Ирида КОДЗАТИ. И вновь на небо обращаем взгляд..

Известно, что фразеология в своей основе – наука историческая, а большая часть устойчивых выражений возникла много столетий назад. Поэтому первооснову, этимологию многих фразем, сохранившихся в современном осетинском языке, нужно искать в особенностях самобытной культуры, быта и религиозной обрядности скифов, сарматов и алан, продолжавших традиции индоиранцев.

Полная картина общественного быта осетин в ходе его исторического развития невозможна без иллюстрации их мифологических и религиозных представлений и верований.

Фразеологические единицы, сохранившиеся в современном осетинском языке, демонстрируют воззрения и идеи мировосприятия их первопредков. С изменением исторических эпох менялись религиозные представления, наслаиваясь друг на друга, сосуществуя параллельно (христианство, ислам), но до сих пор осетины «держатся религии своих предков, согласно которой верят в Единого Бога, Творца Мира, в существование души и загробного мира, и в мир, подчиненный Богу» [6].

Сказанное в полной мере иллюстрирует устойчивое выражение Хуыцауы ном арын (букв.: находить имя Бога) ‘молиться Богу’. И в горе, и в радости, прежде всего, к Богу обращается молитва. В ней Верховный Всемогущий Творец именуется æмкими, выразительными эпитетами: Хуыцæутты Хуыцау ‘Бог богов’, Стыр Хуыцау ‘Великий Бог’, Иунæг Хуыцау ‘Единый Бог’, Иунæг Кадджын Хуыцау ‘Единочтимый Бог’, Æппæтфæлдисæг Стыр Хуыцау, ‘Великий Творец вселенной’, Дунесфæлдисæг Хуыцау, Дунескæнæг Хуыцау ‘Создатель вселенной‘, æмбал Кæмæн нæй ‘не знающий Себе равного’. Обратимся к примерам:

Ацы изæр Хуыцауы ном мæхи удвæллойæ ссардзынæн ‘Этим вечером помолюсь Богу своими собственными плодами труда’ (Хъайтыхъты, 2013: 382). Комы уазал доны сæхи ныхсадтой æмæ нæртон минасы сæ Хуыцауы ном ссардтой ‘В ущелье в студеной воде они помылись и за обильным столом помолились Богу (обратились с молитвой к Богу) (Хъайтыхьты, 1996: 120).

Величие и могущество Творца, его высшую власть над всем – и на земле, и во вселенной – поясняет фразеологизм Хуыцауы æвастæй ницы ис ‘вне (без) ведома Бога ничего нет’. Семантика этой фразеологической единицы обобщена в следующих словах, обращенных к Богу: «Твоæ, Господи, величие, и могущество, и слава, и победа, и великолепие, и всæ, что на небе и на земле; Твоæ; Твоæ, Господи, царство… Ты владычествуешь над всем, и в руках Твоих сила и могущество, и во власти Твоей возвеличить и укрепить все» [1].

Эту тему распространяет фразема Хуыцауы æваст ныхас зæгъын ‘без ведома (веления) Бога (самовольно) не следует говорить’. Как могучий Властитель предстает Всевышний перед людьми, как Творец и Спаситель, управляя и подчиняя себе народы. Нельзя забывать, что сила у Бога. Устойчивое выражение – это фразема-предупреждение, фразема-предостережение, фразема-предотвращение.

Эмоции умиротворенности, радости и облегчения вызывает благодарственная идиома-восклицание Табу Хуыцауæн ‘Слава Богу’: Хуыцау, табу дæуæн, Хуыцау! ‘Боже, слава тебе, Боже! ’ (ПНТО, 1992: 57); Хуыцау, табу де стырдзинæдтæн фæуæд, нæ нæуæг азы хорзæх нын ратт! ‘Господи, слава твоему величию, пошли нам милости в Новом году!’ (Там же, 1992: 51); Табу фæуæд Стыр Хуыцауæн æмæ Дыгуры зæдтæн! ‘Слава великому Богу и зэдам (ангелам) Дигории’ (Там же, 1992: 68); Хуцау, табу дæхецæн, дуйне ка исфæлдиста, йеци еунæ Хуцау! ‘Боже, слава тебе, тому единому Богу, что сотворил мир!’ (Там же, 1992: 123).

