Билар Царикаев – один из осетинских скульпторов живущих в Москве. Окончил Владикавказское художественное училище, факультет скульптуры Московского Государственного Художественного института им. В. И. Сурикова, мастерскую Павла Бондаренко. Работы его находятся в Третьяковской галерее, частных коллекциях Германии, Америки, Англии, Италии, Франции и, конечно же, Осетии. Постоянный участник московских, всероссийских, международных выставок.
Царикаев тяготеет к станковым формам. В его произведениях заметно влияние архаического, наивного искусства, пластические приемы в работах неброски, ненавязчивы, деликатны, но в них есть что-то завораживающее, величественное.
Билар Царикаев влюблен в кобанскую бронзу. В его мастерской на отдельном столе, тщательно прикрытые, лежат бронзовые вещи. В первый момент возникает вопрос: «Интересно, откуда это здесь такая большая коллекция кобанской бронзы?» Однако при ближайшем рассмотрение обнаруживается, что это работы самого Билара, мастерски стилизованные под древность. Фибулы, булавки, зооморфные фигурки, кинжалы – все, вроде, похоже, но есть в них что-то не позволяющее назвать их просто удачными повторами или копиями.
Но, наверное, самое большое впечатление производят его посохи. Огромные, выше человеческого роста, как-будто предназначенные мифическим великанам, отлитые из бронзы, твердо стоящие на земле, вросшие в нее. И при этом они воздушные и почти невесомые. Посмотрите на навершия этих посохов – они парят, они превращаются в изящную крону древ-символов. Здесь объем уже не единственный носитель образного содержания, вместе с ним большое значение приобретают «паузы», просветы между объемами, внутреннее пространство композиции, сформированное самими объемами.
«Св. Георгий» – звон колокольчика возвещает о его приходе. Разве эти крылья могут нести? Они ажурны и невесомы, контрастируют с коренастой фигуркой лошади. Просветы, разрывающие общую композицию фигуры, не разрушают ее, а превращают в изысканную кружевную вязь. Это характерно для всех посохов, это делает их навершия легкими. В посохах мы видим противопоставление-сочетание тяжелого низа – стержня и легкого верха – навершия. Они пространственны – пространство и воздух врывается через просветы. «Св. Илья» – громовержец восседает на колеснице, запряженной четверкой лошадей. Колеса – это солнце. Сами кони готовы вот-вот сорваться вниз и лететь к земле. И опять ажурная вязь, легкость и невесомость.
«Свадебный посох», где невеста превращается в парящую в небе птицу.
«Вознесение» – здесь движение лишено бурной энергии. Оно упорядочено, смягчено и приведено к некой поэтической формуле.
Национальная характерность в работах намеренно не подчеркивается. Индивидуальные особенности в обликах героев почти неразличимы – черты лиц «стерты», фигуры подобны, жесты идентичны. В композиции Царикаев часто отдает предпочтение фронтальной постановке фигур, не дробит их мелкой детализацией. Но именно принцип похожести, мотив повтора и приемы архаизации указывают на глубинную связь с традиционной народной культурой.
Сравните работы скульптора с кобанской бронзой: условно решенные лица – глаза, рот, нос в виде налипов, гипертрофированные формы рук, ног, но это не уродует образ, а наоборот, придает ему какую-то теплоту («Афсати», «Тайная вечеря», «Старая кляча»).
Лепит Царикаев подчеркнуто остро, подчас гротескно, но ему удается очень прочно стоять на тонкой грани между гротеском и карикатурой, художник смотрит на образ с мягкой доброй иронией. Умение хорошо, не впадая в «красивость» или в «безобразность», стилизовать, дается не каждому. Билар наделен этим умением в полной мере.
«Автопортрет» можно принять как шутку художники над самим собой: просто вытянутая форма, напоминающая камень или даже булыжник, и в противовес ажур толи из волос, толи из головного убора. Но присмотритесь – это портрет типичного горца: вытянутое лицо и войлочная шляпа.
«Бегство в Египет» – очень лиричная, теплая композиция, где главный персонаж – маленький ушастый ослик, который тихо бредет, чтобы не потревожить своих седоков.
Работает Царикаев в бронзе. Это долговечный, даже вечный, суровый материал. Но бронза обладает очень важным качеством – передает все нюансы лепки по мягкой, податливой глине. Здесь остается каждое движение руки – верное или неверное, ритм работы, душевное состояние автора, сила подсознательного импульса. Здесь удается соединить плохо сочетаемые вещи – этюдность, некоторую эскизность произведения с его полновесной завершенностью. Экспрессивная нервная лепка по глине заставляет бронзу дышать, вибрировать, разговаривать.
Изобразительное искусство относится в первую очередь к визуальной культуре: мы здесь всегда полагаемся на наши глаза и на плоскости создаем иллюзию трехмерного мира. Но, на мой взгляд, счастье скульптуры именно в ее осязаемости. Когда ты можешь увидеть произведение целиком, со всех сторон, когда касаешься ладонями его поверхности, когда пальцы скользят по изгибам фигурки, когда она согревается в руках, возникают совершенно другие ощущения. Скульптура становится ближе и, наверное, роднее.
«Невеста» – кто-то скажет, что она некрасивая, с большими натруженными руками, жалкая, кто-то посмеется. Но приглядитесь. Разве она отталкивает, разве автор смеется над ней? Нет, он относится к ней и с юмором, и с любовью: в его глазах она стройна, красива, застенчива. Согрейте ее в своих ладонях, и она вам улыбнется, выпрямит свой стан, станет гибкой и грациозной.
Современное искусство не всегда отвечает вкусам зрителя. Красота должна быть «правильной», все пропорционально, соразмерно, гладко, «причесанно». Но часто от «правильной» красоты веет таким холодом, что хочется пробежать мимо, не оборачиваясь. Царикаев не желает потрафить ожиданиям зрителя, а делает все, чтобы сломать эти стереотипы, но при всей кажущейся «корявости», утрированности образов, от них идет тепло, создающее ощущение, что они как-будто сделаны не из металла, а из живой плоти.
Прав был Бурдель, сказавший, что «секрет искусства – это любовь. Тот, кто не отдает свою жизнь своему произведению, не сможет оживить мрамор»…
