Мне посчастливилось родиться в Осетии, одной из малых автономий СССР, где помимо осетин, говорящих на трех диалектах, которые, выгибая грудь колесом, доказывали превосходство своей этнической группы, проживали компактно и дружно представители около 80 национальностей. В этой многонациональной кутерьме отдельной, независимой когортой существовало вольное, веселое и вороватое племя цыган. Мужиков почти не было видно в городе, лишь по выходным на Привозе можно было встретить высоких смуглых бородатых кузнецов, с серьгами в ушах, продававших самодельные мотыги, грабли, чапельники и прочую утварь. Но каждую весну на улицы и скверы высыпала целая армия молодых цыганок под присмотром старших наставниц в сопровождении оравы разнокалиберной детворы, которых, повзрослев, мы называли выпускницами техникума легкой промышленности. Малышня отлавливала парочки и разводила на деньги кавалеров, которые, боясь показаться дамам сердца скупердяями, иногда расставались с целым рублем, думая, что откупились, но не тут-то было – извещенная каким-то непонятным образом целая толпа цыганят через минуту окружала лопуха, требуя свою долю счастья. Собственно, учась в младших классах, мы на каникулах поведением и одеждой почти не отличались от цыганят, только не попрошайничали и старались держаться подальше от взрослых, боясь быть обнаруженными знакомыми вдалеке от дома. В юности я не раз пытался разговорить отбившихся от стаи молодых цыганок, но они на контакт не шли и удирали после нескольких фраз. Единственное, что я понял, они причисляли себя к выходцам из Сербии (серберьянки мы). Повзрослев, я, колеся по миру, везде встречал цыган различного статуса, достатка, вероисповедания и социального положения, собирал попадавшуюся под руку популярную литературу и вот, наконец, решил разобраться с цыганами и тем, что так манило к ним видных представителей не только русской, но и зарубежной культуры. Как познать душу народа, который много столетий скитается по миру и до сих пор не растворился в океане многоязычного мира? Где бы этот народ ни кочевал, он заимствовал у местного населения лишь то, что помогало ему выжить, бережно сохраняя свой самобытный уклад жизни. И лишь по дошедшим до нас сказкам, легендам и балладам «руска ромы» мы можем получить представление о цыганской жизни и самих цыганах в том аспекте, в каком они видели или хотели видеть себя сами. Особой удачей следует считать наличие в цыганском фольклоре двух легенд, содержащих указания на конкретных выдающихся людей России – графа И. И. Дибича, графа А. Г. Орлова и А. С. Пушкина.
Когда европейцы впервые встретились с цыганами, те, смекнув, что титулы в Европе в большом почете, с гордостью стали называть себя потомками египетских фараонов, ну а вожаки таборов без лишней скромности именовали себя герцогами и графами Малого Египта. Эта легенда, принесенная цыганами, распространилась в Европе, и англичане стали называть их джипси (египтяне), испанцы – хитанос, венгры – фараонов народ. Когда в 1836 году российские власти предприняли очередную безуспешную попытку привязать цыган к земле, то организовали в Аккерманском уезде (Бессарабия) два поселка, дав им звучные названия – Фараоновка и Каир. Долгое время считалось, что язык, на котором общались цыгане, искусственный, типа воровского сленга, придуманный для сокрытия преступных дел и намерений. Но уже первое научное исследование, предпринятое венгром Иштваном Вайном, владевшим диалектом венгерских цыган, выявило его сходство с языком, на котором говорили его сокурсники, прибывшие в университет из Индии. Более серьезное исследование, проведенное в середине XIX века немцем Августом Поттом, выявило сходство цыганского с санскритом, а из новоиндийских языков – с хинди.
Самоназвание цыган – «рома». Исследователи предполагают, что оно связано с периодом, когда представители этого кочевого народа населяли Византию. В Российской империи прижилось название «цыгане», которое попало в русский язык из сербохорватского. Русские, или северные, цыгане стали именовать себя «руска рома».
Большинство современных авторов считает, что прародители цыган были членами индийской касты Дом, некогда принадлежавшей к одной из низших каст индусского общества. Уделом их была индустрия развлечений, а когда страна стала страдать от набегов и внутренних раздоров между княжествами, невостребованные артисты, и без того жившие кочевой жизнью, разбрелись по свету. Специалисты, в частности, обратили внимание, что в «Шахнаме» величайшего персидского поэта Фирдоуси в одной из легенд говорится о переселении из Индии в Персию 12 тысяч артистов «лури». Они были присланы в дар персидскому правителю из рода Сасанидов Бахраму Гуру в V веке н. э. В настоящее время их потомки обитают в Средней Азии и именуют себя лули. Больше всего цыган живет в Турции – около 5 млн человек. Румыния занимает второе место в рейтинге – 2,5 млн, Россия и Франция – по 1,2 млн, США, Египет, Венгрия – по 1 млн. Среди других стран, где живут цыгане, – Украина, Иран, Испания, Бразилия, Аргентина, Великобритания, Германия, Чехия. Современные цыгане представляют собой единый многочисленный этнос, несмотря на сохранившийся в веках образ жизни, перенявший элементы культуры народов, на чьей территории они обитали. Традиционно основными занятиями были торговля лошадьми у мужчин и гадание, сопровождавшееся попрошайничеством, – у женщин. И конечно – музыкальное исполнительство. Большой популярностью у русского населения пользовалось цыганское пение, и хоры давали цыганам неплохие средства к существованию и возможность интеграции в городскую среду. До сегодняшнего времени ни одно застолье в России не проходит без пения цыганских романсов, переживших столетия и по-прежнему любимых народом. В поездках по стране я видел цыган разного достатка, образа жизни и вероисповедания. А в Северном Казахстане я вживую лицезрел цыганский табор. Вечерело, когда вдруг в лучах заходящего солнца я увидел картину, схожую с картинкой в театре теней. На горизонте медленной цепью двигалась странная колонна. В голове ее шла женщина, ведя крупного быка, за ней шло штук пять особей разного пола, возраста и калибра, затем две пароконные кибитки, и замыкали колонну три безмолвные собаки, крупными худыми силуэтами напоминавшие борзых, но не борзые.
