DUTE FREE LOVE
1
Нет, не хочу я писать о любви – решил вчера, хватит с меня этой ерунды, нет, честно, чем больше пишешь об этом сраном чувстве, тем больше тошнит. Или, может, курю слишком много? Нет, как бы там ни было, а там такого никогда не бывает, тем не менее, не хочу я писать о любви. Некоммерческая эта вещица. Кому нужны рассказы о любви? Раньше-то еще как-то получалось добиваться благосклонности девушек историями в цвете о безответной любви и полной вопросов страсти, а потом под собственные глупые рифмы раздевать чью-то ослепительную плоть (хотя где в моем городке найдешь ослепительную плоть?), но сейчас в моде музыканты, а соответственно песни под гитары и “вертушки”, и я умываю руки. Я умываю руки под бесконечной струёй нектара ненависти и жидких развлечений, ибо должен же быть в этой жизни хоть кто-то чистый и неподдельный… Не хочу я писать о любви – более того, и думать о ней не хочу. Но иногда нестерпимо хочется…
Начну банально. Есть одна мыслишка – трансформироваться в трутня какого-нибудь и жить до смерти. Или умирать до жизни. Хотя, наверное, это невозможно. В чем счастье такого существования? Об этом и история… Ей только-только исполнилось 17. Вчера. Точнее, каких-то 3 часа назад. Была ночь. В общаге, где она живет, “ночью” называют время с 4 до 7 утра. Итак, ей 17, она вдрызг пьяная – коньяк, вино, пиво, джины с тониками… Женские безумства на фоне посредственных рациональностей. Последнее в лице, точнее, в лицах так называемой кавказской национальности. Их никто не приглашал, но их никто никогда и не приглашает. Они приходят сами. У них свой взгляд на вещи. На ее вещи. Точнее, на то, что под вещами. Им не терпится увидеть ее голой – и это-то спортсмены, благороднейшие люди и при этом непьющие, некурящие. Особенно тот, с кривыми ушами. Вот кому бы выплакаться в уверенное плечо, наверное, думала она, хотя я, как автор, не очень-то уверен, бывают ли плечи уверенными. Плевать, пусть они будут уверенными… Они пришли, но без подарка. Они сказали, что они – лучший подарок. Но она так не думала. Понимая, что давно вышла из того возраста, когда обижаешься на тех, кто приходит без подарка, она, тем не менее, обиделась. Из чего читатель может сформулировать следующий вывод – она не вышла из того возраста. Сейчас на этой фразе мы немного отвлечемся и, проникнув сквозь стены в другую комнату, изобразим психическое и физическое состояние другого персонажа этого грустного памфлета. Ему уже 27. И это случилось не вчера. Но была ночь, а знаете, что такое ночь для 27-летнего старика? Семь бутылок пива и, как минимум, литр водки, полторы o`wjh сигарет, футбол – вот, что такое ночь для 27-летнего пердуна. Он, как ни странно, черножопый. Так вот получилось – он-то не виноват. Ему бы тоже спортсменом каким-нибудь быть, трахать женщин и так далее, а он ерундой занимается, пишет рассказики, пьет. Хотя делает он это по одной банальнейшей причине – он больше ничего не может. Что ж, хватит о нем, меня как автора больше интересует она, и за то время, пока мы рисовали в своем воображении его и их, она успела отблеваться от дискомфорта алкогольной жидкости, привела себя в порядок (съела семь “сникерсов”), и явилось светскому мирку нечто космическое: с немного, как у Твигги, взъерошенной головой в духе последних кислотных традиций, в фантастическом (на фоне этих “зарин” и “фоспов”), опять же техно-богемном одеянии (то есть в навороченных шмотках), и я, как автор, не могу найти нужных слов, чтобы описать тот аромат, я имею ввиду не банальный аромат парфюмов, а кто-то называет это “сексапильностью”… не знаю, мне кажется, это немного глуповато, по крайней мере в данном случае это немного не то. Она… Короче, она была той самой, навороченной. Точно.
Она и алкоголь (сперто из ее emaila)
Я люблю алкоголь. Лихорадочный динамизм алкогольных приключений, в которых находишь то, что искал, а потом теряешь и это в тошнотворном запахе утра. Продолжать пить или наконец-то бросать? Если бросать, то бросать пить даже пиво? Но если пить пиво, то так или иначе наступит момент, когда тебе нестерпимо захочется чего-нибудь еще. Если бросать пить абсолютно, то чем же тогда заниматься по вечерам? Как оставаться трезвым, когда это так скучно? Кто будет совершать безумные поступки, о которых потом вспоминаешь с щемящей нежностью между ног? В то же время это вредно – пить алкоголь. Это болезненно сказывается на карьере, сексе, хотя стоп -скажи мне, когда ты последний раз трахалась трезвой? Тем не менее, логика в бросании пить, конечно же, есть, но и продолжать пить-то тоже логично. Сегодня ты пьешь, а завтра нет, то есть ты как бы развиваешься, переходишь на иной уровень своего существования, совершенствуешься… Точно, совершенствуешься. Но в то же время, если ты пьешь целыми днями, то ты стабилен. Конечно, отдельный разговор о здоровье, но, честно говоря, меня это абсолютно не интересует – фактически я и без алкоголя последнее время существую, а не живу. Вот еще один аспект – я имею ввиду запах изо рта. Согласна, это недостаток. Но когда пьян, тебе как-то плевать на эту вонь, так же? Значит дело не в самом запахе, а в отношении к нему его владельца. Когда ты трезвый, тебе это неприятно, и ты пытаешься избежать этого, но пьяным тебе абсолютно безразлично мнение других по поводу дискомфорта твоей ротовой полости. Иными словами, нет никакой разницы. “Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке” – слышал такую фишку? Пьяный человек -честный человек. Он говорит то, что думает, и кто мне скажет, что в этом плохого?
Вывод: не пить абсолютно и пить много и часто – одна фигня. Никакой разницы. Хочешь пей, хочешь не пей. Я хочу пить. Я обожаю алкоголь.
