Аслан КУБАЛОВ. Эхо

СНЕЖНОСТЬ
Безумье бездомья… Давно как ушел
Мой гость предпоследний укором,
И я, как всегда, оставаясь, нашел
Лишь тень между прежде и скоро.

Библейская снежность кумирных страстей
От нежности памяти тает,
Когда составляя себя из частей,
Частички твоей не хватает.

Бездомье безумья. Давно как пора
Смириться с обычной потерей;
Комедия драмы прошла на ура,
Смахнув режиссерское “верю”…

И так покатились квадраты шаров
От лузы обкатано к лузе,
Сгорали костры из наломанных дров,
Сжигая знамена иллюзий.

Безумье бездомья. На стенах холсты,
И все-то под знаком порядка,
Как думы, что стали отмыто чисты
Без взглядов на завтра украдкой.

И жизнь чуть похожа на жизнь, иногда
Страницы быстрее листает,
Читающим бегло ее на года
Лета равнодушно меняет.

Бездомье безумья. Мы так далеки
На крохотной этой планете,
Где первая снежность упав на виски,
Взрастила раба междометий.

Где разные страны и разные сны
До яви иной разлучили,
Где общие звезды, так разно ясны,
С собою не нас обручили.

Где белые стены, на стенах холсты
Судьбы, доброхотливой лгуньи.
Где снежность и нежность отмыто чисты
До блеска бездомья безумья.
1997 г.

ТРОЕ
На дереве последний лист
И первый в ближнем встречном:
Поэт, Художник и Артист
Под ним молчат о вечном…

Они устали от господ,
Диктующих негласно,
Где нужно над, где надо под,
Где бело-сине-красно…

Они устали от друзей,
Глаза в глаза не зрящих
И обходящих их музей
Ремесел настоящих…

От назначения замков,
От жен, одетых скверно,
От сухопутных моряков,
От шепотка: “наверно”…

Они устали уставать
С вхождения до ныне,
Нетихий грех свой унимать
Негромкого унынья…

В их треугольнике немом –
Тень мира в форме ока,
И в нем, бездомном, каждый дом
Открыл для ока окна…

А им троим открыто все,
И все открыто ими,
Да каждый ветром унесен
За ветрами иными…

Им только вечер отдохнуть
Под сенью однолистья,
А в Понедельник – снова в пусть
В края недельных истин…

В три дали дальние уйдут
Искать свои планеты,
И обязательно найдут
Там
смысл слов и цвета…
1998 г.

ЛЕД И СНЕГ
Замок изо льда построю,
Ледяной стеною обрамлю,
Изо льда воротами прикрою
Мир, который все еще терплю…

Снежные дома внутри поставлю
Снежные балконы налеплю,
Флюгеры на башенках направлю
В мир, который все еще терплю…

Ледяное небо залатаю,
Из остатков тучи нарублю,
Солнце ледяное изваяю
Миру, от которого терплю…

Снежными смешными существами
Снежные жилища населю,
С нежными далекими родствами
С миром, от которого терплю…

Ледяную музыку сыграю,
Ледяные души растоплю
Песней изо льда, не разбирая,
Мир, который все еще терплю…

Напишу картины снегопада,
Словом из снежинок окроплю.
Храм от указующих – как надо
Миру быть, который все терплю…

Жару не поддаться бы, теплыни
Внешнего, которым погублю
Снежную страну свою в пустыне
Мира, от которого терплю…

Белою наивностью палитры
Все еще, как век назад, белю
Путь, в своем бесславии нехитрый,
В мир, который все еще терплю…

Снежная моя и ледяная
Вечность, приближенная к нулю.
Я тебя на время принимаю
Мир, который все-таки…
1998 г.

ШАР
Склеим шар из холста и бумаги,
Из бессониц и пыли дорог,
Из мечты обескрыленной скряги,
Этот мир превратившей в мирок…

Из копилки пустой на комоде,
Из ошейника старого пса,
Позабывшего миф о породе,
Как карета поскрип колеса…

Из армейских к Непишущей писем,
Из молитв неумелых о ней,
С обретением смысла у чисел
В календарном бесплодии дней…

Из причудливых дочкиных сказок
С занебесным Покоем на ты
И цветком с лепестками подсказок
В пустоте полевой красоты…

Из тропы незаросшей к могилам,
Из свободного гимна сверчка –
Напрокатно оставшимся силам
Склеить шар и пустить к облакам…

Через век или миг в Перезвездье
Растворимся, устав от Земли
И ее ненасытных возмездий
За отоспанный срок на мели…

Растворимся и встретимся снова,
Но уже в полноценных мирах,
Где еще до брожения слова
Обессмертилась сущность в шарах…
1999 г.

НОЙ
Новый Ковчег строит старенький Ной
С редким ура-передыхом.
Ночью – под Солнцем, днем – под Луной,
Бледной раздатчицей лиха.

Рубит, строгает, клепает, стучит
В такт воспалившейся дроби
В сердце – когда-то горячей свечи,
Чуть не сгоревшей в хворобе.

Мимо проходят Они или Мы,
Не обращая сознанья
На провидение, давшем взаймы
Истину и оправданье.

Громы гремят, а на печке лежит,
Спит бодунелым атлантом,
Плотницких дел разудалых мужик,
Не совладавший с талантом.

Ною и жалко его, но старик
Жалость упрятал в работу,
Не отравляя уделом расстриг
Дело волшебного пота…

…Рубит, строгает, клепает, стучит
В такт воспалившейся дроби
В сердце – когда-то горячей свечи,
Чуть не сгоревшей в хворобе.
2000 г.

ЭХО
Эхо… эхо… эхо… эхо…
И это проходит… ходит… ходит…
И это пройдет… идет… идет…
И звук в небосводе… свободе…

Приют не найдет… найдет… найдет…
Мгновенною вехой пройдется весь путь,
Останется это… эхо… эхо…
И нежности чуть…

В улыбках потомков, в их жестких судах,
А надо бы тонко… а надо б не так,
Ведь жили, как жили, не ново – старо,
С дилеммой дружили: порок и добро…

Слезой отмывали портрет под стеклом,
У гениев крали свое ремесло,
Любили любимы, а чаще, увы,
Рычали, как мимы, молчали, как львы…

Родных убивали морозцем сердец,
Чужих ублажали с ковровых крылец
И реяли флагом, куда повернет,
Предписанным шагом на месте вперед…

Кляли агасферов на кухнях вразнос,
Блюли все размеры, назначенный рост
И храмы взрывали, крестясь за углом,
Из камней ваяли девицу с веслом…

Медалями вдовам сжимали уста…
И все то не ново – с того же листа
Все та же и те же, и сцена, и мы,
И воздух несвежий пустой кутерьмы…

И правнуков внуки начнут не с нулей,
С собою в разлуке на юной земле.
Слезами омоют портрет под стеклом
И пахнущий хвоей запущенный дом…

Все будет, как будет, не ново – старо,
Жильцы или люди, порок и добро,
Дилеммы, дороги – вселенская чушь
С печатью тревоги на каждой из душ…

Все было не ново и будет не так,
Останется слово и кровь на холстах,
Мгновенною вехой пройдется весь путь,
Останется эхо… эхо… эхо…
и нежности чуть…
1997 г.