– Что это? – спросил я Раку, румына-десятника на нашем объекте.
– А, молдавские туристы, – махнув рукой, сказал он и аккуратно сплюнул себе под ноги, – украдут что-нибудь и смоются. Берегите вещи.
Цыгане остановились на пустыре у школы и, поиграв два дня в лапту (русский вариант американского бейсбола), на третий день нанялись на работу. Мне даже посчастливилось стать свидетелем славного события – выхода цыган в их первый рабочий день. Впереди фирменной цыганской походкой, покачивая бедрами, шли три крепких цыганки, неся на плечах новенькие шуфельные и штыковые лопаты. За ними шествовали чавалэ в начищенных до блеска хромовых сапогах, на голенища которых красивыми складками ниспадали заправленные плисовые брюки, наряд дополняли красивые вышитые рубашки, перетянутые на поясе тонким шелковым шнуром. Рубахи мелкой рябью трепетали на ветру, а когда ветерок проникал внутрь, через распахнутую горловину, красивые завязки с кисточками которой болтались по бокам, шелковая ткань раздувалась, как китайские фонарики. Цыганам однозначно было хорошо, накануне они получили, несмотря на предупреждения Раку, небольшой аванс и, как принято, отметили это дело. Полюбовавшись на цыган, я поехал на стройку, а на следующее утро Раку рассказал, что цыгане развели на выпивку аборигенов, затем подрались с ними и ночью снялись с якоря, прихватив с собой выданные им лопаты. Еще через три дня завхоз интерната, обходя свои владения, обнаружил пропажу аккордеона. Милицию тревожить не стали, а Раку в сердцах констатировал:
– Ну я же говорил! – и махнув рукой, аккуратно сплюнул себе под ноги. – Цыгане!
В Питере у меня лечилась пожилая цыганка, жена местного баро, которая после смерти мужа продолжала его дело. Жила она в сталинском доме у метро «Звездная», куда по ее просьбе привез меня ее сын. В прихожей на стульях сидели непривычно тихие, опрятные, чисто выбритые цыгане. Баронесса вышла ко мне, мы обнялись, она провела меня в свой кабинет, усадила на диван и продолжила прием посетителей.
Цыгане подходили к ней, что-то говорили на ухо, она кивала и доставала деньги, посетитель кланялся и уходил, не подписывая никаких бумаг.
– Хотела прийти к вам сама, но не могу: дела, люди. За что баро повесил мне все это на шею? – сетовала она.
Однажды с тяжелой травмой мозга в мое отделение доставили цыганенка лет тринадцати. Приглядывала за ним бабуля, красивая благообразная женщина, будто сошедшая с картины художника XIX века. Я не помню ее украшений, они были не по-цыгански скромные, но ее белая шелковая шаль старинной работы была за всё! Мишка быстро шел на поправку, на его лицо уже можно было смотреть без жалости, когда, идя из операционной в свой кабинет по пустому коридору, я увидел гурию из персидских сказок, одетую в модные тогда воздушной легкости одежды в восточном стиле.
– Вы Петр Михайлович? – бархатным голосом спросила она и, не дожидаясь ответа, продолжила: – А я мама Миши, меня зовут Лета, у нас были гастроли, и я не могла приехать. Я живу в Москве, танцую и пою в «Ромэне», у нас там тоже есть осетины, очень хорошие люди. С мужем мы в разводе, но Миша живет с его родителями, они прекрасные и добрые люди, бабуля педагог, музыкант, а дедушка писатель, у него больное сердце. Мой папа тоже живет в Москве, он администратор в «Современнике», а мамы не стало.
Весь этот поток информации она выдала на одном дыхании, а затем смущенно сказала, что хотела бы отблагодарить меня за сына. Я объяснил ей, что сам, будучи отцом двоих детей, прекрасно понимаю ее состояние, рад, что все так закончилось, и никакой иной благодарности не желаю. На следующий день, в субботу, ко мне в кабинет ввалилась веселая гурьба цыган во главе с Летой, с шампанским, фруктами, сластями и «цыганским подарком». К счастью, это была не лошадь, а входившие тогда в моду электронные часы с 38 мелодиями. В клинике стажировался парень из ГДР, но разобраться в инструкции, написанной по-немецки, не смог даже он.
С цыганами в пригородах Ленинграда я познакомился через своих друзей, которые покупали лошадей для своих деток, это были респектабельные хозяева, оседлые в пятом-шестом поколении. Совсем других цыган, новой формации, я встречал, путешествуя по Закарпатью и Молдове. Это были верткие молодые люди, мотавшиеся через границу к «родственникам» и вывозившие из Чехии, Румынии и Польши советские автомобили, от которых обновленная Восточная Европа спешно избавлялась, а разваливающийся Советский Союз еще крепко сидел на «Волгах» и «Жигулях». Гиды в Ужгороде шутили, что у них самые занятые и трудолюбивые цыгане в мире. Чтобы иметь статус госслужащего, ромалэ Западной Украины заняли все должности, не требующие больших умственных и физических затрат. Особенно востребованной была должность дворника. Благодаря проводимой в СССР политике русские цыгане стали одной из самых образованных цыганских этногрупп в мире с широким спектром профессий.
