ПЕРЕВОД С АНГЛИЙСКОГО И ПРЕДИСЛОВИЕ И.А. МАНАЕНКОВА
Автор записок, публикуемых нашим журналом, Джон Фредерик Бэддели (1854-1942) – англичанин, прожив-ший долгую и интересную жизнь. Известный кавка-зовед– путешественник, ученый, журналист, промыш-ленник, был близким другом посла России в Вели-кобритании графа П.А. Шувалова, и еще в 1879 г. по его приглашению приехал в Россию. Здесь он выучил русский, стал работать спецкором газеты «Лондон Ивнинг Стандарт». Как корреспондент газеты он сопровождал в поездке по Кавказу Александра III, подробно описывая путешествие царственной особы в специально отведенной для него газетной колонки на страницах «Стандарта» от прибытия императора во Владикавказ до отъезда из Батуми, за два дня до железнодорожной катастрофы под Бортками на Юге России.
По отзыву секретаря Лондонской библиотеки, Бэд-дели как никто другой смог повысить репутацию газеты благодаря своим серьезным, интересным статьям о доселе неизвестной земле. За свои кавказские публикации был удостоен специальной медали Вик-тории, Британского королевского географического общества «За выдающиеся заслуги в географических исследованиях». После выхода на пенсию он переехал в Оксфорд, на родину, где разбирал старые дневни-ковые записи путешествий по Кавказу. Эти записи и отчеты легли в основу двухтомника «Суровые склоны Кавказа» в 1940 году. Но лорд Бэддели его не дождался. Он скончался еще до выхода своего труда. На русском языке можно прочесть его предыдущую книгу о русских завоеваниях Кавказа, изданную в издательстве «Центрополиграф» в 2011 году, а напи-санную после памятной поездки с Александром III. Записки, предлагаемые Вашему вниманию, на русском языке не издавались. Из всего капитального двухтомного труда выбраны только страницы, касающиеся Северной Осетии. Это само по себе тоже весьма интересно. Предисловие к книге Бэддели написал Сэр Оливер Вордон, лично знавший автора в течение более чем 45 лет.
Когда 16 февраля 1940 года Джон Бэддели скончался в своем доме в Оксфорде, его книга уже была готова к печати. Он попросил своего давнего друга Чарльза Халбера Райта написать к ней предисловие, и, когда работа была наполовину завершена, Сэр Чарльз тоже отошел в мир иной. Законченные мемуары были переданы в Георгиканское общество. Даже беглое знакомство с книгой Джона Бэддели дает представление о том широком спектре вопросов, которые он затронул: география, топография, этнология, истории, археология, ботаника, зоология, фольклор и многое другое. С достоинством крупного писателя он сделал описание природы сурового горного края, который он прошел и проехал на лошадях. Его вполне можно сравнивать с «горцем» Вальтером Скоттом в подробном описании местных событий и всей жизни кавказских горцев.
Вот что писал Ч.Х. Райт:
«Мне приятно было сознавать, что я буду писать предисловие к книге такого, я бы сказал, уникального человека, дружбой и приятельскими отношениями с которым я дорожу уже 48 лет с нашей первой встречи в Санкт-Петербурге.
Сейчас перед нами лежит настоящий шедевр с ясными четкими картами, которые составил и оформил сам автор. Сама книга написана простым понятным языком. Она – свидетельство обостренного чувства аккуратности Джона Бэддели, оттачивающего каждую фразу прежде чем положить ее на бумагу. Он писал ее немало лет, тщательно собирая разные записки, которые ему могли в этом помочь. Его перу принадлежат еще два фундаментальных труда. Джон Бэддели родился 28 июня 1854 года. Он был вторым сыном капитана Королевской артиллерии, прошедшего Крымскую войну и умершего молодым. Отец оставил вдовой женщину редкого обаяния и глубокого интеллекта, посвятившую себя воспитанию сыновей и бывшую для них моральной опорой в жизни вплоть до своей смерти в 80 лет. Школьные годы Джон Бэддели провел в колледже Вел-лингтона, отдавая внимание, даже, можно сказать, любовь орни-тологии и описанию цветов, изготовлению гербария. Этому способ-ствовал Сэр Бернар Бозаика – близкий друг семьи, ставший впослед-ствии ректором колледжа в Итоне. Именно по его рекомендации Джон начал читать книги по географии и о путешествиях, которые можно было найти в библиотеке. Всю жизнь Джон Бэддели сохранил влечение к орнитологии и ботанике, изучив британскую и альпийскую флору, выполнив большое число акварельных рисунков отдельных видов цветов.
