Дмитрий КОРЖОВ. Трилогия сердитых молодых людей

СИГАРЕТЫ

Посвящается А.Б.

Белое небо над головой. Грязно-белое, исчерченное ломаными линиями молний. Почему небо такое белое? Почему молнии такие черные? Что-то изменилось в этом мире?

И почему так тяжело дышать?

Почему язык похож на шершавый камень, а во рту такой привкус, словно ты пил воду из унитаза в общественном туалете на вокзале.

И что за странный писк вдали. Словно маленький таймер отсчитывает время. «Пи». «Пи». «Пи».

Слишком много вопросов для одного раза. Назад. В спасительную тьму.

Глаза закрываются.

Он открыл глаза, когда на старых электронных часах, висевших на посту, высветились цифры 3:33. Первое, что он увидел, был потолок. Белый потолок, покрытый замысловатой сетью трещин. Рассеянный свет, выбивавшийся из-под лампы, не давал достаточного обзора. В углах плясали тени.

Он повернул голову набок, и мир расплылся аляповатым пятном. Мгновения спустя появился шум в ушах, но ему удалось сфокусировать зрение. Ряд кроватей с железными бортиками, вдоль стен шкафы, забитые аппаратурой и склянками с какими-то жидкостями, решетки на окнах. На соседней койке лежит тело… Впалый живот, четкий рельеф ребер, тяжело вздымающаяся грудь, лицо, заросшее щетиной, изо рта торчит трубка. Тело по пояс закрыто тонкой простыней. Тело недвижимо.

Он невольно поморщился от боли, скосил глаза и увидел над левой ключицей дырку, из которой торчит тонкая трубочка, соединенная еще с одной трубочкой, которая убегает вверх, к штативу. Он попытался пошевелить рукой, но та была привязана к бортику его кровати – скрученный в трубочку бинт кольцом перехватывал запястье.

Во рту было по-прежнему сухо. Он попытался сглотнуть ком, стоящий в горле, но слюны не было. А ком, мерзкий, плотный комок стоял поперек глотки. Он попытался втянуть воздух носом, но не смог. Из ноздрей торчали ватные тампоны, обильно пропитанные чем-то бурым. То ли кровью, то ли лекарством. Медленно, но верно к нему приходило понимание ситуации.

Последнее, что он помнил, была музыка. Не слишком мелодичный хаус. Он только что вынюхал дорожку какого-то «микса» и теперь сидел в кресле, потирая переносицу, ожидая, когда же его накроет волна эйфории. Но вместо кайфа пришел ужас, которому нет имени. Он как лавина, как черный поток затопил сознание, украл воздух из легких и сжег все мысли до одной. Осталась лишь пустота, в которой не было ничего, кроме белых росчерков молний, жара и тишины. Дрожь в руках, холодный металл телефона. Расплывчатые буквы перед гаснущим взором. Дальше – тишина.

Он повернул голову направо.

На стуле сидела Аня. Привалившись боком к холодной стене, она дремала в крайне неудобной позе. Веки её чуть подрагивали. Пряди волос, цвета медной проволоки, небрежно спадали на плечи, закрывая лицо. Он попытался улыбнуться, но сухие потрескавшиеся губы, словно стянутые клеем, не разошлись в улыбке. «Моя лисичка», – подумал он, и хотел было коснуться девушки правой рукой. Но она, как и левая, была привязана к кровати.

«Аня», – хотел произнести он, но из пересохшего горла вырвался лишь хрип.

Этого хватило. Девушка мгновенно очнулась, словно птица, встрепенулась, протирая пальцами глаза, часто-часто заморгала, и вдруг он увидел в уголках глаз девушки слезы.

– Сереженька, – прошептала она. Губы её дрожали, она склонилась над ним. На лоб ему упала капля… Её слеза.

Выздоровление было мучительно долгим. Тот, кто придумал замешать адскую смесь с гидропиритом, был не в своем уме. У Сергея было много времени, чтобы поразмышлять об этом. И о многом другом. До больницы он не позволял мыслям надолго задерживаться в своей голове. Он с остервенением работал, ударялся в загулы, временами доводил Аню до истерик (это тоже приносило своеобразное облегчение). Но теперь, когда ему ничего не оставалось, кроме как лежать на кровати и смотреть в потолок, он лежал и думал.

Семь лет назад мысль о том, что школьные годы были золотым временем его жизни, показалась бы ему абсурдной и глупой. Он всей душой ненавидел школу и шел на всевозможные ухищрения, чтобы туда не ходить. Он не отличался могучим здоровьем, так что не было никаких сложностей, чтобы приболеть и остаться дома. Или просто нагреть градусник на батарее. Оставаясь дома, он читал книги, смотрел фильмы или просто спал. При том, что к одиннадцатому классу его библиотека занимала два огромных шкафа, он не осилил и тридцати процентов школьной программы. Они с Котом состоялись как читатели гораздо раньше, чем хотелось бы их преподавательнице по литературе. Он до сих пор помнит, с какой саркастической ухмылкой сдавал ей сочинение на тему «Книга моего лета» по роману Жана Поля Сартра «Слова». И никогда не забудет не менее ядовитую ухмылку учительницы, которая поставила ему за него «четыре с минусом». Кот, сдавший «Над пропастью во ржи», долго смеялся над выпендрежем Серого. Кот… Где ты сейчас?

Жизнь развела их по разным городам. Жизнь разбросала всю компанию, которая образовалась в те времена. Кто-то сторчался, кто-то свалил из страны. А он остался здесь. У подножья гор, по горло в болотной жиже. Не было причин, чтобы задерживаться здесь, но Сергей увяз настолько плотно в патриархальном укладе этого города, что срываться с насиженного места было безумием. Он тосковал. Непонятно по чему. По другим городам? Или по другой жизни? А какую жизнь он знал, кроме той, которой жил сейчас? Казалось бы, чего ему не хватает. Работа, которая оплачивается очень прилично для их провинциального городка, родители, которые не оставят сына голодным, любящая девушка, которая двое суток дежурила в реанимации, ожидая, когда он придет в себя. У него было всё, чего не было у тысяч людей, которым повезло в жизни меньше.

Но этого было мало. В нем давно сгорела микросхема, отвечающая за искренность любых эмоций. Все их проявления казались ему фальшивыми. Он сам себе казался фальшивкой. Аляповатым манекеном на витрине сельпо. И порой было неясно, что его больше раздражало – его натура манекена, или само сельпо, в пасторальные пейзажи которого он абсолютно не вписывался.

Он любил этот город, ему был дорог этот народ. Но он ненавидел отдельных личностей, которые с презрением и насмешкой смотрели на него. И с каждым годом таких становилось все больше и больше. Сергей понимал, что в других местах не лучше. Везде люди как люди. Со своими темными и светлыми сторонами. Но здесь, в городе, где редко дует ветер, он ощущал это особенно остро.

Может, стоило что-то поменять в своей жизни? Может, пора было сделать какой-то шаг, который позволит по-новому взглянуть на себя?

Он не умер в этот раз по счастливой случайности. Ему предоставили второй шанс для того, чтобы он попытался изменить свою жизнь. Как бы банально это ни звучало, но ему хотелось верить, что это так.

Во время своих дежурств к нему часто забегала Аня, которая работала в этой больнице. Она заботливо поправляла подушку, словно парень тяжело больной, приносила булочки из магазина напротив, целовала в щеку и убегала работать дальше.

Самым трудным испытанием для Сергея была встреча с родителями. Они никогда не думали, что сын, их любимое чадо, их умница и солнце, попадет в реанимацию с передозом. Отец молча смотрел куда-то в окно. Мать плакала. То от счастья, то от горя. То начинала жалеть, то ругала последними словами. Что бы делал он на их месте? Возможно, то же самое.

У него было очень много времени, чтобы подумать.

Он думал.

– Вот мы и дома, – Сергей тяжело дыша поставил сумку на пол прихожей. Он и раньше не отличался выдающимися физическими данными, а после недели, проведенной на больничной койке, он даже налегке на свой третий этаж поднимался с передышками на лестничной клетке второго.

– Ага, – улыбнулась Аня, разуваясь и проходя на кухню, включила чайник, открыла форточку.

Следом зашел отец и занес еще одну сумку с больничными принадлежностями Сергея. Парень небрежно стянул с ног кроссовки, задвинул их под обувницу и вытер выступившую на лбу испарину.