Наиболее заметно отличились цыгане в области музыкальной культуры и стали основателями такой самобытной разновидности городского фольклора, как цыганский романс. Хотя бродячие цыганские ярморочные артисты водили медведей на Руси еще со времен Петра I, настоящий расцвет цыганского творчества приходится на конец XVIII – начало XIX века и тесно связан с именем графа Алексея Орлова, брата фаворита императрицы Екатерины II Григория Орлова. Добившись вершин карьерного роста, авантюрист и заговорщик Алексей Орлов проявил себя как талантливый полководец во время Русско-турецкой войны. Поразительно то, что, не имея никакого опыта руководства флотом, он в ходе военных действий в Средиземном море 24 июня загнал турецкую эскадру под командованием капудан-паши Хасан-бея в Чесменскую бухту, где полностью ее уничтожил, прибавив к фамилии почетную приставку Чесменский. Будучи человеком разносторонним, граф Орлов в Москве был известен не только рысаками, ему не было равных в кулачном бою, даже в почтенном возрасте. А еще граф имел превосходную псовую охоту и разводил почтовых голубей. Во время турецкой войны граф познакомился с цыганским искусством и был так очарован им, что купил в Валахии и привез в Москву в 1774 году капеллу цыган – «лэутарей», которая вскоре разрослась в большой хор. Возглавить этот хор граф поручил Ивану Трофимовичу Соколову, патриарху семьи цыган-артистов, известных в России с конца XVIII и аж до начала XX века. Обладая природной эмоциональностью и раскованностью интерпретации, ломающими общепринятые нормы домашнего и концертного музицирования, в сочетании с зажигательной пляской, экзотической внешностью, красочными костюмами (автором которых был, согласно преданию, все тот же разносторонний граф Орлов), хор цыган, бывший непременной изюминкой всех балов и маскарадов в имении графа Орлова, быстро завоевал невероятную популярность среди московского дворянства. Заполучить к себе цыган Орлова было престижно, и вскоре хор стал особым предметом увеселений во дворцах московской знати. А вот как описывает цыганская легенда встречу графа Орлова с цыганами:
«Случилось так, что попали цыгане во владения графа Орлова. Известное дело, какое отношение у знати было к бродячим цыганам: гнать их, да и только. Пришли слуги графа гнать цыган. А Федор Соколов шагнул им навстречу и спокойно говорит:
– Зачем вы понапрасну гневаетесь? Хорошо, пусть будет по-вашему. Вот переночуем, а наутро запряжем коней и уедем. Нам вашего добра не надо, у нас своего хватает.
Передали эти слова графу. Взъярился тот:
– Чтобы немедленно уезжали, а не то худо им будет!
Выбрал граф самых дюжих молодцов из своей челяди и сам поехал гнать цыган. Подъехал и стал как вкопанный. Слышит – песня льется. Удивился граф, до чего же хорошо поют цыгане. Отпустил он слуг, один в табор пошел. Встретил графа Федор Соколов как подобает – поклон отвесил, в шатер свой пригласил, на почетное место усадил. Свою внучку, красавицу Стешу, показал. А потом песни зазвучали. И так графу хорошо было у цыган, что он с ними всю ночь просидел. И с той поры повелел граф не трогать табор цыган, чтобы оставались они в его владениях. А Федор Соколов так понравился графу, что стал он приглашать его к себе во дворец с цыганским хором».
Поначалу хор графа Орлова выступал без гитар, и лишь с появлением семиструнной гитары цыганские песни зазвучали так, как мы привыкли их слышать. Русская семиструнная гитара появилась в результате экспериментов французского мастера Рене Леконта, хотя некоторые считают, что создателем ее был русский композитор чешского происхождения Андрей Осипович Сихра. Все-таки, видимо, француз первым сконструировал семиструнную модель около 1800 года, но она не прижилась в Западной Европе, а Сихра лишь популяризировал семиструнную гитару, которая появилась в России в начале XIX века. Всю творческую жизнь композитор посвятил этому инструменту, сочинил более тысячи музыкальных композиций для семиструнной гитары и блестяще их исполнял. Возможно даже, что Сихра сформировал ныне применяемый строй инструмента. Есть другая версия возникновения семиструнной гитары. Изобретателем может быть чешский композитор Игнатий Гельд, живший и работавший в то же время, что Сихра. Его перу принадлежит учебник игры на семиструнной гитаре, подаренный им в 1798-м супруге Александра I. Необычайную популярность семиструнная гитара обрела в России как среди опытных музыкантов, так и новичков, дворяне и мещане исполняли романсы, а цыгане – свои трогательные песни.
Появление французской гитары у цыган описано в легенде о соколовской гитаре и связано с именем графа Дибича. «Кочевал по свету большой цыганский табор. Двенадцать семей в нем было, а может быть, и больше. Вожаком табора был Мелентий Соколов… Занимались цыгане в таборе лошадьми, торговали, меняли – все как обычно, а остановится табор на ночевку, да соберутся цыгане у костра, тут уж песни и пляски, веселье льется. Запевала обычно дочь Мелентия красавица Даша, и вторил ей басом Платон, любимый сын вожака. А потом цыгане хором вступали… Как-то раз остановился табор в угодьях графа Дибича. Распрягли цыгане коней и пошли лес валить на дрова, чтобы костры разжечь. Тут и застали их графские слуги. Начали они гнать цыган, да разве таких молодцов силой возьмешь?! Стали цыгане стеной – не подступишься. А Мелентий вышел вперед и сказал графским слугам:
– Напрасно хотите табор силой взять. Если надо их сиятельству от нас чего-нибудь, пусть сам к нам и приедет. А мы на месте останемся.
