Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд
Борис Пастернак, 1912.
«Февраль. Достать чернил и плакать!»
Увидев вдруг, как сотни лет
Луны серебряную мякоть
Кровавой лапой рвет рассвет.
И осознать предельно емко:
Как норов у мороза крут.
Как тонким языком поземка
Слизнет намеченный маршрут.
Как путь до точки невозврата
Благими помыслами взрыт.
С раздраем Понтия Пилата
«Писать о феврале навзрыд»
Но… Захлебнувшись знаньем этим,
Душой почувствовать вдруг, как –
На расстоянии столетий
Февраль рисует Пастернак.
* * *
В альбомах пожелтевших – лица…
Да сполохи нечастых снов…
Простить – синонимом проститься.
Сюжет не нов.
Икон безмолвных лики строги.
Ах, время… Повернуть бы вспять.
К истоку пройденной дороги
Прильнуть опять.
В ладошках мамы отогреться,
Не помня горький вкус беды.
Из чистого колодца детства
Испить воды.
Забыть, что слезы бесполезны,
Когда любви тончает нить,
И мир летит куда-то в бездну…
Но… надо жить…
* * *
Падают мелкой рябью
мысли на белый лист –
Гонит мороку бабью
ветра разбойный свист.
Дождь зачастил, заметно
серость в настрой поддав.
Думать о счастье – тщетно,
видя пожухлость трав.
Словно посланник ранний –
Первый желтеет куст.
Список моих желаний
До неприличья пуст…
* * *
Солнце гладит по лицам прощальным лучом,
Прячет впрок теплоту свою – чуть виновато.
Расцветают леса, чтобы было о чем
Замирать в восхищении нам до заката.
Август выкрасит в цвет серебра ковыли
Раскидает стога золотистого цвета.
Небо яркость прибавит для звезд, чтоб могли
Мы в стихи собирать красоту до рассвета.
И губами, к живому припав роднику,
Ощущать себя вновь вне пространства, покуда –
Слово первое робко ложится в строку,
И душа сладко мрет в ожидании чуда.
ДВЕНАДЦАТЫЙ ВАГОН
1
«Не грусти. Мы оба обманулись…»
Твой вагон. Пустой перрон. Вокзал.
Я бреду по неуюту улиц.
Я не верю в то, что ты сказал…
2
Солнца луч запутался в ресницах.
Просыпаюсь. Птичий перезвон …
Сколько лет еще мне будет сниться
В этот день один и тот же сон?!
Пять минут понежиться в кровати.
Но звонок настойчив. Как назло –
Неизвестный номер… (Вот некстати.)
Только в трубке вдруг твое – «Алло».
Заметалась мыслями – откуда?
Безнадежно утонув в былом…
И – уже почти поверив в чудо –
Притулилась боком за столом
Пряча вглубь улыбку воровато,
Расплескав рукой дрожащей чай…
В голове слова твои набатом:
«Буду в твоем городе. Встречай».
Время встало. И бедняга вечер
Сотни лет ко мне не мог дойти.
Как жила я семь часов до встречи?
Сколько раз сбивалась я с пути?
Сколько раз я осыпалась прахом,
Чуть родившись, превращалась в хлам…
Сколько раз с благоговейным страхом
Я в лицо смотрела зеркалам…
Пусть приедет – я просила Бога.
Я молила – чтоб не приезжал.
Но часы пробили. И – дорога
На Голгофу вывела. Вокзал…
Второпях себя рукою трону
Явь ли это, иль знакомый сон?
Я ль иду с толпою по перрону,
Я ль ищу двенадцатый вагон?!
Тормоза пропели – стоп машина.
Мысль метнулась – как же мы глупы…
Сердце в пятки – вот он, мой мужчина.
И – глаза в глаза, поверх толпы.
Все такой же; красота и сила.
Взгляд все тот же – сердцу горячо.
Вздрогнула – накраситься забыла…
И смущенно спряталась в плечо.
* * *
Криком измяты губы,
Молнии мечет взгляд.
Непоправимо грубый
Слов беспощадных град.
Россыпью черных бусин –
Ссоры взрывной экстрим…
Что нам с того, что гуси
Криком спасали Рим?!
* * *
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед.
М.Цветаева.
И снова блажь мне не дает покоя,
Хотя давно азарт от боя стих.
О, Критик строгий, сколько раз рукою
Недрогнувшей Вы били мне под дых.
О сколько раз Вы закрывали двери
Отделаться мечтая поскорей,
Когда и я, уже в себя не веря,
Бескрылая стояла у дверей.
О сколько раз своим высоким мненьем
Вы по глазам мне били без прикрас…
Вы правы, Критик строгий. Без сомненья.
И все ж опять… В сто тысяч первый раз –
Сама ли я в мечтаниях повинна…
Иль этот бред от скопища грехов…
Но верю я, как верила Марина –
Придет черед и для моих стихов.