– Я звонил к тебе на работу, сказал, что ты отравился чем-то на дне рождения, – сказал отец, приглаживая волосы на затылке. Он старался не показывать, насколько сильно волнуется за сына. В отличие от матери, он был уверен в том, что сын не стал наркоманом и ему не требуется консультация нарколога. «Мать есть мать», – развел он руками, когда та заявила, что Серому стоит лечь в наркологичку, чтобы избавиться от вредной привычки. Трудно было ей объяснить, что у него нет физической и психологической зависимости от наркотиков, а тот раз был всего лишь неудачным опытом. Мать есть мать.

– Вы чай будете? – спросила Аня у отца.

Тот отрицательно мотнул головой, нащупал на поясе ключи от машины и приоткрыл входную дверь:

– Мне на работу пора. Мы вечером с мамой заедем, – сказал он, выходя на лестничную клетку. – Береги себя, сын.

С этими словами он устремился вниз по лестницам. Сергей посмотрел ему вслед. Он знал, что разочаровал своего отца. Но поделать с этим ничего не мог. Оставалось лишь на деле доказать, что он не такой плохой сын.

Надев любимые домашние тапочки, он тяжело прошлепал в комнату. Здесь ничего не изменилось за неделю, но все равно Сергею пришлось несколько секунд привыкать к обстановке, отличающейся от больничной. Диван, пара кресел, потертый ковер на полу, стол, на котором стоит его компьютер, и аккуратно сложенные Аней бумаги и папки. Он улыбнулся, полной грудью пытаясь вдохнуть такой привычный и родной запах дома. Но в израненном носу больно кольнуло. Что то теплое с кончика носа сорвалось и капнуло на пол. Кровь бурой кляксой растеклась по полу.

– Черт, – буркнул Серый, доставая из кармана платок и прижимая его к ноздрям.

– У тебя опять кровотечение! – обеспокоенно воскликнула Аня. – Пошли.

Она взяла его под руку и повела в ванную. Там она сделала ему ватный тампон, смоченный перекисью водорода.

– Убери руку, – сказала она, отводя ладонь Серого, которой он держал платок.

Зашипела перекись, окрасив вату в алый цвет. Защипало слизистую. Но кровь прекратила капать. Аня вытащила пропитанный алым тампон и засунула новый, уже сухой. Бросив взгляд на часы, она засуетилась. Ей пора было возвращаться на работу.

– Я налила тебе чай. В холодильнике есть сыр, колбаса, на нижней полке суп. Покушай обязательно, – сказала она, поцеловала его напоследок и выпорхнула из квартиры.

Он прошел на кухню, открыл холодильник и задумчиво посмотрел на его содержимое. Есть совершенно не хотелось. В шкафу он нашел какое-то шоколадное печенье, взял со стола кружку с чаем и пошел в комнату. Включил компьютер. На экране появилась полоса загрузки. Сергей задумчиво отхлебнул чай, откусил кусочек черствого печенья. Интернет исправно работал. Загрузилась страница почты. Спам, спам, спам, письмо от Кота.

«Дорогой друг, я на несколько дней наведаюсь в гости в наш город. Встречай.

Кот»

И дата. Как раз тот день, когда он совершил свой первый, чуть не ставший последним наркотирп. Сергей подскочил со стула, огляделся в поисках телефона, набрал номер, который он вспомнил бы, разбуди его среди ночи.

Короткие гудки. Два, три, пять. Наконец трубку подняли.

– Алло, – женский голос. Это была тетя Кости.

– Тетя Лариса! Здравствуйте! Это Сергей! А Костя еще в городе?

– Здравствуй, Сережа. Нет, он уехал три дня назад. Он искал тебя.

– Да, я знаю, я в больнице лежал.

– Что то серьезное? – с напускным беспокойством спросила она.

– Нет, просто отравился.

– Сейчас все нормально?

– Да, спасибо.

– Костя очень сожалел, что не смог повидать тебя, – сказала она.

– Мне тоже жаль. Ну, ладно. До свиданья, – с этими словами он повесил трубку. Раздраженно постучал костяшками пальцев по стене.

Если бы он знал раньше, что Кот приедет, он не пошел бы на эту вечеринку. Он бы не стал нюхать эту дрянь. Если бы он знал заранее, они бы встретились, прошлись по любимым заведениям, попили рома.

Если бы…

Да, черт возьми, сплошные «если».

Он несколько раз прошелся по комнате. Открыл шкаф, где на одной из полок стоял его мини-бар. Початая бутылка «Саузы», половина бутылки «Мартини», вино, ром. Хотелось выпить. Но врачи запретили ему пить.

– Курить они мне не запрещали, – хлопнув дверцей ни в чем не повинного шкафа, сказал в пустоту Сергей. Он нашел в столе пачку сигарет, распахнул дверь на балкон. На улице накрапывал мелкий дождик. Сам по себе он был не столь противен, если бы не отвратительная сырость, которая своими влажными, холодными щупальцами не забралась бы под одежду. Сергей постоял несколько секунд неподвижно, привыкая к погоде, вытащил из пачки сигарету, прикурил, выпустил дым в серое небо.

«В жизни каждого человека должна быть маленькая слабость, – размышлял Сергей. – Пускай теперь моей будут сигареты. Они не убьют меня так быстро, как хотелось бы многим».

Он улыбнулся своим мыслям, глядя на то, как вдалеке мусоровоз пытается убрать огромную кучу мусора, наваленную возле контейнера. «Сколько грязи от людей!» – с тоской подумал парень, туша сигарету в старом блюдце, найденном в шкафчике на балконе.

Сегодня его уволили с работы. Кто-то прознал про то, что Сергей загремел в больницу не с отравлением, а с передозом. Его заложили, не моргнув глазом. И точно так же, не моргнув глазом, уволили. Потому что директор не хотел, чтобы в штате были наркоманы. Сергею так и не удалось объяснить, что он не наркоман, что это был неудачный эксперимент. Его не стали слушать. Выдали расчет и указали на дверь.

Возможно, у него бы и получилось вернуться в фирму, может быть, он и смог бы убедить директора в том, что всё это недоразумение. Смог бы, если бы не жирная, ехидная бухгалтерша, которая протянула ему расчет и сказала вслед:

– Не потрать на дозу сразу всё. Отложи на завтра, – повернулась по сторонам, самодовольно глядя на то, как хихикают её коллеги, оценившие шутку (а на самом деле просто желающие угодить ей, чтобы раньше других получить зарплату). Собиравшийся было уходить Сергей развернулся…

Гнев.

Он не ощущал в себе ничего…

Кроме гнева.

Он сделал шаг к ничего не понимающей бухгалтерше (старая сука, наворовавшая в свое время денег в детском саду, потом в доме престарелых, а теперь устроившаяся на фирму, потому что зад уже был в тепле). Она не успела испугаться. Она не успела ничего понять. Сергей просто пнул её ногой в живот. Удар получился такой силы, что туша твари, громоздившаяся на кресле с колесиками, на большой скорости отлетела к стене, врезалась в шкаф, и на нее посыпались папки, книги и сверху упала рамка, в которой стоял какой-то сертификат.

Сотрудницы бухгалтерии в ужасе отшатнулись в стороны. Сергей со злобой посмотрел на них, развернулся, не став дождаться развития событий. Напоследок он от души хлопнул дверью.

Он шел по дворам и переулкам города. Города, где нельзя было скрыться от слухов, от взглядов, от людей. Здесь всем было дело до всех. Каждый был готов сунуть свой длинный нос в дела соседа. Большая деревня.

Здесь не нужно создавать базу данных для нерадивых работников. Здесь все можно узнать в течении часа, позвонив знакомым, или знакомым знакомых, чтобы быть в курсе того, что человек из себя представляет. Серый не сомневался, что после сегодняшней выходки бывший шеф точно не охарактеризует его с положительной стороны. Живи он один, не было бы проблем, но сейчас он старался делать все возможное, чтобы Аня гордилась им. Он старался не трепать ей нервы. Он впервые в жизни пытался жить не исключительно для себя, но для кого-то еще. Для кого-то близкого, родного. Для того, ради кого стоит жить.

Он пытался отвечать искренностью на искренность. Аня не хватала звезд с неба. Работала врачом в гинекологическом отделении, мечтала о семье и беззаветно любила Сергея. Они были вместе уже несколько лет. Не самые плохие годы в его жизни.

