Дмитрий ТОРЧИНОВ. На остановке

В КРЕСЛЕ

А мне нравится! Взять ручку,
Сесть в продавленное кресло
И помятую тетрадку
На колено положить.

От созвездий до получки –
Все становится уместным.
Все становится в порядке.
И не хочется грешить.

За окном идет девица.
Не идет – парит, как птица.
Как же тут не восхититься?!
Птица в джинсах за окном!

Ей бы выбраться в столицу,
Точно б стала светской львицей.
Но она влететь стремится
В наш соседний гастроном

А еще, трепещут листья
На качающейся ветке.
Почему они трепещут?
Скоро осень. Скоро смерть.

Пусть они ее не мыслят,
Только каждой своей клеткой
Ощущают, что навечно
Примет их земная твердь.

А в углу под потолком
Паутина. С пауком
Мы живем, и нам не тесно:
Он в своем углу, я в кресле.

Он плетет, и я плету.
Он – ловушку, я – судьбу.
Ему – муху, мне – мечту.
Он уйдет. И я… уйду.

ВОТ ИСКАЗКЕ КОНЕЦ

Мне по-правдашнему грустно,
Что на свете все не так.
Не нашли меня в капусте;
Леший – выдумка, лжефакт;

Дед Мороз – актер из ТЮЗа;
Змей Горыныч – спецэффект;
И Горгона не медуза –
А соседка, человек.

Даже Серенький Волчок
Не укусит за бочок.
Хоть вы стойте на краю –
Не припрется, зуб даю.

И не вздумайте принцессу
Поцелуем разбудить,
Все закончится эксцессом,
Могут даже посадить.

И лягушка, и избушка,
И Емеля, и Кощей –
Все осталось на подушке
В детской комнате моей.

Мне по-правдашнему грустно,
Что чудес на свете нет.
Но (стыдно)
Я вчера ходил на пустошь
И зарыл там пять монет.

НА ОСТАНОВКЕ

Бежал, спотыкался. Автобус ушел.
Я сел и подумал: «Пускай. Хорошо.
Плевал я на этот автобус,
Плевал на работу, плевал на проект,
Плевал на директора и на объект,
Плевал на карьеру и бонус.

Плевал я на весь этот капитализм,
На галстучек, брючки, портфельчик.
Не просто плевал, а плевал сверху вниз,
Плевал, как ядреный артельщик.

Плевал я на Запад, плевал на Восток.
Плевал, как верблюд на горячий песок
Плюет, увидав верблюдицу.
Плевал на политиков и богачей,
Плевал, как плюют на зарплату врачей,
Плевал, как Минздрав на больницы».

Сидел я – себя самому не узнать.
Схватил телефон. Набираю.
«Плевал я на вас!» – я хотел заорать.
Но тихо сказал: «Опоздаю».

КУХНЯ

Вот не люблю я тапочковость кухонь.
Я не пойму, как можно рассуждать
О подвиге Икара, и за мухой
С газетой, одновременно, скакать.

Я, сколько ни внимал, не уясняю,
Как можно, табуретку оседлав
И потянувшись за вареньем к чаю,
Вдруг заявить: «А Черчилль был не прав».

Или еще, бывает – соберутся
Друзья на кухне в тесный свой квадрат.
И тут же, не успеешь оглянуться,
Подсели к ним и Ницше, и Сократ.

А дальше – больше, песня вдруг польется
Про степь, про снег, про ямщика в степи.
В хозяине дух бунтаря проснется,
А гости скажут: «Нам пора идти».

Я сам порою грешен, признаюсь.
Присев за стол, чтобы поесть борща,
На Думу с президентом матерюсь
И на чем свет стоит кляну мещан.

ЦВЕТ

Сначала мир был черно-белый,
Тоскливо было в нем. Но вот,
Глазное яблоко созрело
И, оказалось, мир цветет.

И оказалось, он не серый.
Он красный, желтый, голубой,
Оранжевый он даже в меру
И фиолетовый порой.
А над ковром травы зеленой
Синеет небо на рассвете.
И жить на этом белом свете
Вдруг стало необыкновенно.