Прибежали слуги к графу, рассказывают, что, мол, цыгане лес рубят, конями своими луга травят. Осерчал граф, велел карету запрягать. Под вечер поехал граф Дибич в цыганский табор. Подъезжает к шатрам и слышит: песня льется раздольная. Заслушался граф, а как кончилась песня, подошел поближе и спрашивает:
– Кто старший среди вас? Вышел вперед Мелентий, пригласил графа чайку попить цыганского, усадил вельможу на корыто, поставил перед ним самовар и поднос. Стали цыгане угощать гостя да потчевать.
– Не скрою, – сказал граф Дибич, – хотел я выгнать вас из своих угодий, да как только услыхал ваши песни, раздумал это делать. Не споете ли еще?
Взял Мелентий Соколов гитару, да как прошелся по ладам, у графа аж все внутри оборвалось. Забыл он, где находится и для чего приехал. А закончил Мелентий играть, встал граф Дибич, обнял старика и пообещал подарить ему свою лучшую гитару».
Это было первое упоминание о гитарном сопровождении цыганской песни. А дальше интереснее: «С тех пор стала кочевать с табором знаменитая гитара работы французского мастера, подарок графа Дибича. Не было на этой гитаре дорогих украшений, зато звучала так, что сердце наизнанку выворачивала». Следовательно, встреча Мелентия с Дибичем (если она состоялась) произошла не ранее 1800 года, когда Рене Леконт изобрел семиструнную гитару. До этого гитары были пятиструнными и широкого распространения на Руси не имели. Причем встретиться цыгане могли именно с Дибичем-старшим. Барон Дибич Иван Иванович (Ганс Эренфрид) был отцом графа Ивана Ивановича (Иоганна Карла Фридриха Антона) Дибич-Забалканского, любимца двух императоров, доблестного русского полководца, ставшего четвертым и последним в российской истории полным кавалером ордена Святого Георгия, генерал-фельдмаршалом. Потомок древних рыцарских дворян, барон Дибич происходил от Фридриха фон Девич или Дибич, гофмейстера герцога Лигницкого. Генерал-майор, герой войны с Наполеоном, перешел из прусской армии в русскую в 1781 году по приглашению царя: «В Российскую Императорскую службу по желанию и по повелению Государя Императора Павла I принят с тем, чтобы только при Высочайшей Его Величества особе находиться». Последней занимаемой должностью барона Дибича была должность директора Сестрорецкого оружейного завода.
«Перед смертью призвал Мелентий сына своего Платона и передал гитару ему с напутствием:
– Ухожу, Платоша, вышел мой срок по земле бродить. Твое время пришло табор вести. Все свое богатство оставляю тебе, но пуще всего береги гитару. Умирать будешь – достойному человеку передай, пусть хранит ее и играет на ней так, чтобы не позорить честь предков.
И пошла гитара Мелентия Соколова от отца к сыну, от сына к внуку и дальше, из поколения в поколение. Платон Соколов передал ее своему сыну Мирону, от него гитара попала к Прохору, известному в таборе силачу и красавцу, а потом Ефрему, Ивану, Трофиму. Умирая, Трофим передал гитару сыну своему Федору Соколову… После смерти Федора табор повел сын его Осип, а когда к тому смерть подкралась, позвал он Илью, сына своего, и велел ему встать во главе табора и вести его. И гитару ему передал, потому что никто лучше Ильи в таборе играть не умел.
– Спасибо тебе, дадо, за любовь твою и доверие, за гитару спасибо, что наши предки ценили. А табор принять не могу. Не лежит у меня душа к кочевью. Не помогу я братьям своим по цыганскому делу…
Умер Осип, избрал табор другого вожака, а Илья Соколов собрал всю свою семью и стал ездить по городам русским удивлять публику своей игрой на гитаре. После долгих странствий по свету попал Илья Соколов в Москву и начал работать в известном ресторане “Яр”… После смерти Ильи сын его Григорий собрал новый хор и переехал в Петербург, а вместе с ним и родовая гитара.
Какой это был хор, какие там были гитаристы! Особо отличался Федор Губкин. Сам князь Кочубей стоял перед ним на коленях, уговаривал сыграть “Цыганскую венгерку”… Когда умер Григорий Соколов, руководить хором стал Николай Шишкин – курский цыган, любимец писателя Куприна. А от Николая Шишкина знаменитая гитара перешла к дочерям Григория Соколова – Капе и Контраллюше. Обычно на соколовской гитаре играла Капа, у нее и оставалась гитара до самой ее смерти. По наследству соколовская гитара должна была перейти к племяннику Коле по прозвищу Паяла. Это прозвище он получил за свой вечно сизый нос, да не решилась Капа отдать гитару Паяле. Хоть и прекрасно играл он, да был горьким пьяницей, боялась Капа, что променяет он гитару на бутылку водки. Так и перешла гитара в другой род – Панковых. Досталась она Валентине – виртуозной гитаристке. От Валентины гитара должна была перейти к Николаю Панкову. Сам Федор Губкин дал путевку в артистическую жизнь этому цыгану…
Но шла Первая мировая война, и пропал Николай Панков без вести… В тысяча девятьсот девятнадцатом году случилось это: хоронили Валентину. Собрались на кладбище цыгане. Оплакали покойную, а потом, по завещанию, разломали знаменитую соколовскую гитару на щепки, зажгли костерок и сварили на этом костерке кисель. Так закончилась история соколовской гитары».
