* * *
Путь проделав большой,
Бурно радуясь вместе со всеми,
До конца прошагав
И уйдя наконец на покой,
Мы лукавим душой,
Повторяя: «Всему свое время».
Руку к сердцу прижав,
Согласись, мы лукавим с тобой.
Но, с другой стороны,
Есть ли смысл нам особо лукавить?
Есть ли смысл утверждать,
Что не чувствуем нашей вины?
Жизнь промчалась, и мы
Ничего уж не в силах исправить,
И во всем упрекать
Лишь себя, безусловно, должны.
Наступает пора
Оставлять это хлебное место,
Получать под расчет,
Уходя наконец со двора…
Сыщик ищет вора,
Скромный юноша ищет невесту,
Чей-то мальчик поет
И не помнит, что было вчера.
* * *
Два старых московских кольца
В моей и не только судьбе,
Одно называется «А»,
Другое, чуть большее, – «Б».
Узнать их, увидев в кино,
Достаточно пары минут:
В бульварах и скверах одно,
«Садовым» другое зовут.
И ты мне в тот миг не мешай
Смотреть, как по старой Москве
Ползут деревянный трамвай,
Троллейбус с эмблемою «Б».
Вдруг время задумает вспять
Свернуть там, где детство и где
Пути их сойдутся опять
В моей и не только судьбе.
Где скверы, сады и бульвары
Сливаются в общий поток –
И очередь в дуровский старый
И вправду живой уголок.
* * *
Все глуше смех, все тише споры,
Все громче клич: «Маэстро, туш!»
Почти не ставят «Ревизора»
И не проходят «Мертвых душ».
Сатириков пора забыть бы
И зачехлить свой острый кий,
Хотя играется «Женитьба»
И страшно популярен «Вий».
И вновь по Невскому проспекту,
Отчаявшись и впав в психоз,
В толпе прохожих бродит некто,
В запарке потерявший нос.
Однако строить параллели
Бесмысленно, их просто нет.
Ведь тех, кто вышел из «Шинели»,
Давным-давно растаял след.
И мчится наша птица-тройка
Куда-то, набирая ход,
Как и при Гоголе, да только
Куда ответа не дает.
* * *
Не сносить, не сносить непременно
Нам, как видно, с тобой головы?
Родились на задворках Вселенной,
Но зато в самом центре Москвы.
В нас с тобою московские корни,
А отсюда столичная спесь,
И вселенная наша, запомни,
Началась и закончится здесь.
Развивалась, росла неуклонно,
Не щадя ни врагов, ни друзей,
Не согласно вселенским законам,
А по воле великих князей.
Превращаясь из вялой и сонной,
Не идущей врагу на поклон,
Белокаменной, первопрестольной
В Третий Рим и второй Вавилон.
В «вечный» город, которому впору
Ожидать, как и всем нам, конца
По примеру Содома с Гоморрой,
Рассердивших когда-то Творца.
* * *
«В ностальгическом трансе торча,
я купил — как когда-то — портфель
«Солнцедара».
Т. Кибиров
Когда-то нынешние классики
Играли с девочками в классики,
Потом на первый гонорар
В подъезде пили «Солнцедар»
И объясняли в интервью,
С чего в России столько пьют.
Ну а сегодня те же классики
Рассказывают людям басенки,
Все строят из себя гурманов,
Не одобряют наркоманов,
Но за приличный гонорар
Вновь вспоминают «Солнцедар».
НА ВОЙНЕ КАК НА ВОЙНЕ
А «на войне, как на войне»,
То убивают и дерутся,
То байки травят и смеются
И видят дом родной во сне.
То отступают впопыхах,
То жадно перед боем курят.
То молча кланяются пулям,
То водкой заглушают страх.
То оставляют города,
Когда нет сил не оставлять их,
И слышат горькие проклятья,
И в землю смотрят от стыда.
То все тесней смыкают строй.
То Днепр форсируют и знают,
Что каждый третий погибает,
А первый, кто доплыл, — Герой!
Что «на войне, как на войне»,
Что «a la guerre com a la guerre»…
И множество других примеров
Уже на ум спешат ко мне.
Не стану вам их приводить,
Хоть привести не так уж сложно,
Сложней понять, как было можно
И выстоять и победить.
ГОРОДСКОЙ РОМАНС. XXI ВЕК
1
«Плывет в тоске необъяснимой»
Минувшее, нахлынув разом,
Становится невыносимо
От ностальгического спазма.
Плывут в тоске все те же лица –
А память, как всегда, жестока,
И вновь не спрятаться, не скрыться
От ностальгического шока –
Друзей, соседей, домочадцев.
И сколь ни прилагай стараний,
Вновь невозможно удержаться
От ностальгических рыданий.
Их сила непреодолима,
На истерию непохожа.
«Плывет в тоске необъяснимой»
По Трубной улице прохожий.
2
Мы были винтики плохого,
Весьма большого механизма.
Мы были клетками живого,
Хоть и больного, организма.
История нас пропускала,
Как мясо через мясорубку.
И, как табак, нас набивала
В свою погаснувшую трубку.
Раскуренная неумело
Она как горькая отрава,
И жизнь, едва качнувшись влево,
Качнулась вправо.
Смешной и чистый, как хрусталик,
Средь многочисленных прохожих
В людской толпе плывет кораблик
Весенним утром в день погожий.
Вдоль по Петровке, по Неглинной,
Там, где когда-то мы шагали,
Плывет кораблик наш старинный,
Кораблик скорби и печали.
Плывет кораблик ненастырный,
Размером с дамскою ладошку,
Хоть рядом с ним лежат пустые
Велосипедные дорожки,
Но он на них не заплывает,
Порядки новые все знает.
Плывет кораблик удивленный
Тому, как может измениться
Все в нашей жизни немудреной
И как меняется столица.
Москва теперь совсем другая,
Уже совсем другие люди
По улицам ее шагают,
И по-другому вряд ли будет.
А возле цирка рыжий парень
Бесплатно раздает газеты,
Меняют плитку на бульваре,
Уложенную прошлым летом,
И молодежь спешит на тренинг
По выколачиванью денег.
Плывет наш маленький кораблик
По тротуарам мимо скверов,
Как старый и нелепый карлик
Плывет средь новых Гулливеров.
Но он не опускает флаги,
Не бьет в отчаянье тревогу,
Хотя из центра плыть бедняге
В любой конец придется много.
Там где над Новою Москвою
Стоят, качаются от ветра
Дома-гиганты высотою
Чуть не ли в сотню с лишним метров,
Где под стрелой подъемных кранов
Безумный город прет из чрева,
Где может все, качнувшись вправо,
Качнуться влево.
