Заслуженному художнику РСО-Алании, Валану Харебову, исполнилось 70 лет. На долю его поколения выпала нелегкая, но благодарная задача освобождения отечественного изобразительного искусства от пут идеологического догматизма, сковывавших свободу самовыражения художника.
В конце 60-х Валан Харебов оканчивает Московский государственный университет им. Ломоносова, факультет журналистики, и приезжает по распределению в Орджоникидзе – ныне Владикавказ – в телевизионное ведомство Ахсарбека Агузарова, где пытается работать в сельхозредакции, параллельно рисуя некие подобия комиксов по нартскому эпосу для детских тв. передач.
Еще будучи в московском альма матер регулярные посещения бесчисленных художественных выставок, расцветивших и освеживших культурную атмосферу Москвы 60-ых, исподволь формируют эстетические пристрастия Валана Харебова, а общение с такими видными представителями Московского андеграунда, какими были М. Гробман, В.Яковлев, Э. Курочкин, В. Пятницкий, Э. Дробицкий, с которыми его сводит Эдуард Чилахсаев – двоюродный брат и духовный наставник юбиляра – укрепляют желание интенсивно заняться живописью. На каникулах в родном Цхинвале оно подпитывается неистовым темпераментом одного из наиболее ярких осетинских художников, живописца Хсара Гассиева.
Творчество названных художников, как и андеграунда в целом, развивалось в оппозиции к официальному искусству: основой их деятельности были не идеологические или академические принципы, а собственное мироощущение.
К началу 70-ых Валан Харебов прерывает недолгую журналистскую карьеру и после долгих колебаний и уговоров друзей решается таки показать свои живописные опусы выставкому Юго-Зоны, председателем которого тогда был известный живописец Батыр Калманов. По инициативе последнего 6 полотен художника отбираются на зональную выставку Юга России. Таким образом, он ступает на новую профессиональную стезю.
Творческая индивидуальность Валана Харебова формируется в постоянном преодолении барьеров непонимания и ломке стереотипов. С одной стороны, его вдохновляет современное западное искусство, особенно постимпрессионизм и авангард, с другой – восхищают удивительные творения великого осетинского художника М. Туганова, а также глубоко волнует будоражащая воображение и чувство мистическая аура, которая окружает фольклор и эпос осетин. Характерна одна из его ранних работ – «Ночь Тутыра». Композиция ритуального застолья, над которой нависает зловещая крона Древа жизни, объединяет в таинстве странной мистерии людей и зверей. Созданию атмосферы ирреальности происходящего способствуют контрасты светотени, сама экспрессивная манера письма. Обращение к культу тотемных животных обусловлено не столько темой, сколько возможностью погрузить зрителя в волшебный мир аланской метафизики. Художник неоднократно обращается к мифологии и в графике, продолжая на новом витке времени традиции Махарбека Туганова. Валан Харебов использует образно-пластические составляющие эпоса и фольклора, чтобы в полной мере распорядиться присущим ему арсеналом художественных средств и приемов: метафорой, гротеском, иронией. Использование контрастной, интенсивной по звучанию, цветовой гаммы придает его живописным работам декоративную выразительность. Валан Харебов – художник экспромта. Для него гораздо важнее реализовать свои первые впечатления от натуры или же закрепить сиюминутно рождающиеся при взгляде на холст или бумагу протокомпозиционные миражи. Искусство для него – живой процесс самовыражения, наиболее полно проявляющийся в серии графических опусов, которые без всякой предварительной подготовки спонтанно возникают под его импульсивным карандашом, пером или кистью. Он творец рефлектирующего, экзистенциального мироощущения. Экспрессия, вибрирующий цветовой строй, энергетика упругих линий создают своеобразную атмосферу его холстов и графических листов.
В портретном жанре художнику, помимо сходства, важно уловить духовную доминанту человека. Нередко его портреты бывают усложнены деталями интерьера, натюрморта или символическими фигурами создание такой среды помогает передать неочевидную для поверхностного взгляда связь человека с окружающим миром. Иногда бескомпромиссная правдивость художника оборачивается некоторым педалированием негативных сторон натуры. Однако он никогда не переходит черту, отделяющую станковый портрет от карикатуры или шаржа. Женские образы живописца почти всегда теплы, поэтичны, в них преобладают романтические интонации, а вот в мужских портретах художник достигает большего философского обобщения. Свидетельством этого являются его многочисленные автопортреты – например, «Винтовая лестница», в котором реализуется авторское видение судьбы художника в сегодняшнем жестком мире. Экспрессивная по пластике фигура – образ сложного противоречивого человека. Рождая чувство тревоги, страха, неуверенности, он вызывает аллюзии с творчеством Франца Кафки. Ощущение безысходности усиливается благодаря винтовой лестнице – символу жизненного пути творца, а также силуэтом распятия на заднем плане.
Валан Харебов не копирует реальность. Видимый мир для него – оптическая иллюзия, за которой скрыта истина. За каждым образом художника стоят раздумья о смысле жизни, об онтологических вопросах бытия. Занимательная острота, некоторая шаржированность его персонажей – это лишь способ погружения зрительского внимания в экзистенциально драматический контекст большинства его композиций («У Славика», «В компании Шалвы», «Ночь Тутыра» и др.).
В более поздний период творчества логическим продолжением пластических поисков живописца становится обращение к приемам авангарда. Он приходит к более усложненной композиции, к новым связям предметов в пространстве. Творя свой отвлеченный от реальности мир, художник создает абстрактные формы-концепты, некие энергетические знаки, которые в активном взаимодействии создают некий художественный эквивалент смятённой души художника, живущего на горячем стыке тысячелетий.
Искусство Валана Харебова обращено к ценителям подлинного станкового искусства, которое ныне все более вытесняется его агрессивными симулякрами, псевдоэстетическими «хот-догами» на визуальную потребу неразвитому и пошлому вкусу.