Когда человек удовлетворен жизнью, всæ складывается хорошо, то он, прославляя Бога – Хуыцауæй бузныг (уын) ‘быть благодарным Богу’, – восклицает, что всæ это «по воле Бога» или «благодаря Богу» – Хуыцауы фæрцы или Хуыцауы фæндæй – всемогущему, сотворившему этот мир:

Хур тынг куы ‘рæндæвта, уæд, Батрадз цы суадонæй фæнуазы, [уый] æмæ денджыз бахуыскъ сты Хуыцауы фæндæй ‘Когда солнце сильно пригрело, тот родник и море, из которых обычно пьет Батраз, иссякли по воле Бога (НК-III, 2005: 526); Хуыцауы фæндæй æнæнхъæлæджы райгасысты мард бæлæстæ, цыма сын æлхæд уыд Мæрдтыбæсты дуаргæс Аминон ‘По волшебному мановению (т. е. благодаря Богу) вдруг воскресли мæртвые деревья, словно над ними сжалился привратник царства теней Аминон (Хъо-дзаты, 2003: 70); Лæг фестади Хуыцауы фæндæй зæд, уæларвмæ стахт, æдзæвбандон – йæ бадæн: бæстыл уынаффæ нал кæндзысты адæм, фæци сæ хъæстæ а зæххыл æвæд ‘По воле Бога человек исчез с лица земли. Теперь его обитель на небесах, теперь он небожитель, и след его пропал навеки здесь’ (Там же: 382).

Восхваляя Бога, управляющего миром и оказывающего помощь тем, кто молится и обращается с просьбами к нему, мы твердим – Хуыцау зæгъæд ‘дай Бог’. Восклицание выражает пожелание осуществления чего-либо (замыслов, намерений). После произнесения за столом старшим молитвословия Единому Богу, молящиеся искренне поддерживают его многократной словесной формулой Хуыцау зæгъæд.

Бæгуыдæр. Дæ цины дæр æмæ дæ зыны дæр лæудзæн дæ уæлхъус. Фæлæ амыдта æндæр хæрзиуæг дæр: «Хуыцау зæ-гъæд, æмæ нын тæтæры зæххыл дæр хион æмæ зонгæ уæд» ‘Безусловно. И в радости, и в горе будет рядом. Но существовало и другое понятие: «Дай Бог, чтобы и на земле татар у нас был и близкий человек, и хороший друг» (Джыккайты, 2007: 250).

И в ожидании благополучного разрешения проблем, смиренно, не теряя надежды, говорим: Хуыцау куыд зæгъа ‘как Бог скажет’, или Хуыцау цы зæгъа ‘что Бог скажет’:

Фат ме счъилыл сæмбæлдзæн, æмæ айнæджы сæрæй рахау-дзынæн, фæлæ-иу мæ ды зæххыл æмбæлын ма ‘руадз, афтæмæй-иу мæ авд суадоны сæрты ахæсс, æмæ уæд Хуыцау цы зæгъа, уый уыдзæни ‘Попадæт стрела мне в пятку, и упаду я с высоты утеса, но ты не допусти, чтобы я коснулся земли. Так через семь ручьев ты перенеси меня, и тогда исполнится то, что Бог скажет (исполнится желание Бога)’ (НК, 1975: 108);

Святость Бога для осетина вне сомнений, и когда он искренне говорит Хуыцау ме ‘вдисæн, то призывает в свидетели Бога. Это извечная, святая клятва, когда нет больше никаких убедительных доказательств истины:

– Нæ Хуыцау не ‘вдисæн фæуæд, цалдæр азы дæ къухы цуан кæнын æз æмæ дæм никуы æрцыдтæн афтидæй ‘Наш Всевышний – наш свидетель, несколько лет нахожусь у тебя в качестве охотника и никогда не пришел к тебе с пустыми руками’ (ИА, 1983: 191).

Когда слова-уверения, слова-доказательства в правоте заканчиваются, то как последний аргумент произносится идиома-заклинание Хуыцау тæрхонгæнæг фæуад, передающая смысл ‘пусть Бог нас рассудит’ и идиома-отчаяние Хуыцау уæле кæсы ‘Бог сверху взирает’, предполагающая ожидание по-божески справедливого разрешения вопроса, правильной развязки происшедшего, определæнного исхода событий по заслугам.