Аня была на дежурстве, вечером Сергей позвонил отцу и обрисовал ситуацию. Тот вполне ожидаемо побурчал для приличия, но предложил ему поехать в Москву. Стоило попытать счастье в столице. За отсутствием иных альтернатив Сергей согласился.

Ночью он лежал на кровати, смотрел в потолок и размышлял над тем, какой причудливый вираж заложила его жизнь. Вчера он строил свою карьеру, скучал вечерами в баре и думал о том, как бы закрутить очередную интрижку на стороне. Сегодня он безработный трезвенник, который не может дождаться возвращения своей девушки.

– Алло, ты спишь.

– Нет, час назад привезли беременную со странными болями. Оформляю историю болезни.

– Понятно. Я тоже не сплю.

– Почему? У тебя что-то болит? – её взволнованный голос на том конце.

– Нет, просто не спится. Я звоню, что бы сказать тебе, что очень сильно тебя люблю.

– Я знаю, родной, я тоже люблю тебя.

– Правда?

– Правда.

– Не буду тебя отвлекать.

– Ты никогда меня не отвлекаешь.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, любимый.

Сергей отбросил телефон на край кровати, поднялся, в темноте подошел к шкафу и запустил руку за проем между задней стенкой и стеной. Там, удобно устроившись в небольшой нише, хранилась его заначка. Он вытащил солидную пачку денег, наощупь пересчитал купюры, и так зная, какая там сумма. Деньги он сунул в кошелек.

– Братишка, слышишь, закурить есть?

– Нет.

– А чё так дерзко отвечаешь? А если я проверю?

– Эта фраза уже не актуальна!

– Чё?!

Удар в пах заставил наглеца сползти по стенке, хрипя и булькая. Второй удар в грудь отбросил восемнадцатилетнего прыщавого юнца в дешевом спортивном костюме к стене.

«Как мне надоели эти уроды!» – думал Серый, бредя к своему подъезду.

– Сережа, может тебе стоит бросить курить?

– Я тебе мешаю? Я вроде на балкон каждый раз выхожу, – он раздраженно стряхнул пепел.

– Нет, но тебе стоит поберечь свое здоровье. И витамины попить. Я тебе хороший комплекс купила.

– Попью, – хмуро ответил парень, глядя на то, как Аня вновь прибирает у него на столе. Редко доходили руки, чтобы разгрести завалы, но после каждой её уборки трудно было найти что-то нужное на столе.

– Оставь, милая, я сам приберу, – сказал Серый, закрывая дверь на балкон.

– Знаю я, как ты прибираешь. Задвинешь всё в один угол и оставишь там до следующей уборки.

– Оставь говорю, я сам.

– Да ну тебя.

– Оставь!!! – заорал Серый, в ярости сметая со стола стопку папок. Аня в ужасе отшатнулась от него.

– Прости, – только и мог выдавить из себя Сергей.

Сегодня он в первый раз за полтора месяца прикоснулся к спиртному. Они с Аней пошли в клуб, потому что целыми днями сидеть дома опротивело даже ей. Он выпил немного. Три или четыре стакана виски, кружку пива. По его меркам совсем немного. Аня с подругой ушла на танцпол, он сидел за столиком, хмуро смотрел по сторонам и размышлял о жизни. За последнее время многое изменилось. Он стал безработным, у него появилась куча свободного времени, но счастливее он от этого не стал. Деньги постепенно подходили к концу, нужно было уезжать на заработки в Москву, потому что в этой глухомани подходящей работы не было. Его все чаще и чаще накрывали приступы гнева. С чем это было связано, он не понимал. Он научился предугадывать эти приступы, уходить куда-нибудь, чтобы не пугать окружающих.

Вот и сейчас. Он резко поднялся из-за стола, сгреб пачку сигарет и поспешил в сторону туалета. Очереди, к счастью, там не было. Он зашел в пустую комнату, закрылся на щеколду, открыл кран. Набрав пригоршню воды плеснул ею в лицо. Достал сигарету, закурил.

Посмотрел на свое отражение в зеркале. По слипшимся волосам стекала вода, осунувшееся, худое лицо с синяками под глазами и ввалившимися щеками было похоже на маску. Бледная кожа, горящие глаза. Взгляд его опустился вниз. У самого края зеркала было написано маркером два слова: «На хер!». Он перевел взгляд со слов на отражение.

– Действительно!

– На хер!

– На хер вас, обитатели этого города!

– На хер вас, толстопузые депутаты, наворовавшие столько денег, что теперь они боятся спать по ночам!

– На хер вас, попрошайки возле рынка, грязные, чумазые дети курдов, выдающие себя за цыган. От вас воняет немытым телом и дешевыми чебуреками!

– На хер вас, тупые дуры в мини-юбках, мечтающие лишь о том, как бы поскорее выскочить замуж, учащихся в университетах, куда их устроили сердобольные родители, лишь для того, чтобы ни дня не работать по профессии. Вы занимаете места людей, которые могли бы учиться, но которым не так повезло с возможностями!

– На хер вас, реперы, подражающие черным обезьянам с западного и восточного побережья, в мешковатых одеждах, снятых с ближайшего бомжа. Тупак сдох! Сдох, и точка!

– На хер вас, продажные менты! Вы отпускаете настоящих преступников, потому что они могут заплатить за себя, но можете подкинуть на карман пакетик с герычем.

– На хер вас, нищая армия, которая всего лишь источник бесплатной рабочей силы. Там служат лишь те, кому не хватило мозгов откосить или попасть в институт!

– На хер вас, мажоры на дорогих машинах, в шмотках, по цене, равной годовой зарплате инженера! Вы умрете, и после вас останется точно такое же дерьмо, как от лежащего под забором алкаша в драном пиджаке и трениках.

– На хер вас, дети мечтающие стать банкирами и киллерами. Вы будете влачить свое жалкое существование совсем в ином мире – мире, который созидают сегодня из кучи навоза ваши мамы и папы.

– На хер вас, бизнесмены, нещадно обворовывающие своих работников, проносящиеся на своих лексусах мимо нищих стариков, бредущих по тротуарам. Обедающих в ресторанах, где цена одного блюда порой превышает зарплату учителя или врача.

– На хер вас, эмо, в ваших отвратительных розово-черных шмотках, с дырками для пирсинга в неожиданных местах, пишущих слезливые посты в своих уютных «жжшечках» о том, как их достала жизнь, как никто не понимает их внутренний мир. По вам плачут газовые камеры.

– На хер вас, толпы «братков», слушающих шансон в своих «девятках» и допотопных иномарках. Идите работать на завод, вместо того, чтобы протирать спортивные штаны. Вы даже меньше, чем пешки в играх тех, кто круче вас.

– На хер вас, таксисты, накупившие выкидыши советского автопрома, шныряющие по городу в поисках легкого заработка и сдирающие с вас три шкуры, даже если ехать не больше трех метров.

– На хер Аню, которая пытается сделать меня лучше, чем я есть!

– На хер Кота, вечно ноющего и страдающего от неразделенной любви. Пускай займется делом!

– На хер вас, люди этого города.

– На хер панельные девятиэтажки, разваливающиеся хрущевки, дворцы из красного кирпича, пентхаусы на набережной и хибары на окраинах.

– На хер этот город!

– На хер тебя, Серый! На хер!

От удара зеркало рассыпалось на тысячи осколков.

Билет на самолет лежал на столе. Рядом лежали паспорт и стопка денег. Утром ему предстояло покинуть родной город, чтобы попытать счастья в столице.

Оставалось сделать одно дело. Серый достал из кармана маленькую красную коробочку. Еще раз открыл её. Изящное золотое колечко с небольшим бриллиантиком в центре. Сегодня вечером ему предстояло сделать очень важный шаг в своей жизни. Сегодня вечером он должен был сделать предложение Ане, прежде чем уехать в Москву. Он волновался. Сергей не сомневался в том, что девушка не раздумывая согласится. Но легкое беспокойство не покидало его. Через два часа она должны была вернуться из клиники. Через два часа все решится.

Сигареты кончились. Единственная слабость, которая не убивала его. Единственная маленькая радость его жизни. Он потер ладонями виски, встал, накинул на себя куртку и вышел на улицу. До ближайшего ларька было прилично топать. Но желание курить победило лень. На детской площадке отирались какие-то парни. Среди них он заметил смутно знакомую личность. Где-то он видел этого юнца. Но вот где? А, впрочем, какая ему разница.

– Кент четверку, пожалуйста.

Он взял пачку, сорвал обертку, вытащил сигарету и с наслаждением затянулся горьким, едким дымом. Вот так-то лучше.