В настоящее время это сокровище Бэддели хранится в Лондон-ской библиотеке. В 1871 году, начав работать в штате газеты «Обсервер», он предпочел путешествие на западный берег Латинской Америки с одним перуанским ученым. Целей поездки было две – укрепить знание испанского языка и поправить финан-совое положение, создавая статьи для газеты. Но из-за ухудшения здоровья он раньше срока возвращается домой, где на семейном обеде волей случая знакомится с графом Шуваловым, послом России в Великобритании.
Граф стал проявлять отеческую заботу о молодом Джоне, пригласив его погостить в Россию, введя молодого журналиста в круг мно-гочисленных знакомых семьи Шуваловых. После нескольких месяцев интенсивного изучения теперь русского языка, Джон Бэддели получает должность специального корреспондента газеты Evening Standard в Санкт-Петербурге. В этом ему крепко помог граф Шувалов, давший персональную рекомендацию перед редактором газеты мистером Мардфордом. Было отмечено очень серьезное отношение Бэддели к источникам получаемой для статей информации, что порой отсут-ствовало у других журналистов, которые придавали больше внимания сенсационности нежели солидности материала. В своей журналистской работе Джон Бэддели прибегал и к доступной теперь ему информации по линии Посольства Великобритании в Петербурге. Стало заметно, что статьи этого солидного и авторитетного журналиста стали спо-собствовать даже увеличению тиража газеты.
Его ценили за преданность в дружбе; некоторые его считали неторопливым, но эту неспешность можно было отнести за счет того, что Джон Бэддели сначала стремился досконально изучить вопрос, а потом принимать решение, не делая скоропалительных выводов.
Знание шести иностранных языков значительно облегчало работу в архивах с различными материалами к будущим статьям. Он умел сочетать деловые поездки с собиранием материала по истории, антропологии, географии того района, куда он совершал или собирался совершить поездку. Сначала собиралось изрядное количество книг и разного рода публикаций по данному региону, а потом смело, со знанием дела, совершалась поездка. Книга «Суровые склоны Кавказа» явилась ярким примером творчества, талантливого художника и не менее толкового исследователя. Все иллюстрации к книге сделаны самим Джоном Бэддели, как и составленные карты.
К великому сожалению, он не увидел своего труда последних лет жизни. Но все 88 лет, отведенные ему свыше, он посвятил любимому делу. Его научные заслуги вице – президентства Геор-гианского исторического общества, членства в Королевском Азиатском обществе, тесное сотрудничество в Королевском географическом обществе были отмечены в некрологе, помещенном в газете «Times» от 21.11.1940 года». Итак, предоставим слово самому автору, великолепному рассказчику.
Мои путешествия по Кавказу начались в 1879 году, когда мы предприняли короткое трехдневное путешествие по реке Кубань из Екатеринодара и обратно. Я могу назвать, а правильнее, считать эту краткую поездку предисловием в цепи путешествий по Северному Кавказу.