Гъей, чызгай, цæмæн афæлывтай мæн?! Цæй, дæ Хуыцау дын Уæд тæрхонгæнæг!.. ‘Эх, красавица, почему меня Обманула ты? Бог тебе судья!’ (Хетæгкаты, 2012: 18).

В следующем устойчивом выражении человек соприкасается с гением Творца, который может сотворить всæ, что угодно: Хуыцауы сконд уын (букв.: быть созданным Богом). Какие же черты характера вкладывались народом в это понятие? Прежде всего – это сдержанный, уравновешенный, владеющий собой человек. Таким человеком признается тот, кто отличается хорошим воспитанием, кто умеет правильно вести себя в обществе, не заслуживает ни в чæм упрæка и отличается высокой порядочностью. Он обнаруживает такие нравственные качества, как доброта, отзывчивость, душевность. Это – благородный, честный, заслуживающий уважения и не способный на низкие поступки муж. Он крепок, силен и ловок. Он создан Богом и живет так, как угодно Богу:

Тыххæй мæ баласта йæ хæдзармæ…Уым фæныхас кодтам, æмбисонды хорз арахъхъ мын мæ размæ æрдавтой… Хуыцауы сконд адæм сты, иудзырдæй-бæлвырд уæздан адæм! ‘Силой затащил меня к себе домой… Поставили на стол отменный самогон, долго беседовали по душам… (Это) люди, созданные Богом, одним словом, несомненно благородные люди!’ (Беджызаты, Хъуылаты, 1995: 271).

Фразема Хуыцауы лæвар ‘божий дар’, ‘божий подарок’ возникла на основе легенды, записанной Геродотом, о божественном происхождении скифов. Она гласит, что первого жителя – прародителя скифов – звали Таргитай. У него было три сына: Липоксай, Арпоксай и Колаксай. При них на скифскую землю упали с неба золотые предметы: плуг с ярмом, секира и чаша. Первым желанием братьев было поднять эти предметы, но едва приближались они к небесным дарам, как золото огнем вспыхивало. И только Колаксай, третий, младший брат, сумел взять золотые предметы. Пламя погасло, и он отнес их к себе в дом. Старшие братья, поняв значение этого чуда, согласились отдать царство младшему. Липоксай стал прародителем скифов, которые именовались авхатами. От среднего брата произошли катиары и траспии. Потомками Колаксая стали паралаты.

Скифский народ делился на три социальные группы, которым соответствовали золотые предметы, подаренные Богом. Золотая чаша являлась жреческим символом. Атрибутом воинов была секира, а плуг с ярмом – принадлежностью земледельцев и скотоводов.

Упомянутые священные предметы скифские цари тщательно охраняли и с благоговением почитали их, принося ежегодно богатые жертвы. Скифы смогли сохранить троичное представление ариев об устройстве вселенной, о трех мирах – верхнего (религиозного), среднего (военного) и нижнего (хозяйственного): «Горящие чаша, секира и плуг с ярмом были одновременно воплощением трæх социальных функций и трæх частей вселенной. Они олицетворяли правильное устройство космоса и общества» [2].

Защиту, покровительство и божью благосклонность искал народ у всемогущего Создателя. Фразеологизмы Хуыцауыл хи фæдзæхсын ‘поручать себя Богу’ и Хуыцауы фæдзæхст уын ‘быть под покровительством, защитой Бога’ возникли от благопожелания Хуыцауы фæдзæхст (фæ)у ‘да будет на тебе божье благословение / покровительство’.

Мæхи Хуыцауыл бафæдзæхстон, æмæ мын, зæгъын, хъысмæт цы скарста, уый æнæ бавзаргæ нæй. ‘Я обратился с молитвой к Ancs и решил: испытаю то, что судьбой предсказано’ (Хъайтыхъты, 2013: 103).

Семантика устойчивого выражения Хуыцауы комы тæф – ‘Дух святой’, ‘Дух божий’.

С древних времен Божья сила воздействует на людей, участвует в акте творения. Дух божий во все времена «говорил через Божиих пророков, а с рождением Христа обильно действовал в Сыне Божием – Господе и Спасителе нашем во всæ время Его земного служения. Теперь он действует в верующих» [3]. Господь «стал животворящим Духом», христиане познают Христа через Его Дух, Духа Христова.

