Аслан КУБАЛОВ. Дворник С

ПРЕМЬЕРА

Прошла премьера. Артист опустошен.
Всю ночь в обнимку с риторическим вопросом:
А что потом, когда уж завершен
И этот путь песчинки до Колосса?..

Устроит медной пепельнице пир,
Под утро прикорнет в лохматом кресле,
А завтра – в магазин “Недетский мир”
С авоськой для покупок новых “если”.

Прошла премьера. Крылья – в гардероб,
Где бутафорский смокинг в нафталине
Напомнит, как биологу микроб,
Пискливо о природной дисциплине.

Как ложка после трапезы – звонок:
“Прости… не смог прийти… Но, поздравляю!”
Вчерашний местечковый свой венок
Артист, повесив трубку, поправляет.

Прошла премьера. В городке затих
Осенний шелест порванных билетов.
В карманах ветер предлагает стих
О гиблой доле всех сухих обетов.

На этот “ветер” пива отхлебнет,
Как мина на лице супруги, – кислое
И медленно за угол повернет –
В театр с недобуженными мыслями.

С мешками под очками режиссер
Пробаритонит что-то чуть по-русски,
И все по кругу с добиблейских пор –
Сизифов пот и слезы на закуску

Прошла премьера. Суета сует,
А вместе с нею серебра прибавил
В лысеющей макушке бог примет
С апостолами закулисных правил.

И добрый, к слову, к редкости, артист
Сегодня всех немного ненавидит,
И тех, кто лишь на сцене свят и чист,
И тех, кого со сцены только видит.

Хандра проходит. Все уже милы.
В брехаловке коллеги и транжиры
Утаптывают ветхие полы,
Как будто на перроне пассажиры.

Артист послушал то, увидел се,
Не взяв особо что-нибудь на веру,-
Ведь было так и снова будет все
С проклятьеми забыто до премьеры.

Ушел артист домой, над ним луна
Плывет подковой, тенью пилигрима,
А под подушкой – вечная вина
За то, что не судьба и как-то мимо.

Безжалостный и жалкий лунный свет –
Не высшая, не самая, но мера –
Прильнет к стопам артиста как ответ
На самоказнь: была ли та премьера?
1995 г

БЕЗ НАЗВАНИЯ

Бону позвонили по телефону 22-33-44:
– Алло, это Бон?.. – спросили.
– Ага!.. – ответил разбуженный Бон.
– Спустился бы на землю, посмотреть на… – недоговорили… – Ага!.. – перебил Бон, шесть раз зевнул и опустился на эту планету.

Встретилась ему Кошка:
– Как живешь, Шапка?.. – спросил Бон.
– Мр-р-рмально!.. – мяукнула Кошка.

Встретился ему Пес:
– Как живешь, Мыло?.. – спросил Бон.
– Хор-р-рошо!.. – тявкнул Пес.

Встретился ему Бык:
– Как живешь, Бифштекс?… – спросил Бон.
– М-м-муликолепно!.. – промычал Бык.

Встретился ему Лис:
– Как живешь, Шуба?.. – спросил Бон.
– Лу-у-учше всех!.. рявкнул Лис.

Встретился ему Мерин:
– Как живешь, Тягач?.. – спросил Бон.
– И-и-изумительно!.. – заржал Мерин.

Встретилась ему Змея:
– Как живешь, Ремень?.. – спросил Бон.
– Прелес-с-стно!.. – прошипела Змея.

Встретился ему Человек:
– Как живешь, Человек? – спросил Бон.

– Мм-мяу… Р-р-ргав… мм-му-у…
р-р-ряв… и-иго-го…ш-ш-ш… – ответил Человек.

“Ну вот, все в порядке”… – подумал Бон.
Шесть раз зевнул и взобрался
на свои небесные перины… отключить
телефон 22-33-44 на очередные шестьсот шестьдесят пять лет и одиннадцать месяцев.
1989 г.

АЛЛИЛУЙЯ

В белых ладонях пустого холста,
В детском, на сон, поцелуе,
В небе над сыном услышишь Христа,
В небе над всеми увидишь Христа:
Аве, Земля!.. Аллилуйя!..