Во время этой поездки мне не посчастливилось, как хотелось, увидеть горные вершины и познакомиться с народами, населя-ющими эти края. Но даже такое кратковременное пребывание было небезынтересно, так как нам пришлось ждать достаточно времени свежих лошадей для дальнейшего следования. По совету почт-мейстера я отправился на археологические раскопки недалеко от города. Я увидел очень интересные экспонаты из могильных кур-ганов, сохранивших в своих толщах множество золотых украшений, которые я позже рассматривал уже в коллекциях Эрмитажа в Санкт-Петербурге. В дальнейшем мне предоставилась блестящая возможность лично узнать больше о Кавказе, когда я в 1888 году сопровождал от газеты «Стандарт» императора Александра III, совершившего продолжительное путешествие в этом регионе. К сожалению, оно оказалось единственным. Зато читатели «Стандарта» получили много интересной информации об этом крае из моей специальной колонки, так как я был с императором на всем протяжении пути из Батума за два дня до ж/д катастрофы под Бортками на Юге России.
В этот раз я не только увидел Центральный горный хребет, к которому относят название «Кавказ», но и за четыре дня проехался на фаэтоне владикавказского лихача по всей протяженности Военно-Грузинской дороги, длиной около 135 миль, на высоте 7800 футов над уровнем моря.
В Тифлисе я впервые увидел представителей горских племен в оригинальных живописных костюмах – от ярких одеяний горских евреев до сверкающих своим оружием хевсуров.
В завершение этой поездки, говоря слова прощания Батуму, я решил снова побывать в этих краях при ближайшей возможности. Осенью 1894 года я снова прибыл на Кавказ, пересек Главный хребет в Акстафе, побывав еще раз в Тифлисе и на сей раз в Ереване.
Летом 1898 года я предпринял самое значительное путешествие по Северному Кавказу, начавшееся в Грозном, шедшее через Владикавказ, Мамисонский перевал с выходом на Кутаис. А в дальнейшем я планировал встретить в Баку друзей, возвращающихся из Центральной Азии. На этот раз путешествие занимало значительное время, и я должен был преодолеть не одну сотню верст, где на навьюченных горских лошадях, а где проходя узкие тропы пешком, не подвергая себя риску. Первое, что я сделал во Владикавказе – это запасся следующим снаряжением – верой и правдой служившим при моих кавказских переходах и состоявшим из:
Водонепроницаемого спального мешка,
Одеяла из верблюжьей шерсти,
Пары крепких ботинок,
Башлыка из фланели для защиты головы от холода,
Двух смен теплого белья из фланели,
Шерстяной накидки,
Револьвера.
Последним предметом из списка я так ни разу не воспользовался, хотя он придавал какое-то спокойствие в экстренных случаях. Теперь, когда я был экипирован соответствующим образом, во Владикавказе стоял вопрос ночлега.
К тому времени, когда я прибыл в него и планировал остановиться на несколько дней, он был городом в 50-60 тысяч населения. На западе в 200 милях лежало Черное море, и на таком же расстоянии на во-стоке – Каспийское. Город называли ключом Кавказа, что подтверждал городской герб, да и по расположению он оправдывал это название. Совершенным сюрпризом для меня было узнать, что автором герба Владикавказа является мой соотечественник Самуил Уптон. К сожалению, он к этому времени скончался, а то представляю, какая была бы встреча двух англичан вдали от Родины рядом с Кавказским хребтом. Иностранный турист, захотевший побывать в этих краях, был бы приятно удивлен, увидев вполне европейский город со зданиями оригинальной архитектуры и большим количеством торговых точек. Жить на время путешествия можно было в отелях «Гранд Отель» и «Империал», обслуживание в которых находилось на таком же уровне, как в отелях с тем же названием в Европе. Должен отметить, что в отелях говорили по-немецки и по-французски. Пару раз я даже пробовал спать на веранде на свежем воздухе. Конечно, эта затея была более безопасной, чем ночевать на улице в горных селениях. Правда, меня хватало только на пару часов из за сильной свежести воздуха. По городу можно было ездить, взяв двуконный экипаж, или восполь-зоваться сетью трамвайных маршрутов. В один из дней мои новые знакомые пригласили меня даже на охоту. Но речь шла не о крупном звере, а пострелять уларов (или горных индеек). Интересно было послушать, как они поют. А водились они в таком изобилии, что берданкой, бьющей на восемь ярдов, за день можно было набить до 30 штук. Позже, уже в Англию, мне пришла бандероль с журналом «Природа и охота» от моих знакомых, в котором рассказывалось, как один спортсмен из Владикавказа хотел заняться разведением горных индеек у себя в имении. Об итогах этой затеи не сообщали.