Еще одно значение имеет фразеологическая единица Хуыцауы комы тæф – ‘искра божья’; ср. русск.: искра таланта. Так характеризуют человека, наделенного врожденным талантом, большими природными способностями, необыкновенно одарæнного в той или иной области.

Батрадз райгуырдис йæ фыд Хæмыцы уæнтæй, йæ мад Быценоны туйы фæрнæй æмæ Хуыцауы комы тæфæй ‘Батраз родился из лопаток Хамыца, из слюны матери его Быценон и Духа божьего’ (НК-III, 2005: 431).

С именем Бога связана также фразеологическая единица, к которой прибегали в крайне сложных жизненных ситуациях, – Хуыцау-мæ асинтæ æвæрын (букв.: ставить лестницы к Богу), т.е. ‘пытаться осуществлять неосуществимое’ и, как вариант и синоним данной фразеологической единицы с этим же значением, – арвмæ асинтæ æвæрын (букв.: подставлять лестницы к небу) и уæларвмæ асинтæ кæнын (букв.: строить лестницы к небу). Используется как последняя возможность, как последний шанс для осуществления чего-либо необходимого.

Чидæр уæларвмæ асинтæ кодта ‘Кто-то строил лестницы к небу’ (ИÆ, 1976: 278); Йæ фыртыхстæй арвмæ асинтæ æвæры ‘от отчаяния (не зная выхода) ставит лестницы к небу’ (Там же: 284).

Фразеологизм Хуыцауы хорзæх, обозначающий ‘божье благо’, ‘божью милость’, возник от благоволения Хуыцауы хорзæх дæ уæд! ‘Да будет тебе милость Божья!’ и Хуыцауы хорзæх ссар! ‘Получи благоволение (милость) Бога’ путем сокращения лексического состава исходного выражения в результате эллипсиса, с сохранением прежнего значения. Здесь благо – высшее добро и истинное счастье, исходящее только от Бога.

Адæм хорз сты, Хуыцауы хорзæхæй адæмы хорзæх хуыздæр у! ‘Люди хороши, милость (благословение) людей лучше, чем милость (благословение) Бога’ (Гæдиаты, 1979: 275); Дæ фыдæх мæ уæд æмæ Хуыцауы хорзæх ‘Да будет мне твоя немилость и божье благо’ (Миллер, 1934: 1460).

Объявление о благодатной милости Бога – Хуыцауы арфæ ‘благословение Бога’ образовано таким же способом – от благопожелания Хуыцауы арфæ дæ уæд! «Да будет тебе благословение Бога!».

Хуыцауы арфæ, зæгъгæ, фæсидти æмæ йæ (нуазæн) анызта ‘Благословение Бога, – произнес он и выпил его (бокал) (Миллер, 1934: 1618); Уыдис æндæр уырнынад дæр: мард æмæ Хуыцауы арфæ æмхуызон цæуынц, тæссаг у марды фыдæх, уымæ гæсгæ йын хъæуы буцмитæ кæнын, уæд кæндзæн фыдаудæн нæ, фæлæ хæрзаудæн ‘Было и другое поверье (в народе): усопший и божье благословение идут рука об руку, опасна немилость покойника, вот почему его нужно задабривать, и тогда последний будет действовать не во вред, а на пользу (живым)’ (Джыккайты, 2009: 19).

Фразеологическая единица Хуыцауы цардæй цæрын (букв.: жить Божьей жизнью; ср. русск. как у Христа за пазухой) подразумевает благоприятные условия жизни, сопровождаемые удачей и везением, где царят счастье, довольство и изобилие. Это безоблачная, беззаботная, безмятежная жизнь, при которой человек испытывает радость, восторг, ликование:

Царди Суа йæ бирæ дæлдзæгтимæ Хуыцауы цардæй ‘Жил Суа со всем своим потомством как у Христа за пазухой’ (Дзабиты, 2003: 384).

Совершенно противоположное понятие обнаруживает фразеологизм Хуыцауæй арфæгонд нæ фæуын (букв.: не получить божье благословение) и Хуыцауæй æфхæрд (букв.: наказанный Богом). Сострадание и сочувствие вызывает человек, к которому Бог не столь благосклонен: человек, не нашедший своего места среди людей, проживший несчастливую, суровую, безотрадную жизнь, полную несчастий и нужды, лишенный веселья, удовольствий и радостей.

