Георгий БЕСТАУТЫ. ОБРАЗ ВЕЧНОСТИ. Стихи (К 90-летию со дня рождения)

Георгий Бестауты(1932–1978)… В знак особого уважения друзья называли его просто – Бестау. Признаться, я никогда не думал, что он так рано уйдет из жизни: к нему, крепкому, как платан, казалось, смерть не посмеет даже приблизиться. Но, увы…

Не помню, когда я познакомился с ним. Мне почему-то кажется, что знал его с детских лет. Я в буквальном смысле был покорен его юношескими стихами. Огромную радость принес мне его первый поэтический сборник «Буря» (Сталинир, 1958), отдельные строки из которого запомнились сразу и навсегда. К примеру, вот эти:

В воловьих следах застывает дождевая вода…

Осень желта, словно спелая груша…

А эти слова начинающий поэт посвятил своей возлюбленной:

Я бы оторвал лоскут небесной синевы ей на платье,

Смастерил бы пояс для нее из радуги…

Но особенно поразила меня своим блеском, напоминающим отполированную сталь, строка:

Обнаженным клинком я шагаю по улице.

Творческое наследие Г. Бестауты невелико: четыре поэтических сборника. В 2003–2004 г. вышло трехтомное издание поэта (стихи, переводы, литературно-критические статьи, рецензии и т. д.). Лучшие годы своей насыщенной до предела жизни он отдал переводу на осетинский язык «Витязя в тигровой шкуре» Шота Руставели. Это было истинным подвигом, за который Г. Бестауты удостоен Государственной премии Грузии имени Мачабели.

Одержимый сыновней любовью к родной Осетии, он благоговел перед духовными богатствами ее народа. В частности, он был инициатором издания двенадцатитомной серии «Сокровища осетинского художественного слова».

Дороги с любопытством и отчаяньем

Устремляются туда, куда не дозволено ступать.

Пусть они упадут на траву, получив отпор,

И над ними торжествуют колючки!

Дороги, корни молнии, –

Терпите ваш злосчастный удел!

Сердце мое, никогда не окажись

На обочине отчаянных дорог!

Эти строки взяты из книги Г. Бестауты «Капли огня», вышедшей после его смерти – в 1979 году. Основу ее составили стихи о любви, любви юношеской, пылкой, безответной, которую поэт пронес через долгие годы до конца своей жизни. С исповедальной искренностью и трепетом поведал он о своем чистом и высоком чувстве. «История одной любви» – такой подзаголовок можно было бы поставить на обложке книги, ставшей историей жизни автора и его любимой женщины.

«Корни молнии» – корни поэта. Они, сверкая, уходят в будущее, проникают из сердца в сердце, из поколения в поколение…

У персидского поэта Фарид-Эд-Дина есть изумительное стихотворение. Содержание его вкратце таково. Три мотылька, увидев свечу, захотели узнать, что такое огонь. Первый подлетел к пламени, вернулся обратно и сообщил: от него исходит свет. Второй подлетел еще ближе к огню, крылышком коснулся его и, вернувшись, сказал: оно обжигает. Третий мотылек оказался самым отчаянным: он настолько приблизился к огню, что заживо сгорел. Он полностью познал суть огня, но познанное унес на тот свет и уже не сможет и уже не сможет поведать другим мотылькам о своих ощущениях.

Нечто подобное случилось и с Г. Бестауты. Его душа обуглилась в «каплях огня» Любви и Поэзии. Мы, его наследники, пытаемся раскрыть тайну его творчества, но наши потуги тщетны: оно останется для нас вечной загадкой.

Ибо издревле известно: искусство неисчерпаемо, как сама природа.

Ахсар КОДЗАТИ

К МУЗЕ

Не целую глаз ничьих

После глаз твоих, о Муза,

Дверцы неба – настежь вмиг,

Твоего молю союза.

Ах, как много говорят,

Что за тайны открывают!

Пусть печален Музы взгляд –

Сердца скорбь приметно тает.

И молюсь я той тиши,

Где спознался, очи, с вами,

За рассвет больной души

В мире ангелов – словами!

Дверцу тихо затворю,

Чтоб не выдать сердца горесть,

Сон, нетленную зарю,

Потаеннейшую повесть.

К ТЕРЕКУ

Потрясенный, пал я на колени,

Терек, пред тобой:

Ты – восторг свирепости весенней,

Юности прибой…

По Кубани, по моей далекой

Удаль пронеслась,

Там печали гнет меня не трогал,

Песня не рвалась.

Тут-то с неба пал и огорошил

Черный столб огня!