Мне было очень интересно наблюдать за местным населением. Один раз я, выйдя из «Империала» на Александровский проспект, сел на скамейку и с интересом часа два наблюдал за проходящими мимо людьми. Довольно интересное занятие, смею вам сказать, особенно когда люди отличаются от лондонских мисс и денди. Мне большей частью попадались русские и грузины, но это вовсе не означает, что на центральном проспекте Владикавказа не встретишь порой осетин, татар, персов, ингушей. Мужчины и женщины одеты – каждая национальность по-своему. Темноволосые кавказцы, известные какой то неповторимой красотой, присущей только им, оставляют далеко позади себя модников английской столицы. Молодые люди, одетые в нарядные оригинальные костюмы с оружием, поддерживают свою стройность и прямую осанку, как будто поддевают под одежду корсет. Талия стягивается кожаным пояском с серебряными украшениями.
Я заметил, что грузинки и осетинки идут отрывистой важной походкой, высоко держа голову. А фигура немного прогибается дугой. Женщины с крупными яркими чертами лица; это отличается от английского стандарта красоты. Их длинные волосы аккуратно заплетены в косы и свешиваются на спину. От постороннего взгляда их скрывают тонкие косынки мягких оттенков. На улицах они держатся достаточно свободно, беседуя вполголоса друг с другом. Я бы с уверенностью мог предположить, что их повседневная жизнь не такая уж уединенная. Но должен сказать, что во Владикавказе и других населенных пунктах я не видел проявления знаков ласки на публике. Увидеть целующуюся пару можно было отнести за редчайший случай.
Утром, едва только проснувшись и выйдя на балкон отеля, можно было услышать тихое ворчание, словно какая-то большая кошка вышла на прогулку. Так вот «разговаривал» Терек, протекающий неподалеку. Зимой это была достаточно спокойная река, мирно занимающая отведенное природой русло. Но ближе к лету широта русла доходила до сотни ярдов, а шум водяных валов напоминал снежного барса на охоте. Поблескивающая на солнце серебром вода легко перекатывала огромные камни, не говоря о мелкой гальке. Во Владикавказе мне знакомые показали огромный валун, остановившийся недалеко от Александровского проспекта и глубоко вросший в землю.
Стоило пройти в июле нескольким солнечным дням подряд, и из-за таяния снегов вода в Тереке по объему увеличивалась почти раза в два. Тогда река разливалась в полную ширину русла, снося мосты и отдельные прибрежные строения, смывая порой и скот. Такую реку невозможно было переходить вброд даже на мощных сильных лошадях. Военно-грузинская дорога шла по одной стороне реки. В прибрежных деревнях дома строились больше в надежде на божью милость, чем на силы природы. По национальному составу среди горцев я бы выделил осетин, грузин и ингушей. Зимой деревни, казалось, стоят совсем близко по соседству, а в летний разлив было уже невозможно поддерживать сообщение между ними. Зимой в горах было господство темных от-тенков – черного, серого, а ближе к весне на берегах начали попадаться алые горные маки – цветы, которые были знакомы Англии. Но местные были несравненно ярче и росли какими-то особыми островками среди высоко поднимающейся некошеной травы. В оврагах можно было встретить чертополох, ворсянку (цветы, которые напоминали шерстяные шарики), барбарис, мальву. Летом бабочки самой разнообразной окраски летали над речными берегами, стараясь выбрать себе цветок послаще. У птиц в это время начинался период кладки яиц, и мне на одном склоне, поросшем травой, попалось гнездо жаворонка с маленькой кладкой в четыре яичка.
