуются друг с другом по количеству бенгальских огней размерами от привычных нам до трехметровых столбов разноцветных огненных фонтанов.

Весь Дели грохочет, сверкает и взрывается. Ощущение такое, как будто вы сидите на бочке с порохом. В воздухе дым и гарь. Часам к двум ночи канонада постепенно стихает, над городом стелется дымовая завеса, улицы пустеют. Все необычно, удивительно, захватывающе и сказочно красиво.

В эти дни принято дарить подарки – красиво упакованные коробки с конфетами, орехами и фруктами.

Холи отмечается весной, в марте. Это наиболее важный праздник. Он начинается в ночь полной луны и символизирует окончание зимы. Или означает прощание с прошлым и готовность к встрече со всем новым, неизведанным.

Накануне разжигают костры, и изображения демоницы Холики сжигаются, чтоб демонстрировать триумф богов над злыми силами. На следующий день на улицу лучше не выходить. Ну, это совет для чистюль. А если и выходить, то не разодетым в пух и прах, не в новом и не в белом. И надо запастись шариками из сухих красок и детскими пистолетами-поливалками с запасом воды для отражения атак. Результат красочных всеобщих водных процедур вполне предсказуем. Все и вся изменяется до неузнаваемости. На город как будто обрушивается разноцветный ливень. Каждый встречный считает своей гражданской обязанностью придать вам новый колоритный оттенок. Все мокрые, раскрашенные, как индейцы на боевой тропе, и счастливо улыбающиеся. Постепенно высохнет на улицах вода, а превратившаяся в пыль краска развеется ветром. Как и не было ничего…

Правда, в последнее время в больших городах праздник на улицах отмечается менее широко. Если лет десять-пятнадцать назад вас всенепременно бомбардировали бы цветными красящими шариками и поливали водой, а ваша машина становилась образцом постмодернизма с тяжело продирающимися сквозь слои красок дворниками, то сейчас все куда спокойнее. Ощущение того, что основное действо перемещается куда-то на окраины или вообще за город. Центр города пуст, тих, и только иногда встречаешь чумазую и подсыхающую на солнце молодежь или уставших цветных велосипедистов, возвращающихся откуда-то по домам.

Дашшехра – фестиваль осенний. Девять дней по всей Индии идут театрализованные постановки «Рамаяны». На десятый день изображения демона – правителя Раваны, его брата и сына сжигаются. Столбы огня поднимаются высоко в небо, отмечая победу Рамы над силами зла.

В это время в Бенгалии отмечается еще один известный праздник, Дурга-Пуджа. Это фестиваль, который объединяет всех, независимо от каст, религий и убеждений. Люди обмениваются подарками и покупают новую одежду.

Богиня Дурга описана в Пуранах – еще одно произведение раннего индийского эпоса. Когда-то давно была война между богами и асурами, или демонами. Боги никак не могли покорить короля демонов Махисасуру, который выгнал их с небес. И тогда боги пришли просить Вишну о помощи. Вишну сказал, что победить можно, но только тот, кто это сделает, должен быть наделен божественной сутью.

И тогда богами была создана Дурга. Шива дал ей свой трезубец, Вишну – удачу, Кибера – булаву, Яма – копье, Агни – стрелу, Кала – шпагу, Сурия – колчан, полный стрел для волшебного лука от Вайу, Варуна – раковину для того, чтоб протрубить победу, Вишвакарма – боевой топор, Индра – вспышку молнии и удар грома, и Химаван – средство передвижения в виде свирепого льва. Украсили боги свое творение бриллиантами. Так был побежден король демонов. А боги вернулись на небеса.