Незадолго до войны 1812 года цыгане графа Орлова получили вольную, хор осел в Москве, «в Грузинах», и стал профессиональной концертной труппой. Под руководством Ильи соколовский хор достиг вершин славы и популярности, а выражения «соколовский хор», «соколовская гитара» вошли в песни и стали нарицательными для обозначения высочайшего мастерства романсного исполнительства. До сих пор ходит в народе песня:
Вы слыхали хор у «Яра»?
Он был Пишей знаменит.
Соколовского гитара
До сих пор в ушах звенит.
Ресторан «Яр» открыл в 1826 году на Кузнецком мосту француз Транкиль Яр (фр. Tranquille Yard), давший своему заведению собственное имя, вернее – часть своей двойной фамилии. Ресторан пользовался широкой известностью и вскоре стал центром притяжения для московского бомонда. Одной из блистательных солисток хора была воспетая в песне Пиша (Олимпиада Николаевна Федорова). Там бывали члены императорской фамилии, поэты Пушкин, Нащокин, Языков, Голохвастов, позже завсегдатаями ресторана стали Савва Морозов, Гиляровский, Плевако, Пржевальский, Чехов, Куприн, Горький, Леонид Андреев, Бальмонт, Шаляпин. За годы своего существования ресторан несколько раз менял адрес, какое-то время в середине XIX века располагался в старом саду «Эрмитаж» на Божедомке. Летели годы, менялись хозяева, но не менялось название и ресторан по-прежнему оставался центром московской разгульной жизни – там ели, пили, пели, слушали и смотрели выступления цыганского хора и проводили время чуть ли не все знаменитости эпохи.
С конца XVII и почти до середины XIX века увлечение цыганами было одной из главных дворянских забав. Под цыганское обаяние попал даже известный всей Европе авантюрист Джиакомо Казанова, предпринявший в 1765 году путешествие в Россию без гроша в кармане. И хотя принимали его, как и всех иностранцев, с русским гостеприимством, щедростью и незаслуженным почетом (аферист был даже представлен «просвещеннейшей» императрице Екатерине II и ее «блистательному» двору), он не написал ни одной хвалебной строчки о России, где провел больше года. Единственным светлым воспоминанием он считал покупку прекрасной тринадцатилетней девственницы по имени Заира, которую собственноручно мыл в общественной бане и удивлялся тому, что остальные мужчины не обращают на обнаженную красавицу никакого внимания. Покупка обошлась ему в 100 рублей. Девица оказалась способной во всех отношениях, вскоре они могли общаться на итальянском, и аферист водил ее по светским вечеринкам под видом своей воспитанницы. Покупка цыганки из хора могла обойтись любителю экзотики намного дороже – от 20 до 50 тысяч рублей (в то время как, например, крепостной крестьянин стоил 150 тысяч).
Особо отличились в любви к цыганкам Рюриковичи из рода Толстых. Первым стал дядя Льва Николаевича, Федор Иванович Толстой, полковник, путешественник и один из самых известных русских авантюристов XIX века. После окончания Морского кадетского корпуса юноша, отличавшийся крепким здоровьем, ловкий, выносливый, прекрасный стрелок и фехтовальщик, поступил на службу в гвардейский Преображенский полк, но долго там не продержался. 20 июня 1803 года, вместо того чтобы присутствовать на смотре полка, он отправился наблюдать за первым в России полетом на воздушном шаре. Получив нагоняй от командира полка полковника Е. В. Дризли, счел себя оскорбленным и прилюдно плюнул ему в лицо. Состоялась дуэль, на которой командир полка получил тяжелое ранение. Избежать наказания Федор Толстой смог весьма неординарным способом. В августе 1803 года из Кронштадта отправились в кругосветное путешествие шлюпы «Надежда» и «Нева». На «Надежду» капитана И. Ф. Крузенштерна попал и граф, выдав себя за собственного двоюродного брата-тезку, имевшего прекрасные рекомендации.
За время плавания он перессорился со всей командой, постоянно устраивал не самые безобидные розыгрыши и так достал весьма уравновешенного Крузенштерна, что тот приказал высадить его на Камчатке. С Камчатки Толстой добрался до одного из Алеутских островов, где был с восторгом встречен аборигенами. Впечатленные многочисленными татуировками, сделанными им в дни остановки «Надежды» на острове Нуку-Хива, те были готовы признать его своим вождем. У народов Тихоокеанского региона подобные украшения считались признаком знатного происхождения, власти и особой избранности. Долго править алеутами графу не довелось, он был доставлен русским торговым судном в Петропавловск, откуда добрался до Петербурга в августе 1805 года и произвел настоящий фурор в высшем обществе. Авантюры Толстого, одиночные путешествия, знакомства с народами далеких островов превратили его в легендарную личность, и он получил прозвище Американец. Сам Федор Иванович с удовольствием пересказывал свои удивительные истории снова и снова, а также подогревал интерес к собственной персоне, демонстрируя татуировки. По слухам, диковинные «художества» не коснулись лишь лица и шеи графа – для XIX века неслыханная смелость! На фронте он проявил беззаветную храбрость, однако вздорный характер, нечестная игра в карты, разгульный образ жизни мешали его становлению в обществе. По поводу карточного плутовства он говорил: «Только дураки играют на счастье, а ошибки фортуны надо исправлять».
