* * *
Кровь на лезвии шпаги
и на коже сапог –
Безрассудной отваги
обнаженный итог
Дон-Гуан де Маранья
девятнадцати лет
На изломе сознанья
и в преддверии бед
Блик луны в черной луже
да растерянный взгляд
В жилах смертною стужей
растекается яд
Первой в жизни дуэли
и обманной любви
А в округе звенели
серебром соловьи…
Мой доверчивый мальчик
явь – обитель потерь
Сон – лукавый обманщик
и потом и теперь
Рок диктует нам выбор –
шаг назад – в никуда
Как по кругу и выбыл
из игры навсегда
Вам бы тоже быть жертвой
в этой странной борьбе
Но вы бросили первым
вызов грозной судьбе
По спирали обмана
и ему вопреки
Имя хрупкое “Анна”
вы сквозь смерть пронесли
… кровь на лезвии шпаги
а из этой крови
Как роман на бумаге
свет признанья в любви
* * *
Спустилась ночь на улицы Севильи,
Лишь свет луны сочится в полумрак,
Но серенад уж не поют для Инезильи,
В смертельной схватке не ломают шпаг.
Не льется кровь под окнами рекою,
Не кружит голову гитарный перезвон,
И занавес не дрогнет под рукою,
Ревнивца старого покоен крепкий сон.
Весь город спит, лишь мертвой тишиною
Звенит округа, растворясь во мгле.
Что с вами стало нынешней весною,
Кого хороните вы в этой тишине?
Ужели Дон-Гуана де Маранья?
Сивилью не тревожит больше тень,
Или сердца глухи к словам признанья
Небесной страсти, что презрела тлен?
А в серых снах, вослед за скромной мыслью
Вы тишь да гладь за счастие почли –
И так проходят дни без радости и смысла
И нет в них места для сквозной мечты,
Где все – огонь и вихрь звездный,
Где нет раздумий: “Ну а что потом?”
Где брошен на весы единственный и поздний
Распятый вечер пополам с дождем.
ПОЛЕТ БЕЗ ФАУСТА
Черной кожи сапог тронул стремя коня,
Захрапел вороной, в карьер с места беря –
Словно тень на ветру от лихого огня –
Под ударом копыт встрепенулась земля,
Опрокинулся месяц и, цокот глуша,
Покатилися звезды с ночного плаща –
Осыпаясь дождем, раздирали туман –
То ли стон, то ли смех поглотил океан.
По разверстой Вселенной без свиты, гербов
Князь бежал от своих же непраздных трудов –
Взгляд потухший был пуст, только бледность чела,
Да усталость веков меж бровей залегла.
Конь, поводьев не чуя, летел, как шальной,
Если б мог он копытом разрушить покой –
Этот ад, что в груди у Мессира застыл –
Вороной, ты как мог из него Князя тьмы уносил.
Только нет у него с Небом прежней вражды…
На засеянном поле всходы пышно взошли –
Делать нечего боле, урожай так богат,
Что с пустою сумою тот, кто сеял стократ.
И летя среди вихря поющих светил,
Князь, очнувшись, внезапно коня осадил,
Потрепал гриву друга дрожащей рукой –
С уст скользнула улыбка звездой роковой –
Оглянулся назад, где осталась Земля:
“Это лучшее, люди, что для вас сделал я”.
Искры шпор обожгли вновь крутые бока,
Превратились в Ничто конь и месть седока.
Царство тьмы растворилось – ни зла, ни добра –
Ярко вспыхнув, Земля вся сгорела дотла.
* * *
Мне странный сон приснился на рассвете:
Обугленная степь и ни души на выжженной планете.
Кровавым маревом одет был горизонт.
Мне беспредельный ужас запечатал рот –
Я шла босая, ноги в пепел погружая,
Земли и Небу в равной степени чужая.
Спасенная иль обреченная? – не знаю.