В общем, с миру по нитке…

* * *

Одной из известнейших достопримечательностей Дели является археологический комплекс Мехраули, признанный ЮНЕСКО мировым достоянием. Здесь был первый делийский султанат, основанный в 1193 году. В древнем укрепленном городе мусульманским правителем Кутбуддином Айбеком был построен величественный минарет Кутб-Минар и мечеть Кувват-уль-Ислам или «Могущество ислама» (Might of islam). Строительство имело целью провозглашение появления мусульманских султанов и новой религии. Мечеть сочетает в себе индийские и мусульманские традиции зодчества – пестрое слияние декоративных панелей, снятых с разрушенных индийских храмов, находящихся неподалеку, и исламских куполов и арок. Во дворе мечети стоит известная всему миру железная колонна, относящаяся к пятому веку и являющаяся своеобразным флагштоком богу Вишну. Несмотря на время, влажность и температуру, она не подвергается окислению – хотя содержание чистого железа достигает 99,72 %.

Строительство «Башни Победы» («Виджая Стамбх») было начато раджпутским князем Притхвираджем Чауханом, потом она была переделана в Кутб-Минар мусульманским правителем Кутбуддином Айбеком, а закончена императором Ферозшахом Туглаком в 1370 году. Высота минарета семьдесят три метра, в нем пять этажей, построен из красного песчаника с использованием белого мрамора и кварцевых пород. Когда-то минарет венчал купол, но в результате землетрясения 1803 года купол упал. Одно время доступ в минарет был открыт всем желающим, но ввиду участившихся случаев самоубийств вход запретили.

Вход в комплекс проходит через «Ворота Аллаха» («Аллаи Дарваза») – это одна из самых ранних построек в Индии, воплотивших исламские принципы купольных конструкций.

Когда-то давно могольские принцы приезжали в эти места охотиться, в XIX веке британские офицеры строили загородные дома и занимались верховой ездой, а сейчас в этом районе, помимо архитектурного ансамбля, стоят дома обеспеченных людей с охраной и дорогими машинами. Бесконечной чередой подъезжают автобусы с туристами, которым тут же предлагают фотографироваться с обязательным удавом на шее и любоваться танцующими кобрами. В выходные на территорию музея под открытым небом тянутся целые семейства с корзинами провианта, в выбоинах древних стен гнездятся зеленые попугаи, по развалинам и газонам снуют бурундуки, а ветер кружит под ногами желтую вековую пыль.

Не знаю, откуда взялось предание о том, что если сможешь обнять железный столб заведенными за спину руками, то все желания непременно исполнятся. Одно время жаждущих обнять его было хоть отбавляй. Сейчас, впрочем, их бы тоже было предостаточно, если бы не установленный вокруг забор. Видимо, Вишну разгневался на мечтателей, и его возмущение было материализовано в виде ограждения. Кто не успел… сами знаете.

* * *

Центр Нью-Дели – это, конечно, Президентский дворец. Он был построен по проекту английского архитектора Эдвина Лютьенса в качестве резиденции для британского вице-короля. Дворец расположен в большом парке, западная часть которого называется Могольскими садами, открытыми весной для всех желающих. По узким дорожкам вы идете практически плечом к плечу, пытаясь насладиться зрелищем каналов, водоемов, фонтанов, зеленых лужаек и бесконечными клумбами с огромным разнообразием цветущих форм, оттенков и ароматов. Дорожки узкие, любопытных много, и вас все время норовят спихнуть прямо под дула автоматов охранников, которых тут примерно столько же, сколько и посетителей. В общем, «шаг вправо, шаг влево» – и сами знаете что.

В центре дворца – тронный зал круглой формы, выполненный из прозрачного мрамора, который залит рассеянным светом, льющимся из-под купола. Сейчас тут проходят приемы иностранных гостей и правительственных делегаций. Перед дворцом – площадь, на которой одиноко и торжественно возвышается Джайпурская колонна, подаренная вице – королю правителем княжества Джайпур.

Недалеко от Президентского дворца находится так называемое здание Секретариата, состоящее из двух симметричных блоков, в южном из которых находится офис премьер-министра, МИД и министерство обороны. Рядом, в действующих казармах, помимо солдат живет большое количество обезьян. В будние дни они на «службе» – промышляют в государственных офисах как у себя дома. Зато в выходные выходят на публику, выпрашивая еду. Однажды мы видели тривиллер, «под завязку» груженый фруктами для них. Как нам объяснили, это кто-то очень обеспеченный специально выделяет деньги на прокорм многочисленных хвостатых семейств.