Поначалу отношения Федора и Пушкина, которого поэт, тоже заядлый игрок, обвинял в мошенничестве, не сложились, но до дуэли не дошло, отношения наладились. Именно граф познакомил Пушкина с будущей женой Натальей Гончаровой, и именно Федору Александр Сергеевич поручил в 1829 году сватать за него Наталью. Осенью 1814 года, когда Москва отстраивалась заново и веселилась напропалую, в «одном из разгульных обществ» граф встретил семнадцатилетнюю цыганку Дуняшу – Авдотью (Евдокию) Максимовну Тугаеву. И когда граф добился взаимности от свободолюбивой девушки, собутыльники прозвали его Цыганом. Сам Американец с юных лет отличался черными кудрями. Страсть барина к цыганке оказалась не мимолетным увлечением. Через некоторое время они обвенчались. Авдотья оказалась женщиной энергичной и преданной своему мужу. Очевидно, только такая жена могла с ним ужиться. В канун свадьбы Толстой-Американец проиграл в карты 60 тысяч рублей. Его невеста певица Авдотья Тугаева для выплаты долга не раздумывая продала бриллианты, которые он же ей раньше и подарил. На этом рисунке Пушкин изобразил Федора Толстого и Дуняшу Тугаеву, которая родила графу двенадцать детей, десять из которых умерли в младенчестве. Их смерть Американец считал карой за убитых на дуэлях противников, и, когда в семнадцатилетнем возрасте умерла его любимица, блестяще образованная, талантливая дочь Сарра, тяжело пережил эту потерю. Он вычеркнул последнего из списка убитых им людей и сказал:
– Ну, слава богу, хоть мой курчавый цыганеночек будет жив, – имея в виду вторую свою дочь Прасковью.
Старший брат Льва Толстого Сергей выделялся среди своих братьев статностью и красотой. Остроумный, блестящий, он был щедро одарен разнообразными талантами: прекрасно рисовал, был отличным музыкантом и математиком. Все пути были открыты для этого выдающегося юноши, легко достигавшего успехов в учебе, в особенности в Казанском университете, где он был учеником великого Лобачевского. Лев Толстой изобразил брата под именем Володи Иртеньева в «Отрочестве». Он вспоминал о том восхищении, которое внушала ему способность брата жонглировать «синусами и косинусами», недоступными, казалось, для его понимания. Однако Сергей не сделал блестящей карьеры, как от него ожидали: он был слишком горд и лишен тщеславия. Лишь один год он сумел продержаться на воинской службе в гвардии и поспешил выйти в отставку. В семье Толстых все любили цыганскую музыку, но у Сергея это превратилось в неодолимую страсть.
Влюбившись в знаменитую певицу цыганского хора Марию Шишкину, Сергей дни и ночи напролет проводил у цыган. После длительных переговоров со старейшинами хора ему удалось выкупить Машу и увезти ее в Пирогово. Затем были хлопоты перед императором о разрешении на брак, и 7 июня 1867 года они обвенчались. К тому времени у них было трое детей, а всего цыганка-графиня родила ему одиннадцать детей, из которых они вырастили только четверых.
Просадить состояние на цыган, по словам Льва Толстого, считалось особым шиком. Он даже придумал особое слово для обозначения поголовного увлечения искусством цыган – «цыганерство». По молодости лет граф и сам частенько наведывался в табор, был хорошо знаком с творчеством и бытом цыган и даже изучил цыганский язык. В письме брату Сергею он писал: «Надеюсь, что ты мне ответишь и напишешь про себя, про свои отношения с Машей и про разные подобные забавные истории – про Чулковых, офицера, который запрягал кузнецов, Овчинникова Андрея, кормилицу. Да, и про Гашу (цыганку) напиши, передай ей, что я мысленно делаю с ней чукмак-семяк и желаю ей много лет здравствовать. По-цыгански я совсем забыл, потому что выучил татарский».
Кстати, сестру Маши Толстой, Ольгу Михайловну Шишкину, выкупил из хора известный поэт Афанасий Афанасьевич Фет-Шеншин. Человек очень практичный, он не помышлял о женитьбе на цыганке, хотя, по-видимому, любил ее. Женились на цыганках князья Витгенштейн и Массальский, уральский миллионер Нечаев и многие другие. В путевых заметках о России Теофиль Готье свидетельствовал: «Цыганки воздержанны… и целомудренны… Их добродетель славится в России. Никакой соблазн не приводит к желанному исходу, и молодые и старые господа растрачивали на цыганок баснословные деньги, нисколько не приближаясь к цели. Однако в их поведении нет ничего дикого и непримиримого. Цыганку можно взять за руку, за талию, иногда она возвращает похищенный у нее поцелуй. Если для всех недостает стульев, она фамильярно садится вам на колени и, когда начинается пение, кладет вам свою сигарету в зубы, а затем забирает ее обратно…» Спрос на цыганские хоры был огромным по всей России, а среди их почитателей были практически все яркие личности XIX века. Маркиз де Кюстин в книге «Россия в 1839 году» делится впечатлениями от выступления цыганской труппы, которое он лицезрел, будучи в Нижнем Новгороде: «…один знакомец повел в трактир с цыганками, расположенный в наиболее оживленной части ярмарочного городка. Близилась полночь, но внутри было еще людно, шумно и светло. Цыганские женщины показались мне очаровательными, одеяние их, внешне – то же самое, что и у других русских женщин, выглядит как-то необычно; во взгляде и чертах у них есть нечто колдовское, в движениях же изящество сочетается с величавостью. Одним словом, у них есть своеобразный стиль, как у сивилл Микеланджело».
