Нам на Эльбрусах не воевать.
Тарасов Алексей Александрович,
командующий Управлением горной,
лыжной и физической подготовки
Красной Армии
Когда русские запасы нефти
истощатся, Россия будет
поставлена на колени.
Иоахим фон Риббентроп,
министр иностранных дел Германии
Моя основная мысль – занять область
Кавказа, возможно основательнее
разбив русские силы… Если я не
получу нефть Майкопа и Грозного, я
должен ликвидировать войну…
Адольф Гитлер
В середине июля 1942 года немецкие войска форсировали Дон и захватили Ростов. Двадцать восьмого числа, сразу после того, как город пал, командующий группой армий «А» генерал-фельдмаршал Лист прибыл на место недавнего сражения.
Колонна автомобилей медленно ехала по разбитым улицам. Воронки от бомб, противотанковые ежи и окопы крайне затрудняли движение. Во время штурма многие районы города сильно пострадали. Сейчас автоколонна проезжала через квартал, где не уцелело ни одной стены выше полутора метров.
«На что они надеются? – с раздражением думал генерал, наблюдая, как команда огнеметчиков выжигает обнаруженную в развалинах подозрительную нишу. – Ростов уже наш, максимум через два месяца мы выйдем к морю. Зачем сопротивляться? К чему вся эта бессмысленная возня?»
Со стороны развалин раздались душераздирающие крики. Генерал поморщился и отвернулся.
Наконец они подъехали к трехэтажному зданию, не очень сильно пострадавшему от бомбежек. Разве что фасад был в нескольких местах выщерблен пулями, да стекла кое-где выбиты. Здесь располагался командный пункт 49-го горнострелкового корпуса генерала Рудольфа Конрада.
Тепло поприветствовав старого товарища, Лист объявил ему благодарность за ростовскую операцию и перешел к постановке новой задачи.
– Семнадцатая армия будет наступать на Кавказ, – фельдмаршал мельком взглянул на генерала и спросил: – В каком направлении планируете дальнейшие действия корпуса?
– Через Майкоп.
Лист кивнул:
– Горнострелковый корпус предположительно двумя дивизиями должен перейти через высокогорные перевалы западнее Эльбруса, чтобы открыть путь в Закавказье семнадцатой армии. Ее задача – продвигаться вдоль прибрежной полосы через Туапсе.
Спустя десять минут, обсудив в общих чертах план, генералы расстались. Конрад предложил командующему заночевать здесь, в Ростове, но Лист, сославшись на дела, отказался. Как только фельдмаршал уехал, генерал приказал всем старшим офицерам явиться на командный пункт. Нужно было тщательно обсудить предстоящее наступление.
Уже в первых числах августа горнострелковый корпус генерала Конрада начал двигаться к перевалам. В горы пошли хорошо обученные, полностью укомплектованные, обеспеченные специальным альпинистским снаряжением соединения.
К тому времени основные боеспособные части Красной Армии располагались ближе к морю, а на перевалах находились небольшие отряды, с которыми установилась не очень надежная связь. Многие бойцы попали на Кавказ впервые. К продолжительным боям в горах личный состав был не готов.
Зная, что на высокогорных перевалах зима наступит через восемь недель, немецкое командование планировало одержать победу на этом направлении до конца сентября. В горах было сложно действовать крупными соединениями, поэтому в дело вступили боевые группы.
Вечером одиннадцатого августа, прорвав слабую оборону какого-то селения с непроизносимым для немецкого уха названием, отряд майора Гофмана остановился на ночлег. Расположившись в одном из уцелевших домов, тридцатилетний майор, жилистый натренированный офицер горнострелковых войск, задумчиво склонился над картой.
– Спроси его, где основные силы красных? – он кивнул переводчику.
Шульц, молоденький обер-лейтенант, перевел вопрос.
Черноволосый небритый мужчина из местных, которого звали то ли Нуса, то ли Муса, тут же ответил.
– Они отступили на перевал, – перевел лейтенант.
– Хм, – Гофман потер гладковыбритый подбородок.
К сожалению, во время боя не удалось захватить ни одного пленного. Красные, вооруженные одними винтовками, дрались отчаянно против пятикратно превосходящих их егерей. Полегли все как один. Никто не сдался.
Муса же пришел к егерям сам. Изъявил желание сотрудничать. Переводчику сказал, что ненавидит Сталина и хочет помочь немцам-освободителям. Отто Гофман не очень доверял таким вот помощникам. Кто знает, что у них на уме? Майор вздохнул и склонился над планшетом.
В начале наступления с картами была настоящая беда. Несмотря на то, что до войны многие офицеры успели побывать на Кавказе под видом туристов, большинство карт, находившихся в распоряжении командиров немецких войск, безнадежно устарели. Иногда для их составления использовались старые русские карты еще царских времен. Поэтому не удивительно, что данные частенько не соответствовали условиям местности.
К тому же карт не хватало. В корпусе ходили легенды о том, что у командира танкового батальона «Викинг» была карта Кавказа, взятая из ростовской школы. Она оказалась лучше той, которую ему выдало командование.
Ситуация кардинально изменилась, когда наступающая 16-я пехотная дивизия захватила в предгорьях Кавказа крупный советский штаб. Из рассказов местного населения и пленных удалось выяснить, что, отступая, солдаты сбросили в пруд ящики с документами. Когда их достали и отправили в разведывательный отдел штаба дивизии, то оказалось, что немцы захватили настоящее сокровище, а именно:
для войск — хорошие карты района Кавказа до Туапсе;
для командования — тщательно отработанные справки о районе Кавказа между Майкопом и Туапсе с указанием вероятных направлений сосредоточения основных усилий в обороне;
для ОKB — разведывательные материалы о Турции, планы военных действий Советского Союза против Турции со схемами строящихся укрепленных районов на советско-турецкой границе.
К сожалению, ни одна, даже самая лучшая карта гор, не способна заменить проводника, человека, который родился и вырос в этом районе.
Откуда-то снаружи донеслось нарастающее тарахтение мотора. Скорей всего, над селением кружил самолет. Немецкий, судя по звуку. Ю-52 здесь сесть не сможет, а значит, это был легкий самолет связи. Наверняка, «Физелер Шторх».
Спустя пару минут Гофман убедился в правильности своих предположений. Через порог переступил офицер люфтваффе. Щелкнув каблуками и вытянув руку в нацистком приветствии, он передал майору пакет. Ознакомившись с его содержимым, Гофман обратился к переводчику.
– Скажи ему, что завтра идем на перевал. Он будет показывать дорогу. И пусть только попробует выкинуть какой-нибудь фокус!