Ниже по Джанпатху находится Национальный музей Индии. Он был открыт в 1960 году. Коллекция насчитывает около двухсот тысяч экспонатов со времен древнейших цивилизаций Мохенджо-Даро и Хараппы. Первоначально собранные экспонаты, а их тогда было около тысячи, были отправлены зимой 1948-1949 гг. в Лондон на выставку. А по возвращении хранились в Президентском дворце в тронном зале до тех пор, пока строительство здания музея не было завершено. Сокровища Хараппы, и центральной Азии времен Шелкового пути признаны среди лучших в мире. В состав коллекции, помимо раскопок Хараппы входят скульптура древних и средних веков, бронза, искусство буддизма, Тантры, декоративное и прикладное искусство, древние манускрипты и миниатюра, сокровища Центральной Азии, текстиль, вооружения, музыкальные инструменты.

Когда я выходила из музея в последний раз, была весна, закат, длинные тени, цветущий олеандр и на фоне красно-оранжевого закатного неба силуэты низколетящих журавлей.

Национальный музей ремесел и прикладного искусства находится на территории выставочного комплекса Прагати Майдан. Основан он был в 1956 году в целях сохранения культурного наследия и традиций народного творчества страны. Здесь есть постоянно действующая экспозиция. А каждую осень приезжают специально приглашенные лучшие ремесленники, лучшие фольклорные коллективы танцоров и певцов, кукольные театры. У каждого штата – свое «представительство» в специально отведенных для этого зданиях. У входов – ткацкие станки, верблюды, военная техника, продукция автопрома, театрализованные постановки на открытом воздухе, представление кукольников, национальные танцы. В помещениях – где одноэтажных, где двух, – экспозиция на тему достижений народного хозяйства, фотографии заводов, сельскохозяйственных комплексов, последних технологических разработок, а дальше организована продажа почти всего того, чем занимается и заслуженно гордится данный штат – это и рис, и чай, и изделия из полудрагоценных камней, керамика, посуда, ткани, жемчуг, золото и серебро, деревянная скульптура, бронза, инкрустированный полудрагоценными камнями мрамор, мебель, обувь, сумки, свитера, раковины, ковры, сувениры. Народу – море. Везде от каждого штата – свои точки «общепита» с разнообразной кухней. Специи, мед и полуфабрикаты можно приобрести тут же. От комплекса к комплексу можно доехать на небольших открытых автомобильчиках с прицепными «вагончиками», можно и отдохнуть от обилия впечатлений и пройденных километров прямо на многочисленных газонах или у фонтанов.

* * *

Когда вы встречаетесь с чем-нибудь новым, на первом месте стоят ощущения, чувства и настроения. Знания о предмете вашего интереса приобретаются позже. Хотя не факт, что от обладания ими картинка той или иной, в частности, индийской реальности приобретет более законченный и полный вид. Конечно, можно порассуждать об особенностях характера, личности, восприятия и анализа. Но смысл? Индия, с учетом ее яркости красок, звуков, ароматов, праздников, скоростей и лиц, – прежде всего, страна ощущений. Они поглощают вас целиком и полностью, не дают ни на минуту отвлечься, управляют вашим сознанием, растут в геометрической прогрессии и потом долго-долго хранятся где-то глубоко в памяти.

Для меня Индия ощущениями началась, ощущениями и закончилась. Я про факт отъезда, а не о состоянии души.

Иногда, просыпаясь от солнечных лучей, бьющих в окно, мне кажется, что я сейчас выйду на прохладную веранду, спущусь по лестнице, окунусь в свежесть утра и птичьего гама, вдохну тянущийся откуда-то издалека запах сандала, обойду гирлянды бугенвиллий в утренней росе, помашу улыбающемуся охраннику, сяду в машину и опять поеду куда-нибудь далеко-далеко, в те места, в которых я пока еще не была.