Смеркалось. Холодало. Серый поспешил домой. Минут через сорок должна была вернуться Аня. Нужно было настроиться на серьезный разговор.

Он бодро пересек двор, вышел на асфальтированную дорожку, ведущую к подъезду, когда сзади его кто-то окликнул.

– Закурить не найдется?

Он нашарил в кармане пачку, привычным движением отодвинул крышку и повернулся к говорившему.

Бейсбольная бита со свистом вспорола воздух. Из глаз брызнули искры. Боли не было, просто взор затянуло красной пеленой. Уже падая он увидел удалявшиеся фигуры в черных спортивных костюмах.

– Валерьевич, ну что там?

– Черепно-мозговая.

Голоса словно пробивались сквозь ватные заслонки. Глухие и далекие, словно говорящий находился в другом помещении. «Неужели опять реанимация?» – с тоской подумал Серый, не в силах открыть глаза.

– Как состояние? – спросил второй голос.

– Хреновое.

«Хреновое… – пронеслась грустная мысль. – «Жаль что придется делать предложение по»…

– У него началось кровотечение!

– Трепанируй!

– Быстрее…

Дальше тишина…

КОЛЕСА

«Холодное лето восемьдесят пятого ознаменовалось захватом самолета палестинскими террористами, запуском первого мусульманина в космос, четырнадцатым Московским кинофестивалем, мораторием на ядерные взрывы, несколькими авиакатастрофами, обнаружением «Титаника» и моим рождением.

Это был светлый момент в моей жизни. Я родился, чему несказанно были рады родители, бабушка (которую через два месяца свалил инсульт) и старший брат (сгинувший в Грозном в девяносто четвертом).

Двадцать седьмое лето моей жизни было не менее холодным. И если о первом я знал лишь по рассказам родных, то прохладу этого августа ощущал на собственной шкуре. Возможно, стоило родиться в какой-нибудь африканской республике, где температура не опускается ниже десяти градусов. Но тогда мне пришлось бы быть черным, как смоль, негром (я не расист, но перспектива весьма малопривлекательная), примкнуть к повстанцам, заболеть СПИДом и быть съеденным львом где-то на просторах саванны. Но я слишком привык к своей уютной квартире, удобному «Форду» с мягкими кожаными сидениями, праздному образу жизни. Никогда не задумывались над вопросом: сколько современный абориген каменных джунглей протянет в условиях дикой природы, если его вырвать из привычной среды обитания. С вершины пищевой пирамиды он сверзится чуть ли не к самому её основанию, приравнявшись к овощам, кореньям и червякам. И всегда есть реальная возможность по незнанию отравиться первым попавшимся плодом, либо быть насмерть загрызенным комарами».

Затушив в пепельнице сигарету, молодой человек нажал на кнопку «сохранить», закрыл документ и откинулся на спинку кресла. Устало потирая веки, он поднялся со своего места, разминая затекшую спину.

Лето в этом году приносило сплошные огорчения. Всю весну он ждал, что вот-вот распогодится, будет тепло, сухо, как бывало в прошлые годы. Каждое утро, открывая глаза, он с надеждой раздвигал жалюзи, предвкушая, как сегодня пройдется по улице без надоевшей куртки, сможет посидеть в парке на лавочке, пообедать на открытой веранде в любимом летнем кафе, прибежать домой, распахнув окна, ощущать на лице теплый ветерок, который будет играть с занавесями. Он верил, что за три месяца, наконец, настучит десяток авторских листов, отнесет их заждавшемуся издателю, они вместе опрокинут по стаканчику виски, ему дадут пузатый конверт с авансом, и он сможет встретить осень в праздности, лени и счастье.

Майские затяжные дожди плавно перетекли в июньские затяжные дожди. Короткий период потепления пролетел незаметно. В июле небо вновь налилось свинцовыми красками, а асфальт потемнел от капель. Так продолжалось до самого августа. Он целыми днями сидел в своей тесной квартирке, глядя в пыльное окно, пил пиво, делал самолетики из старых распечаток и запускал их в прихожую, просиживал ночами в интернете, беззлобно ругаясь с людьми на форумах, и тешил себя надеждами, что однажды утром он проснется и… Что тогда? В своих мечтах он вскакивал с постели в одних трусах и майке, одним взмахом руки сбрасывал весь мусор со стола, расчищая себе пространство для работы, заносил над клавиатурой руки… И вот уже роман перед ним. Без сомнения, гениальный текст. Критики в восторге, в магазинах не всегда хватает экземпляров…

Но дни сменялись днями, в углу скопилось приличное количество пивных бутылок, которые он так и не удосужился выбросить, почту заполнял сплошной спам, а живой журнал не обновлялся уже много недель. Последняя запись гласила: «Пррррррролил на клаааааавиатурррррррру пппппппиво…… Тепеееерььь ооооонаааа пррррррррррриколььькноооо ттааааак залллллипппает! Гыыыыы!!!»

Клавиатуру он протер спиртом, и она исправно функционировала по сей день, а вот он нет. Хотя и промывал спиртом себе внутренности. Задаваясь вопросом о том, в чем же причина его нынешнего застоя, он пытался все свалить на музу, на недостаток свежих впечатлений, не понимая, что главной его проблемой была банальная лень. Он рассматривал и подобный вариант. Полный решимости побороть её, он сел за компьютер, клятвенно пообещав себе не вставать до тех пор, пока не напишет что-то вразумительное. За два часа он написал пять строк. Из которых четыре были абсолютно бессмысленным диалогом.

Глядя в окно, он подумал, что погода сведет его с ума. Мысль о том, что после такого лета его ждет дождливая осень и снежная зима, приводила его в отчаяние. Хотелось урвать кусочек лета. Хотелось выйти на улицу, поглазеть на мини-юбки, много чего хотелось.

Сняв последние деньги со счета, он принялся оформлять себе визу, не заботясь о том, что по возвращении ему нечем будет платить за квартиру. Его вообще мало что заботило. Билет до Барселоны, номер в гостинице, список клубов и ресторанов – вот что крутилось в его голове. Он уже представлял себя в Фигерасе, бродящим по театру-музею Дали, наслаждаясь шедеврами безумного каталонца. Затем Малага и Валенсия с её «Городом искусств и наук». Мадрид в его планы не входил, потому что даже издали он производил отталкивающее впечатление. Глядя на фотографии города ему казалось, что среди его старых улочек всё еще витает затхлый запах мракобесия средневековья.

Он повертел в руках билет. Рейс «Аэрофлота» на 10:30. Все формальности улажены. Загранпаспорт, кредитка, немного наличности. Всё это аккуратной кучкой лежало перед ним на столе. Он задумчиво смотрел на те вещи, без которых нынче не проживешь. «Неужели в наше время все решают куски разноцветной бумаги», – размышлял он. Оттолкнувшись ногой от батареи, он прокатился на своем кресле через половину комнаты, обозрев весь грандиозный бардак, который накопился за несколько недель. Пнув ногой маленькую подушечку, валявшуюся на полу, он проследил её полет. Та шлепнулась куда-то за диван. Усмехнувшись своим мыслям, он распахнул шкаф и начал небрежно выгребать из него всё содержимое. Пара маек, рубашки, несколько пар нижнего белья, шорты, легкие летние брюки, джинсы, олимпийки. Из всего этого разнообразия в чемодане окажутся не более десяти-пятнадцати вещей. Порой, наблюдая на вокзалах за отцами больших семейств, увешанных тюками и баулами, он искренне жалел их. Потные, кряхтящие и пыхтящие, с сумкой на каждом плече, они бежали по перрону в поисках своего вагона. Следом жены тащили за руки вопящих детей. Не так, в его представлении, настоящий самец должен был проводить свой отпуск. В такие моменты он очень радовался, что его первый и пока единственный брак не был обременен радостью деторождения и омрачен совместным посещением курортов. Он думал, что завел себе бесплатную домохозяйку. Она – что заполучила безлимитный банкомат. Оба заблуждались.

Внезапно под руку ему подвернулся простой белый пакет из какого-то супермаркета. Он развернул его, и изнутри на него посмотрело прошлое. На дне пакета лежало два небрежно свернутых белоснежных халата и зеленые штаны от хирургического костюма.

– А майку от костюма спер тот бомж, – задумчиво пробормотал он, разглядывая содержимое пакета. – Славное было время.

