* * *
Так удивительно любить
не человека – только голос,
его оттенок терпкий, горький…
саму манеру говорить.
Так унизительно любить
не человека – только кожу
лукавых рук и невозможным
считать их мягкость ощутить.
Шагов кошачьих тишину
(когда в плечах косая сажень)
и взгляд, который не отважен,
но мучит тягою ко дну.
НАТУРЩИЦА
Словно все невзначай: обнаженное тело
и случаен как будто античный изгиб –
жала не было или… оно не хотело,
чтобы брат мой, поэт и художник, погиб.
Удлиненная хрупкость конечностей. Шеи
безупречный, податливый, нежный сосуд
и невинная грудь соблазнительной феи,
но из сказок, где феям сопутствует блуд.
Взгляд агатовых глаз обольстительно ласков
и прищуром ресниц, как листвой, осенен…
Я гляжу на мольберт, и в созвездии красок
мне все слышится смех, мне все чудится стон.
* * *
Ты уходи, оставь меня одну,
мне справиться самой позволь с собою…
Я состраданья твоего не стою:
я в наважденье тягостном тону.
Оно необъяснимо, это диво…
его наплыв – неволя из неволь!..
Оно пройдет, как прежде проходило.
Мне справиться самой с собой позволь.
ВОКЗАЛ
Среди шумихи-суеты,
вокзальной пошлости подпивших
опять мы двое – я и ты,
о чем-то не договоривших.
Слегка потерянная – я…
народ гудит, как оглашенный…
Как в беспределе бытия
спокойной стать и отрешенной?..
За километром километр
меня умчат с автовокзала –
нам жить раздельно среди тех,
о ком душа не тосковала.
* * *
Хорошо шататься под дождем
молодым, которые вдвоем!
Хорошо шататься до утра
никогда не ведавшим утрат.
Я стою у серого окна.
В этом доме я совсем одна.
Все здесь: тишина, тепло, уют…
Почему ж мне неуютно тут?
Где ты бродишь? – сетую, горюю…
Мелкими обидами сожжен,
ты по лужам хлопаешь вслепую –
и напрасно: ведь тебя люблю я…
Нет глупей – шататься под дождем!
ХОЧУ УЕХАТЬ
1.
Из повседневной маеты,
где все скрипит, хотя и гладко,
хочу, чтоб только я и ты,
разрушив заповедь порядка,
сорвались – это мой каприз! –
в непринужденный мир движенья,
чтоб испарился компромисс,
чтоб риск – до голово-
круженья!
2.
Хочу уехать – все достало! –
с тобой, в купе или на крыше,
с перрона лучшего вокзала
пока в мечтах, но ты услышишь.
Хочу с тобою – в год наш новый!..
Хочу с тобою – в омут, в омут!..
Пусть в ритме сердца поезд мчится
как заводная колесница.
1969-2009 гг.
* * *
Согрей меня, согрей!
Приди домой скорей…
Я у твоих колен
свернусь кота милей.
Гнетет меня печаль.
Наполни дом людьми –
не помешают, чай,
твоей-моей любви.
Я гибну среди стен…
Приди домой скорей…
свою подругу-тень –
согрей меня, согрей.
РОДНАЯ КРОВЬ
Александру Битарову
Как здорово, что есть родная кровь,
когда не одинок на этом свете –
родное существо тебя приветит,
протянет руку вновь тебе, и вновь.
А ты собой пожертвуешь в ответ,
не объясняя и не рассуждая:
на нас одна отметина родная,
какой у прочих не было и нет.
Когда не знаешь, лгут или не лгут,
и дивиденд с ухмылкою считает
на дармовщине затаенный плут…
тогда родная кровь – она чужая!
Когда нас любят так, что нам не лгут,
не лицемерят, равными считая –
вот это, брат, та самая, родная,
родная кровь… привет, родной, салют!
7 окт. 2007 г.
* * *
Несносен вкус прохладных отношений,
по чайной ложке слабенький бальзам…
Мне радостен глоток опасных жжений
пусть мимо рта, а только по губам.
Я предпочту досаду поражений,
оставив умным сладенький бальзам.
* * *
Горы впадали в море.
Море лежало пенно.
Плыл в золотом уборе
пух облаков степенно.
Горы стояли гордо.
Красила склоны зелень.
В склонах таился город,
с таинством сопределен.
КАТАРСИС
Тонкий сизый туман,
легкий серый песок,
бирюзовое море в тумане…
Ты идешь: тишина –
из-под рук, из-под ног…
тишина не обидит, не ранит.
Словно призраки, синие горы
стерегут потайной уголок.
Счастлив тот,
удостоенный горней
благодати,
где явствует Бог.
* * *
Я не буду ничего говорить
и не буду ничего объяснять…
Буду только прясть свою нить
и наматывать, и кидать.
Ты лови мою странную нить,
ты узнай обо мне по ней…
Я не буду скулить и ныть,
только прясть узоры больней.
