Кира КАЛЛАГОВА. Снег. Снег. Снег

РАССКАЗЫ

ОБНЯТЬ МИР

Искренни только дети. Лишь они по-настоящему способны видеть этот мир. Сейчас, когда солнце коснулось опавшей листвы, и разгорается осенний пожар. Сентябрьскую прохладную тишину нарушает

только искренний детский смех. Ветерок играет в ее волосах, солнце путается среди деревьев, а она играет со мной в прятки.

Однажды она задала мне совсем не детский вопрос.

– А можно обнять весь мир?

– Нет, конечно, глупышка.

– Можно!

– Как же?! Мир необъятен.

– А вот и неправда!

И она обняла меня, я чуть не выронила фотоаппарат из рук.

– Ты кусочек мира…

Она обняла себя за плечи.

– Я кусочек мира…

Я притихла, сидела и слушала самые мудрые слова, изрекаемые пятилетним ребенком. Она же, воодушевленная впечатлением, которое ее слова произвели на меня, вскочила и обняла дерево.

– Видишь, я обнимаю мир!

– Вижу…

Щелчок фотоаппарата нарушил тишину.

ЕЕ ЧАСТО МУЧИЛИ ФАНТОМНЫЕ БОЛИ В НОГАХ

Тихий свет струился сквозь пальцы. Она щурила глаза, прячась от нового дня. От новых проблем. Босые ноги коснулись холодного пола, и тело пронизал ледяной разряд бодрости. Рывок. И глухой звук.

Ночь. Темно. Боль в ногах. Она на полу. Кто-то включил свет. Быстрые шаги. Сдавленный крик. Торопливые слова. Холодные руки. Кто-то поднял ее и уложил в кровать. Долго рассказывал ей сказки. Пел песни. Но ей нужно Идти в школу!

– Отпустите, я опаздываю в школу! Мне нужно ИДТИ!

– Дорогая, пожа…

– Мне пора ИДТИ!

– Милая у тебя нет ног…

Как нет?.. Кто-то обнял ее и намочил горячими слезами ее ночную рубашку. Как нет? Но ей нужно идти!.. Укол снотворного опередил ее новый порыв. Она снова погрузилась в сон, в котором она просыпается и ИДЕТ в школу. Просто по ночам ее часто мучают фантомные боли в ногах.

МНЕ БЫЛО ПРОСТО ИНТЕРЕСНО,

ЧТО Я ПОЧУВСТВУЮ, СТРЕЛЯЯ В БАБУШКУ

«Если сможешь, стреляй!» – крикнула дрожащим старушечьим голосом моя бабушка. Я, не раздумывая, спустила курок. Я не ненавидела бабушку. Нет. Просто мне хотелось, чтобы она замолчала. Меня раздражали ее писклявые вопли. И не стану скрывать… Мне было просто интересно, что я почувствую, стреляя в бабушку.

О-о-о, это оказалась абсолютно не интересным занятием. Ничего особенного Я не почувствовала, да и не увидела. Бабушку просто снесло точным выстрелом в голову, она разбрызгала кровь по огромному зеркальному шкафу. И когда она упала, я видела в окровавленном зеркале себя. Револьвер в вытянутой руке и дебильная улыбка на губах.

Мне не понравилось. Должно было быть интереснее! Когда я помогала разделывать маме курицу, я и то чувствовала больше нервного трепетания бабочек в животе. Может потому, что я ненавидела курицу? А бабушку очень даже любила. Может убивать для удовольствия можно только тех, кого ненавидишь? Что ж, родители вернутся только завтра в полдень. У меня есть еще время повеселиться.

Наверное, нужно убрать. Я вытерла половой тряпкой кровь вокруг бабушки. Точнее, вокруг трупа. Сама подивилась точности своего выстрела. Отверстие такое идеально ровное, как третий глаз. Бабушка никогда не верила в чакры. Она считала это «Буддийской херней». Она бы удивилась, если бы узнала, что у нее открылся третий глаз.

– Эх, бабушка. Как ты думаешь, стоит ли идти на новогодний бал? Меня уже пригласил внук тети Клавы, но мне нечего надеть. Мама сказала, что ты купишь что-нибудь у Зайцева для меня. Вы же с ним общаетесь. Пожалуйста, я хочу что-нибудь не очень открытое. И вообще, сейчас придет Аня. Да, бабушка, я знаю, ты ее не любила. Я попробую на ней. А потом позову Веру и похвастаюсь. Я знаю, Вера поймет. МЫ всегда хотели вместе убивать.

Мой монолог прервал звонок в дверь. Вот и Аня. Я с неудовольствием, честно скажу, покинула бабушку. Взяла свое оружие, запрятав его за спину, укрыв шелковыми складками платья. Сбежала по огромной витой лестнице в холл. И открыла дверь. Анна была лишь немного выше меня. Около 168 см. Серенькая мышка. Я не испытывала энтузиазма. Не думаю, что это убийство мне понравится больше, чем бабушкино. Я нормально отношусь к Анне. Но не убить ее нельзя. Она ведь горничная и пришла убираться, она найдет бабушку и позвонит маме и папе. И тогда все. Она испортит мой уикенд! Но стрелять в Аню прямо так, с порога, нельзя. Ее труп могут увидеть соседи. Да и если стрелять вне дома, выстрел услышат все те же пресловутые соседи. Нужно заманить Аню на кухню.