Мне посчастливилось увидеть в естественных условиях и крупных орлов, карагужей. Это произошло, когда мы выехали из Владикавказа по направлению к Грозному, у станицы Михайловской. Их было дюжины с полторы. Сначала они свободно парили над нами, делая круги и заходя на бреющий полет. Потом уселись на стоги сена, откуда их можно было посмотреть во всей красе. Из-за сильных снегопадов они переселились в более равнинные места, где было больше питания.
Но главное, что я приобрел во время путешествий по Кавказу, был мой замечательный проводник Урусби, местный осетин, благодаря которому удалось узнать столько интересного и полезного о Кавказе и Осетии. Он стал мне настоящим другом или, как говорят на Кавказе, кунаком. Говоря по-английски, это был настоящий джентльмен гор. Он был старшиной сообщества из девяти деревень в районе Санибы, владел крупным и мелким рогатым скотом. Он пользовался огромным авторитетом, и за столом его всегда сажали на месте «хиштара» (старшего) во главе. Благодаря Урусби, я познакомился с нартским эпосом, историями о героях, передаваемых из поколения в поколение. На каждом привале меня ожидало интересное повествование. Если надо, он мог станцевать кавказский танец – зажигательную лезгинку.
Он знал много песен, а потом мог по памяти декламировать стихи Пушкина или Лермонтова о Кавказе. Урусби довольно быстро говорил по-русски, что помогало нам в контактах с местным населением. Если надо, он переходил еще и на местные наречия. Благодаря знанию языков во многих селах у него были многочисленные знакомые, от которых я узнал много интересного о местной жизни. Его рекомендации на словах играли не меньшее значение, чем солидное письмо. В горах слово мужчины имеет особое значение, создавая большой авторитет поручителю. Он мог сколько угодно совершать пешие походы по окрестной местности, подкрепляя прогулки рассказом какой-нибудь интересной истории или легенды. За этим рассказом продолжительные порой горные переходы не казались такими трудными, и время летело незаметно. Он как нельзя лучше выбирал место для ночлега, принимая в расчет ваши вкусы и желания, стремясь показать все в округе, что заслуживает внимания. Себя всегда держал со скромностью и тактом. Он никогда не расставался с черкеской, отделанной серебряным орнаментом, и папахой из овечьей шерсти. Именно он научил меня правильно пользоваться и носить их. В Осетии я впервые в жизни, благодаря Урусби, попробовал, по-моему, главное блюдо на Кавказе – шашлык. Он специально купил барашка и приготовил это блюдо по всем правилам кулинарии, чем удивил меня. Ведь у нас в Англии приготовлением пищи заняты женщины.
В 1898 году в районе июля месяца мы предприняли одно из самых значительных путешествий по Северной Осетии. Мы запланировали с Урусби, выйдя из Владикавказа, преодолеть Мамисонский перевал до Кутаиса, чтобы потом попасть в Баку, где я собирался встретить друзей, возвращающихся из Центральной Азии. Дорога, проходившая на высоте 9 тысяч футов, официально не функционировала, но нам стало известно, что по ней ходят путники из Имерети, и достаточно благополучно, так что и мы надеялись, что нам повезет. Добравшись по железной дороге до пункта Дарг – Кох, мы пересели на линейку, запряженную парой лошадей, ожидавшую нас, чтобы доставить в Алагир от места, где Камбилеевка впадает в Терек, который делает из Владикавказа большой изгиб на северо-запад, где соединяется с водами реки Малки, берующей начало в районе Эльбруса, а затем мирно течет на восток, по направлению к Каспию. Первые несколько верст в пути нас сопровождал местный житель, осетин по наци-ональности, бывший военнослужащий в чине капитана. Он нам рассказал о порой напряженной обстановке на предгорных участках. Нередко совершались набеги на близлежащие селенья, и приходилось отбиваться от грабителей. Об одном таком случае, случившимся с ним на ночной дороге по пути из Беслана, поведал Урусби.
