Юрий РОЗЕНШТЕЙН MEMENTO VITA ET MEMENTO MORI Стихи

МЕРТВОЕ МОРЕ

Меня здесь нет, тому шесть лет минуло,
Но это там, а тут часы стоят
С тех пор, когда на прошлое взглянула
Одна жена три тыщи лет назад…
И сердце сжалось и остановилось…
До этих дней, растрескавшись, гранит
Слезу ее застывшую хранит
На зависть ангелам за Божию немилость…
Так твой Творец когда-нибудь с тобой
И справедливо, и бесчеловечно
Поступит, если, позабыв о вечном,
Ты на земном задержишь взгляд земной…
Ведь вера не бывает неслепой,
А за любовь, которая без меры,
Создатель столп воздвигнет соляной
И города осыплет серой…
Над этим морем чайки не летают,
Сюда на нерест рыбы не идут,
Тут соль земли на раны насыпают.
(Мои-то все равно не заживут…)
Тут Лотовой жены нетленный дух
Над самой низкой точкой на планете
Один парит… И донага раздета
Душа моя усопшая лежит.

ПИНОККИО

Не в Риме, где Давид и Голиаф,
Не там, где просыпаются вулканы
И где венецианских дожей прах
Хранят резные мраморные грани,

Я был как дома, а не как в гостях
В старинной деревушке, близ Тосканы.
И слушал речь, что струями фонтана
Слетала с уст, как эхо в их горах…

Но истины, наверное, в словах
Не больше было, чем на дне стакана…
Такие же, как наши, тараканы
Роились в итальянских головах:

Кого-то Бог забыл или оставил,
Кого-то щедро поднял на руках!
Пиноккио там на зеро поставил,
В который раз оставшись в дураках…

Я за Тобою следую повсюду,
Но, видимо, и здесь не сбыться чуду.

ПРОЩАЙ, ПАРИЖ

Прощай, Париж! По набережной Сены,
Где лавкам букинистов несть числа,
Бреду в бреду. Чужие имена.
И солнечные зайчики на стенах.

Я точно знаю: здесь она была.
В кафе напротив книгу на колени
Роняла… И стояла у окна,
Как призрак, не отбрасывая тени.

Улыбки. Густо сдобрена елеем,
Иная речь звучит в моих ушах.
Но мнится мне ее нездешний шарф,
С плеча сползающий тем самым змеем.

И с каждым шагом и добрей и злее
Смотрю вокруг, киваю невпопад,
И, спав с лица, то жертвой, то злодеем
Я бормочу, не попадая в лад.

По незнакомым памятным местам,
По желтым и потрепанным страницам
Один брожу. Зачем? Не знаю сам…

Француженки… У них особый шарм.
Но мне другой, неповторимый снится,
И я слоняюсь по ее следам.

ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ДЕМОНА

Тесней на шее сходится петля,
С нездешней силой в неразрывной связи
Я чувствую, как тянет мать-земля
Меня к корням. Но это вы из грязи.
Шипит потусторонний голос: «Тля,
И без тебя в подлунном мире мрази
Достаточно размножилось и для
Египетских, и прочих казней сразу».
По образу, подобию Он зря
Вас создал. Или дрогнуло лекало?
Я предостерегал, что так нельзя,
Ведь правда даже рядом не лежала.
Она для вас страшнее, чем проказа
И даже смерть, а сень ее была
И остается ипостасью зла.
А все-таки я верил: пусть не сразу,
Когда-нибудь открою вам глаза.
Но ход вещей не изменил ни разу.
Вам нипочем небесная гроза,
От истины всегда бежал ваш разум.
Что ж, радиоактивная зола
Останется, и вы – частицы пепла –
Вернетесь в уготованное пекло.
Невыполнима миссия посла.
И даже Он вас защитить не смог
От вас самих, вы превратили в смог
Его Эдем, и смрад над головами
Висит. Лишь я один останусь с вами.
Вам разве всуе нужно слово «Бог»?
И вовсе не по воле злого рока
По странгуляционной борозде
Вы движетесь до своего истока,
Хотя могли б до устья по воде…

Он твердо знал, что все предрешено,
Пока вершили вы «свободный выбор»,
И понимал, что рухнете на дно,
Когда весы качнутся либо – либо.
Смоковница ничем не отличалась
От прочих древ, посаженных в саду,
Но позабыл про милость и про жалость,
Как только прикоснулись вы к плоду
И с широко закрытыми глазами
Судьбу свою «определяли сами».
А я еще доныне не постиг,
Как можно вечность поменять на миг.
Да будет так. Его предвечный лик
Узрели вы и съели плод запретный,
Оставив небу множество улик.
Но на вопросы были ли ответы?
Блюли бы, нарушали бы запреты,
А Лету невозможно переплыть.
Произошло, чему и должно быть.
Лишь иероглиф совести – покой –
Стал чуть витиеватей и сложнее.
Не постигая ту, что всех нужнее,
Адам не смог бы стать самим собой…
(Бозоны Хиггса, обращаясь в кварки,
За вас краснеют, приближаясь к свалке.)

Таким, возможно, замысел был Божий,
Когда Он создал все из ничего.
Казалось бы, Он что угодно может.
Или без мифов нету и Его?
Он наделил вас правом на ошибку,
Каким не обладал, а дисбаланс
Вам дал толчок. Смеется, плача, скрипка,
Мадонна дарит грустную улыбку,
И, упуская иллюзорный шанс,
Стреляет ближний в ближнего навскидку.
Он с вами строил то, чего отнять
И Сам не мог бы, пребывая в силе.
А смертным, что одной ногой в могиле,
Наверное, излишне объяснять,
Что все равно придется возвращать
Все, что они когда-то получили.
Он потому и Бог, что дал вам кров
И сотворил, иначе б во вселенной
Не родилась нетленною любовь
И не пришла неуязвимой тенью
Из трепетных, не слишком ясных снов.
Пьянящее и терпкое вино –
Его вода. Про ветхий дом на сваях,
Который опустел давно-давно
И позабыть пытался, покидая,
Лишь смертный скажет:«Это навсегда!
Сюда мне не вернуться никогда.
Такое никогда не забывают».
На вашей лжи замешан день творенья,
И с вашим блудом связан день конца.
В реликтовом найдете излученье
След вашего небесного Отца.
Таким, наверно, был Его мотив,
Что все переживет и все разрушит.
Недолговечно – вечный хрупкий миф,
По случаю в Его попавший уши
И бесконечно ноющий в груди.
И вот мультивселенных пруд пруди…
Но будут бесприютны ваши души.
Любовь… Она повсюду, через край!
За ней по океану, как по суше,
Идут из рая в ад, из ада в рай.

Бессмертные не падки на посулы,
Мучений ада не осознают,
Живут по букве, по закону судят
И никому осанну не поют.
В их крепкий сон, покой и аппетит
Тревоги смертных проникают тише,
И если кто-то бег минут и слышит,
То он им ни о чем не говорит.
Они стихи и музыку не пишут,
Не тонут в водах, не горят в огне,
Встречая милых, равномерно дышат
И никогда не видят их во сне.
Слепое ваше волеизъявленье
И есть аналог жертвоприношенья.
О, смертные! Цените ночь и день,
В гармонии с Творцом или в раздоре
Вы одиноки в радостях и в горе,
По существу, Он только ваша тень.
Memento vita et memento mori.