Елена ЛАЙЦАН. Пятнадцать дней, четырнадцать ночей

ПУСТЫЕ ХЛОПОТЫ

Пустые карты,
хлопоты пустые,
Пустой, как чай, с подругой разговор.
В проемах окон одичалый двор,
Где осень о веревки бельевые
Запнулась
и поклажу растеряла:
Лимоны листьев,
ягоды рябин,
Букет из хризантем и георгин,
И у крыльца расплакалась устало.
Видать, и для нее прошли впустую
Три месяца,
как три коротких дня,
И утомительна пустая болтовня
Подруг-кукушек.
Впрочем, пусть кукуют,
Бросают карты.
– Дальняя дорога?
Король трефовый,
Дама, бубны, Туз?..
Нет, снова хлопоты.
И ей невмоготу
От этого по-бабьи злого рока.
Фигуры – у окна и у порога.
Нахохленные плечи,
ветви рук,
В объятьях губ уснул сырой мундштук…
А хочется согреться.
До ожога.

АРМАГЕДДОН

Завидовали дьяволы в аду,
В раю дрожали боги от бессилья.
И надорвали бесы сухожилья,
И ангелы молились, как в бреду.

Земля-Армагеддон. Без запятых.
Кровавой мессой выжжено полнеба,
И от свинцовых слез старухи слепы…
У Смерти африканские черты.

Орлиный профиль и глаза лисы.
И вышит кровью крест на белом поле.
Огонь, клыки, глазницы. Смерь беспола.
Костлявые ступни ее босы.

– Где муж твой, Салимат, где твой жених?
Где твой браслет, очаг и твой ребенок?
– Был воздух кумачом обремененный,
И нерожденный плод в пыли затих.

– Где сад твой, Салимат, и где вино,
Где хлеб твой, плащ и кров, и виноградник?
– Лозу спалил дотла железный всадник…
А чрево пусто… и обнажено.

– Где твой Георгий, смелый змеелов?
– Отныне и на век он – мой Убийца.
Дракон, тысячеглавый, многолицый,
Вкусивший соль и плоть моих отцов.

СЕЗОН РАЗЛУК

Лето, окна нараспашку.
Бергамот, лимон, мелиса –
Чайный вальс на донце чашки.
Стрекоза, цветок ириса.
Теплых рук переплетенье,
Не нужны слова и взгляды.
Карнавал сердцебиенья.
А другого и не надо…

Сырость. Наглухо закрыты
Ставни и входные двери.
Нынче осень – фаворитом,
Нынче слезы на доверье.
Ты уходишь? Я не против.
Чайный вальс на донце чашки.
Только сердце колобродит,
Словно узник в каталажке…

Тихо. Снежные букашки
Облепили подоконник.
Чайный вальс на донце чашки.
Лишь заварник – белый слоник,
Дышит хоботом на руки,
Сердце в дрему погружая.
Пусть зима – сезон разлуки,
Все изменит ветер мая.

У БЕЗДНЫ НА КРАЮ

У бездны на краю
Лопатки режет болью…
Рукой, непроизвольно,
До неба достаю

У бездны на краю.
Сейчас я знаю точно,
Что в мире все непрочно…
На цыпочки встаю.
У бездны на краю
Сегодня день особый.
Я купол белолобый
Небес благодарю.

У бездны на краю…
Прорезались надкрылья.
Еще рывок, усилье…
И ветру отдаю,

У бездны на краю,
Я – спичечное тело.
Пока что неумело
Лечу, смеюсь, пою…

ПТИЧИЙ БОГ

Прижмусь спиной к могучему стволу.
Кедровый дух мое дыханье полнит,
Смыкаются над головою волны
Пушистых лап. Янтарную смолу
Смахну рукой, как детскую слезинку.
Смеются надо мной коры морщинки,
Ведь я подобна юному щеглу,
Что на неделе только оперился
И гимн весне поет в лесных кулисах,
Забыв печаль, у жизни на балу.

– Сойти с ума, нырнуть в безумство красок,
Что дарит жизнь от щедрости своей!
Купаться в нем, как в луже воробей,
Что щурится на солнце кареглазо!..

И в этот миг я птичью суть пойму.
Упившись бесшабашностью свободы,
Наперекор пройдохе кукловоду
Я в неизвестность, вопреки всему,
Как в омут с головой, нырну с разбега.
И пусть черкнет стрелою печенега
Моя судьба, и канет вновь во тьму –
Во мне сегодня птичий бог родился!
Веселый бог с прищуром проходимца,
Пернатый бесшабашный баламут.

ПЯТНАДЦАТЬ ДНЕЙ, ЧЕТЫРНАДЦАТЬ НОЧЕЙ

Шутник и прощелыга, злобный гном,
Сдувал шары и рвал на дамах банты.
По стенам жались в страхе музыканты
И все вокруг ходило ходуном…

Таков финал. А был ли эпилог?
Как и в любом порядочном романе,
Конечно был. Все в сладостном дурмане
– Звезду с небес, и – мир у Ваших ног!

Тебя рядили в блеск и мишуру
Ненужных слов, и стружкой серпантина
Кружили в ритме вальса по гостиной,
И пальцы целовали поутру.

Пятнадцать дней, четырнадцать ночей
Шампанское крутило флирт с бокалом.
Неумолимо время шло к финалу,
Где кони превращаются в мышей…

Картонный ящик вместо стен дворца
И ветер злобно рвет остатки платья.
Как нынче холодны твои объятья!..
Так холодны объятья мертвеца.