Итак, после летней грозы вся влага скапливается во влагалище. Конечно, наши жалкие персонажи – это не влагалище. Хотя, есть что-то в этом феерически неудачное. Это – как когда еженедельный урод на стареньком “фольксвагене” в секондхендных шмотках – он скользит по жизни в поношенных “хаш паппиз”. И я, как автор, на его стороне, хотя знаю – это b-side. Так вот в этом хаотичном стиле я продолжаю эти злобные странички, ибо чувствую необходимость в… Слушай-ка, если бы Нобелевскую премию давали в области невезения и безвкусицы, я (автор) бы был пожизненным лауреатом. Не то, чтобы я завидую, по-черному завидую этим счастливчикам и стильным персонам, ох…евающим от Пелевина и “Ома” (супер!!!), скорее, они меня немного забавляют… Между тем не будем отвлекаться от предложенной канвы и вернемся к нашим баранам. Баранов было трое – они продолжали есть салаты, которые она делала на свой (не их!!!) день рождения, пили алкоголь, конечно, они пили алкоголь, ибо они не пьют, не курят только когда им это бывает нужно. К тому же существовал некий стимул, “заветное желание”, мать его, и иными словами я, как автор, имеющий на это полное право, могу назвать это немного запутанной, но в то же время (кстати, ты не забыл перейти на осеннее время? Нет? Подписался на зимнее? Зря…) понятной фразой – молодые люди жаждут алкогольных оргий с участием виновницы торжества. Причем каждый надеется на некий интимный исход такого безумства – он один, точнее, их двое, конечно же, он и она (как иначе?), медленная музычка, настойчивый и вязкий дым сигарет (желательно с ментолом) и ни слова о “групповухе”. Не тот возраст, понимаете ли… И чтобы еще более углубиться в эту довольно-таки увлекательную атмосферу, мы, надев акваланги, окунемся в некоторые аспекты (ха-ха) диалога этих милых людей… Итак, пьеса “Последний час of a birthday party” три акта, последний – половой…
Акт 1. Easy Listening
Она. Меня долго не было?
Гости. (Хором). Казалось, это было вечность!!!
1 Гость. Отблевалась?
Она. Нет… Вот и сейчас тошнит. Кажется, это длится вечность… Сигареты остались?
2 Гость. Давайте-ка, выпьем за именинницу – именно именинница…
3 Гость. …имела пол-общежития. (Гости задыхаются от смеха).
2 Гость. Нет, шутки в сторону, именно именинница приготовила такую офигительную еду и еще… (Томно, насколько это возможно для человека, слушающего “Scooter”, закатывает глаза) и еще она сама такая офигительная… (Ливень аплодисментов).
3 Гость. (Осушив граненый бокал). Насчет пол-общежития я пошутил.
Она. Сигареты остались?
1 Гость. Неа… Я последнюю выкурил.
Она. Ты же не куришь?
1 Гость. (Тихо, почти интимно). Я делал это ради тебя. Я подарил тебе пять минут жизни.
Она. Я умру без сигарет. Пойду-ка я за сигаретами… (Уходит).
3 Гость. И “Pro Z” не забудь! Ментоловый. (Занавес).
Акт 2. Because Aleshka you have
1 Гость. (Взволнованно). Так, исчезайте. Я хочу делать с ней любовь (я использую это выражение по цензурным соображениям).
2 Гость. Это невозможно. Я выгнал соседа по комнате и знаешь зачем?
3 Гость. Постойте-ка, а у вас имеются противозачаточные средства?
1 и 2 Гости. (Из будущего). Но… (обреченно)
3 Гость. Как звали твоего соседа?
2 Гость. (Грустно). Алешка… (Занавес).
Небольшое отступление. Так, ни к чему не обязывающее. Мы не хотим и не можем одеваться в шмотки, которые нам навязывают модные журналы и педики-дизайнеры. Мы не так богаты, чтобы торчать в бутиках, и не так глупы, чтобы игнорировать индивидуальность и свою личную, не зависящую ни от кого культовость. Я за шмотки родину продам. Если, конечно же, до этого не купят меня. Чтобы тебя не купили, надо не представлять никакой ценности. Будешь стильным персонажем – скажут педик, будешь одеваться в секондхендах – скажут маргинал, будешь не одеваться – скажут нудист, но по большому счету (37 – 0 в пользу девочек), как бы тебя не называли, ты один (одна) знаешь, чего ты стоишь и когда у тебя бывает уценка…
Акт 3. Половой
3 Гость. (В комнате один, читает “Птюч”). Ммммм, надо же “…во время полового акта, когда она закрывает глаза, не думайте, что это от удовольствия. Может, она спит. Или умерла… (Появляется она).
Она. А где же остальные?
3 Гость. Я нажал на delete, и они исчезли. Хотя, наверное, их еще можно найти в корзине.
Она. В баскетбольной?
Он.(Смотрит ей в глаза – обычный приемчик). Ты любишь баскетболистов?
Она. Нет, я люблю баскетбольные корзины. Эх, завтра Лена из дома приезжает…
Он. (Задумчиво). А мы во вторник в Воронеж на соревнования едем…
Их взгляды встречаются, они обмениваются рукопожатием и рукоблудством, она притягивает его губы к своим, и слюна его всасывается в ротовую полость, о которой может только мечтать любая продвинутая девушка. “Pro Z” ментольно вдавливается в щели между зубов, саундтрэк из “Титаника”, посасывание сосков, чавканье, жужжание “молнии”, спущенные штаны, раздвинутые, как мосты, ноги, ритмичные медитации, сентиментальный прыщик на мужских ягодицах – он оправдан, это же нелегко, обнаружить его на своей собственной заднице – это и есть настоящий спортивный секс. Главное не победа – главное участие. Занавес. Утопите нас в своих овациях, отдайте нас в холодные руки Жака Ива Кусто… “Это Утопия”, – думал Чапаев, не доплыв и до середины Урала. По радио снова “Californication”, 4.37 утра, и меня тошнит, но я продолжаю рассказывать эту историю на мониторе компьютера, ибо надо же ее как-то закончить. Тут я чуть не написал “дело подходит к концу”, но вовремя вспомнил, что к концу оно подошло 7 предложений назад, не считая знаков препинания. Только не надо лить грязь на Нее, лейте ее лучше на меня – это же я, я, человек написавший это, это же я мерзавец. Придумать такое говно!!! И, пожалуйста, не надо пафоса, согласен, нравится она мне, нравится…
На последнем слове компьютер завис. Мне такое и не снилось. Потому я полночи, не спал. А потом плакал..