Много лет назад ему казалось, что лишь альтруизм и самопожертвование есть то настоящее и вечное, на чем держатся основы мироздания. Милосердие и самопожертвование. А может он просто начитался «Дневника мотоциклиста» доктора Гевары. Он грезил о поступлении в медицинский институт, видел себя в белом халате, со скальпелем в руке, пересаживающим сердце безнадежно больному ребенку. Видел себя за батареей колб, реторт и пробирок, изобретающего лекарство от рака. Стоило только захотеть. Но таким, как он, не было места в медицине. Ильф и Петров в свое время придумали термин «кипучий лентяй». Человек, который загорался энтузиазмом, энергично брался за благое дело, а потом бросал его на половине пути. Сколько начинаний бросил на своем пути он? Не пересчитать.

Он оправдывался тем, что все его достижения рано или поздно сменялись скукой. Стоило ему чего-то достичь, как он понимал, что успех не за горами. Вот он. Осязаем. И, следовательно, не интересен. Так никогда он не признался себе, что на самом деле ему просто было лень.

Почему тогда он повесил халат на вешалку? Когда его жизнь стала относительно благополучной и стабильной, он не раз задавал себе этот вопрос. Вспоминая голодные дни интернатуры и бессонные ночи ординатуры, он часто спрашивал себя: «Что двигало мной в тот момент?» Каждый раз, возвращаясь в клинику, он самозабвенно писал кипы историй болезней, бродил из палаты в палату, пальпировал, перкутировал, аускультировал, бегал по семинарам, конференциям и презентациям фармацевтических компаний. Для чего всё это? Для того, чтобы в один прекрасный день сказать медицине: «Прощай!»

У каждого человека свой путь. Такой мыслью он успокаивал себя каждый раз, когда проезжал мимо родного стационара, в котором работал больше пяти лет. Сначала медбратом, затем интерном и ординатором. У каждого свой путь. Купив у соседа по общежитию допотопный ноутбук, он думал, что будет читать на дежурствах медицинскую литературу. Но вместо этого однажды ночью он создал текстовый файл.

«Яркое, режущее глаза, пятно телевизора на фоне абсолютно темной комнаты раздражало нервы не меньше той белиберды, которая из него изливалась. Лицо дикторши, вещавшей об очередных реформах, после которых в нашей стране чудес наступит всеобщее благоденствие, серийных маньяках в деревеньке Большие Бадуны, Переписюевского района и прочей «мировой обстановке», было похоже на погребальную маску. Она казалась какой-то ненастоящей. Кукольная ведущая. Кукольные события. Кукольная страна. И где-то сидят кукловоды».

И меня понесло. Я писал везде, где мог. В метро, на дежурствах, запершись в ординаторской, не обращая внимания на крики медсестер, искавших меня, в общежитии, в библиотеке. Везде, где только можно. Так родился мой первый роман о человеке, у которого была мечта – жить по совести, так как хочется ему, а не как решат за него родители и куда выведет кривая жизни.

Трудно было придумать сюжет более банальный, чем этот. Начиная с древних греков, кончая Фицджеральдом эксплуатация этой темы не прекращалась. И, пожалуй, читателя уже трудно было чем-то удивить. Но на носу была суровая зима, а ему жутко хотелось новое пальто, на которое у него не хватало приличной суммы. Он разослал текст в несколько издательств, надеясь, что хоть в одном его заметят. Заметили во всех сразу.

В этой стране успех любого современного писателя зависел на пятьдесят процентов от таланта самого писателя (да и то не всегда) и на пятьдесят процентов от таланта его пиарщиков, которые его раскручивали. Как-то, после очередного фуршета, он размышлял, кто талантливее – он или его пиарщики, и как так получилось, что народ начал читать всю ту ахинею, которую он написал однажды ночью. Но он стал талантливым писателем, не глядя подмахнул контракт на следующий роман и женился на смазливой мармозетке, которая училась на журналистку, мечтала об олигархе с нефтедолларами и совершенно не умела готовить.

Второй роман выглядел откровенной халтурой, больше похожей на сборник врачебных баек, но агенты оказались талантливее его и выкидыш писательской мысли выставили в выгодном свете, так, что даже самые привередливые критики, скорчив траурные мины, признали, что он не лишен новизны и чувства стиля. Потом были работа в модном журнале, богемные тусовки, книжные ярмарки. А потом от «гения» осталась лишь первая буква, эта квартирка на окраине города, многомесячный запой в одиночестве и полное безразличие к жизни.

Он раздраженно швырнул пакет вглубь шкафа и с грохотом захлопнул дверцу.

«Это было давно», – повторял он себе, бродя из угла в угол. Посмотрев в зеркало, он увидел человека с черными кругами вокруг глаз, недельной щетиной, немытыми волосами, топорщившимися во все стороны, худого и изможденного. Холодные серые глаза глубоко запали и больше не блестели. Все это осталось в прошлом. Вместе с белым халатом, приветливой улыбкой и легкой походкой.

Он отвернулся и начал складывать вещи в аккуратную стопку, чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей.

Рубашки, брюки, шорты. Одежда превращалась в аккуратную кучу. Чемодан. Вместительный чемодан, который он приобрел несколько лет назад, на смену привычному рюкзаку, чтобы добавить себе солидности. Однажды съездив с ним на какую-то конференцию, он забросил его на антресоль и больше не доставал.

Тихо зашуршала молния, открывая бездонные, темные недра с десятками кармашков и отделений. Он провел рукой по дну чемодана, смахивая пыль, и в самом дальнем углу под резинкой для фиксации вещей натолкнулся на маленький полиэтиленовый пакетик. В нем оказались три желтых кругляшка. Три таблетки, с маркировкой «Х» на каждой. Подняв его над головой, он посмотрел на содержимое сквозь свет, пробивавшийся из окна, усмехнулся и швырнул пакетик через всю комнату на стол. Тот с глухим стуком упал на клавиатуру.

Когда-то в своем блоге он писал о том, что все молодые люди проходят эту школу. Не было тех, кто не пробовал. А кто клянется и божится, что к наркотикам даже не прикасался, нагло врут. Праведников нет. В современном мире трудно оградить себя от соблазна, подобного этому, потому что он доступен. Потому что он манит. Потому что он заставляет рисковать. Потому что с раннего детства все говорят: «Нельзя! Плохо! Смертельно!» И хочется знать, почему плохо, почему вредно.

Его дружба с наркотиками была обрывочной. Были недели задолбов и годы, когда о наркотиках не было даже мыслей. Учеба забирала все свободное время. Так, что хотелось прийти домой, упасть на кровать и спать, спать, спать. Беззаботная праздность писательского бытия принесла в его жизнь и наркотики. Он перепробовал всё, по дому были спрятаны заначки. На кухне, в ванной, в прихожей. Трава, порох, колеса. Бесконечные растраты гонораров, несколько дилеров на все случаи жизни. Он завязал, понимая, что это ненадолго. Потому что не бывает бывших наркоманов, алкоголиков и извращенцев.

Сквозь темные шторы он бросил взгляд в окно, выходившее на восток. Над серым городским массивом кружили вороны. Черная стая в поисках корма. Под окнами, тихо шурша, проехала черная «Audi», тоже в поисках корма – местные дилеры или менты. А может и то, и другое в одном лице. Подойдя к столу, он задумчиво покрутил в пальцах пакетик, сел, откинувшись на спинку кресла и прикрыл глаза. Возможно, даже задремал. Ему ничего не снилось. Ладонь вспотела. Пакетик выпал на пол. Где-то в глубине его души зрело решение, которое ему очень не нравилось, но было неотвратимо, как понос при дизентерии.

Отменить броню на рейс до Барселоны и купить билет до Симферополя заняло пятнадцать минут.

«Когда ж я повзрослею?» – усмехнулся он, глядя в экран монитора.

На Казантипе он не был никогда, да и не стремился туда прежде. Но глотать таблетки в местных клубах совершенно не хотелось. Он не застал эпоху рейвов, в эру кислоты и техно был слишком молод, в годы драма и хауса слишком занят учебой. Зато каждый школьник мог плясать в полулегальном клубе, наглотавшись колес, если у него завалялась в кармане определенная сумма денег.

«На Ибицу я еще не заработал. А Казантип… Стоит попробовать», – оставил он последнюю запись в своем журнале.

– Мужик, а где здесь бар «Солярис»?

