Алета АЙДАРТИ. Пусть это будет бегством

СЛОВА

в глазах навсегда пеленой то любовь, то ярость,
а значит, ни в жизнь не увидеть ни цвета, ни поворота, ни правды.
«алолай» поднимет уголки губ,
обнажит десну и тоску по своим рукам в руке дЕду или бабУ.
скрутим в их честь в кругляшок
пенку от молока.
каждая смерть, что пришла до тебя –
данность, но вечный ожог,
каждая жизнь во время тебя – «есть и есть», «так должно
быть». каждая новая смерть – шок,
но только спустя пару лет,
только спустя много лет:
«странно, что так ушел».

и коль слово «брательник» тебе
съежит плечи и свяжет скулы,
призраки улыбнутся в аулах,
потомки вздохнут «спасибо».
оскалит, как после удара бытом,
«не огрызайся» на осетинском
мы собрались здесь сплошные вруны и раны,
разменяли еще один резвый и разбитной десяток.
что такое сборище одноклассников,
если не два пирога к святилищу детских мечт?
скорее придумай, что внукам скрутить в нашу честь.

в нашей стране были колыма и калым,
а потом в ней случились мы.
(тогда почему от нас ждут
другие стихи?)
они заслужили для нас право на «насладись»,
так что «не мороси».

НОВЫЙ, РОЗОВЫЙ КУЛАЧОК

новый, розовый кулачок к чуть подрагивающим губам.
через шепот и гам, да понять тебе кто ты.
«всесносливо звени, привыкающий к жизни крик», – говорит мой беззвучный, к жизни привыкший вопль.
новый, маленький человек, вдруг наш первый, хрустальный крик – самый пламенный манифест и других не будет?
среди снов, прилипших к тебе до седин,
ссор не до правд а до уязвить,
пандемий,
вичей,
(спама?),
чумы,
уцелеть тебе в самосудах.

любить отступления больше основ,
не принимать этот мир всерьез,
шутовать да пророчить.
объять все чему суждено быть врозь,
(разделять однояйцевых близнецов?),
флиртовать да морочить.

целующий ветер абрек,
чабби чекера твист,
пузырек на свежем плевке,
первый хрустящий лист.

ты из этого состоишь.

что ж, смелее давать людям пять, славный нарт,
лишь не ждать пятерни в ответ.

отцу состоять из того, о чем постесняешься расспросить,
матери – из того, чего не захочешь понять,
жаль, внезапно каждого отрезвит,
заодно онелепит весь мир
пластмассовый стук зубов
нелюбимого поцелуя.
посчитаешь его или нарисуешь.
suum cuique,
мне – карандаш, безъязыкость,
потому зарифмую.

когда-то и у осины родится цитрус
(или уже родился?)
и все потомки соединились
незримой
оранжевой пуповиной.

уцелеть же им всем в пересудах.

PURPOSE OF VISIT

скользкий асфальт, el raval
запах моря,
мочи,
электричества.
в нас решительно никакого бегства,
чистое пилигримство.
бары,
вывески,
сувениры,
в переулке за аркой – безденежность.
теплее нужного оденется женщина,
чтоб затем отдать жар и тело
всем отчаявшимся мужчинам:
– и ее однажды обнимут
– нет (mi amor?) не обнимут.
мы видим (ошиблись?) – она понимает по-русски,
когда-то (возможно?) она говорила по-русски,
потому проходя мы не скажем на русском и слова.
просто на всякий случай,
из безмерного чувства такта
(кому? то не важно, только не сделай неловко).

я расскажу, что мне нравится быть иммигрантом,
что никогда не получит ни жалости, ни ладоней.
они для тех, кто сюда после пуль и голода
на самодельной лодке.
мне тут – толика интереса:
«экзотика».
и подозрений:
«а на уме-то что?».
не от того, что
где-то народ,
о котором они не слыхали,
а от того, что стереотипы
не оправдались.

и хорошо, что буквы им точно шифр.
посмотрим, «кто» мы без них и
«за что» можно кроме.

а пока обвиваем английским горло.
себе и им.
пусть не будет сегодня никаких
дел и интриг,
но болтовня обо всем
(кроме как об упадке души и сил).
что, например, забывать всяко легче, чем вылечить и избыть, и как ценишь больше не тех, кто помог,
но тех, кто мог, но не навредил.
«ярость всяко лучше депрессии», –
говоришь.
– взрослость всегда знает, за что ей пощечины и плевки.
– детство всегда помнит за что не должно было их получить. что «мы точно больше любых документов, выкроек и чернил».
в одинаковой яме, ведь этот язык неродной,
а потому:
показать перевод,
показать перевод,
показать перевод.
в ход все звуки, гримасы, жесты.
в голову въестся песня:
«то не твоя вина, а твое наследие».

«мы не велютта и прикасаемы
но так же легко разукраситься сапогами
ведь у лютости нет и не будет наций».
«брайант, дочь плюс еще «какие-то люди» – честно?».

дойти до пляжа и станет уже неважно.
если это не пилигримство,
то пусть это будет бегством.