Закономерно, что именно Пушкин создал исключительное произведение о жизни цыган, и это признано во всем литературном мире. Его поэма «Цыганы», изданная в 1826 году, получила высокую оценку компетентных современников в Англии (филолог Дж. Борроу) и Германии (санскритолог А. Ф. Потт) как лучшее в мировой литературе произведение по выражению внутреннего мира цыган. Однако было бы наивно думать, что все произошло спонтанно, под влиянием эмоций, полученных им во время кочевья с бессарабскими цыганами. До того момента, когда на бумагу легли известные любому жителю нашей страны, учившему литературу по советской школьной программе, строки:
Цыганы шумною толпой
По Бессарабии кочуют.
Они сегодня над рекой
В шатрах изодранных ночуют, –
поэт проделал немалую исследовательскую работу по изучению истории цыган в архивах Кишинева и доступной литературе. Отбросив в сторону все подозрительные «мемуары» и «воспоминания», связанные с молдавской ссылкой поэта, следует согласиться с О. Проскуриным, что сейчас «мы можем сказать более или менее достоверно о контактах Пушкина с цыганами следующее: Пушкин наверняка видел бессарабских цыган и, скорее всего, из любопытства посещал их табор (деревню). Все остальное – необоснованные домыслы». Пушкин действительно знал о цыганах больше среднего современника – это демонстрирует сама поэма, ее черновик и предисловие к ней, а также рисунки цыганского быта, которые могли быть сделаны только в цыганской деревне (таборе), все остальное фантазия поэта, знания, почерпнутые из книг, но не из личного кочевого опыта. Нельзя не согласиться с этнографами Ефимом Друцем и Алексеем Гесслером: «Почему-то до сих пор ни один пушкиновед не задался простым и естественным вопросом: на каком языке общался Пушкин с цыганами? Бессарабия отошла к России по Бухарестскому миру в 1812 году. С тех пор прошло всего девять лет. Трудно представить, что цыгане к тому времени владели русским языком, хотя определенно знали молдавский. Но Пушкин не знал ни цыганского, ни молдавского.
Пушкин писал поэму параллельно с романом «Евгений Онегин». Отдельные фрагменты текста выходили в периодике: в марте 1825-го в альманахе «Полярная звезда», в 21-м номере журнала «Московский телеграф», в альманахе «Северные цветы на 1826 год». В декабре 1826 года Антон Дельвиг подал прошение о напечатании поэмы в петербургский Главный цензурный комитет, вскоре позволение было получено. В феврале 1827 года рукопись ушла на согласование в Третье отделение императорской канцелярии. В итоге в конце апреля 1827 года поэма вышла отдельным изданием в московской типографии француза Августа Семена (Огюста-Рене Семена). Стоила книжка пять, шесть или семь рублей ассигнациями (в зависимости от книжной лавки), а на ее обложке располагалась виньетка – разбитые цепи, кинжал, змея и опрокинутая чаша. Критики сошлись во мнении, что «Цыганы» – очевидная пушкинская удача. Первые читатели поэмы в один голос выделяли особенное изящество стихов (пятистопный ямб входил тогда в моду). Александр Тургенев писал Петру Вяземскому 26 февраля 1825 года: «Не мне одному кажется, что это лучшее его произведение». Рылеев сообщал Пушкину в письме от 25 марта того же года: «От Цыган все без ума», а Вяземский определил «Цыганов» так: «Ты ничего жарче этого еще не сделал… Шутки в сторону, это, кажется, полнейшее, совершеннейшее, оригинальнейшее твое творение».
А что сами цыгане? Вот как пересказывал легенду о жизни Пушкина среди цыган житель деревни Семрино Ленинградской области, цыган Иван Михайлович Федоров. «Издавна имя Пушкина среди цыган в почете за то, что он их добрым словом поминал, за то, что любил их, за то, что жил среди них, за то, что книги о них писал… Прогневал Пушкин царя, и хотел тот его сослать, да не удалось царю это дело. Скрылся Пушкин. Ходил он себе по России и как-то раз набрел на цыганский табор. Видит: стоят шатры, лошади по поляне гуляют, костры горят. Сидят цыгане возле костров, кушают, чай пьют, а рядом на пне кузница-ковальня устроена, тут же коней подковывают, молодежь здесь же песни под гитару поет. Пушкин сразу в табор не пошел, остановился неподалеку, наблюдает. Видит он: пошла в лес цыганочка дровец набрать. А была цыганочка та молодой да красивой. Подошел к ней Пушкин, разговорился. А надо сказать, что вид у Пушкина к тому времени был не барский, долго ходил он по земле и пооборвался совсем. А сам по себе Пушкин был красавцем. Понравился он цыганке, привела она его к своему отцу. Так и остался Пушкин у цыган в таборе жить. Повенчали Пушкина с Земфирой по цыганскому обычаю, как положено. И стали они жить-поживать. Предложил вожак Пушкину:
– Живи как хочешь, морэ, делай что пожелаешь: хочешь – на кузнице работай, хочешь – лошадьми занимайся – твоя воля.