2
Нет, честно, не знаю, откуда эта сентиментальность во мне взялась. Может, кто-то инсталлировал в меня эти е…анные файлы и теперь со злодейской ухмылкой потирает свои потные руки? С детства ненавидел программистов. Между тем закончились сигареты, а с ними и хоть какое-то настроение продолжать, придумывать эту абсолютно примитивную историю, но для меня, черт возьми, это дело принципа, и я должен оттрахать это тело до последнего сперматозоида в моей душе. Эх, если бы сперматозоиды могли бы говорить… К тому же, надо отметить, а кое-кто, я уверен, уже отметил наличие странного 27-летнего персонажа, про которого напрочь забыл в своем монотонном повествовании автор сего произведения. Что ж, в таком случае давайте-ка посмотрим. Rewind, и вот мы опять на ее дне рождении, точнее, остановимся на том эпизоде, когда она идет за сигаретами. Болтовней ее пустоголовых гостей мы, я думаю, достаточно насладились и теперь есть смысл посмаковать детали ее сигаретной adventure. Итак, она такая навороченная и, как отметил, в своем блестящем тосте один из гостей, офигительная ждет лифт. Если бы я был художником, я бы нарисовал ее именно в таком постблевотном состоянии – “Киберфея, ждущая лифта”, отметив при этом как достоинства, так и недостатки этого, не скрою, симпатичного для меня человека. О чем она думала тогда? Конечно, я мог бы придумать какой-то оригинальный ход, позволяющий мне с легкостью своих легких обнажить поток ее мыслей, дабы создать таким образом динамичность образа. Но лень мне этим заниматься – и так пишу без особого желания. А потому…
Последний день of a birthday party (ее версия)
Вот это и есть жизнь? Вот эта жизнь и есть моя жизнь? Нет, лифт – моя жизнь. То вверх, то вниз – последнее в последнее время чаще. Хотя и до этого ничего особенного не было. А что особенного после этого? Одни хотят трахнуть тебя, с другими ты хочешь перетрахаться или, как там, любить. Точно, любить… Но, ей богу, и те, и другие, в принципе, одно и то же -мы зациклены на идее любви. Зациклены, несмотря на то, что идея-то глупая… Господи, куда я нажимаю, мне же вниз…
– Тебе вниз?
– Наверное… Хотя постой-ка, у тебя сигаретки не найдется? Курить страшно хочется. А на хорошие сигареты денег не хватит – в этом-то я уверенна. (Странный тип. Несколько раз с ним в лифте сталкивалась -дурацкая прическа, брючки – так себе. Одним словом, черножопый. Но явно не спортсмен. Худой, как катастрофа. Точно, как катастрофа.
– Я это… тоже за сигаретами. И за водкой. И за кем-нибудь, кто
бы…
– С меня хватит на сегодня. Может быть, завтра.
– Завтра не наступит никогда. Хотя это я спьяну, извини… А это, как тебя, ну, зовут?
– Меня зовут Лиза. Хотя… как давно это было… Здесь я Лиса.
– Почему Лиса? Потому что рыжая и хитрая?
– Потому что фамилия у меня Лисицина. Сначала была Лисицей – теперь вот Лиса.
– А я – Барахло.
– Потому что фамилия Барахлянидзе?
– Нет, не знаю почему. Еще с дома кличка. Так себе кличка, ничего особенного. Твоя лучше…
– Намного лучше.
Потом мы вышли из лифта, и в магазине он купил мне “Давидофф” – знаю я эти штучки. Понты тупые – теперь будет думать, что я его и так далее.
– Послушай-ка, Лиза, ты не подумай, что я, это, как его там, понтуюсь. Мне нравятся эти сигареты. Я же не буду покупать себе “Давидофф”, а тебе “Даллас” какой-нибудь. Это, по крайней мере, нечестно.
– Я и не подумала. Хотя, нет, подумала – точно так и подумала. Но сейчас уже не думаю.
– Я не думаю, что ты так думала. Хотя, подумаешь, ну думала ты об этом, ну и что с того? Завтра-то не будет, тогда какая разница?
– Завтра будет. И знаешь, когда оно будет? Оно будет завтра.
– Подумать только!!!
А потом мы разошлись, и я пошла к себе. Когда я выходила из лифта, он сказал мне:
– Послушай, не выходи из себя. Я приду к тебе, чтобы прийти в себя. Rea не будет дома. Я приду к себе, чтобы прийти в тебя. Но и меня не будет дома. И, если хочешь знать, когда-нибудь в поисках себя ты, наконец, найдешь себя. У меня. И тогда я приду в себя. И в тебя.
И я сказала:
– Опять эти домашние заготовки. Стихи, каламбуры, шампанское, музычка… Благодарю за сигареты. Пока, увидимся в следующей жизни.
Тут мы немного прервем жалкое повествование, как оказалось, Лизы или Лисы, дабы дать мне (автору) возможность объяснить, что такое “следующая жизнь” для большинства молодых и не очень молодых людишек. Во-первых, как мы уже догадались, завтра у них нет – по крайней мере, им это так кажется. Хотя, может быть они и правы – когда завтра приходит, это же уже не завтра, это, наверное, сегодня, так же? Значит реального завтра не существует. Конечно, есть виртуальное завтра, но где найти настоящее, вывернутое наизнанку, пронизанное наглыми выходками, беспечное Завтра? Ну, а пока его нет, а, соответственно, следующая жизнь она или в сегодня, или же ее нет нигде. Скорее, Лиза имела ввиду последнюю фишку, ибо, судя по ее интонации, она пыталась отделаться от этого назойливого Лизаблюда, что с успехом и совершила. С ее стороны это было неожиданно, потому как она привыкла пользоваться другими, а он, конечно же, был немало растроен (от слова три) или, может быть, даже расчетверен этой злодейской выходкой любопытной особы. Но в том-то и дело, что ему-то как раз понравилась идея о встрече в “следующей жизни”, потому как он предполагал, что эта “жизнь” будет сегодня, а так как до конца сегодня тогда оставалось каких-то 19 часов, то ждать оставалось недолго. Во-вторых, “следующей жизнью” может называться существование в новых условиях. То есть, к примеру, наш, как его там, Барахло, какой-то час назад не мог и предположить, что в лифте он втюрится в нее – новый документ в его файле. Сохранить? Нет? Отмена? Пожалуй, сейчас он готов щелкнуть на “Сохранить”, что он с успехом и творит, и довольный собой и стечением обстоятельств, исчезает из нашего футбольного поля зрения.
