Зинаида БИТАРОВА. Кавказская меланхолия

ЗДРАВСТВУЙ

Ты, который был кочевником
и оседлость не любил…
Белый свет тебе учебником
раскрывающимся был.

Ты, который слыл захватчиком,
но, тобой обольщена,
слава слух переиначила
и дошла чрез времена.

Ты – бессребреник воинственный,
барс с усмешкой удальца…
Смотришь, предок мой таинственный,
ликом брата и отца.

ДЖАВА

Подслушать твой шепот, старинная Джава,
неясный твой говор за каждой стеной –
и вот мне тепло, мне почти уже жарко
от жизни искрящейся чьей-то чужой.
Проникнуться нравом вскипающей речки
Лиахвы,
бурлящей и ночью, и днем, –
и кровь моя вспомнит те гордые речи,
что родом хранимы в ущелье глухом.

Но гордые речи и были предтечей
всего, что случилось со мною потом.

ИСТОРИЯ ДЛИТСЯ

Вы – дерзкие, резкие, древние лица,
вы жгли мне глаза – все равно было мало!
Но здесь, в Петербурге, вы стали мне сниться,
в судьбу проникая ударом кинжала.
Усердствует время, мистический зодчий,
в груди оживают легенды и мифы –
теснятся фигуры, роднее всех прочих,
аланы, сарматы и царские скифы.

Мелькнут амазонки – вот абрис их броский,
вот пыль от копыт по столетьям клубится…
А двое стоят, говорят по-иронски…
История длится, история длится.

ДВОР ДЕТСТВА

Кавказ, утопленный в крови,
Кавказ – без дружбы и любви…
И ты, грузин, теперь – мой враг?
А мы росли в одних дворах.

Двор детства, солнечный мой двор!..
Мне не поверить до сих пор,
что ты, грузин, теперь… мне – враг!
Ведь жили мы в одних горах.

Двор детства, мой свободный двор,
я не приду к тебе, как вор:
я не хочу распятой быть…
мне все равно тебя любить.

Двор детства, мой веселый двор!
Мы были вместе: я, Анзор,
Иринка, Гиви, Тамрико –
не уходите далеко.

ПАРК ДЕТСТВА

Вот склон горы, почти во сне –
каскад фонтанов, кратер парка,
вздымается ступеней арка
из глубины – наверх, ко мне.

Как самолет идет в пике,
так входит в душу парк Ваке.

(Я в парк сбегаю налегке).

БРАТ

Я помню: вскочит спозаранку,
спешит, одеться не заставишь,
и за рояль – валяет ваньку:
сидит, терзая каждый клавиш.

Мой брат… В нем роста – сколько дури!
Он беспрерывно курит-курит,
ему семнадцать лет, он – грубый,
мы с ним общаемся сквозь зубы.

К тому ж азартен он без меры…
Ну, может быть, совсем недавно
чуть поумнел – играет гаммы
и в свой успех маньячно верит.

И вот упорно на рояле
играет, все фигню играет.
Меня он этим раздражает,
он в майке, будто бы в спортзале.

Но вот прошло уже лет тридцать –
и что меня сейчас подвигло
писать о нем?.. Не пианист – он!
А все стоит в глазах картинка,

как полуголый страусенок
себя выплескивает страстно,
он сам с усам – почти с пеленок,
а я придирчиво пристрастна.

И знаю: злость моя нелепа –
злясь на него, себя обижу…
Что ж так критична и свирепа? –
Себя, как в зеркале, я вижу.

КОРОЛЕВА

Не говори со мною, мама!..
Не говори, но поживи…
Позволь – и разрядится драма
недопроявленной любви.
Ты далеко, но мне приснилась…
Не можешь – и не говори!
Ты молча, молча сделай милость:
затвор сердечный отвори.

Дыханье Снежной Королевы –
слепящая сплошная боль…
Я – пленница чертогов белых,
освободи меня, изволь!

Я за рукав чужой хватаюсь,
чужая грудь в моих слезах –
и кто-то пятится, не зная
меня, и прячется в кустах.

Я вижу, как тебя увозят,
я за тобой бегу – успеть…
Вернись! – кричу. – Я буду возле,
я за тобой хочу вослед.

Что – лед? Его растопит нежность…
Я в прошлое гляжу, скорбя,
и в каждой Королеве Снежной
ищу, любимую, тебя.

ОЗЕРО

Чернота, провал, лощина.
Закрадется в сердце страх…
Одинокого мужчины
силуэт мелькнет в горах.

Чернота с глубокой синью
вперемешку, пополам…
Свет фонарный в виде линий
заскользивший по волнам.

Свет фонарный, свет дрожащий
цилиндрическим столбом,
в глубь озерную входящий,
словно гость в уснувший дом.

Кратер озера как блюдо.
Вся в испарине, ногой
я испробую покуда
этот ласковый прибой.

Чуть колышет. До лодыжек,
от лодыжек до колен…
Наползая, мягко дышит
черно-синий водный плен.

КАВКАЗСКАЯ МЕЛАНХОЛИЯ

Безделью буду предаваться,
чурчхелу грызть и пить вино,
и, может статься, нам расстаться
спокойно будет суждено.

Твои глаза – как продолженье
глаз завороженных моих…
Я кожей чувствую их жженье,
их притяженье, как магнит.

В них дышит нежность, поволокой
сместя отчетливость зрачков…
Она – за край, она без сроков
и душит без обиняков.

Так поспешай, беги, спасайся!
Скорее ноги уноси…
Не уходи, не отрывайся –
рука к руке, как две сестры!

Не уходи, не отрывайся –
рука к руке, как две сестры…
Кровоточит ладонь – раскайся,
не отрывайся до поры!

Мы все равно должны расстаться,
и боли той бездонно дно…
Безделью буду предаваться,
чурчхелу грызть и пить вино.