Всем известно – сколько людей, столько мнений. Аксиома. Да было бы иначе, мы бы погрязли в тоске и серости. Обсуждать или спорить на эту тему глупо и бессмысленно. Но если уж я пишу об Индии, то не могу не сказать, что для кого-то эта страна стала значащей частью жизни, для кого-то просто прошла фоном, а еще кто-то увидел в ней собрание всего негативного. Для кого-то Индия – взрыв настроений и ощущений, для кого-то – обыденность и скука, для кого-то просто параллельный мир. Не так давно один мой знакомый ездил в Индию по туристической путевке. Меня такого рода десятидневные туры, откровенно говоря, очень смущают. Если не сказать иначе. Из десяти предполагаемых дней путешествия три приходились на Дели–Агру–Джайпур, остальное на Бомбей (один день) и Гоа. Иными словами, «галопом по европам». Мне казалось, что до отъезда этого моего знакомого я волновалась больше, чем он сам. Ну и что вы думаете? Вернулся. Я, конечно, с вопросами – «Ну как? Где был? Что видел? Какие ощущения?». В ответ эдакое ленивое «ну, понравилось». И все? «Ну да. А ты чего хотела?» «Ну, рассказывай». «Да чего там рассказывать?» «Как чего? Как тебе Джайпур? Понравился Дворец Ветров? Были в Амбере?» «Эээ… что еще за Дворец Ветров? Не видел. Были в каком-то музее, там оружие всякое. Ну, в крепость какую-то поднимались. Не, не на слонах, на автобусе. Дели? Да обычный город, ничего особенного. Ну и чего ты пристала? Агра? Это что? Ааа… Тадж-Махал. Угу, нормальный дворец, только народу многовато. Гоа? Ну, пляж как пляж, море как море. Ну, не знаю, нормально, короче, отдохнул».

Вот потому куда как приятнее встречать в жизни людей, для которых Индия – не просто «пунктик» на жизненном пути. Конечно, для нас, влюбленных в эту далекую страну, она разная. Каждый видит в ней грани целого, кто-то больше, кто-то меньше. И каждый собирает потом эти «частности» в одно общее полотно. Вот мне повезло. Я знакома с Александром Михайловичем Кадакиным, который в годы моего проживания в Индии был там «нашим» Чрезвычайным и Полномочным Послом. И конечно, этих граней, этих частностей в его «коллекции» куда как больше, чем у меня, потому что он имел счастье впервые вживую познакомиться с Индией аж в 1971 году. Я тогда и знать не знала, и ведать не ведала, что меня через много лет попутным ветром занесет туда же.

В одном из интервью газете «Таймс оф Индиа» в 2004 году перед расставанием Александр Михайлович говорил очень близкие мне по духу слова: «Для меня… неверно полагать, что есть одна Индия. Индий существует несколько, и эфемерных, и вполне материальных, переплетающихся друг с другом и сосуществующих во времени и пространстве, чаще мирно, но иногда и конфликтуя. С каждым годом на протяжении этих десятилетий струны моей души все больше настраивались на мелодичные гимны сакрального земледельческого цикла – барахмаса, песни самой индийской природы. Под эти раги проходили мои индийские зимы, не такие студеные, по русским меркам, но все же неуютные, особенно для тех, у кого нет надежного пристанища. Индийские весны с их радостным началом превращались в обжигающую домну летней жары. Каждый раз с приходом муссонных дождей мне казалось – я воплощаюсь в новой аватаре, что давало наглядное объяснение теории перевоплощения душ. Пропустив через себя всю эту гамму оттенков времен года, прочувствовав их во время поездок по стране с юга на север, с запада на восток, я не могу не признать, что огромная Индия столь же сильно ошеломляет географическим и климатическим многообразием, как своим многоязычием и этнической пестротой. Меня поразила воздушность чуждой законам истории архитектуры памятников этой страны, населенных призраками и привидениями. Ни в одной другой стране мира нет таких, будто застывших во времени, дворцов. Культура Индии, в отличие от валют, не конвертируется. Все, с чем я соприкасался, неминуемо проходило через глубины моего сердца. Моя Индия говорила со мной на разных языках, которые я, к счастью, понимал – будь то элегантный английский индийской дипломатии или обиходный «хинглиш», «хирду» болливудских фильмов или целомудренный и изысканный хинди государственного телеканала Дурдаршан. Это мог быть и жаркий интеллектуальный спор, и размеренная философская беседа, и крик души или просто неприкрытое бахвальство. Я прислушивался ко всем этим голосам и часто задавался вопросом: принадлежат ли они единому целому или являются лишь партиями полифонического хора. Но не только голоса вызывали этот вопрос. Суперсовременная электроника на воловьих телегах, на которых ее перевозят; революция в сельском хозяйстве и древний плуг; лачуги бок о бок со сверкающими небоскребами; показы мод от кутюр, посещаемые производителями этой модной одежды, одетыми в старенькие дхоти; идеалы ахимсы и кровавые погромы – может ли все это уживаться «в одном флаконе»? Или даже в одном человеке, способном впитать идеи нового века, пользоваться последними техническими новинками, и в то же время готовом с остервенением бороться за мифологические ценности, уходящие корнями в дремучие тысячелетия.