* * *
«…Новостей особых нет. Выполняем честно и добросовестно свой долг перед Родиной. Немцы бомбят. Обо мне не печальтесь. Разгромив хищную германскую армию, очистив нашу советскую землю, мы все возвратимся домой. Ты, главное, жди меня, верь, я вернусь с победой…
Целую крепко. Береги себя и Надю. Иван».
Капитан Терехов поставил точку и отложил карандаш.
– Когда же я встречу вас снова? – прошептал он. Жена с дочкой остались в Нижнем Тагиле, родном городе капитана. Свою семью он не видел больше года.
Скорее уже по привычке, чем осознанно, Терехов принялся массировать кисть левой руки. После госпиталя большой и указательный палец полностью восстановили свою подвижность, средний гнулся чуть хуже, а вот с безымянным и мизинцем было совсем скверно. Осколок, попавший в плечо, задел какие-то важные сухожилия, и теперь левую руку удавалось сжать в кулак лишь при крайнем напряжении сил.
За спиной скрипнула дверь. Это прибыл посыльный.
– Товарищ капитан, разрешите обратиться?
– Обращайтесь.
– Вас вызывают в штаб.
– Иду.
Задув керосинку, он вслед за посыльным вышел на улицу. На востоке край неба уже алел зарей, откуда-то с побережья ветер донес глухой рокот зенитных орудий. С каждым днем пушки били все сильней и сильней.
Терехов на секунду остановился и вдохнул полной грудью морской воздух. Даже зажмурился от непривычного ощущения. Выписавшись из госпиталя, он прибыл на побережье четыре дня назад и еще не до конца освоился. Еще недавно, пока капитан оправлялся от ранения, их полк сражался вдали от этих мест, но однажды ночью людей подняли по тревоге и приказали сдать все, что непригодно для войны в горах. Получив боекомплект и продовольствие на десять дней, полк погрузился в эшелоны и уже через неделю командиры в бинокли разглядывали Главный Кавказский хребет.
Добравшись до штаба, расположенного в неприметном сарайчике на окраине деревни, Терехов миновал часовых и прошел в помещение. Комполка, увидев его, лишь едва заметно кивнул, услышав приветствие. Судя по кругам под глазами и бледному одутловатому лицу, майор Сергеев не спал уже несколько ночей.
– Присаживайся, Иван Михайлович.
Майор знал капитана еще с Испании. Вместе прошли через многое, и поэтому в отсутствии подчиненных они частенько обращались друг к другу не по уставу.
– Николай Антонович, случилось что?
Сергеев ответил не сразу. Внимательно посмотрел в лицо Терехова, словно впервые увидел рано поседевшие виски, сеть мелких морщинок возле глаз и шрам слева от подбородка.
– Николай Антонович, что так смотришь? – капитан усмехнулся. – Чай, я не красна девица.
– Как рука? Болит? – тихо спросил майор, не обратив ни малейшего внимания на реплику капитана.
– Нет.
– Сожми-ка пальцы.
Терехов, глядя прямо в глаза майору, сжал и разжал кулак. Получилось вроде неплохо. На лбу, правда, выступил пот, но тут уж ничего не поделаешь.
– Понятно, – комполка тяжко вздохнул. – Вчера над перевалом пролетал наш ПО-2. Его обстреляли немцы. Со всех сторон. Еле ушел оттуда. А это значит, что егеря контролируют гору и тропу на ней. Скорей всего, отряд, который прикрывал перевал, разбит.
Майор достал пачку сигарет и протянул Терехову. Они закурили, после чего Сергеев продолжил:
– Из штаба армии пришел приказ: выбить с перевала немцев и удерживать его до подхода спецотряда НКВД. Крайний срок выполнения боевой задачи – двадцатого августа.
– А когда подойдет подкрепление?
Николай Антонович пожал плечами.
– Немцы готовятся к броску на Новороссийск. Подтягивают резервы поближе к городу. Этот перевал, конечно, не самое подходящее место, – майор посмотрел на висевшую на стене карту, – но возможность нанесения удара с данного направления исключить нельзя. Так что его надо прикрыть.
– Разрешите возглавить группу?
Сергеев глубоко затянулся и затушил окурок в пепельнице.
– Две тысячи метров над уровнем моря, – глядя куда-то мимо Терехова, произнес майор.
– С рукой все в порядке. Разрешите возглавить группу? – повторил капитан.
Комполка опять перевел взгляд на Терехова. О чем майор думал в этот момент? О том, что в их полку осталось лишь пять офицеров из тех, кто начал воевать летом сорок первого? А может быть, о том, что на перевал придется отправить отряд без специального снаряжения? Спальные мешки, кошки, горные ботинки, рационы усиленного питания и многое другое, так необходимое в высокогорье – все это осталось на складах, теперь занятых немцами…
– Разрешаю, – глухо ответил он.
В дверь постучали.
– Здравия желаю, товарищ майор. Разрешите доложить, лейтенант Гусаков прибыл.
В комнату вошел молодой человек лет двадцати пяти. Худощавый, среднего роста, он двигался легко и пружинисто.
– Вольно. Проходите, садитесь.
– Лейтенанта Гусакова прислали к нам из штаба армии, – комполка обратился к капитану. – Он опытный альпинист и хорошо знает местность. Пойдет вместе с вашей группой.
– А это Иван Михайлович, – комполка представил Терехова. – Командир отряда.
Капитан и лейтенант пожали друг другу руки.
– Вам приходилось бывать в горах? – первым делом спросил альпинист.
– В тридцать седьмом. Летом был в отпуске. Несколько раз ходил в походы.
– А что с солдатами? Насколько хорошо они подготовлены?
– В полку есть несколько местных, – в разговор включился майор, – еще человек пять из Дагестана. Ну, а остальные видят горы впервые в жизни.
– Ясно… – лейтенант помрачнел. – Что ж, давайте собирать группу.
* * *
Отряд Гофмана покинул селение рано утром. Швабские и баварские егеря умели двигаться быстро, поэтому майор не без оснований рассчитывал выйти к окрестностям перевала уже к вечеру. Для этого боевой группе необходимо было спуститься в долину, пересечь ее и подняться на гору.
Проводник не подвел. Спустя три часа егеря уже шли по тропе через девственный вековой лес, обозначенный на русских картах надписью «Природный заповедник». Эта местность была безлюдна и представляла собой границу между лесным и высокогорным Кавказом.
Неожиданно со стороны головного дозора раздались выстрелы. Егеря прыгнули с тропы и залегли за деревьями. Однако спустя несколько секунд наступила тишина. Судя по всему, скоротечный бой закончился.