Что ж, совершив классический прыжок в глубину сюжета, мы тем самым попытались придать истории некую голографичность, и к тому же она удлинилась на странички две – в условиях, когда я без особого желания распутываю эти человеческие хитросплетения, это огромный прорыв. Почти как последний альбом Бритни Спирс. А теперь вернемся к концу полового акта нашей драматургической части и продолжим медленный монотонный рассказ о случившемся чувстве. Есть такая фишка. Есть…
3
Секундноволнительный момент – она лежит в постели одна. Никто ей не ласкает соски. Она третий день умирает от тоски – ее бойфренд уехал в Чечню… Шутка. Никуда ее мальчик-друг не уехал. Лежит себе рядом в тесной общажной кровати, спит. Она курит. Курит, потому что есть сигареты. Не будет же она их есть. Радио на привычной микроволновой волне – конечно же, опять “Californication”, господи, как мило с их стороны, а когда же будет Земфира? Она думает. О чем?
Конечно, мы молодые злые люди и знаете, почему мы такие молодые и злые? Потому что старые добрые времена прошли мимо нас, мы и не успели отхватить кусочек этого пирога.
Мы модные люди, ибо мы отплевываемся от Юдашкина, слушаем не “Жасмины” там разные и прочие Грувы, читаем абсолютно не Пелевина, и на фиг нам не нужна эта, как ее там, интерактивность. Будущее за интерпассивными технологиями – это я тебе точно говорю. У нас нет денег, у нас никогда не будет денег – мы обречены на бесконечные карьерные неудачи и провалы своих проектов. Но вещь-то в том, что не мы в этом виноваты. Мы-то абсолютно в тему. Такое положение вещей вызвано кучей обстоятельств, и не хочу я еще раз говорить о них. Это и страна, в которой нам не повезло родиться; родители наши что-то не очень-то они нас понимают, хоть и любят; друзья, никчемные людишки, которые дают тебе миллионы советов, а потом рассказывают кому-нибудь о твоих глупостях, тупости и безвкусице etc. Нет смысла, фактически я не вижу никакого смысла взрослеть. Семья? Если семья – это секс с постоянным партнером, дети, которых сначала надо воспитывать, потом обеспечивать, а затем нянчить внуков, любовник и траханье в режиме on-line, то плевать я хотела на такую семью. Карьера? Большие деньги приходят быстро и неожиданно, и карьера тут не при чем, а тогда зачем она нужна? И еще знаете что? По большому счету нет семьи, нет карьеры, нет удачи и неудачи, нет денег, ничего нет – есть только люди, мужчины и женщины, сами по себе, завидующие друг другу, но при этом делающие вещи по-своему, так как хочет каждый из нас. По крайне мере это должно быть так. Море, шмотки, музыка, алкоголь, сигареты, секс, то, что каждый год бывает лето, вчерашняя любовь, алкогольные приключения и вот это утро – прибежище ночных динозавров…
– О, сигареты? Вчера купила? “Давидофф”!!!
– Точно, подарили на день варения.
– Клубничного?
– Тебе лучше знать…
– Еще бы, ты была ванильной.
– Такого варенья не бывает.
– Ты такая бываешь.
– Как это мило с твоей стороны…
– Дай-ка мне сигаретку.
Она дала ему сигарету почти точно так же, как она дала ему кое-что другое несколько часов назад. Некоторые склонны называть это “любовью”, но я (автор) придерживаюсь такого мнения только по цензурным соображениям. Опля, повтор у второго игрока – такой приемчик уже использовался в начале повествования!!! Я знаю,но такой ход нравится Карену, а ради него я готов повторять через каждые три предложения. Даже через каждые два… К тому же, как еще передать эту пьянящую безмятежность этих морд, этих беспечных Microsoft морд во главе с великим и ужасным Netscape Communicator. Хотя OK, оставим эту компьютерную тематику – зачем она нам? А нам она была необходима по той ординарной причине, что тот, кто лежал и дышал табачным дымом в ее левую подмышку, являлся, можно сказать, волшебником мышки и прочих PC аксессуаров, проще говоря, он готовился быть программистом. Представьте, спортсмен, самец и… будущий программист. Причем, неплохой программист, ей-богу, многие его хвалят, у него в отличие от остальных огромные перспективы и, как его там, потенциал. Сегодня он должен был защищать курсовую, но безнадежно проспал. Но ему сейчас неплохо – у него получилось то, о чем он беспрерывно думал в последнее время в своей, казалось бы, уютно обделанной жизни. Запахи ей мешали. Запах его пота (это тупость, когда в разных там сентиментально-эротических фильмах женщины балдеют от аромата мужского пота – нет ничего противнее), запах ее пота, запах трех презервативов, мирно дремавших на полу – им можно, они не подвели, запах из кухни – соседка возилась с пельменями, запахи снов (ей снились улитки) и еще много-много запахов, которые ей мешали. Она отодвинула его неслабую волосатую руку, включила кассетку, которую купила позавчера (последний “Underworld”), точнее, сначала промотала назад, а потом немного ждала начала. И когда басы прогнали очередного таракана из левого динамика, она рванула в сторону ванны. Его это нисколечко не смутило – в мире мужчин невозмутимость котируется не меньше, чем независимость. Хотя ни того, ни другого нет. Так вот, она проскользнула в ванну, почистила зубы, приняла душ – не очень теплый, но и не холодный, а потом долго сидела в туалете, рассматривая старый “Ом”. Она давно не была трезвой. Когда ты попадаешь в алкогольную волну, тебя уже никто не оттащит от этого моря. Ты, как алкогольный серфер, ждешь эту волну, и когда она тут и ты на ней, тебя уже никто не оттащит – это так и никак иначе. “И я буду пить еще. Много-много. По крайней мере, это честно”, – думала она, когда перед глазами ее, перед ее меняющимися глазами, торчала статейка о моде 60-х. Она тупо разглядывала фотки с Твигги и не знала, что ей делать сегодня. Пойти попить в “Яппи”? Зайти к маминой подруге – я не была у нее полгода, а она-то медленно умирает? Ответить на письма, их миллион? Виза!!! Точно, как я могла забыть – через неделю в Финляндию на эту тупую конференцию – мне надо оформлять визу!!! Господи, опять очереди в консульстве, заполнение анкет… Но надо, надо заняться этим сегодня, чтобы потом спокойно ждать. Точно, надо… В этот момент хромой ход ее безумных алкогольных мыслей прервал тихий неуверенный стук в дверь. 7 секунд хватило ей, чтобы выбраться наконец из комфорта теплого туалета, и когда она выползла в коридор, дверь (ее дверь!!!) открывал он, в трусах и с сигаретой (с ее сигаретой!!!)…
– О, Барахло, какими судьбами? Где ты вчера шлялся? Мага не говорил
тебе о денюхе?