Что это – контраст или противоречие? Взаимоисключающие друг друга явления? Так все же много Индий или одна? Немало времени понадобилось, чтобы осознать: Индия напоминает человеческий организм co своими энергетическими и интеллектуальными центрами, наделенный всеми пятью органами чувств. Иногда им управляет разум, иногда лишь эмоции. Утром он бывает скованным, к полудню обретает гибкость, в течение дня наполняется энергией, а к ночи приходит в изнеможение. Он подвержен подъемам и спадам, приливам и отливам, радуется и грустит. С какой стороны ни посмотри, он всегда разный: понятный и загадочный, великолепный и убогий, чистый и порочный. Его можно лелеять, но можно и погубить. Я бывал во многих странах, но эта метафора, на мой взгляд, применима только к Индии. И вот чему еще я научился в Индии – подбирать слова, руководствуясь принципами сиддханты и дриштанты: когда нужно говорить прямо и открыто, а когда – намеком. Это приобретение тоже попадет в увозимый с собой дипломатический багаж.

Продолжая аллегорию с человеческим организмом, эта страна бывает здоровой и больной, прекрасной или безобразной, может заблуждаться относительно своего состояния и не ведать, что ее точит смертельная болезнь. Но главное – у нее есть душа, которую тщетно пытаются разгадать и объяснить другим многие поколения ученых. Как только кто-нибудь отваживается дать ей исчерпывающее определение, обязательно на поверхность всплывут некие факты или события, которые полностью опровергнут его – так много в этой душе измерений, от высот добродетели до бездны порока. О моей стране поэт и дипломат Федор Тютчев однажды сказал: «Умом Россию не понять… В Россию можно только верить». Схожие чувства я испытываю и к Индии, хотя, признаюсь, в обоих случаях и вера, и разум не раз подвергались серьезным испытаниям.

Гораздо глубже, сложнее и проникновеннее мир традиционной Индии, где каждый камень – алтарь, несущий божественное в наш мир. Каждый восход солнца – явление космогонического масштаба, каждая женщина – воплощение тантрического принципа Шакти – источника самого бытия мира, проявляющего себя во всем сущем, вплоть до предвыборной буффонады. За внешними формами, характерными только для Индии, скрывается возвышенная всеобъемлющая система традиционного сознания, абсолютно противоположного модернистскому, но в то же время гораздо более живого и целостного. В исключительно современных явлениях прослеживается то же движение духовного начала, отраженного в традиционных доктринах. Неисчерпаемо влечение души человеческой к божественным архетипам, легко уживающимся с концепциями новой эпохи. Сакральное и мирское сосуществуют в едином целом.