К майору подбежал Шнабель. Опытный фельдфебель, командир разведгруппы, среди солдат всегда выделялся своей невозмутимостью и неукоснительным выполнением трех основных принципов немецкого разведчика: увидеть побольше, самому остаться незамеченным и в крупные бои не ввязываться. Сейчас же хладнокровный фельдфебель был бледен, как смерть.
– Герр, майор! Уфф, – Шнабель запыхался так, словно пробежал несколько километров.
– Там, это, – фельдфебель замялся, словно не зная, какие слова подобрать для описания того, что он увидел. – Идемте со мной, пожалуйста.
– Черт возьми, Шнабель, да что происходит?! – выругался Гофман. Его крайне удивило поведение разведчика. – Вы там что, Сталина подстрелили?
– Нет, – егерь отвел глаза. – Ну, в общем, сами все увидите.
Заинтригованный Гофман пошел вслед за Шнабелем. Вместе с собой майор взял проводника и переводчика. Мало ли, вдруг пригодятся?
Дозор продвигался метрах в двухстах от основной группы, так что до нужного места добрались быстро. Продравшись сквозь заросли рододендрона, они очутились на небольшой полянке. Здесь стояли три разведчика. Они окружили нечто, сперва показавшееся майору грудой тряпок. Но как только он подошел ближе, то сразу же понял свою ошибку.
– Матерь Божья, – прошептал Гофман, чувствуя, как сердце на мгновение словно остановилось, а затем забилось часто-часто.
На траве лежало существо. Здоровое, под два метра ростом, оно было почти целиком покрыто густой бурой шерстью, чем-то напоминающей верблюжью. От трупа исходил резкий мускусный запах. Но несмотря на это, майор наклонился поближе.
– Черт возьми, – произнес командир егерей. Лежащее на спине, широко раскинувшее руки-лапы существо определенно было женского пола. Автоматная очередь, выпущенная разведчиком, прошила грудь в нескольких местах.
– Мне показалось, что кто-то прячется в кустах, и я крикнул, чтобы выходил с поднятыми руками, – чуть виновато начал объяснять один из егерей, – а потом выстрелил. И вот, она. Лежит тут.
За спиной майора часто-часто что-то залопотал Муса.
– Каптар…алмасты, – до уха Гофмана донеслись отдельные слова.
– Чего это он бормочет? – майор обернулся к переводчику.
– Горный человек, нет, не так, человек снегов, спустившийся с гор. Падет проклятье на ваши головы. Месть? Хотя нет, не то слово, скорее, кара, – Шульц начал старательно переводить.
– Достаточно, – майор резко взмахнул рукой. – Очередное глупое суеверие.
– Ох, уж эти русские, – Гофман пнул труп ногой. – Совсем озверели. Настоящие дикари.
Майор усмехнулся, словно только что произнес невероятно остроумную шутку. Однако егеря продолжали смотреть настороженно. Что же касается Мусы, то проводник трясся, покрывшись липким потом и лязгал зубами так, что его, наверное, слышно было аж на перевале.
– Так, – Гофман прищурился. – Вы застрелили русскую партизанку. Она несколько недель скрывалась в горах и совсем одичала. Всем все понятно? И не вздумайте трепаться об этом!
– Яволь, – вразнобой ответили егеря.
– Все. Уходим, – скомандовал майор. – К вечеру мы должны быть на месте.
Спустя полчаса после ухода группы на поляну вышло существо, как две капли воды похожее на первое. Разве что шерсть на теле была погуще, да плечи пошире. В своих лапах горный человек тащил полузадушенную серну.
Увидев тело подруги, он рухнул на колени. Отбросив в сторону несчастную серну, каптар медленно провел лапами по груди самки. Слизнув кровь с ладоней, он вскинул к солнцу косматую голову и завыл, глухо и страшно.
Поднявшись с земли, каптар некоторое время принюхивался, после чего исчез в кустах рододендрона.
* * *
Их набралось сто тридцать семь человек: саперы, автоматчики, минометчики, снайперы и три связиста. Именно этим солдатам предстояло штурмовать перевал. Дополнительные силы взять было неоткуда.
Капитан вместе с Гусаковым шел вдоль строя, вглядываясь в лица бойцов. Больше половины из всех солдат еще ни разу не были в бою. Как поведут они себя? Не растеряются ли? Время покажет…
– Лейтенант Иванов! Это еще что такое ?! – капитан вдруг резко остановился.
– Рядовой Гамзаев! Выйти из строя! – совсем еще зеленый лейтенант попробовал было произнести команду с той же интонацией, что и капитан, но получилось плохо. Голос дал петуха. Впрочем, не удивительно. Опыта командования у Иванова считай что не было. Пехотное училище, в котором он учился, расформировали, а всех курсантов вместе с преподавателями направили на фронт.
Сделав два шага вперед, из строя вышел Гамзаев. Терехов помнил этого рядового. Кажется, четыре месяца назад тот был призван из Дагестана. У солдата не ладились дела с дисциплиной, да и отношения с сослуживцами оставляли желать лучшего.
– Рядовой Гамзаев, вы почему небриты?!
– Нэ успэл.
– Привести себя в порядок. Быстро! Не успеете – будете выгребные ямы копать, пока война не кончится. Стать в строй! – капитан гаркнул так, что у стоявшего рядом альпиниста зазвенело в правом ухе.
Гамзаев сжал кулаки, развернулся и, держа спину неестественно прямо, так, словно проглотил шпалу, вернулся на свое место.
Капитан поглядел на лейтенанта, лицо которого пошло красными пятнами, но ничего не сказал. Любой другой солдат на месте дагестанца уже давно бы загремел в штрафбат, но Гамзаева сия доля до сих пор не постигла. Он был лучшим снайпером в полку, а возможно, что и во всей дивизии. Его даже к награде представляли.
Дойдя до середины строя, капитан снова остановился. Отступив несколько шагов назад, так, чтобы его видели и слышали все, он начал говорить:
– Товарищи бойцы! Фашисты рвутся к Черному морю. Они пытаются захватить перевалы, чтобы потом обрушиться на наши города: Новороссийск, Сочи и Туапсе. Именно сейчас наступает переломный момент в ходе войны. Враг, потерпевший сокрушительное поражение под Москвой, собирается взять реванш на Кавказе. Мы не должны позволить ему сделать это!
Терехов на мгновение замолчал и тяжко вздохнул, словно ему не хватало воздуха, затем продолжил, но уже более тихим голосом.