О человеке властолюбивом, высокомерном, заносчивом, презрительно относящимся к другим людям, говорят: Хуыцауы топпæй æхсын (букв.: стрелять из ружья в Бога): Зурабæн уыд фырт Джиуæр, кæмдæр Хуыцауы æлгъыст… йæ фырхъал æмæ сæрыстырæй Хуыцауы топпæй æхста ‘У Зураба был сын Геор, где-то проклятый Богом… спеси в нем и высокомерия столько, что стрелял из ружья в Бога’ (Дзабиты, 2003: 383).

Память народа сохранила сказание о том, как предосудительное высокомерие привело нартов к роковой гибели, о которой с такой болью пишет М.С. Туганов: «Глубоким трагизмом веет от гибели нартов, в котором народ изобразил, несомненно, аллегорически конец некогда славных и могучих предков» [7] «Нарти адæм ку схъал æнцæ, уæд тохун байдæдтонцæ изæдтæ æма идаугути хæццæ: уой фæсте ба æхе хæццæ буцæу кæнун райдадтонцæ; сæ тæрвæтæ сæ дуæрттæн нæбал кодтонцæ, Хуцау нæ æхецæн ковун æнгъæл ку уа, зæгъгæ. Хуцау сæмæ исмæстгун æй æма сæбæл стонг анз рауагъта. Бахуæруйнаг нæбал адтæй Нарти адæмæн. <…> Сæ фурстонгæй æгудзæгмæ æрхаудтæнцæ Нарти адæм. Иеугай-дугайæй рацох æнцæ сæ дуйнейæй, Хуцау сæ ралгъиста æма уой туххæй ‘Когда Нарты возгордились, то стали сражаться против ангелов и архангелов, а после этого стали сопротивляться и самому Богу; не стали приделывать к своим дверям косяков, чтобы Бог не подумал, что они ему поклоняются. Бог рассердился на них и напустил на них голодный год. Не было больше у Нартов что поесть <…> От сильного голода Нарты истощились и умерли по одному, по два; Бог их покарал’ (Туганов, 1977: 148).

Другое дурное нравственное качество, дающее общую отрицательную оценку человеку, передается фраземой Хуыцауы æлгъыст (букв.: проклятый Богом). Какой человек признавался проклятым Богом? Какие людские пороки считались безнравственными, недопустимыми для осетин? И на эти вопросы отвечает устное народное творчество: Ардфæливæг Хуыцауæй æлгъыст у ‘Клятвопреступник – проклят Богом’ (ИÆ, 1976: 19); Къæрных Хуыцауæй æлгъыст у ‘Вор – проклят Богом’. (Там же, 1976: 254); «Ацы Хуыцауы æлгъыст абон зæххы гæппæл æрцагуырдта, райсом та ноджы стырдæр исты æрдомдзæн», – тæрхæттæ кодта Сæрæби ‘Этот проклятый Богом сегодня запросил кусок земли, а завтра потребует что-то большее’ (Хъайтыхъты, 2013: 331); «Цæдон, уыцы Хуыцауы æлгъыст, цалынмæ зæххы къори æнæхъæнæй нæ аныхъуырдта, уæдмæ йын исты схос кæнон» ‘Пойду, что-нибудь предприму, пока этот проклятый Богом не проглотил весь земной шар’ (Хъайтыхъты, 2013: 297).

Клятвопреступление, предательство, мошенничество, бесчестность и коварство порождали непримиримое, презрительное отношение в обществе. Пренебрежение вызывали пьяницы и обжоры, их общество игнорировало. Семантика идиомы объединяет все отрицательные нравственные качества человека, фразема обладает худшей эмотивной оценкой говорящего.

Устойчивое сочетание Хуыцау бахизæд ‘сохрани Бог’ употребляется в значении эмоционально окрашенного желания-переживания (сохрани, Господи, упаси Бог, избави Бог) или нежелания-потрясения (не хотелось бы, не надо, не дай Бог, не приведи Господь).

Дарддæры царды сымах дæр æмæ сымах кæстæрты дæр Хуыцау бахизæд ахæм рæдыдæй ‘В дальнейшей жизни и вас, и ваших детей пусть Господь убережет от такой ошибки’ (Цгъойты, 2013: 136).