Да только не стал Пушкин ни кузнецом, ни цыганским барышником. Сидел он себе на пеньке да книги свои писал. А еще рисовал много: детей цыганских рисовал, коней, как пляшут цыгане, как поют для богачей, как милостыню просят, как гадают – все как есть рисовал. Жаль только, что не дошли эти рисунки до наших дней: в таборе погибли при пожаре. Долго ли, коротко ли, рождается у Земфиры сын от Пушкина. А тут, как на грех, влюбилась цыганка в одного таборного парня. Стала к нему на свидания ходить тайком. Как-то раз ложится Пушкин с Земфирой в полог, да только глаза сомкнул, встала Земфира и ушла от него по росе на свидание. А тут ребенок заплакал. Проснулся Пушкин, глядит – нет жены. Кинулся он искать ее. Видит, следы по росе от шатра ведут. Пошел Пушкин по следам и набрел на влюбленных. Сидят они у реки, обнимаются. Великий гнев охватил Пушкина, и не сдержался он, выхватил цыганский нож и убил цыгана. Собрался табор на цыганский суд. Слыханное ли дело: человека убили, да еще в своем таборе?! Стали разбираться, судить да рядить.
– Из-за ревности погиб цыган, – сказал вожак, – и ревность была правильной. Коли нарушила Земфира слово, данное тебе перед Богом, то по закону следовало ее убить.
– Не мог убить я ее. Люблю я Земфиру по-прежнему, да и что бы сын мой делал, если бы я Земфиру убил? – ответил Пушкин.
Долго совещались старики и решили осудить Пушкина по старинному обычаю: посадить его на камень, а потом изгнать из табора. Только за убийство была такая кара. А когда сажали человека на камень, сердце его (так верили цыгане) должно было окаменеть для цыганского рода. Посадили Пушкина на камень, а табор снялся с места и укатил в степь».
Вот какие суровые наказания были у цыган, которых в большинстве стран Европы вешали без суда и следствия за конокрадство. Цыгане приняли поэму Пушкина всем сердцем, и многие знали ее наизусть. Любовь их была взаимна. Живя в Москве, поэт был коротко знаком через П. В. Нащокина, влюбленного в Ольгу Андреевну, дочь знаменитой цыганки Стеши, с московскими цыганами. Вот как описывала первую встречу с поэтом известная в те годы цыганская певица Татьяна Демьянова:
«Поздно уже было, час двенадцатый, и все мы собирались спать ложиться, как вдруг к нам в ворота постучались, – жили мы тогда с Лукерьей и Александрой да с дядей моим Антоном на Садовой, в доме Чухина. Бежит ко мне Лукерья, кричит: “Ступай, Таня, гости приехали, слушать хотят”. Я только косу расплела и повязала голову белым платком. Такой и выскочила. А в зале у нас четверо приехало, – трое знакомых… Голохвастов Александр Войнович, Протасьев-господин и Павел Воинович Нащокин… А с ним еще один, небольшой ростом, губы толстые и кудлатый такой… И только он меня увидел, так и помер со смеху, зубы-то белые, большие, так и сверкают. Показывает на меня господам: “Поваренок, – кричит, – поваренок!” А на мне, точно, платье красное ситцевое было и платок белый на голове, колпаком, как у поваров. Засмеялась и я, только он мне очень некрасив показался. И сказала я своим подругам по-нашему, по-цыгански: “Дыка, дыка, на не лачо, тако вашескери!” Гляди, значит, гляди, как нехорош, точно обезьяна! Они так и залились. А он приставать: “Что ты сказала, что ты сказала?” – “Ничего, – говорю, – сказала, что вы надо мною смеетесь, поваренком зовете”. А Павел Воинович Нащокин говорит ему: “А вот, Пушкин, послушай, как этот поваренок поет!”»
Когда Татьяна закончила петь, Пушкин закричал: «Радость ты моя, радость моя… ты бесценная прелесть…» Пушкин обещал ей написать еще одну поэму о цыганах, но обещание не успел выполнить. Дня за два до своей свадьбы с Натальей Гончаровой Пушкин встретил Татьяну у Нащокина, сказал, что женится, и попросил для него спеть. Но как только она запела, Пушкин неожиданно для всех разрыдался и уехал, ни с кем не простившись. То, что многие хоровые цыгане знали наизусть его поэму, радовало его не меньше, чем восхищение современников.
Если вы спросите, зачем я написал все это сегодня, – чтобы знали, чтобы помнили, читали и гордились. И закончу диалогом поэта с Жуковским. «Я ничего не знаю совершеннее… твоих “Цыган”! Но, милый друг, какая цель? Скажи, чего ты хочешь от своего гения?» На это Пушкин отвечал: «Ты спрашиваешь, какая цель у “Цыганов”? Вот на! Цель поэзии – поэзия, как говорит Дельвиг (если не украл этого)».
ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА
Баранников А. П. Цыганы СССР: Краткий историко-этнографический очерк. М.: Центриздат, 1931.
Пушкин А. С. С???.????.:???обр. соч.: в 10 т. М.: ГИХЛ, 1962.
Черейский Л. А. Современники Пушкина. Документальные очерки. Л.: Детская литература, 1981.
Сказки и песни, рожденные в дороге / сост. Е. Друц и А. Гесслер. М.: Наука, 1985.
Любовные и другие приключения Джиакомо Казановы. Л.: Васильевский остров, 1991.
Вересаев В. В. Спутники Пушкина. М.: Советский спорт, 1993.
Толстой С. Л. Федор Толстой Американец. М.: Современник, 1990.
Проскурин О. Русский поэт, немецкий ученый и бессарабские бродяги (Что Пушкин знал о цыганах и почему скрыл от читателей свои познания) // Новое литературное обозрение. 2013. № 5 (123).