– Выступаем через пятнадцать минут. Товарищ Гусаков, – капитан посмотрел на альпиниста, – прибыл из штаба армии. Он инструктор и пойдет вместе с нами.
Закончив свою речь, капитан кивнул лейтенанту. Минут пять Гусаков инструктировал солдат о том, как правильно вести себя в горах, после чего была дана команда «вольно».
Капитан чуть ли не бегом кинулся к дому, в котором он оставил письмо. Нужно было отправить его жене. И он успел! Отряд уже строился в колонны, когда Терехов вернулся. Поход на перевал начался.
За первые два часа пути их группа почти никого не встретила, лишь один раз между колоннами пронеслась полуторка, обдав людей прогретой на августовском солнце пылью, брызнувшей из-под колес. Зато потом, как-то сразу, стали попадаться разрозненные группы бойцов, которые смогли уйти через горы от противника. Те, кому чудом удалось прорваться через хребет без дорог и троп, были истощены и оборваны. Многие ранены. Все они направлялись на побережье, где находились сборные пункты для отдыха и по-следующего переформирования.
Еще через полчаса им повстречался отряд кавалеристов, двигающийся со стороны перевалов. Впереди ехал комдив – полковник с орденом Красного Знамени на груди. Поводья он держал левой рукой. Правый рукав, пустой, был аккуратно заправлен за пояс. За комдивом ехали человек сорок бойцов – все, что осталось от дивизии. Каждый вел по нескольку лошадей – седоки остались на поле боя.
Комдив осадил коня, посмотрел на бойцов, спросил:
– Где же ваша артиллерия?
– А вот она! – кто-то указал на ишаков с минометными вьюками.
– Да-а,– протянул комдив неопределенно.
– Ничего, товарищ полковник,– успокоил его минометчик, – каждая мина дает уйму осколков…
Бывалый кавалерист ничего больше не спросил и тронул коня…
Поднявшись по каменистой дороге на высоту примерно пятисот метров над уровнем моря, отряд остановился на привал. Красноармейцы устали. Помимо личного вооружения и боекомплекта к нему, каждый боец нес запас патронов в ящиках из цинка или ящик с гранатами, или лотки с минами для минометов и трехсуточный запас продовольствия в виде муки и сухарей. Все это пришлось тащить на себе, поскольку при подготовке к штурму с большим трудом удалось отыскать лишь несколько ишаков и лошадь. На животных навьючили три разобранных миномета.
Светило жаркое солнце, озаряя поросшие лесом склоны гор. Капитан Терехов поневоле залюбовался видом с террасы, на которой расположился отряд. Внизу играло, переливаясь солнечными бликами море, вверху блестели ослепительно-белым снежные шапки гор. Воздух был вкусным, как свежее яблоко, полным запахов трав и нагретых камней.
Выпив обжигающе холодной воды из протекающей неподалеку речки, Терехов попросил альпиниста рассказать ему о перевале поподробнее. Лейтенант подобрал валяющийся на земле сучок, присел на корточки и принялся рисовать схему.
– Тропа проходит через седловину. Это и есть перевал. Две тысячи метров над уровнем моря. По обе стороны от нее, здесь и здесь, – лейтенант указал на фланги, – расположены две возвышенности. Совсем небольшие, метров сорок-пятьдесят, не больше. Но с них хорошо видна часть тропы и все те, кто поднимаются по ней.
– А эта вершина, – на земле появился очередной рисунок, – возвышается над центральной седловиной. Она называется «Волчий клык» и с южной стороны считается неприступной. Если же идти от перевала, то забраться на нее можно.
Капитан слушал лейтенанта с большим интересом. Конечно, пока неясно, что представляет из себя Гусаков как боец, но, похоже, альпинист он бывалый.
– С Волчьего Клыка можно держать под обстрелом почти весь перевал. Если мы захватим вершину, то получим немалое преимущество, – продолжал лейтенант. – Но там наверняка уже немцы.
Поблагодарив альпиниста за исчерпывающий рассказ, Терехов посмотрел на часы. Время, отведенное на привал, закончилось.
К вечеру они достигли высоты тысячи метров. Уже темнело, и капитан принял решение остановиться на ночлег. За день пути отряд прошел на несколько километров меньше, чем планировали. Движение группы сильно замедляло отсутствие горной обуви. Все бойцы и командиры, за исключением Гусакова, были обуты в сапоги.
Среди высшего командования Красной Армии до начала боев на Кавказе бытовало мнение, что сапоги как армейская обувь универсальны. Однако они оказались крайне неудобны на высокогорном бездорожье. Сапоги скользили не только по подтаявшему снегу и льду, но и по камням. Да и хватало их от силы на две-три недели.
Горная же обувь служила несравненно дольше сапог. Благодаря тому, что ботинки делали из толстой кожи со специальными прокладками в наиболее уязвимых местах стопы, эта обувь спасала ноги от травм, неизбежных при ударах о камни, выступы скал и неровности льда, встречающиеся в горах на каждом шагу.
Поэтому солдаты и офицеры немецких горных и егерских дивизий были обуты в высокогорные подкованные ботинки, одеты в куртки и лыжные брюки, имели ледорубы, «кошки», веревки и другое альпинистское снаряжение.
Весь следующий день отряд поднимался по тропе, петлявшей меж скал. Люди шли поодиночке, так как всякий неосторожный шаг угрожал падением в пропасть. Животных вели под уздцы.
Появились первые потери. Один из молодых солдат поскользнулся, ухватился за попавшийся под руку камень и вместе с ним рухнул вниз. Все это прошло настолько быстро, что шедшие рядом сразу даже не поняли, что случилось. Был человек и нет его. Лишь протяжное: «А-а-а» отразилось гулким эхом от равнодушных гор.
Отряд продолжил свой путь.
* * *
Когда наступил вечер, егеря преодолели горный гребень на отметке полторы тысячи метров. До перевала оставалось идти всего пару часов, но майор приказал остановиться и занять круговую оборону. Было неизвестно, есть ли впереди русские, поэтому торопиться не следовало.
Развьючили мулов. Разводить костер для приготовления пищи было нельзя, так что всем пришлось довольствоваться консервами. Несмотря на это, настроение у горных стрелков оставалось боевым. Наступление развивалось успешно, боеприпасов и еды было вдоволь, а что еще надо солдату?
Разбившись на группы, егеря вели тихие разговоры. Кто-то из них мечтал о том, что после войны вместе с семьей переедет жить в эти края, куда-нибудь поближе к Черному морю. Другой ему возражал, дескать, во Франции лучше.