В золоте таинств открытых вершин,
В ветре, что с ними балует,
В этом прохожем с остатком души –
Слышишь?.. Звучит: Аллилуйя…

В памяти, знающей только свои
Правила, благость былую,
В тихой любви, как печаль на двоих,
Слушай… Услышь: Аллилуйя…

Взгляд подними над уловками крыш,
Сану жильца – да во славу,
Не напрягаясь, всмотрись и расслышь
Это надбренное – Аве!..

Дальний и Ближний… Пришествия ждать
Есть ли тщета несусветней…
Аве!.. – звучит от указа распять
Истину тьмой лихолетней…

Вестник ее не исчез в никуда,
Знаки свелись в запятую,
И в Вифлееме не гаснет звезда –
Шепчет пульсар: Аллилуйя!..

В тайнах надуманных тем и дилемм,
Левых скрижалей и правых,
Према, одна из бесчисленных прем,
К сердцу опустится: Аве…

Только открыть не дверные замки,
Только довериться чуду.
Недругу – руку и обе щеки,
Не поминая Иуду…

Нищему – грош, что на черные дни,
Лотос последний – больному,
Страннику – ключ от пустой западни,
Не поминая Содома…

Слыша, услышать и, глядя, узреть
Баха в обычном безверце
И, отойдя от начала на треть,
След подытожить от сердца.

Он соразмерен простому цветку
В каменных прериях сада,
Сутью секундной подобен витку
Солнца вокруг рая ада…

В зыбком сомненье о диве холста,
В детском, на путь, поцелуе,
В небе над сыном увидишь Христа,
Аве, земля!.. Аллилуйя…
1995 г.

ДВОРНИК С

Ветер, одинокий беспризорник,
Речь свою сварливую ведет,
А под ним неспешно старый дворник
Слушает и, знай себе, метет…

Слитки из листвы не прогоревшей
Прошлым пироманом-октябрем,
Втоптанные в чуть посеребревший
Омут тротуарных полудрем.

Хлопья чьих-то писем и останки
Год назад настольных чьих-то книг,
Втрипогибель сплющенные санки,
Мунковский напомнившие крик.

Розу, чуть живую, из пластмассы,
Лист энциклопедии на “Цэ”,
Куклу однорукую с гримасой
Мятного блаженства на лице…

День уж заливается олифой,
От него уж вечером несет,
Дворник, чуть похожий на Сизифа,
Видит все и, знай себе, метет…

Острые осколки обретений,
Грязные следы от бытия,
Тактиков чужих произведений
И стратегов стадного нытья,

Плесень с недоеденных пюпитров,
С мастерских амбарные замки,
Треуголки с купленных арбитров,
Кольца с намозоленной руки…

Нимбы с доморощенных пророков,
Нафталин с неношенных обнов,
Этикетку с ордена за око,
Как с посмертной чуши орденов,

Паутину с зачехленных бардов,
Вековую пыль с чела икон,
Ореол с палитры Леонардо
И судьбы, поставленной на кон,

Свежие опилки древних мифов,
Все, чему бы цвесть, да не цветет,
Дворник, чуть похожий на Сизифа,
Знай себе, метет, метет, метет…
1999 г.

ТРАМВАЙ НОМЕР СЕМЬ

Скрипит трамвай зубами
От немощи взлететь,
Столкнуться с Солнцем лбами,
В полете замереть
Хотя бы на минуту,
Хотя бы на чуть-чуть,
Реального Приюта
Вдохнуть и не спугнуть
Своим металлоломом
Незримый тонкий свет
И эдаким паромом
Пройтись среди планет,
Мгновенных пассажиров
По ним поразвозить,
Покой размиражировав,
Тревогу воскресить…

Скрипит, взлететь не может
Из данности колес,
И по железной коже
Тщеты земной мороз…

Мой друг, едва приметный
В трамвайной голытьбе!
В тебе я – безбилетный,
Как, впрочем, и в себе.
И потому едва ли
Мы воспарим над всем,
Чем крылья нам сломали
С тобою, Номер Семь…
Могу лишь вместо дива
Его нарисовать,
Попробую красиво,
Как если не соврать:

Вот звезды,
Вот планеты,
Вот Солнца каравай…
И между ними
где-то
летит Седьмой трамвай.
2000 г.