– Это, ну как его там, кажется, говорил что-то…Но я не знал
именинницу, а у меня принцип…
– Принципы свои засунь себе в жопу, понял?
– Понял, прямо сейчас?
Тут появилась Лиза, и она…
– Только не здесь, ладно?
– Послушай, Лиса. Это Барахло. Барахло – это Лиса.
– Мы кажется, это, как его там, виделись вчера.
– Еще бы – ты купил мне сигареты.
– Это было в прошлой жизни…
– С каких пор ты “Давидофф” курить начал?
– Со вчерашнего дня.
– Послушай-ка, как тебя там, Барахло, значит, ты понтовался, так же?
– Наверное, так. Но это… Лиза я это…
Я (автор) не хочу продолжать этот горячий диалог холодного утра. Мне нравится эта песенка “Underworld”, и нет, ну нет у меня абсолютно никакого желания прерывать ее тупыми репликами умничающих людей – “Я люблю тебя, Небоскреб, я люблю тебя…”.
Каждое утро, когда тепло, я одеваюсь в лохмотья, которые люблю, и полусонный иду к морю. Это совсем недалеко. У меня блокнот, ручка, ножик и апельсин. Здесь на пустом пляже я придумываю историю, которой никогда не было. Пляжный мусор ценнее моей истории, однако она мне нравится, ибо она моя. Утро, апельсиновое утро, апельсиновая история из детства. Скажи, что она скучная, скажи, что она глупая, и я обниму тебя… “Однажды китайскому мудрецу Чжуан-цзы, жившему 2500 лет назад, приснилось, будто он бабочка. “Итак, кто же я – Чжуан-цзы, которому только что приснилось, будто он бабочка или бабочка, которой сейчас снится, будто она Чжуан-цзы?” К чему это я (автор) припомнил этих китайцев? Не знаю, может, хотелось немного отвлечься, хотя получилось ли это, я не знаю, нет, честно, серьезно, не знаю, зачем я приплел сюда китайцев. Еще их не хватало в этой тупой истории говорящих долболобов (компьютер подчеркнул слово “долболоб” – он не знает такого слова. Впрочем, он подчеркивает и мое имя, что в этом такого?)… МТВ, клип Валерии с ее очередным ремиксом (ха-ха) – “Мы разошлись, как в море корабли, и так далее”… Я беззаботно приписываю эти офигительно наивные словечки к Лизе и Бара… Извините, телефон вернул меня к реальности, и мне необходимо поднять трубку, ибо, может, это из дома, а потом я повешу эту тупую трубку, повешу, как последний фашист…
– Алло? (Почему вопросительный знак?)
– Привет, это Катя. Мы тут решили разнообразить твой…
– Постой-ка, какая Катя? Та самая Катя? Та Катя, которая…
– Точно, так и знала, что не узнаешь. Надо было говорить помедленнее…
Что делаешь?
– Ерундой разной занимаюсь. И еще МТВ смотрю. Катя, надо же Катя…
– А что там сейчас?
– Это, не знаю, кажется “Touch & Go”.
– Ненавижу.
А потом она еще сказала кучу слов, и я не могу сейчас ничего писать -она разбила мне сердце телефонным звонком, смикшировала миллионы пластинок в миллионах танцполов моего полугниющего существования, и я слушал ее, и это было совсем немного, но как раз столько, сколько и было нужно, а нужно-то было совсем мало, чтобы хоть кто-нибудь позвонил. И я не буду вешать трубку, хватит, занесите телефонные трубки мира в Красную Книгу, они стоят того, черт подери, стоят того… Послушай-ка, Лиза или как там тебя, Лиса, послушай-ка, не надо выпендриваться – ты же знаешь, если я захочу, а я захочу, короче, тебе придется влюбиться в Барахло. Даже не то, чтобы влюбиться, а хотя бы трансформировать какое-нибудь чувство в тебе, что ли, – не знаю. И ты, Барахло, тоже особо не расслабляйся – знаешь до чего тебя доведет вся эта ерунда, знаешь, что я придумал? Ты будешь убийцей, точно, будешь убийцей. Прости, так получится, а пока… Пока наслаждайся жизнью, лови момент, лови его – вот он, пролетел, как метеорит, упал в фонтан, и его уже нет. Но будет еще море таких моментов – прихвати сачок своей беспечности и безалаберно лови их для своей бесценной коллекции, только не сачкуй, не надо… Послушайте-ка, вот, что я еще придумал. Лиза, кажется, собирается в Финляндию. В Финляндию куда? Пусть будет Хельсинки. А где был в первой главе Барахло? Точно, в Тампере. Это тоже Финляндия. Чувствуете сюжетик? Так вот, так, так, так… Точно, аэропорт Хельсинки, зал ожидания – территория duty free, он ждет самолет в Тампере (в принципе, он мог бы поехать на автобусе, но, черт возьми, мне это нравится и пусть будет так), она потеряла загранпаспорт, точно, так ей и надо, потеряла по пьяни паспорт (напилась халявным ромом в самолете) и ищет его, тупо ищет его, натыкается на тележки, столики, людей…
– Лиза? Лиза?! Лиза!!!
– Барахло? Барахло… Ты меня и здесь достал. Ну здравствуй, Барахло… Послушай… это, как его там, как ты здесь? Кажется мы летели одним самолетом.
– Нет, я здесь уже 3 часа – жду рейс на Тампере, там туристы…
– Послушай, мне плевать. Я в полном говне, я потеряла паспорт, я не могу выйти, я так и буду торчать в duty free… Aaaaaaaaaaaaaa! ! ! Ну зачем, зачем тебе это золото!!!