Обходя лагерь и невольно слушая эти разговоры, майор мысленно улыбался. Он гордился своими солдатами. Его богатырям по плечу была любая задача. Именно поэтому, сколько бы красных ни сидело на перевале, завтра их сбросят оттуда.
Ночь прошла спокойно, но перед рассветом в лагере поднялась суматоха. Выяснилось, что пропал один из разведчиков. Ночью он, наверное, по нужде, вышел из палатки, но обратно так и не вернулся. Как только стало чуть светлее, на его поиски были посланы два отряда по пять человек. Они обследовали местность на километр выше и ниже от стоянки, но тщетно. Разведчик как в воду канул. Ни малейшего следа обнаружить не удалось.
Отто Гофман собрал командиров. Нужно было срочно выступать к перевалу. Если разведчика захватили русские, то, возможно, им уже известно, что немецкий отряд численностью сто восемьдесят пять человек, с четырьмя пулеметами, тремя минометами и двумя горными орудиями движется прямо на них. Следовало поторопиться.
Выслав дозор, егеря начали восхождение. Тренированные солдаты, понимая всю важность их миссии, двигались в ускоренном темпе. И через час шедшие впереди разведчики вплотную приблизились к перевалу. Майор Гофман скомандовал остановку.
Теперь можно было немного передохнуть и позавтракать. Но не всем. Шнабелю вместе с двумя егерями майор приказал изучить расположение войск противника. Разумеется, солдаты не пошли по тропе, наверняка простреливаемой русскими, да и зачем? Ведь можно подняться по скалам слева и справа, прямо над головой у неприятеля!
Через полтора часа фельдфебель вернулся. Егерей он оставил наблюдать за красными, а сам доложил майору:
– Их человек семьдесят, не больше. Два пулемета, один миномет. Закрепились прямо напротив тропы, держат подъем под прицелом.
– А фланги?
– Две скалы, метров по сорок высотой. Иваны не обращают на них никакого внимания, – фельдфебель ухмыльнулся.
Гофман сразу понял, что так развеселило Шнабеля. Красные не знали гор и совершили ошибку, посчитав, что для того, чтобы контролировать перевал, достаточно перекрыть тропу, идущую через седловину. А ведь одна из главнейших особенностей горного боя состоит в том, что он протекает в трехмерном измерении. Здесь недостаточны представления о фронте, фланге и тыле. Решающую роль начинает играть то, что происходит над тобой и под тобой.
Шнабель не зря считался лучшим разведчиком в отряде. Кроме всего прочего он нашел место, где можно было разместить горное орудие так, чтобы своими снарядами оно накрыло стоянку русских.
До самого вечера егеря поднимали в горы части пушки. И это была поистине каторжная работа! В разобранном виде горное орудие тащили на себе семь мулов, теперь же понадобились усилия двадцати опытных альпинистов, чтобы поднять его наверх. Кто-то из солдат тихо, чтобы не услышал майор, порадовался тому, что для второго орудия на высокогорной площадке не нашлось места.
На рассвете группы обхода по двадцать человек в каждой вы-двинулись к вражеским позициям. Через час они уже находились по обе стороны тропы, на высоте пятидесяти метров над русскими. Для обеспечения огневой поддержки на каждой из скал было установлено по пулемету MG-42. Это оружие только недавно начало поступать в немецкую армию, но уже успело себя зарекомендовать в боях наилучшим образом.
Советские солдаты внизу, на перевале, еще не заметили, что немецкие горные стрелки встали у них с флангов, над головами. Между группами обхода была налажена зрительная связь. Они дисциплинированно ждали начала сигнала.
Глухо бухнуло орудие, и горные стрелки обрушили на позиции красных огненный шквал! Не меньше пятнадцати человек были убиты в первые же секунды боя, остальные заметались в поисках укрытия. Обстрел продолжался минут пять, после чего с перевала донеслось дружное «Ха»! Егеря пошли в атаку.
Русских оставалось человек тридцать, многие из них были ранены, некоторые тяжело, но не дрогнул никто. Их командир, выхватив из кобуры пистолет, бросился вперед, прямо на наступающих горных стрелков.
Огонь со скал прекратился, немцы боялись попасть по своим. Началась рукопашная. Первым до строя егерей добежал командир. Прострелив голову замахнувшемуся на него прикладом гитлеровцу и выбив рукояткой пистолета зубы другому, он получил пулю в грудь от третьего и медленно осел на камни.
Красные сражались отчаянно. Гранатами, штыками, ножами, зубами, да всем, чем угодно, они пытались достать немцев! Егеря, поначалу не ожидавшие такого напора, дрогнули и отступили на несколько метров, но потом опомнились и навалились на русских. Пленных не брали.
Скоро все было кончено. Немцы потеряли семерых человек, еще пятеро были ранены. Один из них, лейтенант Граберт, молодой офицер, удержал за руку наклонившегося к нему майора.
– Герр Гофман, – прошептал он, – я умираю.
– Пустяки, Граберт, – с напускной бодростью ответил майор, – доктор говорит, ты поправишься.
– Да… – лейтенант закрыл глаза. Его лицо побледнело, а губы стали белыми. Через несколько секунд он умер.
Майор отвернулся. Граберт был хорошим, веселым парнем и перспективным офицером, настоящим берлинцем.
Распорядившись о погребении павших, майор приказал отряду из пятнадцати человек занять высоту, которая возвышалось над центральной седловиной. К вечеру четырнадцатого августа перевал полностью находился под немецким контролем.
* * *
Восемнадцатого августа бойцы капитана Терехова вышли к «Волчьему клыку». Они остановились на площадке с разбросанными по ней огромными камнями. Под нависшими краями этих глыб можно было укрыться от дождя или пуль. Гусаков предложил сделать это место опорной базой для группы. Здесь сложили боеприпасы и продукты.
«Волчий Клык» возвышался метрах в ста впереди. Тропа, ведущая к перевалу, обходила скалу слева. На разведку пошли Терехов вместе с Гусаковым. Конечно, это было не очень разумное решение, случись что, и отряд останется без опытных командиров. Тем не менее, капитан хотел лично оценить обстановку.
Они не знали, есть ли на горе фашисты, поэтому двигались медленно, стараясь прятаться за скалами. Минут через десять впереди послышалась чужая речь. На мгновение Терехов выглянул из-за камня и тут же отдернул голову. Но все-таки он успел заметить, что чуть выше и левее тропы было оборудовано пулеметное гнездо. Вероятно, тут располагался передовой пост охранения гитлеровцев.