– Хм… – мужчина лет сорока в засаленной серой панаме, коричневых бриджах и сланцах, потер щетину на щеках и протянул уставшим голосом: – Помню, 10 лет назад мы с друзьями сидели на утесе на Казантипе и курили то, что обычно курят на Казантипе. Да, вот, курили. Мда… Так вот, курили это мы на утесе, курили, в море носились виндсерферы, а в небе чайки. И счастливы мы были… Да, были… Что-то прибило меня доплыть до скалы, которая метрах в десяти от берега, и уж не знаю, что там случилось, но когда я плыл обратно, за мною увязалась чайка. Вот плыву я, плыву, все замечательно, виндсерферы носятся неподалеку, но почему-то надо мною парит чайка. Здоровая такая, как средних размеров собака – до сих помню. Или не помню? Ну, да бог с ней, с собакой, мы тут все-таки про чаек. Тут я пугаюсь, и начинаю плыть эти самые десять метров несколько быстрее, потому как парящая над тобой чайка размером со среднюю собаку – это вам не носящийся в где-то в море виндсерфингист… В общем, в конце концов вылез я на берег, а чайка все еще надо мною парит. Подхожу я к друзьям, смотрю – чайка все еще парит, мне дают еще покурить, я курю, чайка… ну вы понимаете. Так это я к чему? Я это к тому, что до сих пор мучает меня этот вопрос – а была ли чайка? А вот где «Солярис», я не знаю. Да, не знаю… Но здоровая такая была чайка!

Дослушав ахинею старого растамана до конца, он развернулся и пошел куда глаза глядят, загребая сланцами песок. Несколько часов в эпицентре крупнейшего сборища наркоманов всех мастей и расцветок не произвели на него впечатления. За гордым названием Казантип ныне скрывался унылый поселок Поповка, и если бы молодые люди взглянули бы фактам в лицо, то разговор бы их выглядел так:

– Где тусовался этим летом?

– В Поповку опять ездил.

– О да, в Поповке лучшие телки и трава.

Казантип двадцать первого века – это уже не постапокалиптическая атомная электростанция. Это такой же курорт, как Сочи и Анапа. И там точно так же продают шаурму и плов потные армяне в засаленных фартуках. С него содрали почти тысячу гривен за «визу» и около двух потребовал таксист, который вез его из аэропорта Симферополя до этой самой Поповки. Дорого это или дешево, он не знал, в ценах практически не ориентировался, и в какой-то момент пришла в голову мысль о том, что к концу своего отдыха он мог либо начать попрошайничать, либо жить в президентском люксе.

Таксист привез его в какую-то лачугу, где якобы работал его племянник, и заверил, что там лучшие цены и сервис. Хозяин (который, скорее всего, являлся простым рабочим хомячком, ибо у таких оборванцев не хватило бы денег, что бы открыть тут даже туалет), молодой парень, с жирными дредами на голове, дал ключи от комнаты, и на вопрос о том, куда лучше всего сходить, посоветовал бар «Солярис». Пожав плечами, он поднялся к себе в номер, располагавшийся на втором этаже трехэтажной фанерной халупы, переоделся в легкие льняные брюки и зеленую рубашку. Выйдя на улицу, он почувствовал себя пижоном, потому что большинство аборигенов щеголяло в плавках. На берегу в абсолютном неглиже загорали девушки от семнадцати до тридцати семи лет, разной степени отвратности – на некоторых можно было смотреть. На некоторых – только сквозь слезы. Шел шестой час вечера, и по бескрайней территории пляжа, усеянной различными строениями, которые на фоне друг друга вызывали чудовищный диссонанс, бродили уже не слишком адекватные личности, пошатываясь, глупо хихикая, сверкая расширенными до предела зрачками. Ему надоело бродить в этих психоделических джунглях, и он завернул в первую попавшуюся дверь, решив больше не искать «Солярис». Направившись прямиком к бару, он взял себе стакан виски, поморщившись от обилия приторных коктейлей, которые имелись в ассортименте. Играл приятный хаус. Столики, расставленные вдоль стен, пустовали. Для посетителей еще было слишком рано. На танцполе загорелыми телами, одетыми лишь в купальники, извивались две субтильные пигалицы.

«Стоило ли ехать в такую даль ради того, чтобы увидеть ту же самую картину, что и дома», – пришла в голову противная мысль.

– Ну, раз уже приехал, гори оно всё огнем, – пробормотал он, закрыл глаза, нашарил в кармане таблетку, закинул её в рот и запил виски. Горячий ком ухнул по пищеводу вниз, обжигая желудок. Сев за столик, он начал глазеть по сторонам. Стены бара, расписанные причудливыми узорами, сочетали в себе такую цветовую гамму, что Кандинского хватил бы удар. За стойкой стоял бармен в безрукавке и что-то тряс в шейкере, перебрасываясь фразами с тюленеподобным парнем с блестящими поросячьими глазками. Бриджи на его необъятный зад налазили с трудом, открывая мерзко висящие жировые складки. «И почему во всём я должен видеть мерзость!» – разозлился он на самого себя.

Тем временем народ начинал собираться возле бара, на танцполе появилось больше извивающихся тел, за диджейский пульт встал какой-то небритый мальчик в безрукавке, который курил одну сигарету за другой и переключал треки на ноутбуке.

Он бросил меланхоличный взгляд на море. Штиль превратил его в ровную, как стол, поверхность, на самом краю которого багровое солнце исчезало за линией горизонта, окрашивая гладь во все оттенки красного. На берегу скучали серфингисты, которые приехали за ветром и волнами. А в небе парила она… Чайка. Здоровая такая. Размером с собаку. Она мерно взмахивала крыльями, отдавшись на попечение ветра. Чайка задорно кричала, перекрывая звуки музыки. И я понял, как был прав тот мужик, который боялся, что чайка его схватит.

«Отпусти меня, чайка», – прошептал он.

Но чайка схватила его и понесла…

«Кем я стал? К чему я пришел? Потерянный ребенок.

Мне привили честолюбие и эгоцентризм, но не дали ни капли совести. И ни грамма трудолюбия. Я хочу всего, сразу, с наименьшими затратами. Чтобы пальцы пробежали по клавиатуре, и уже роман. Чтобы один раз ударил по мячу, и уже в финале Лиги Чемпионов.

Я выстроил Империю Снов. Я сваял Рай для Самого Себя. Безумца. Куда я приду? И зачем? Кто будет ждать меня там?

Я так и не научился ценить жизнь. Не научился принимать людей такими, какие они есть. Жизнь для меня – бурлящий поток лицемерия, в котором, барахтаясь, как котенок, плавает моя душа. Дохлый котенок.

Время убивает меня изнутри. 33 – это не аллюзия. Он ушел не потому, что Пилат был злой. Это был кризис среднего возраста. Он просто исчерпал себя. Что можно дать миру после тридцати трех? Ничего. А стоит ли жить? Еще один замок, который я брал приступом, не сложил у моих ног штандарты. Почему? Неужели я так и останусь на всю жизнь унылой посредственностью. А стоит ли тогда жить?»

На самом краю сознания пульсировала точка, которая совпадала своим ритмом с битом из колонок. За нее он и цеплялся. Глядя в одну точку уже около часа, он все еще сжимал в руке стакан, с недопитым виски.

«Я не верю в рай. Хотя очень хочу туда попасть.

По пальцам пробегают электротоки. И я свободен в своем ничто.

Так стоит ли загоняться? Ведь были люди в своё время. Крутые мужики типа фараонов. Их по сей день помнят. И Цезаря помнят. А меня кто помнить будет? Да никому я такой не сдался. А кому сдался, тех тоже помнить не будут. Так зачем тогда рыпаться? Будь простым обывателем. Ибо, если все люди внезапно исчезнут, то через десять тысяч лет о них не вспомнит никто. Никто.

НИКТО!!!

СОВСЕМ!»

За его столик подсаживались люди, пили пиво, разговаривали, не обращая на него внимания. Он был для них чем-то вроде восковой фигуры. Здесь все давно привыкли к таким вот персонажам, созерцающим пустоту.

«Тогда зачем мы делаем всё это здесь и сейчас? Для кого, спрашивается, творим историю? Для себя? Лицемерно прикрываясь громкими фразами о ненависти к самому себе. Вот так-то.

Все уже сказано до нас. И подумано до нас. И космос это фикция. И сами мы микроны, в атоме молекулы, химического соединения, белковой структуры клетки, которая входит в состав существа исполинского. Которое, на самом деле, не существо, а бактерия, населяющая просвет толстого кишечника вселенского хомячка. А хомячок и есть вселенная. Вот как-то так.