– Постой-ка, хватит выпендриваться. Точно, хватит выпендриваться! Хочешь знать одну вещь? Плевать я хотел на твой паспорт. И на тебя тоже. Неужели из-за пачки сигарет, из-за долбанной пачки сигарет, ты, как тебя там, Рыжая, предположила, что я понтуюсь? Так вот, знай, это ты понтуешься! И пьешь ты, потому что тебе кажется, что пьяная ты – та самая, навороченная. Что-то я не вижу наворотов! Где навороты, где твоя “та самость”? Дура, от этого у тебя ничего не осталось! Ничегошеньки-то ты не знаешь! И если хочешь знать, если ты действительно хочешь знать…
– Да брось ты, Барахло, ничего я не хочу знать, ничего… Понимаешь, мне надоело катиться вниз, понимаешь? И забудь ты про эти сигареты – не в них дело, понимаешь? Не при чем тут эти сигареты… Пойдем сядем где-нибудь, кофе там попьем – тошнит меня, понимаешь?
– У меня как раз-то на полчашки и хватит…
– Нет, сейчас плачу я – дай попонтоваться. Моя же очередь, так?
Мне (автору) нравятся такие моменты. Придурковатые писатели называют такие моменты “катарсисом”, но звучит это как-то слишком умно и разумно. Кто-то когда-то сказал, что жизнь – комедия для тех, кто думает, и трагедия для тех, кто чувствует. Я не чувствую и не думаю, я лишь плыву по течению, а тогда что жизнь для меня? Видеоклип.
Одноактовая пьеса “Duty Free Love”
Место действия: кафешка в duty free zone.
Действующие лица: Лиза (узкие брюки, слишком большие ботинки), Барахло (одет в тупое барахло).
Он. Через час мой самолет.
Она. Господи, и как этот треклятый паспорт оказался в гамбургере… Я что, хотела его съесть? (Смеется)
Он. Пить надо меньше и…
Она. Пить надо больше. Послушай, мы второй час говорим друг другу ерунду, но не то, так же? Тебе не кажется, что мы хотим что-то сказать друг другу, но то ли не знаем что, то ли никак не решимся… Послушай, а давай поговорим о нас, как будто мы это не мы, и мы лишь наблюдаем за этими придурками, которые так похожи на нас… Посмотри на нее – дура с непонятными глазами, пьяная, как свинья, курит дешевые сигареты… Хочешь, скажу, кто ее мальчик-друг? Умник один, спортсмен, программист. Ненавижу программистов. Мне больше нравятся юзера. В смысле пользователи. Они-то хоть не умничают, они-то хоть не курят ТВОИ сигареты… То есть, я хотела сказать, сигареты той дуры, что сидит с этим…
Он. Постой-ка, ты его не знаешь. Стопроцентный педик, я тебе точно говорю – посмотри на его ужимки.
Она. Послушай, если б ты был бы так пьян, так вдребезги на голодный желудок пьян, как он, посмотрела бы я тогда на твои ужимки.
Он. Ладно, стопроцентный неудачник и алкоголик.
Она. Теплее.
Он. Любитель дешевых сигарет и дорогих авиапутешествий. Безвкусный в шмотках…
Она. Жарко! (Снимает куртку).
Он. Посмотри-ка, она снимает куртку, а это же как бы какой-то эротический жест, а он дурак дураком что-то чешет ей…
Она. Холодно! Антарктида!
Он. Деньги! Вот, что ему нравится! Потные, бешеные деньги, он завидует тем, кто имеет их, и нервничает, и пьет из-за их отсутствия в его бумажнике. Что же еще он любит? Дай-ка подумать…
Она. Тут и думать-то нечего. Посмотри, как он на нее смотрит – так и съест ее, а потом пивом запьет.
Он. Ну ей-то наплевать на него. У нее же мальчик-друг. Она и сейчас наверное о нем думает. Что у пьяных на уме, то…
Она. То у них и в кармане. А знаешь, что у нее в кармане? Приглядись-ка, там, в куртке, в левом нижнем кармане…
Он. “Давидофф Лайте”?
Она. Бинго, Шерлок, бинго… И знаешь еще что? Он. Что?
Она. У кого-то из этих двоих ребенок. Где-то внутри. Там, где не видно, совсем еще маленький. Как точка в конце этого предложения.
Он. Неужели у него?
Она. Дурак ты, Барахло. Посадку объявили. Кстати, и мне пора отсюда выбираться – завтра конференция. Когда ты там, после каникул, приедешь? Я бы встретила тебя на перроне. Как в “Шербургских зонтиках”… (Занавес).
На трех языках объявили посадку. Аэропорт – Вавилон. Сумки в руках и мешки под глазами. Алкогольно-кофейная грусть. “Радиохэд”. Проводницы, как ангелы, синие птицы замерзли на ветках, скретчи сердцебиений, миксы беспечности, отчаяния, тупости и любви. Любви – ничего не гарантирующей, дешевой, стерильной, но честной; любви, которую ждешь с нетерпением, но она появляется так неожиданно, что вот и сейчас и он, и она тупо смотрят в стекла – он в самолете, она в автобусе, который ползет в сторону логичности и карьеры; любви, что слишком дорога и, могу я сказать так, дефицитна там, но здесь она duty free, здесь… “Надо быть циничным, надо взрослеть”, – думал он, уставившись в крохотную бесплодную финскую землю, когда она, наконец-то, добравшись до омерзительного уюта гостиницы, плакала под душем.