Можно было попробовать забросать их гранатами, но дистанция для броска показалось капитану далековатой. Не успеешь размахнуться, как тебя срежет пулеметная очередь. Да и не стоило раскрывать себя раньше времени.
Капитан приказал альпинисту забраться повыше и изучить расположение гитлеровцев. Гусаков снял висевшую за плечом снайперскую винтовку и принялся карабкаться вверх.
Сегодняшний день выдался нестерпимо жарким, даже и не скажешь, что ночью температура падала до плюс пяти градусов и бойцы в своей летней форме тряслись от холода. Ожидая возвращения лейтенанта, капитан обратил внимание на то, что облака постепенно меняют свой цвет. Похоже, приближалась гроза.
Минут через двадцать альпинист вернулся. Утерев пот со лба, он принялся докладывать:
– С нашей стороны проход на перевал прикрыт пулеметным гнездом и минометом. Высота «Волчий клык» занята противником. В седловине тоже немцы. Не менее ста человек.
«Коротко и по существу. Молодец», – отметил про себя капитан, а вслух сказал: – Спасибо вам, товарищ лейтенант. Как вы думаете, что нужно сделать, чтобы взять перевал?
– Захватить «Волчий клык», – тут же ответил Гусаков. – Немцы хорошо укрепили седловину, так что сразу лобовой атакой их не выбить. Тем более, когда нам с высоты будут стрелять в спину.
– Ясно, – капитан глубоко задумался. – Недавно вы говорили, что с южной стороны на эту вершину никто не поднимался. Это невозможно?
Теперь настала очередь задуматься лейтенанту. Он понял, к чему клонит капитан.
– Я попробую, – тихо сказал он.
– Но один вы ничего не сможете сделать, – резонно заметил Терехов.– На гору должны подняться бойцы. По крайней мере, человек десять.
– У них нет необходимого опыта, – осторожно ответил лейтенант. – А из снаряжения только одни веревки.
– Разберемся, – капитан отмел все возражения. – Штурмовать будем сегодня, когда начнется гроза. Тогда появится шанс добраться до вершины незамеченными.
По-прежнему пригибаясь и скрываясь за камнями, они вернулись на базу. Ни лейтенант, ни капитан не заметили лежащего меж скал каптара. Распластавшись на камнях и почти слившись с поверхностью, горный человек проводил их внимательным взглядом желтых глаз.
В лагере, собрав бойцов, капитан честно предупредил о том, что им предстоит сделать, после чего спросил добровольцев. Вызвалось сорок два человека, затем с каждым переговорил Гусаков, пытаясь выяснить степень их подготовки. Таким образом, он отобрал двенадцать солдат. Им предстояло захватить вершину.
Ничто не должно было выдать отряд. Поэтому с каждого бойца взяли слово – если вдруг кто оступится и упадет, то падать и умирать станет молча. Пусть немцы думают, что это обычный камнепад. Штурмовую группу возглавил Гусаков.
В одиннадцать вечера, когда на землю упали первые капли дождя, они начали восхождение. К скале подошел и плотно к ней прижался рослый и могучий Горгидзе, солдат, до войны успевший закончить институт физкультуры. К нему на плечи забрался Гамзаев, также плотно прижавшись к камню. Гусаков, оказавшийся в этой пирамиде следующим, умудрился-таки дотянуться до скального карниза своими цепкими руками. Там он зафиксировал в трещине альпеншток, закрепил на нем веревку, обернул ею плотный каменный выступ и сбросил вниз.
Над горами разразилась гроза невиданной силы. Раскаты грома были оглушительными, по мощи с ними бы не сравнилась ни одна бомбардировка. Каждый громовой удар заставлял скалу вздрагивать.
Стояла кромешная тьма, лишь изредка прорезаемая вспышками молний. Гусаков лез первым, руками и ногами нащупывая уступы, на которые можно было опереться. Ботинки скользили на мокрых скалах. Во время одной из вспышек молнии Гусаков заметил, что чуть ниже карабкавшийся солдат исчез, но крика не услышал никто. Боец упал в пропасть молча.
Самого себя Гусаков видеть не мог, но на товарищей было страшно смотреть: волосы на голове, брови и усы светились. Штыки тоже мерцали и гудели, как какие-то электромузыкальные приборы. Требовалось нечеловеческое напряжение, чтобы метр за метром продвигаться вперед.
Почти у самой вершины ударила молния, да такая, что все на секунду ослепли. Двоих бойцов убило на месте. Несмотря ни на что, отряд продолжал восхождение.
У Гусакова дрожали руки, а разбитые пальцы сочились кровью. Из последних сил он подтянулся и перевалил через гребень. «Волчий клык» был покорен! Сняв винтовку, альпинист упал на спину и некоторое время лежал не двигаясь, подставив лицо каплям дождя.
– Товарыщ лэтэнат. Мы готовы, – над ним склонился Гамзаев.
– Сколько, – лейтенант неожиданно закашлялся, – сколько вас осталось ?
– Дэвать.
«Дошли-таки! – подумал альпинист. – Мы сделали это!»
– Отдыхаем. Пять минут, – скомандовал он.
Насквозь промокшие люди сбились в кучу, пытаясь согреться. Хорошо еще, что на вершине не было немцев! Видимо, фашисты спустились чуть ниже в поисках укрытия от непогоды.
Дождь немного поутих, и лейтенант взглянул на часы.
– Пора.
С вершины по северному склону прямо к позициям немцев вела узкая тропа. По ней гуськом начали спускаться бойцы штурмовой группы. Первым, сжимая в руках трофейный немецкий нож, шел Гусаков, за ним аккуратно ступал дагестанец. Гамзаеву каким-то чудом удалось сохранить кинжал, подаренный ему дедом перед самой войной, и вот теперь, похоже, для клинка нашлась работа.
Спустя несколько минут тропа вывела их на небольшую террасу. Здесь гитлеровцы установили горное орудие, рядом с ним, под брезентовым навесом, на ящиках с боеприпасами спали два солдата. Третий, часовой, стоял спиной к красноармейцам и смотрел в сторону немецких позиций. Очевидно, фашисты не предполагали, что на них нападут с вершины.
Не говоря ни слова, лейтенант указал на часового и провел рукой по горлу. Гамзаев также молча кивнул и бросился на немца, словно горный барс на свою добычу. Сам же Гусаков в два прыжка преодолел расстояние, отделяющее его от спящих и вонзил нож в грудь одному из них. Второй открыл глаза, но спросонья так ничего и не понял. Немец успел лишь схватиться за автомат, как кулак Горгидзе обрушился ему на голову. Фашист потерял сознание.