Особым почитанием у осетин пользовались «посланники и представители Бога» – святые-покровители (дзуæрттæ, зæдтæ æмæ дауджытæ), среди которых наиболее распространенным был культ Уастырджи.

Его образ выразился в языке в виде устойчивого сравнения Уастырджийы хуызæн уын (букв.: быть похожим на Уастырджи). Выражение употребляется в исключительно одобрительном значении, как похвала обладателю безупречных, добронравных качеств, т.е. ‘быть достойным, благородным, справедливым и т.д’. По своему происхождению восходит к сравнительному обороту. В основе фразеологизма сравнение с Уастырджи – покровителем мужчин, воинов и путников; по народному преданию, он всегда находится с правой стороны от путника. С помощью фраземы передается как внешнее сходство сравниваемых объектов, так, в большей степени, и внутренние черты, положительные нравственные качества святого – самого совершенства. В мифологии, песнях, легендах Уастырджи изображен на белом коне, в белой бурке, «считается бичом воров, мошенников, клятвопреступников, убийц и покровителем честных людей» [5].

Народ прославил покровителя мужчин такими постоянными эпитетами, как Сыгзъæрин ‘Золотой’, Сызгъæринбазырджын ‘Златокрылый’, Бæрзонд ‘Высокий’, т.е. ‘Небесный‘, Бæрзондыл бадæг ‘Сидящий на вершине’, Цæхæрцæст ‘Искроглазый’. Кроме основных, присущих Уастырджи, качеств, «он даæт обилие хлеба, умножает количество овец и крупного рогатого скота, выступает на защиту бедных и обиженных. По поверью осетин, Уастырджи чаще других небожителей сходит на землю, чтобы узнать, помогают ли люди друг другу в нужде и горе» [4].

Оххай, Уастырджийы хуызæн лæг куы дæ! ‘Ах, ты же похож на самого Уастырджи!’ (Дзабиты, 2003: 315).

В анализируемых фраземах составляющей является сравнительный элемент – внешнее сходство с молнией. Устойчивое выражение Арвы Уациллайы хуызæн (букв.: подобен небесному Уацилла), т.е. хорошо сложенный, стройный, статный мужчина, где Уацилла – небесный дух, повелевающий громом и молнией. Уациллайы хуыз скалын, в значении ‘расцвести‘, ‘похорошеть’, ‘покрасиветь’ этимологически воспринимается как подоснова его семантики. В зависимости от того, с чем сравнивается предмет мысли, выражается и его оценка. Здесь эмоциональные чувства говорящего выражают экспрессию одобрительности, лестности, хвалебности. Сравнение, как основа для формирования данных фразеологической единицы, обусловлено общеизвестными, привычными, актуальными образами, постоянно присутствующими в жизни и быте народа.

– Дæ бонæй у, нæ лæг, Уациллайау дæ хуыз скалдтай, æмæ тæрсын, бадилаты рæсугъд Мисурæт дæ фæдыл куы ралидза, уымæй ‘Как не позавидовать тебе, дорогой, ты похорошел, расцвел, словно Уацилла, и я боюсь, что красавица Мишурат из бадилят побежит за тобой’ (Хъайтыхъты, 2013: 152).

Несомненно, особенности осетинских фразеологических единиц с концептом Хуыцау ‘Бог’ не ограничиваются рассмотренными нами фраземами, но они в значительной степени сохраняют следы древних религиозных верований осетин и выразительно характеризуют их национальную специфику.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Большой библейский словарь / Под редакцией У. Элуэлла и Ф. Камфорта. СПб: Библия для всех, 2005. С. 1160.

2. Блиев М.М., Бзаров Р. С. История Осетии с древнейших времен до конца XIX в. М.: Вентана-Граф, 2005. С. 43.

3. Глубоковский Н.Н. Библейский словарь. М.: Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2007. C. 78.

4. Калоев Б.А. Осетины: Историко-этнографическое исследование. 3-е изд., испр. и перераб. М.: Наука, 2004. С. 355.

5. Миллер Вс.Ф. Осетинские этюды. Ч. 2. Владикавказ, 1992. С. 426.

6. Темырханты С. Иры истори. Дзæуджыхъæу: Аланыстон, 1994. С. 148-149.

7. Туганов М.С. Литературное наследие. Орджоникидзе: Ир, 1977. C. 148.