И я тут ни при чем.

Да?

ДА!

Странная какая-то жизнь. И не угонишься уже за ней. Да я и не собирался вроде. Скорость – удел гордых, мощных животных. А я… Так… Улитка на склоне».

Он встал, посмотрел по сторонам и пошел в сторону танцпола, на котором по меньшей мере три десятка человек выплясывали, подняв вверх руки, что-то кричали девушки, все друг друга лапали, пара геев целовались прямо в центре зала.

«Где-то за тысячи километров люди что-то интересное делают. А где-то день. А где-то в футбол играют. А кто-то рожает. А шарик земной – песчинка на огромном пляже реальности. И сейчас на этот пляж выбегут дети и начнут играть в волейбол, весело прыгая из стороны в сторону, наслаждаясь легким бризом.

Как высечь свое имя на скрижалях вечности? Как стать её любовником? Как синхронизироваться с ней? Да так, чтобы время текло сквозь пальцы, как песок. А тебе было наплевать. Как жить так, чтобы оставаться незаметным и при этом влиять на события? Техника, однако. Раньше умел. Сейчас подводит слишком длинный язык. Он вообще враг мой. Проклятый. Или заклятый. Как и юношеский максимализм. Который на самом-то деле и не максимализм, а скорее минимализм. Вроде бы. Но это как посмотреть».

Он подошел к бару, заказал то, что первое попало ему на глаза, забрал высокий стакан с зонтиком и сел на свободное место, не глядя по сторонам, сделал глоток, но абсолютно не почувствовал вкуса.

«А я слишком мало делаю и слишком много говорю. Я могу построить воздушный замок для любого человека. А потом взять и сдуть его. И что потом? Чувствовать себя скотиной? Я слаб! Я безумно слаб! Во всем. Может, и не стоило мне биться за счастье.

Вот я и подошел к повестке дня.

ЧТО Я ИЩУ???

Поиск. Путь. Две вещи, ради которых я и живу. К черту результат. Его можно заламинировать и повесить на стене. Но это будет неинтересно. А вот сам процесс поиска чего-то. Ведь он важнее. Ведь это и создает движение. Это позволяет нам прорываться сквозь стены, рвать цепи, плавить реальность. Все хорошо. Все просто замечательно. Нужно искать. Но что? Смысл жизни? Банально. Цель? Тождественно смыслу жизни… Тогда что? Гармонию? Свет? Красоту? Бессмертие? Правду (сила-то в ней). Ну, найдешь ты её, и что тогда? Что ты будешь делать? Это маленькая смерть. Конец приключения. Мне всегда казалось, что приятно выходить из дому. И печально в него возвращаться. Поэтому я не любил книги с хорошим концом. Ромео должен умереть. Джульетта не обзаведется семьей. Так будет правдивее. Ведь мы любим правдивые сказки. Ведь мы не любим, когда нам врут. Нельзя останавливаться. Лишь движение создает иллюзию жизни».

В горле стоял противный, сладкий комок, язык распух и был похож на наждачную бумагу. В голове плавала суспензия мыслей, образов, воспоминаний и галлюцинаций. Он тряхнул головой.

– Ты кто? – спросил он, ощущая чье-то присутствие рядом.

– Я твое настоящее – ответило «настоящее» мелодичным женским голосом, который перекрыл звуки транса, доносившиеся отовсюду. Приятный голос, словно в покрывало, обернул его в мягкие интонации: – Тебя отпустило. Значит, и меня скоро отпустит.

– От чего? – удивился он, силясь разлепить веки.

– Ты со мной колесом поделился, – флегматично ответил голос.

«Какой я, однако, добрый!» – пришла в голову мысль. Он рассчитывал провести в поселке три дня, по количеству таблеток. Но один день можно было вычеркнуть. Наконец он открыл глаза. Яркий свет стробоскопа ослепил на секунду, так что он часто заморгал, пытаясь сориентироваться в пространстве. Бар был полон. На танцполе не было свободного места. Столик, за которым он сидел, был уставлен пустыми бутылками, бокалами, завален окурками и пеплом. Напротив, спиной к нему, лицом к морю сидела девушка. Он не мог её разглядеть, потому что глаза нещадно слезились.

«Сколько времени я провел в таком состоянии? Кто эти люди? И что за таблетки мне попались под руку?» – вопросы размножались с угрожающей скоростью.

– Я похож на человека, вышедшего из комы? – спросил он, силясь перекричать музыку.

Она тихо рассмеялась, не поворачиваясь к нему лицом.

– Пойдем отсюда, – сказала она, заключая его руку в свою мягкую, теплую ладонь, и настойчиво потянула его к выходу.

На секунду вспышка стробоскопа осветила её, позволив ему наконец на долю секунду увидеть, с кем он уходит. Высокая (практически вровень с ним), статная девушка с приятными, мягкими чертами лица, обрамленными густыми, черными волосами, аккуратной, прямой челкой, закрывавшей лоб и большими карими глазами. Она была красива. Она было очень красива. Он следовал за ней, как жертвенная корова за жрецом.

Выйдя из бара, они побежали в сторону моря. Они бежали, смеясь и спотыкаясь на кочках, падали, катились по песку, падали вновь. У самой кромки прибоя они остановились и медленно побрели вдоль берега, стараясь ни на кого не наступить. Люди занимались делом. Люди занимались сексом. То тут, то там виднелись тела, совершающие поступательные движения в соответствующих позах при тусклом свете луны.

Он держал её за ладонь, ступая по следам, вдыхал теплый летний воздух и думал о том, чего на данный момент хочет он. Хотелось присесть где-нибудь на песке, подождать, когда муть в голове уляжется, спокойно посидеть, обняв её за плечи. Она остановилась на пустынном отрезке пляжа. На сто метров вокруг никого не было. Вдалеке гремела музыка. Она повернулась к нему и, чуть склонив голову набок, пристально оглядела его с ног до головы, улыбаясь, села на песок, словно прочитав его мысли. Он попытался улыбнуться в ответ. Она лишь покачала головой и потянула его за руку, усаживая рядом. Легкий бриз обдувал лица, она положила голову ему на плечо, а он обнял её за талию. Так они и сидели, молча глядя на то, как волны лижут берег, как луна медленно катится по небу. Не требовалось слов и действий, чтобы что-то поменять. Не требовалось ничего, чтобы сделать этот момент лучше, чем было на самом деле. На дне её расширенных зрачков мор-ской простор исчезал, теряясь в черной дали. В его глазах плясали огоньки, свет далеких звезд, которым еще предстояло зажечься на небосклоне. Они были одним целым. Они попали в одну кроличью нору, из которой не было выхода, и они проваливались всё глубже и глубже, обнявшись, как первоклассники. Он ощущал её дыхание на своей шее, она наслаждалась его ладонями, гладившими её лицо.

По темному небу не спеша ползло облачко, напоминающее пьющего чай крокодила.

Босой ногой девушка рисовала на песке какие-то узоры. В них был смысл. Тайный смысл бытия, который стирал упрямый ветер. «Хорошо, что стирает, потому что, обретя смысл, мы теряем тайну. Потеряв тайну, мы утрачиваем интерес», – подумал он.

– Проводишь меня домой? – спросила она, поднимаясь и отряхивая юбку от песка. Он молча кивнул.

Они вновь брели по побережью, взявшись за руки, как семейная пара, много лет прожившая бок о бок. Как люди, которым не нужны были слова, чтобы понимать друг друга. Утренний ветер развевал её волосы.

– Прощай, – сказала она, скрываясь в дверях своей гостиницы.

– До встречи, – ответил он.

Он проснулся лишь в обед, когда солнце уже нещадно пекло. Обливаясь потом, он бродил по побережью, силясь вспомнить, где же была её гостиница. Лишь к вечеру он смог отыскать это место. Но хозяин только руками развел.

– Они уехали утренним автобусом.

– Куда? – раздраженно спросил он.

– Да кто их знает, – лениво ответил мужчина, почесывая волосатый живот, выпиравший из-под рубашки.

Он вышел на берег моря, покрутил в руках последнюю таблетку и зашвырнул её в ближайшую волну.

Форд летел по кольцевой. На спидометре стрелка уже зашкаливала за сотню. Спешка была совсем не обязательной, но ему не терпелось попасть в издательство. Редактор позвонил сразу, как только он сошел с трапа, успев ознакомиться с рукописями, которые он выслал, находясь в Крыму.