Скиф я, эдакий и нехороший,

Выручай меня!

Враг мой – узкоглазой тьмы песчинка,

Кровь пролить был рад, –

Только вышла у него заминка –

Побежал назад!

Под твоею верною защитой,

Друг мой боевой,

Плыл я с трубкой тростниковой, скрытый

Вместе с головой.

Враг, победу празднуя до срока,

По ущелью мчал,

Меж лопаток – «ж-ж-ж!» ему глубоко

Я стрелу вогнал.

И с судьбой я мерялся по праву,

Жизнь ценил вдвойне.

Солнце счастья, тайно и лукаво,

Улыбалось мне.

И пускай срывается дыханье,

В вечный непокой

Искры «Симда», «Нартов» полыханье

Я пронес с собой.

Как пылает в полночь над водою

Хор твоих огней:

Семь дверей кремневых надо мною,

Над душой моей.

ВЕЧЕР В ДЖАВЕ

Как передо мною – в небо дверь открылась,

Или это сказка, рай неугасимый?!

Что за наважденье в Джаве, что за милость,

И закат дурманит, как заклятье, сильный.

Будто льется ливень золотого гула,

Горы отвечают небу синим звоном,

Что меня за сила к небу притянула,

И свирель проснулась в сердце обновленном.

Что это за радость бьет из-под рубахи,

Что это за морфий по крови гуляет?!

В небо подлетают кустики ли, птахи,

В облака садятся, в синеву ныряют?!

Босиком березы тянутся по скалам,

Словно альпинистки из России росной,

И, ползком взбираясь над глухим обвалом,

Ангелоподобны, изогнулись сосны.

Чьи это ягнята по реке несутся,

Или это волны – пенны, кучерявы?

Или я от ронга1 не могу очнуться,

Или то – весенней признаки отравы?

Небо – лик любимой в грезах надо мною,

Накрепко привязан я к бровям летучим,

А луна – алмазной пламенной серьгою

Брызжет ярким смехом в черных прядях тучи.

Луч заката тает в меркнущей, гудящей

Пене дня и в плеске, в гомоне, веселье.

Луносвет гуляет в сребролистой чаще,

Ледоходом лунным режет мглу ущелья.

Запах хвои полон света, ликованья,

Джавское ущелье поднялось высоко.

«Ир, – шепчу себе я, – край обетованья,

Ты живешь и дышишь под крылом у Бога!»

* * *

От смеха твоего – и воздух потеплел,

От света глаз твоих – моя сияет радость,

Я золото души все б выплеснуть хотел,

Такое счастье мне воистину досталось.

И, коротка, как ночь, не кончится коса,

Так сладостно бежит, непостижимо длится.

Что за прекрасный миг, прервись, смежи глаза,

От радости такой не в силах сердце биться!

* * *

Тише, сердце, звуки, прочь,

Сердце бьется с придыханьем.

До краев налита ночь

Скрытым сдержанным пыланьем,

И, надеждою полна,

Дарит счастье или слезы?..

Черной пеною волна

Носит спутанные косы.

БЕЛАЯ ТРЕВОГА

Ты, гордый ангел мой, ушла на самом деле,

И пропасть подо мной разверзлась в тишине,

Ледовая зима, суровые метели

На белых скакунах — вломились в сердце мне.

И белая печаль, сковав надежду, длится,

Во мраке глаз моих – тумана белый прах,

На мертвый белый снег – рябины кровь сочится,

И соловей молчит на скованных ветвях.

* * *

Ты ушла – весну меняя на зиму,

Ты ушла – и мир заметно опустел,

А тоска его в такие краски красила –

Ни на что взглянуть я не хотел.

Солнечный ли свет – грустные соломинки

Висли на сосне, под сеточкой хвои,

И не облака – плакальщицы тоненькие

Распустили инеем — волосы свои.

Словно фонари – померкли розы в сырости,

Будто у тебя – и над ними власть,

Будто на меня кто тревогу выпустил,

И она – змеей в сердце мне впилась…

Ты ушла – и луч радости немеряной –

Сгас. – В душе моей повеяло зимой.

И сейчас в окне дней твоих, уверен я,

Улыбается – день весенний мой.

Где-то машет мне радость своенравная,

И болит душа, скорбная, по ней:

Тянется твой путь – сердца жила главная –

Чем далече ты – тем болит сильней.

* * *

В святилище любви, меж бурями и бедами

Горит нежданно-нежная прозрачная свеча,

И для души она – окошко в рай неведомый,

Вся в голубых лучах, нетленно-горяча.