Перефразируя слова выдающегося философа Мирчи Элиаде, я задаюсь вопросом: стал ли я за эти годы лучше понимать магические формулы великой индийской алхимии? И да, и нет. Мой дипломатический статус одновременно и помогал, и мешал этому, обеспечивая одни возможности, но лишая других. Многие Индии ускользнули от моего внимания, многие голоса не были услышаны, о многих событиях я так и не узнал, не говоря уже о том, что смог их предвидеть. Похоже, Всевышний Видхата специально замыслил Индию такой, чтобы здесь переворачивались все теории и прогнозы. Я оставляю здесь свое сердце, забирая с собой все свои Индии, – им хватит места в самолете, – но лишь с тем, чтобы обрести новые, когда я вернусь. А быть может, Индия все-таки одна, и каждый раз она перерождается и множится заново?»

Однажды я услышал плач.

Твой робкий плач.

Он звучал запахом соленых песков

На струнах ситара.

Эта печаль заставила меня любить и дорожить тобой,

О, Индия.

Когда ты уходила,

Мягкий сирокко обжигал мне губы

Твоим поцелуем, о, Индия!

Вынужденное прощание.

Ты в кружевном покрывале волн.

Священный океан

Украшает твои волосы искрами божественной тайны.

Разноцветные мозаики памяти

Сложились во мне в вас,

Мои обретенные Индии.

(Перевод с английского автора – Е. В.)

Да, у каждого своя Индия. Она зависит от способности восприятия и анализа, от умения и желания видеть, чувствовать и понимать, от времени пребывания в этой сначала чужой, а потом близкой по духу стране, от количества прочитанной литературы, от людей, встреченных на пути, от городов и заброшенных поселков на ваших маршрутах, от умения располагать к себе людей и умения общаться, от вашего характера, погоды, настроений, от того, какие перед собой ставишь цели и от того, какую частицу души готов отдать сам. Не одна я прощалась с Индией, испытывая ощущение потери. Мы все куда-то бежим, спешим, чего-то добиваемся, отвлекаемся на детали, часто не замечая главного, забываем сказать «прости», «виноват», «скучал», стесняемся говорить «люблю», откладываем на «потом», чтоб потом осознать, что не успел, опоздал, прошляпил, не обратил внимания или просто прошел мимо, иногда приносим чувства в жертву разуму и наоборот. И все, что было хорошего и плохого, доброго и не очень, складывается в копилку нашей памяти, чтоб позже взо-рваться воспоминаниями и дополнить новую ступень цветом и вкусом. Я очень надеюсь, что у меня тоже будут «новые» Индии и что «когда-нибудь в полном спокойствии, в позднем покое, когда-нибудь, может быть, с дальнего берега давнего прошлого ветер весенний ночной принесет тебе вздох от меня!..», МОЯ Индия!

Ну, вот и все. Вещи собраны, и двери не заперты. Пустой дом, сумки, растерянный Филя, незанавешенные окна и пустые цветочные вазы. К нам заходят прощаться. Так же когда-то ходили и мы не раз. Окна настежь. С улицы звук проезжающих мимо машин, смех, запах пыли. Мы пьем виски и вино, закусываем привезенными в последний раз вкусностями из китайского ресторана и слушаем пожелания разного рода приятностей от друзей. Они остаются. Мы улетаем. Звуки в пустом доме преображаются, отскакивая от голых стен гулким эхом.

За шумом разговоров еле уловимый стук в дверь. Кричат хором: «Открыто!». Стук повторяется. Выхожу. За дверью, на темной ночной веранде двое. Они продают у нас фрукты и овощи, мы знакомы много лет. Только раньше я улетала на лето. А теперь навсегда. Навсегда?

Мне протягивают огромный тяжелый пакет с крупными ярко-желтыми манго: «Это вам, мадам».

Они знают, что это мой любимый сорт, знают, что мы вряд ли когда еще увидимся, знают, что мне мучительно не хочется уезжать, они хотят от всей души пожелать мне всего самого-самого, но плохо говорят по-английски, поэтому, смущаясь и перебивая друг друга, говорят что-то непонятное мне на хинди, потом, совершенно теряясь, видя мои слезы, робко жмут мне руку и растворяются в душной черной летней ночи.

Вот и все. Дочка улыбается, когда я говорю, что не могу писать об этом прощании без слез.