РАЯ БОЛЬШЕ НЕТ
Джек проснулся абсолютно, как никогда, трезвым. Тем не менее, хотелось пить. Что поделаешь – привычка. Он пустил холодную воду, подождал немного и наполнил стакан доверху. Немного расплескалось. С ежеутренним удовольствием он залпом наполнил дохлый организм холодной питерской дрянью, а потом закурил. Кофе, сигарета – стереотип утра. Но кофе закончилось вчера. И взбитые сливки тоже. “Тупое утро”, – подумал Джек и тут же вспомнил, почему он проснулся так рано. Джек сторожил склад и офис некой конторы. Фирма называлась ООО “Рай”. То есть, общество с ограниченной ответственностью. Джеку это было знакомо, ибо он сам был человеком с ограниченной ответственностью. Фирма занималась оптовой продажей чая, кофе и прочих сладостей. Почему-то люди думают, что “рай” – это звучит сладко. Джек не любил сладкое. И ненавидел чай. И кофе с сахаром. Вот без сахара – другое дело. Джек опаздывал. Он часто опаздывал, но сегодня он хотел прийти вовремя. Он собирался взять аванс на три месяца вперед. Портить настроение начальнику, а потом просить аванс – это было бы чересчур нагло. Джек никогда не был наглым. К тому же, у него не было денег – только “десятка” на метро и еще хватило бы на маршрутку. Хотя еще вчера Джек, наверное, был самым богатым наглецом общежития. Но вчера забывается, как и деньги, которые были вчера. Бывает же так, когда ищешь счастье, думаешь, что нашел его, но… “Кому нужны вчерашние деньги?” -подумал Джек, когда, наконец, одевшись, выполз в холодное зимнее утро. Сегодня он проведет день в “Раю” – только этого никто не знает…
Станция метро “Площадь Трусости” была, как никогда скучна. Оказывается, было воскресенье. Иисус воскрес в воскресенье. Чтобы посмотреть КВН. Может быть, если бы КВНы показывали по четвергам, они были бы хоть чуть-чуть смешнее. А по воскресеньям тоскливо. Шутить Джек не умел. Хотя его этому никто и не учил. Говорят, это в крови. Как сахар у диабетиков. Только Джек не любил сладкое. Денег хватило еще и на батон. Маршрутка появилась быстро. Джек даже не успел закурить. Приятно ездить в пустой маршрутке – хоть одна польза от воскресенья. “Остановите на базе”, – по привычке сказал Джек, и водитель по привычке кивнул головой. База была по левую сторону дороги, а справа было кладбище. Как раз место для “Рая”. Кто придумал это дурацкое название? Джек не любил дорогу на склад от остановки. Постоянно приходилось думать, как не испачкать ботинки в грязи. Чаще не получалось. И такой дискомфорт продолжался весь день. Это бывало невыносимо. Особенно, когда дежуришь ночь и утром приходится идти на факультет в помятых брюках и с нечищеными зубами. Жвачкой зубы не почистишь, а в “Раю” не было ни воды, ни туалета. Как в раю. Однако прошлой ночью было холодно, и земля замерзла. Поэтому грязи не было. “Неплохо”, – подумал Джек и закурил. Сегодня он сменял Эдика, и это тоже было неплохо. Эдик был смешным. Точнее, он был смешон. “Надо же, – подумал Джек, – Джек – вредина… Джек и проданный смех”…
– Кто там?
– Эдик, дружище, это я.
– В Рай захотелось?
– Ты сказал Рай с кавычками или без?.. Открывай…
Дверь скрипнула, и Джек медленно зашел на склад. Склад был большой, в конце находился двухэтажный офис с двумя компьютерами на втором этаже и с тремя на первом. Джек любил второй этаж – там было намного теплее.
– Эдик, начальник еще не пришел?
– Начальник сегодня не придет. Он звонил.
– Черт, мне деньги нужны…
– Дать тебе?
Джек ненавидел занимать деньги. Точнее, он их никогда не занимал -многие находили это довольно-таки занимательным. Только не Джек. Особенно, когда у него не было денег…
– Дай рублей сто. Когда-нибудь отдам.
– Когда-нибудь? Это что – новый день недели?
– Это понедельник. То есть, завтра. Завтра тебя устраивает?
Эдик вытащил сторублевую бумажку и положил на стол. Дагестанцы почему-то не дают деньги в руки. Странный обычай. Хотя, может быть, и не очень. Что тут плохого? Джеку хотелось, чтобы Эдик быстрее ушел. Иногда такие люди утомляют. Особенно, когда у тебя чистые ботинки и нет денег. Эдик торчал еще полчаса. “Странно, – думал Джек, – люди не хотят уходить из рая. Даже если это лишь “Рай”. Может, им нравится думать, что “Рай” только для них и больше ни для кого. Не зря же двери закрываются и открываются только изнутри. Хотя, если постучаться”…
– Ладно, повалю я. Хоть отосплюсь…
– Ты не спал?
– Нет, всю ночь в “Doom” играл.
– Ненавижу игры.
– А что ты любишь в этой жизни?
– Не знаю… Маму люблю. Наверное.
– Наверное?
– Точно.
Когда Джек, наконец, остался один, он думал о маме. “Нет, я люблю маму. Мама, я люблю тебя. И папу. И брата. Наверное, мамапапабрат -единственное, что я люблю. Может там рай? Там, где они. А если они были бы здесь? Тогда бы и “Рай” был раем? Нет, что-то не так”… Джек переключил на МТВ. Там были “Мульфильмы”. Джек зевнул и спустился по лестнице на склад. Он любил бродить по складу. Его это успокаивало. Он болтал с коробками из-под чая.
– Привет “Липтон”, дружище. Я скучал по тебе.
– Где тебя черти носили, Барахло? Этот Эдик совсем ох…ел – три пакетика спиз…ил. “Ахмад” плохо продается, жалко мне его, старик. Чувствую, так и будет торчать в этой дыре…
– Где он?
– Там, в углу, между “Чибо” и “Индийским”. Плачет.
Джек долго искал “Ахмада”. На виду были “Нескафе” и “Чибо” -продажные снобы и дорогие хвастуны.
– Послушай, “Классик”, где “Ахмад”?
– Фиг его знает. Зачем он тебе? Хотя, что это я с тобой болтаю? Кофе человеку не друг.
– Даже растворимый?
– Растворимый – это не кофе. Только “Чибо” не говори.
Наконец, где-то под коробками из-под лимонных карамелек Джек раскопал липкую от сладких слез коробку “Ахмад”. Она была похожа на ослика Иа. -Как делишки, дружище?
– Я плакал эту ночь. Меня никто не покупает. За вчерашний день только 7 коробок. Листового. Я не модный…
– Ты underground. Такие, как ты, не бывают модными. Они становятся культовыми. Только подожди немного, не раскисай… Люди, например, обижаются, когда их пытаются купить. Даже если ты и не собираешься их покупать. Они видят деньги и начинают суетиться. Особенно женщины. Платишь за их пиво, например, или там покупаешь дорогие сигареты, платишь, потому как хочешь, потому как нравится тебе она и вся эта ерунда. А ей кажется, что хочешь ее купить… Ты намного совершеннее людей. Ты хочешь продаваться.