Со стороны часового донеслось сдавленное хрипение. Потом что-то забулькало. Похоже, Гамзаев тоже справился со своей задачей.
– Пленного связать, – приказал лейтенант одному из бойцов. – Останешься здесь. Будешь его охранять.
Штурмовая группа продолжила свой путь вниз. На следующей площадке стоял пулемет и были оборудованы позиции для снайперов. Но и тут немцев удалось застать врасплох. Однако здесь их было пятеро, поэтому рукопашная схватка вышла достаточно серьезной. Одному из красноармейцев сломали руку.
К тому времени, как вершины гор озарили первые лучи восходящего солнца, бойцы лейтенанта Гусакова полностью очистили «Волчий клык» от немцев. Красноармейцы заняли три удобные позиции, с которых седловина была видна как на ладони. К сожалению, на «Волчий клык» взошло всего два снайпера. Впрочем, скоро должно было подойти подкрепление.
Лейтенант снова взглянул на часы. Близилось время атаки. Сняв винтовку, он лег на землю и приник к оптическому прицелу.
Десятью метрами ниже то же самое проделал Рагим Гамзаев. Дагестанец начал выцеливать минометный расчет, прикрывающий тропу, ведущую от подножия «Волчьего клыка» к позициям егерей. Солдат затаил дыхание. Впервые немцев, а точнее их эмиссаров, он увидел полгода назад, когда никто еще не думал, что война дойдет до Кавказа.
Поздней ночью в село пришли двое. Высокий, худощавый мужчина и немолодой уже человек, прихрамывающий на левую ногу. Они остановились в доме уважаемого Асламбека и о чем-то долго беседовали со старейшинами. Утром же гости ушли. То ли спустились на равнину, то ли через высокогорные тропы перебрались в Чечню.
Только потом Рагим узнал, чего хотели гости.
– Аллах над нами, Гитлер с нами, – говорили они. – Скоро на эту землю придут немецкие войска, неся освобождение вашему народу. Поддержите их в священной борьбе против русских. Давайте вместе выступим против неверных!
Они говорили много чего еще. И слушая об имамате, простирающемся от Черного и до Каспийского моря, у многих горцев загорались глаза и распрямлялись плечи. Наконец гости замолчали. Они ждали решения старейшин.
Говорить стал Асламбек. Самый старый и мудрый человек в их деревне. Он еще помнил имама Шамиля, которого видел один раз в детстве. Асламбек Гамзаев уже почти ослеп и с трудом ходил, но не утратил ясности и остроты мысли.
– Зачем вы собираетесь идти на наши горы? – хрипло спросил он, – Что вам нужно от нас? Черная кровь земли? Почему мы должны поверить, что вы будете лучше русских?
Гости ответили. Но неубедительны были их речи.
– Аллах над нами, но не с вами, – прошептал Рагим и нажал на курок. В прицеле было видно, как голова минометчика расплескалась кровавыми брызгами. В ту же секунду «Волчий клык» озарился вспышками выстрелов, а снизу донеслось громовое «Ура»! Начался штурм седловины.
Через час на гору поднялся сам капитан. Немцев оттеснили к высотам у перевала, а подножие «Волчьего клыка» прочно заняли наши бойцы. Помимо капитана на гору поднялось еще пятнадцать человек, среди них были снайперы и артиллеристы. Они принесли запасы воды и два миномета.
Капитан лично пожал руку каждому из боевой группы и пообещал всех представить к награде. Во время боя внизу его слегка контузило, но он, не обращая на это внимания, разглядывал в бинокль позиции немцев. Оттуда постреливали, но нечасто. Снайперы, бьющие с «Волчьего клыка», сильно мешали фашистам.
Осмотрев позиции, капитан отправился допросить пленного. Немец вначале пытался молчать, но после того, как его припугнули, выложил все, что знает. Таким образом выяснилось, что у егерей превосходство в людях и в артиллерии. Впрочем, сейчас, после захвата «Клыка» и горного орудия, силы почти сравнялись.
– Товарищ капитан, разрешите доложить, – к капитану подошел артиллерист.
– Докладывайте
– Батарея готова к бою.
Начался второй этап битвы за перевал. С «Волчьего клыка» на позиции немцев обрушился град мин и снарядов. Обстрел длился десять минут, в это же время по седловине продвигался отряд из сорока пяти человек.
В бинокль Терехов наблюдал за сражением, завязавшимся на правом фланге противника. Немцы бились отчаянно, забрасывали наступающих гранатами и пытались организовать контратаки. В какой-то момент казалось, что они скинут бойцов с вершины. Пришлось послать на подмогу десять человек из резерва.
К вечеру девятнадцатого августа высота на правом фланге была взята. Для организации обороны Терехов направил туда Гусакова, сам же капитан остался на «Волчьем клыке». На следующий день немцы дважды пытались контратаковать. Обе атаки были отбиты.
На перевале сложилась непростая ситуация. Штурмовая группа заняла выгодные позиции, но, будучи сильно обескровленной, не могла наступать дальше. С другой стороны, егеря тоже понесли серьезные потери и, судя по всему, не решались организовать мощную контратаку. В результате по тропе через перевал не могли пройти ни наши, ни гитлеровцы. Два дня прошли в вялых перестрелках. Ни одна из сторон не предпринимала активных действий. А двадцать третьего августа к гитлеровцам подошло подкрепление.
Началось все с воздушного налета. Три немецких самолета, словно хищные птицы, стали кружить над «Волчьим клыком», поливая его огнем из пулеметов. Как только на склоны упали первые бомбы, немцы на правом фланге перешли в атаку. К гитлеровцам подошло до двух рот пехоты, и они воспряли духом.
Хищно оскалясь, Рагим Гамзаев смотрел в прицел, вылавливая фигурки в лыжных куртках. Не обращая внимания на близкие разрывы бомб, он успел выстрелить трижды и ни разу не промахнулся!
В прицел попала фигура в офицерской форме. Дагестанец плавно нажал на курок… взрыв! Град каменного крошева и стальных осколков осыпал позицию снайпера. Измазанная в крови винтовка, выбитая из рук взрывной волной, покатилась вниз по камням.
На правом фланге гитлеровцы взяли высоту в плотное кольцо. Даже подкрепление, посланное с «Волчьего клыка», не смогло переломить ситуацию. Фашисты трижды подходили к самой вершине и трижды откатывались назад. Когда убили пулеметчика, за пулемет, положив рядом с собой гранату, лег лейтенант Гусаков. Он был тяжело ранен, но продолжал стрелять. Несколько раз терял сознание, но выныривал из черной бездны и снова поливал огнем наступающих фашистов. В какой-то момент пулемет сухо щелкнул и замолчал. Кончились патроны.