Он повстречался с одним таким абреком. Бандит перегородил Урусби дорогу и потребовал коня. В ответ он услышал, что скорее убьет коня сам, чем отдаст абреку, а потом еще к тому же будет отбиваться от грабителей и поразит из берданки того, кто к нему приблизится. Вожаку понравился ответ и вместо перестрелки он подал ему руку, сказав, что так бы поступил настоящий джигит.
Урусби рассказывал, что несмотря на запрещение иметь при себе оружие, у абреков всегда была берданка (винтовка), без которой не мог обойтись честный человек. Он всегда ставил разбой, ограбления на большой дороге, как большой позор, подрыв репутации честного настоящего горца. Лично он никогда не мог унизиться до того, чтобы стрелять в незнакомого человека первым. Но и не дал бы никакого спуска тому, кто вознамерится стрелять в него.
Вот так потихоньку мы добрались до Алагира, об этих местах мне попадались книги, которые я все прочитывал, прежде чем в очередной раз совершить поездку в Осетию. В одной из книг, автора я не припомню, сообщалось, что из Садонских рудников в Санкт-Петербург в конце XVIII – начале XIX века отправлялись образцы содержащей серебро руды. Но бельгийская горная компания, занимавшаяся разработками в этих местах, основное свое внимание на Кавказе сосредоточила на добыче цинка и свинца. К чести компании надо отметить, что помимо горных разработок бельгийцы владели огромным фруктовым садом с вкусными красновато-коричневыми сочными грушами. Благодаря этому факту на территории Северной Осетии появился местный сорт груш «Алагирский».
В Алагире, если бы не знакомые Урусби, мы бы засели на неделю, а то и больше. Мы случайно встретили человека, который уже провожал Урусби по ущелью. Заключили на словах уговор о том, что нас довезут на тройке до Они, а там, взяв почтовых лошадей, мы бы смогли завершить свой путь в Кутаиси. Дорога, к сожалению, не внушала надежды на спокойное путешествие, но было не из чего и некогда выбирать, поэтому на следующее утро, когда еще не сошел густой туман, мы двинулись по горной дороге по направлению к Уналу. Не успели мы отъехать первые верст 20, нашему взору предстала панорама ярко-голубого неба без единого облачка, хотя сами горы все еще охватывало пространство серого густого тумана. Такое я видел только раз в гористой местности в Англии, но горы там были пониже, поэтому не было такого контраста голубого и серого. Я сожалел, что не увидел всех ущелий, начинающихся от Алагира, зато еще вспоминалась рассказанная кем-то из местных легенда о Черном Всаднике.
По преданию, он следил, чтобы по ущелью путники передвигались только с добрыми намерениями и всегда добирались до конечного пункта следования целыми и невредимыми. По легенде Черный Всадник (Кавказский Робин Гуд) Сау Бараг жил в пещере, помогая бедным, спасая их от голода. Это было совсем близко от селения Биз. Со временем праздник в честь Всадника стал днем единения уроженцев этого села. В этот день уроженцы села стараются приехать в родные места. В этом горном селении никто не скажет, как давно отмечается праздник Черного Всадника – покровителя абреков. Достоверно известно, что последние делились своей добычей с жителями села, когда наступала лихая година. Возможно, потому что обитель Черного Всадника – пещера находится на вершине горы над селом.