Горит она светло и тает, и не надо с ней

Ни плакать, ни грустить – не счастья нужно ей,

Чем меньше ей гореть останется, тем радостней

Становится она, и ярче, и светлей.

Когда мрачнеет мир и злобный морок тянется,

В нем для нее пути спасительного нет:

Когда-нибудь она с материей расстанется

И разом перейдет в невероятный свет.

И с высоты она зальет долины спящие,

Покуда мрак царит и убывают дни…

А звезды, – может быть, как и она, горящие, –

Земные, как она, небесные огни?!

* * *

Прощайте, сны весны моей певучей,

Беда и радость, тающая боль!..

В последний раз от них звездой падучей

Восходит в полночь – солнце надо мной.

И молниями – сердце озарилось,

Душа громами полнится, живет,

И радуги вселенской многокрылость

Над ангельской улыбкой восстает.

И мой зародыш – стал звезде товарищ,

Забыв объятья черные земли,

И солнца луч – был знак моих пожарищ,

Что в синеву высокую вели.

Чтобы, сгорая, сердце трепетало

Огромным солнцем истинной любви,

Земле родимой вечно отдавало

Свет животворный, проливни свои.

Но то был сон, покуда дремлет разум,

И лишь во сне ты к небу шел, поверь, –

Ужасный гвалт ударил в уши разом –

И сон вспорхнул – лови его теперь!..

Померкла радость,

Полдень сгас и сгинул,

Но все равно, я – будущего гость,

И о небесном сне земного сына

Я первый рассказал, когда пришлось.

Перевод с осетинского

Н. Орловой

* * *

Ничего не ведаешь покуда,

А уж в сердце поселилась ты,

Образ твой, сияющее чудо,

Обитает в области мечты!

Словно бы в столетиях вслепую

Мы друг друга силились найти.

Ты терпела пытку огневую,

Ну, а я не знал к тебе пути.

Слишком поздно – с радостью усталой

Я сегодня прихожу к тебе.

Сердце милой оплели помалу,

Привязать смогли к земной судьбе.

Но сдалась бы притяженья сила,

Если бы, отталкивая прах,

Поднялась ракета, огнекрыла,

Нас умчала в блеске и громах.

Голубем с тобой, моя голубка,

Полетел бы, кинувши без слез

Этот мир, и не страшась поступка,

Свет любви к мирам иным унес.

Обручимся под иной звездою!

В том блаженном дальнем далеке

Пусть кольцо заветно-золотое

Засияет на твоей руке!

Ты бы в той чужой, безмерной дали

Цвета неба, цвета глаз твоих,

Вся в цветущей радуге, как в шали,

Груз печалей сбросила земных.

В сад светил войдя тысячегроздый,

Далеки от злобы и клевет,

Жили б мы свободными, как звезды,

Неземной любви струили свет.

Став перед тобою на колени,

Я забыл бы прежней жизни сон,

Словно бы дыханием весенней

Благодатной ночи осенен.

От цепей освободясь впервые

И уверясь вдруг, что ты – моя,

Целовать ступни твои босые,

И смеясь и плача, стал бы я.

Я лицо укрыл бы расплетенной,

Хлынувшей до пят, косой твоей.

Волны света, волны алутона2

С милых уст лились бы, как ручей.

Млечный блеск возлюбленного тела,

Стан, что так в объятиях поник,

Задрожит, как будто налетела

Огненная буря на тростник…

И душа тянула бы, как древо,

Золотые ветви в синеву,

В том раю, где мы – Адам и Ева,

Увидав потомство наяву…

Э, да что там – гаснет образ грезы,

И дороги наши скрещены,

И в глазах твоих мерцают слезы –

Столько грусти и голубизны!

Слезы лить из-за меня – не дело!

Над моей могилой их пролей,

Ведь желанной сделать жизнь сумела,

Сотворив эдем – в душе моей!

* * *

Шла по улице, свет излучая,

Сделав землю подобием рая.

В храме мира, в огромной святыне,

Ты зажглась, как свеча, – посредине.

Трепетал вкруг тебя благовонный

Воздух, жаром любви напоенный.

Как во сне или в сказке, – скобою

Изгибалась земля под тобою.

* * *

Больно, не гляди! – как будто терном,

Синим взором сердце пронзено;

Девушку в краю высокогорном

С ангелом не спутать мудрено…

Там остались два печальных ока,

Сердце, вечно ждущее меня,

Там, – звезда, стоящая высоко,

Резкий луч небесного огня.

Перевел с осетинского

М. Синельникова

1 В осетинском нартовском эпосе – хмельной напиток.

2 Алутон – пиво особой варки, утоляющее одновременно и голод и жажду.