Алан Цхурбаев
(Опубликовано в №4, 2019 г.)
Спустя 15 лет после того как в нашей республике произошел один из самых жестоких терактов современности, у потерпевших по-прежнему нет ответов на самые важные вопросы этой истории.
Все эти вопросы перечислены в интервью с членами комитета «Матери Беслана», которое вы найдете в этом номере, поэтому я не буду подробно останавливаться на них в этой статье, вспомню лишь один эпизод. Те три дня я провел в Беслане у школы №1 в качестве журналиста. Второго сентября я стоял у местного Дома культуры, где со ступенек выступал один из местных чиновников силовых структур. Он как мог пытался успокаивать родителей, и в том числе повторил уже озвученную ранее кем-то другим ложь о количестве заложников в зале. Я стоял рядом с диктофоном. Увидев меня, чиновник вдруг прервался, указал на меня пальцем и объявил: «и не верьте журналистам, они все врут». После этого он скрылся за дверью.
Уже через день мы узнали, кто лгал, а кто был прав, реальная цифра была занижена почти в четыре раза, но это уже не могло ничего изменить. Но если бы эта цифра была озвучена сразу (а оснований сомневаться в том, что власти ее знали, нет), то это могло бы сильно повлиять на ход событий.
Этот совсем небольшой эпизод хорошо говорит об уровне лжи вокруг теракта в Беслане, которая сопровождала эту историю с первых часов и продолжается по сей день.
Все эти годы с ложью пытаются бороться потерпевшие. В октябре 2004-го года я узнал о закрытом собрании потерпевших все в том же Доме культуры Беслана. Под видом местного жителя я попал на это собрание и стал свидетелем возникновения комитета «Матери Беслана», который впоследствии стал главной силой в борьбе за правду о теракте.
Через несколько дней я связался с активистами только образованного комитета и напросился на интервью. Сусанна Дудиева пригласила меня к себе домой. Там же была и Рита Сидакова. У первой в теракте погиб сын Заур, у второй – единственная дочь Алла. Мне было очень трудно представить личные трагедии этих женщин, я постоянно думал, как им должно быть тяжело и настраивал себя на очень непростой разговор. Но первое, что сделала Сусанна, когда я пришел, это… предложила мне яичницу и извинилась, что больше ничего нет. И в этот момент я понял, насколько сильны эти женщины, пережившие невероятную трагедию, которая могла полностью сломать их личности, но нисколько не утратившие своей человечности и простой культуры человеческого общения.
Потом таких интервью были еще десятки, и каждый раз я выслушивал и подробно записывал основные претензии потерпевших к властям. Так было и сейчас. Казалось бы, сколько можно повторять одно и то же? Но пока нет ответов, эти вопросы должны звучать. Ведь любой, кому небезразлична судьба расследования этого теракта, должен понимать, что ответственность за это злодеяние несут те, кто его совершил, и те, кто его допустил. И если с первыми все более-менее понятно, то со вторыми непонятно ничего. В истории с более чем тремя сотнями погибших нет ни одного чиновника, понесшего уголовное наказание, а большая часть причастных и вовсе получила повышения в карьере.
Незадолго до 15-летия теракта стало известно, что в Беслане скончалась Рита Дудиева, бывшая заложница. В спортзале школы она была с тремя детьми, но выбралась лишь с одним, другие, сын и дочь, погибли. Сама Рита получила тяжелейшие ранения и всю жизнь после теракта провела в борьбе с их последствиями, которые осложнялись все новыми заболеваниями. При этом, по словам других женщин, будучи неравнодушным человеком, Рита всегда переживала, что не могла из-за проблем со здоровьем быть активным участником движения «Матери Беслана». Мне трудно сказать, будет ли имя Риты Дудиевой внесено в официальный список погибших в бесланском теракте, который на сегодня насчитывает 334 человека, но я не могу воспринимать это иначе. Спустя годы чьи-то руки, обагренные кровью детей и протянутые из зловещего спортзала первой бесланской школы, продолжают забирать жизни людей. И люди эти уходят в иной мир, так и не получив ответа на главные вопросы своей жизни.
Читать еще: «Дарьял» на Красной площади