Путь к пещере не близкий, поэтому с жертвоприношениями к пещере идет молодежь. Из этой высокой пещеры черный Всадник наблюдает за ними, подниматься туда запрещено – на слуху несколько историй, когда осмелившиеся путники слепли, как только достигали пещеры. Молитву произносят у подножия пещеры. Затем посланники возвращаются в село на праздник. Мне рассказывали, что черный цвет выбран недаром, так как его боятся силы сатаны. Поэтому осетины называли болезненных детей «черные собаки» Сау Кудз, чтобы болезни обходили их стороной. Мне рассказывали, что когда в одной осетинской семье умер первенец еще в детстве, он долго болел, и боялись появления следующих детей. Но когда родился и второй мальчик, его назвали Сау Кудз, помятуя историческое имя, тем самым оберегая его от жестоких испытаний в жизни. Ему повезло, он жил долго, а этот факт укрепил веру в правильность обычая.
У въезда в ущелье мне показалось, что воздух приобрел характерный запах сероводорода, проезжая чуть дальше по обрывистому речному берегу, был уже заметен зелено-желтый поток воды, смешивающийся с чистой водой реки Ардон. Еще у Плиния я читал об этом природном феномене. Он называл эту местность «Кавказские ворота».
Следующие, так называемые Батские ворота, были расположены вверх по Ардону в 27 верстах от Алагира у селения с тем же названием. А до ближайшего серного источника было верст 17. В 10 верстах от Батских ворот, выше от ущелья, были расположены «кривые ворота» или, на местном наречии осетин, «Зилин Дуар». В 18 веке их описывали как арку из местного камня, скрепленную раствором известки и переброшенную через реку. Ее построили цари Грузии, чтобы обозначить масштабы территории, куда местное осетинское население не могло переходить без их разрешения. Оценивая объективно, этим объектом в свое время редко пользовались. Перейдя реку Ардон по небольшому деревянному мосту в районе Унала, мы увидели дорогу, ведущую по ущелью Кора на восток через осетинские земли до Санибы и дальше до военно-грузинской дороги. Пройдя дальше по дороге версты две ближе к Нузалу, мы расположились на левом берегу реки, мирно покуривая и беседуя. В это время Урусби выступил с предложением большого путешествия от Каспийского до Черного моря, идя по Центральным горам из гранита, выйдя к Дагестану, пройдя по северной стороне гор, сложенных из известняка еще в Юрский период. На южной стороне в процессе перехода, а он планировался на лошадях, можно было бы наблюдать цепи гор от девяти тысяч до двенадцати тысяч футов высоты. Не исключалась возможность увидеть вечные снега на гранитах и горах, являющихся сейчас потухшими вулканами. Из деревьев мы больше всего видели на своем пути хвойные породы, а из лиственных – березу. Если панораму представлять в цвете, то было много черного, но не чистого темного, а с вкраплениями коричневого и темнозеленого. А породы юрского известняка, как я его назвал, придавали горам даже густой красный цвет. По рельефу здесь можно было видеть и впадины до 3 – 5 тысяч футов, а ущелья уходили на высоту до восьми тысяч. Многочисленные археологические находки, которые я видел в музеях, свидетельствуют, что с раннего бронзового века эти места стали обживать разные горные народности, главным вопросом для которых были поиски участков приемлемой земли.
А ближе к XIII веку через эти места проходили представители многих наций, начиная с хазар и арабов, персов, турок, татар и монголов. Кстати, ислам в Дагестане установился еще в веке IX – начале X века. Я не вдавался в исторические сведения об этих краях, так как меня больше интересовало то, что я смогу увидеть, услышать и осязать в то время, пока я там находился. Думаю, и после моих поездок по Северному Кавказу, будут появляться серьезные научные исследования этого интересного со всех сторон региона. Я же преследовал цель, что мои дневниковые записи будут интересны в плане знакомства с теми районами, которые еще малоизвестны, и о них не часто пишут. Попав в Унал, мы побывали в близлежащих пунктах: Холсте, Джими, Архоне, Мизуре. Им я еще уделю должное внимание в своих записях. Три года спустя я снова побывал в этих местах, добравшись до Нижнего Зарамага, Цейского ущелья и святилища Реком. Не пропустил я, конечно, и узкое ущелье Касар с изогнутыми воротами.
Окончание следует.