Из последних сил альпинист дотянулся до гранаты и положил ее себе под живот, после чего опять потерял сознание. Очнулся от чувствительного пинка в бок. Мордатый гитлеровец перевернул его на спину.
– Рус?
– Это…наши…горы, – прошептал лейтенант.
Взрывом гранаты убило двух гитлеровцев, еще одного серьезно посекло осколками. Из защитников высоты в живых не осталось никого.
К вечеру немцы восстановили контроль над обеими возвышенностями, с которых простреливалась тропа, ведущая к перевалу. От советской штурмовой группы осталось двадцать три человека. В окровавленной, оборванной форме, все они собрались на «Волчьем клыке».
– Т-товарищи! С-скоро должно п-подойти п-подкрепление, – то ли от контузии, то ли от нервного напряжения, у капитана дергалось левое веко, и он сильно заикался. – Н-надо д-держаться. Если м-мы отступим с г-горы, то н-немцы смогут дойти до Н-новороссийска.
Терехов посмотрел на хмурые, обветренные лица солдат. Мальчишки восемнадцати лет от роду больше ничем не напоминали тех робких птенцов, которых он увидел при первой встрече. Сейчас они глядели на него прямо и строго. Такие не отступят.
– Товарищ капитан, мы не пропустим фашистов, – сказал кто-то, – сколько бы гитлеровцев сюда не лезло. Дальше они не пройдут.
Капитан только кивнул. Отвечать на эти слова было не нужно.
На ночь выставили усиленный караул у подножия и одного человека на вершине. Остальные бойцы, утомившись за день, тут же забылись тяжелым сном. Луна медленно перемещалась по небо-своду, освещая уснувшие горы. Все вокруг затихло и успокоилось.
Холодало. Терехов поежился и пошел обратно. Через десять минут он поднялся к вершине. Часового нигде видно не было. За-снул или что? Капитан потянулся к кобуре, но вытащить пистолет не успел. Сзади на голову обрушился сильнейший удар, в глазах помутнело.
Очнулся он со связанными руками. Рот был заткнут какой-то тряпкой. Капитана посадили на землю спиной к скале, а рядом с ним на корточках присел немец в форме фельдфебеля. Неподалеку стояли три автоматчика.
– «Поднялись-таки гады с южной стороны! – с горечью подумал капитан. – Они же сейчас половину отряда вырежут. Если не всех…»
– Я снимать пофязка. Ты говорить. Не кричать, – приказал фельдфебель.
Капитан истово закивал головой. Сволочь, только бы вытащил кляп, а там видно будет!
Ничего не получилось. Как только капитан открыл рот, немец ударил его под дых, да так ловко, что Терехов захлебнулся в кашле, а на глазах навернулись слезы.
– Не кричать, – повторил егерь.
– С-сука, – прохрипел капитан.
– Говорить. Сколько фас?
За спиной автоматчиков возникло какое-то движение. Неведомая сила подхватила двоих немцев и столкнула их лбами, после чего, отбросив тела, черная тень навалилась на третьего. Раздался тихий всхлип, затем хрустнули кости.
Надо отдать фельдфебелю должное, реакция у него оказалась отменная. Выхватив нож, он бросился на помощь своим солдатам. Немец не стал стрелять, видимо не хотел поднимать тревогу. Впрочем, далеко отбежать он не смог. Терехов зацепил егеря ногой за лодыжку и фашист растянулся на земле.
Из темноты вышло нечто. Волосатое, ростом под два метра, сильно сутулящееся существо чем-то напоминало пещерного человека. Такого, как рисуют в школьном учебнике биологии. Сильно похожего на обезьяну. До войны Терехов пару раз бывал в зоопарке и видел там орангутанга. Вот только разве бывают обезьяны двухметрового роста? И водятся ли они на высоте две тысячи метров?
Между тем фельдфебель поднимался с земли, потирая ушибленный локоть. И тут пещерный человек прыгнул. Настолько стремительно, что Терехов успел уловить лишь какое-то смазанное движение. Зато результат прыжка был налицо. Своей кровью немец забрызгал камни на метр вокруг. Несколько капель даже долетели до капитана.
Обезьяна подобралась к Терехову вплотную. И как же от нее воняло! Она наклонилась так близко, что ее морда оказалась на одном уровне с лицом капитана. Встретившись с этим существом взглядом, командир штурмовой группы зажмурился. В желтых глазах было нечто странное, ни в коем случае не звериное. Человеческое.
Терехова толкнули в плечо. Не сильно, но достаточно, чтобы капитан повалился на бок.
– «Конец, – обреченно подумал он, – как глупо».
Капитан почувствовал, как что-то коснулось его пальцев. Мгновением позже веревки были разорваны.
Несколько минут Терехов пролежал на земле, даже не пытаясь пошевелиться. У него просто не находилось на это сил, но, наконец, он открыл глаза. На площадке никого не было.
ЭПИЛОГ
Десятого сентября 1942 года командующий пятым армейским корпусом генерал Ветцель доложил о взятии Новороссийска. Большая часть западного района города и его порт оказались под кон-тролем вермахта, но развить свой успех и продолжить наступление на юго-восток по Туапсинскому шоссе вдоль моря немцам не дали.
С двенадцатого по двадцать четвертое сентября полки германской 73-й пехотной дивизии пытались пробиться к прибрежной дороге. За каждый дом, за каждую каменоломню, за каждое здание с переменным успехом шли ожесточенные бои. Дым пожарищ поднимался над портом и городом. Разрывы снарядов, треск пулеметов и автоматов сливались в сплошной гул, который катился от улицы к улице.
Наступающие части вермахта наткнулись на корпуса цементного завода «Пролетарий». Здесь бои вспыхнули с новой силой. На каждой площадке вскипали рукопашные схватки, отдельные цеха по нескольку раз переходили из рук в руки. Потом жаркие стычки переместились в mednqrpnemmne до войны здание театра, которое находилось на пути от завода «Пролетарий» к заводу «Октябрь». Разрывы снарядов и мин кромсали серый бетон, на стенах то и дело возникали оспины от пуль. Здесь стояли насмерть 305-й, 14-й батальоны морской пехоты и подразделения 83-й морской стрелковой бригады. Они окончательно остановили врага, удержав завод «Октябрь».
Советские соединения закрепились на восточном берегу Цемесской бухты и закрыли немцам вход на прибрежную дорогу. Фронт остановился.