– Я хотел бы быть человеком. Хотя бы как ты, дружище… Послушай, откуда такое дурацкое название – “Рай”? Что за слово такое?
– Как тебе это объяснить, дружище. Это то же самое, как если бы тебя покупали по тонне в день – точно, так и есть.
– Может чайку, а? За рай и всю эту ерунду – я угощаю.
– Я ненавижу чай, – сказал Джек, и “Ахмад” снова заплакал. “Точно, как человек, – подумал Джек, – любую ерунду принимает на свой счет. Хотя, может, это и неплохо…”
В центре склада лежало 99 коробок чипсов “Лейс”, и Джек вспомнил вчерашний день…
– Тебе какие чипсы – с луком или обычные?
– С перцем, и я иду танцевать. Я давно не танцевала диско. Ты так и будешь торчать за столиком и лакать тупое пиво – это же танцевальный клуб!
– Конечно, здесь я буду лакать пиво, напьюсь, а потом пойду в ближайшую пивнушку и буду танцевать там. Диско…
Зазвонил телефон. Джек побежал на второй этаж. Нет, это не рай. В раю запрещены телефоны. Особенно по ночам. Звонил начальник. Он любит это делать. Проверяет. Джеку было лень возвращаться на склад. Он лег на короткий диван – в ботинках и с сигаретой. Последние два часа прошлой ночи, когда он, добравшись до кровати, заснул, как ребенок, ему снилась старая знакомая, и они трахались в гамаке. Дома, в его комнате. Иногда заходила мама или папа, и ей приходилось прятаться под одеялом. “Господи, как я ненавижу родителей”, – сказал он во сне ей и проснулся в холодном поту, как будто ему снилась голая Снегурочка. Когда тебе кажется, что родители тебе мешают, значит ты еще ребенок. Хотя бы во сне. Потом Джек думал еще об одной вещичке. Года три назад брат его открыл в их дурацком городишке клуб и по глупости назвал его “Paradise & Hell”, а вывеска на входе была “Р & Н”. Люди неправильно понимали эти буквы. Они думали, что это “П и X”, и для них это звучало интригующе. Но идея-то была совсем другая, хоть и тоже дурацкая. Предполагалось, что вне этого заведения Ад, а внутри Рай. Клуб развалился через месяц. Люди предпочитали Ад в дешевых забегаловках, в трамваях и супермаркетах. Хотя и в клубе-то ничего райского не было. Хотя нет, была. Официантка. Виктория Райская. Точно, Вика Райская – б… и офигительный человек. Почти как чай “Ахмад”. Интересно, а чаи е…утся? При этой мысли Джеку захотелось отлить. Открывать дверь и делать это на свежем воздухе ему не хотелось. Он нашел пластиковую бутылку и наполнил ее желтой жидкостью, немного пролив на чистые ботинки.
– Извращенец, – сонным голосом промямлил “Чибо”.
– Растворимый, – ответил я.
“Чибо” стошнило. Он страшно комплексовал по поводу своей растворимости. Хотя по большому счету, жизнь – это бесконечные попытки растворения в чем-то. В городе, в ней, в себе… По крайней мере у людей это так. Но чай и кофе – это не люди. Но жизнь у них, как у людей. Если ты родился пакетиком, то ты лох на всю жизнь. Растворимые целыми днями доказывают, что они лучшие, хотя заранее знают, что обречены. Заварные и листовые держат удачу за хвост, хвастаются, что крепкие, но если разбавить водой – обычная ерунда. Кофейные зерна – боги. Но им никто не верит. Даже люди… Джек снова подошел к “Ахмаду”. Кажется, “Ахмад” ждал его. Так оно и есть…
– Послушай-ка, Барахло, что для тебя этот, как его там, рай? Как-то непонятно ты мне объяснил. Я понял, что это как бы неплохо, но мне нужны ассоциации, понимаешь?
– Как тебе сказать – каждый раз по-разному. Сегодня, например, это “Je t’aime… Moi non plus” Гинзбурга… Что еще? Нелогичные девушки, стремительная любовь, пододеяльная страна, мамины беляши, “Ти. Рекс”… Нет, что-то не то. Это то, что мне нравится, но это не рай…
– Так, может, рай – это как раз то, что тебе нравится? Может, это и есть твой личный рай? •
– Нет, понимаешь, рай должен быть один, универсальный, понимаешь? Один рай и для чая, и для людей, понимаешь? Какое-то место, где ты не будешь плакать из-за того, что не продаешься, а она из-за того, что думает, что покупается, понимаешь?
– Так он есть или его нет?
– Иногда мне кажется, что он есть. Только вот ищем мы его не там. Хотя, например, Эдик давно его отыскал. Хотя сам он об этом не знает.
– Что ты имеешь ввиду?
– Знаешь, у него комнатка в общаге, и иногда мне кажется, что это и есть его рай. Понимаешь, там он, как святой…
– Я думаю совсем по-другому…
– Конечно, ты думаешь по-чайному.
– Наверное, но для меня рай – это пустая коробка, когда меня больше в ней нет.
– Но как ты можешь это почувствовать, если тебя больше не будет?.. Хотя, постой-ка, кажется, я понимаю…
– Спрос есть рай.
– У нас говорят “Свобода есть рай”.
– Свобода ест рай? Так и съедает его на обед с кетчупом?
– А потом запивает чаем “Ахмад”.
– Было бы неплохо… Извини, дружище, что-то спать страшно хочется…
Джек осмотрелся по сторонам. Кофе и чаи спали. Только глупые конфеты сплетничали в своих глупых коробках. “Надо бы домой на каникулы съездить”, – подумал Джек, когда снова поднимался на второй этаж. МТВ рассказывало о беспечной жизни немецких ди джеев. “Когда-нибудь они вымрут, как динозавры, – подумал Джек. – Или их придется убивать”… Он все еще думал, когда в дверь тихо постучали и спросили:
– Это “Рай”? Написано, что вкалываете без выходных…
– Рай? – переспросил Джек. Но дверь не открыл. Облил коробку “Ахмада” остатками бензина, которым обычно мыли руки грузчики, и чиркнул спичкой.
– Рая больше нет…