– Здравствуйте, Катерина. А Ольга Михайловна дома?

– Здравствуйте, Аня. Бабушка дома, она спит.

– Спит? (пройдя в холл, спросила Аня, я развернулась к ней лицом, чтоб не выдать револьвера).

– Спит. Она утомилась. Была у Михалковых на даче.

– Ладно, Катя. А что она оставила для меня?

– Просила начать уборку с кухни.

Аня пошла на кухню, я медленно пошла за ней. Не нужно спешить! Глупая! Какая я глупая! Уже войдя в кухню, Аня развернулась, как раз в этот момент я поспешила и вытащила пистолет. Аня замерла. Ну, а мне пришлось стрелять.

Не получилось в голову. Блин! В живот. Аня сложилась пополам, что-то пыталась сделать, опрокинула поднос с фруктами и медленно сползла под стол. Я обошла стол. Она смотрела на меня, сквозь сомкнутые бледные губы сочилась кровь. Наверное, ей больно. Это я виновата. Не надо было спешить! Второй выстрел был точно в лоб.

– Ложкой снег мешая, ночь идет большая…

Я наклонилась и закрыла ей глаза. Аня заснула.

Я спросила у Ани рецепт печенюшек. И стала месить тесто. Скоро придет Вера. Она любит печенье. Мы (Я с Аней) испекли печенье.

Звонок в дверь. Это Вера. Револьвер остался на кухонном столе. Сейчас он не нужен.

– Веруничка!

Мы обнялись.

– Вер, мне столько нужно рассказать, Вер! Я сделала это…

Вера побледнела.

– Что «это»?

– Я сыграла в нашу игру.

– Ты шутишь!

Я схватила ее за руку и поволокла в кухню. При виде Ани Вера заплакала.

– Ты и меня убьешь?

– Нет, конечно! Зачем мне убивать тебя. С тобой мы будем вместе играть. Так, как мы хотели!

– Катя, нельзя не понарошку убивать людей!

– Почему?

– Потому что они живые!

– Аня и бабушка и сейчас живые!

– Ольга Михайловна?! Она тоже?! Катя, ты сошла с ума! Мама была права! Ты сумасшедшая! Ты думаешь, раз ты богата, значит тебе можно все?!

– Веруника…

– Отстань! Психопатка! Я все маме расскажу!

Я выстрелила Верунике в спину. Между лопаток. Она пыталась ползти. Последний выстрел в голову. Кровь оросила белую стену.

Я обошла Верунику и села рядом. Напротив стены. Я смотрела на кровавые брызги.

– Как фейерверк на новый год, правда, Вера?

Вера не ответила. И я заплакала…

СНЕГ. СНЕГ. СНЕГ

Снег. Хочу быть снегом. Он прекрасен. Живет только для весны. Если только не…

Если только, падая с неба, он не влюбится. Не коснется горячей кожи любимого человека. Я хочу коснуться ее щеки. И растаять. Стать ее слезой. Быть снегом. Быть. Быть просто снегом. Быть просто снегом, умереть на ее щеке.

Почему я всегда просыпаюсь один? Так легче. Так проще. Когда со мной кто-то кроме нее. Меня тошнит. Новый год. В детстве я ждал Санту. Нет. Я ждал Деда Мороза. В Советском Союзе не было Санты. Это все навязано рекламой. Новый год тоже. Например. Coca cola. «Праздника вкус бодрящий». Выпьешь. И во рту вкус Кошачьей мочи. Ненавижу Кошачью мочу. И «кока колу» тоже. Ненавижу.

Почему короткие предложения? Так легче. Так лучше. Это слишком хорошо и слишком легко. Что? Жизнь. Моя. Слишком. Куда еще проще?! Она настолько проста, что мне не просто в это верить. Опять длинное предложение. У меня короткие мысли. И предложения короткие. Если мысли длинные. Значит умные. Я не хочу быть умным. Это не модно. Не круто. Не практично.

Почему я не ношу стринги? Почему я не гей? Так сложнее. Так хуже. Так интереснее. Я ненавижу. Что? Быть исключением. Я внушаю себе. Я стадо. Я масса. Я крыса. Я это они. Они это я. Я мыслю, как они. Или не мыслю вовсе. Почему? Так легче. Так проще.

Я розовый пингвин. Розовый. Почему? Что? Почему розовый? Не знаю. Это шесть пинт пива говорят во мне. Пиво. Пойло. Пейте пиво. Так легче. Так проще. Стадо пьет пиво. Я стадо. Я скот. Почему я верю в Бога? Так легче. Так проще.

Почему мой Бог это виски? Потому что виски на 100 процентов прощают грехи. И я на секунду забываю о ней…

Почему она ушла? Ей так легче. Ей так проще. Она любила только снег… Она ушла. А я остался.

Почему же я не снег? Снег. Снег. Снег. Он не ненавидит. Ему плевать на кошачью мочу. На стринги. На геев. На розовых пингвинов. На стадо. На пиво. На Бога. На виски. Он живет только для того чтобы… Любить. Полюбить. И умереть.

Хочу быть снегом. Быть снегом. Быть. Снегом. Просто. Просто быть снегом. Быть просто снегом. Быть просто снегом и умереть на ее щеке…