Запершись в своем номере, обложившись коробками с вермишелью быстрого приготовления, он, как заведенный стучал, по клавишам ноутбука трое суток. Ровно столько ему понадобилось, чтобы написать роман длиною в пятьсот тысяч знаков. Потом еще полдня, чтобы найти Интернет-кафе и выслать роман редактору.

А потом он напился. Промотав все деньги, что были в кармане, остальные три дня он пролежал на пляже, уныло глядя в голубое-opecnksane небо, по которому плыли облака. И ни одного в виде крокодила.

Он несся по трассе. В колонках играло техно. А в небе… В небе плыло то самое облако. В виде крокодила, пьющего чай. А рядом парил чайник…

Выскочивший на встречную полосу геленваген он объехать не успел. Потому что мир наполнился скрежетом и темнотой.

– Просыпайся….

Мягкий голос обволакивал сознание. Тихий писк, на грани восприятия. Яркий, режущий глаза свет. Кто-то стучит по лбу. С трудом он разлепил веки.

Лицо. Кто-то склонился над его лицом.

– Кто ты? – с трудом выговаривают губы. Так, что и сам он не понял, что сказал.

– Я – твой анестезиолог, – голос глухой, словно доносится из туннеля.

Она стягивает с лица маску. И он понял, что скорее всего умер, потому что это та девушка из бара. Она улыбалась ему нежно и чуть печально. А потом провела по лбу мягкой, теплой ладонью.

«У меня все будет хорошо», – подумал он и улыбнулся в ответ.

АДРЕНАЛИН

День выдался славный. Со стороны дамбы дул легкий, теплый ветерок. Ради этого ветерка стоило брести несколько километров по тропинке, облепленными комарьем. Алла решила умыться, нагнулась к небольшой бочке, в которой за ночь скопилась дождевая вода. Она зачерпнула пригоршню и плеснула её в лицо, с удовольствием фыркнула и промокнула глаза и лоб носовым платком.

Артем вытряхнул из мятой пачки кривую сигарету, разгладил её пальцами, похлопал себя по карманам, ища зажигалку, и, наконец, найдя её, смог прикурить. Прикрыв глаза, он глубоко затянулся и выпустил дым в голубое небо.

– Давай выпьем, – сказала Алла, доставая из рюкзака бутылку дешевого коньяка.

– За что будем пить? – спросил Артем, стряхивая пепел на землю.

– За бывших! – улыбнулась она, и сделала несколько глотков прямо из бутылки.

– У меня нет бывших. Как нет и нынешних, – недоуменно сказал парень, принимая из её рук бутылку.

– Зато у меня есть, – поморщившись ответила Алла – И это крайне неудобно.

– Как правило, неудобные вещи быстро надоедают, – сказал Артем, затягиваясь сигаретой. Коньяк неприятно жег желудок. – Всякие влюбленности и прочее. В этом есть что-то нездоровое.

– Как это? – с интересом посмотрела на него девушка.

– Это… Это как дорогой спортивный автомобиль с идеальной аэродинамикой, который постоянно попадает в аварии.

– И что это значит?

– Это… Большинство из нас никогда не позволяют себе хотеть того, что действительно хотят, потому что не представляют, каким способом можно это получить.

– И всё, что ни попросите в молитве с верою, получите, – гнусаво протянула Алла.

– Да, смотрю, ты уже совсем пьяна, коли начала цитировать Библию.

– Потому говорю вам: чего ни будете просить в молитве, верьте, что получите, и будет вам… – все тем же отвратительным голосом продекламировала девушка.

Повисла пауза.

– Кодекс попрошайки, черт возьми, – сказала она и вновь отхлебнула из бутылки горького пойла, – В любом случае, я не просила об этих отношениях ни у кого.

– Странно, а как же все эти образы девушек в кедах и клетчатых рубашках, сидящих на подоконнике с кружкой кофе в руках и мечтающих о настоящих…

– Заткнись, – грубо оборвала его девушка. – Я не безмозглая дура. Если ты увидел во мне такого человека – в город ведет вон та дорога.

И она ткнула пальцем в сторону тропинки, уходившей в чащу леса, петляя между столетними соснами.

– А ты тем временем достанешь из рюкзака клетчатую рубашку, термос с кофе, сядешь на пенек и будешь пить кофе, грустно глядя вдаль… Потому что ты… Настоящая! – последние слова Артем сказал с максимальной иронией, на которую был способен.

Вместо ответа Алла запустила в него бутылкой. Лишь в последнюю секунду парень успел пригнуться, и снаряд, просвистев над головой, шлепнулся на камни, разлетевшись на множество блестящих осколков.

– Не зли меня! – прорычала Алла.

Артем лишь рассмеялся. Он не злился на неё за эту выходку, хотя и понимал, что мог бы заработать не просто шишку. Но злости не было. Ему было весело. Девушка поняла, что в порыве гнева могла натворить что-то плохое, и смущенно потупилась. Она не знала, извиняться ли, или ругаться с ним. Поэтому она просто отвернулась.

– Ты хотел бы, чтобы тебе снова было шестнадцать? – внезапно спросила она.

– Нет, – сказал Артем, туша окурок о подошву. – Не хочу.

– Почему? – она с интересом посмотрела на него.

– Мне и так хорошо.

– Что-то не верится, – она прищурилась, словно не веря ни единому слову.

– А ты поверь.

– Но ведь это классно. Быть шестнадцатилетним, ни о чем не думать. Жить в свое удовольствие.

– Пожалуй, да.

– Тогда почему ты говоришь: и так хорошо?

– Одного раза мне вполне достаточно.

Она хмыкнула, нашла в кармане своей куртки пачку тонких сигарет, вытряхнула одну. Артем, крутивший в руках зажигалку, помог ей прикурить. Некоторое время она молча курила, а он смотрел на небо до тех пор, пока не заслезились глаза.

– О чем ты думала, когда тебе было шестнадцать? – внезапно спросил Артем.

– О том, как бы переспать с парнем, – меланхолично ответила Алла.

– И как?

– Желающие стояли в очереди.

– И… – Артем уже представил себе всю ту «клубничку», что сейчас поведает ему подруга.

– И тут сработал принцип: «Кого хочу – не знаю. Кого знаю – не хочу».

– И ты умудрялась сохранять целомудрие до сегодняшнего дня? – ехидно спросил парень, вытряхивая из пачки последнюю сигарету.

– Да нет, потом я повстречала одного спортсмена. То ли каратиста, то ли велосипедиста. Ему было двадцать пять, у него были огромные волосатые руки и милая родинка на животе.

Артем рассмеялся, сам не понимая чему. Алла посмотрела на него, как на сумасшедшего.

– Мы встречались с ним около двух недель, а потом он уехал на соревнования. Пока его не было, я познакомилась с одним музыкантом из какой-то рок-группы, которая распалась с моим приходом. Потом…

– Потом тебя понесло, я понял, – оборвал её парень. Ему совсем не хотелось выслушивать долгую историю всех отношений Аллы с её парнями. Вновь повисла тишина. В ветвях деревьев щебетали птицы, со стороны дамбы слышался монотонный гул воды, ветер сносил сигаретный дым в сторону. Алла сидела прямо на земле, грея босые ступни на теплом камне. Собранные в пучок каштановые волосы, практически полное отсутствие макияжа на лице, небрежно поглаженная майка, мешковатые штаны. Она совсем не походила на ту стерву, которой он привык видеть её в институте.

– Артём! – позвала она его.

– Что? – отозвался парень.

– Каково это – воровать?

Артем растерянно моргнул, пожалев, что не купил еще одну пачку сигарет.

– Это… Это как прыгать со скалы без парашюта.

– Целую, пупсик! До вечера, сладенький. И я тебя. Да… – пергидрольная блондинка нажала кончиком своего острого ноготка на экран розового телефона, который она явно заработала не этими очаровательными пальчиками. А может, и ими, кто её знает. В губы блондинки было закачано немало силикона, брови старательно выщипаны и нарисованы вновь. Юбка едва прикрывала зад, а топик перед. Артем поморщился, надвигая на глаза капюшон легкой ветровки.

На парк серой пеленой оседали весенние сумерки. Ветра не было, и раскалившийся за день асфальт отдавал тепло, нагревая воздух, делая его густым и вязким. Цвела сирень. По парку гуляли старушки с детьми, несколько парочек, пара алкашей отдыхала под раскидистым вязом.

Блондинка прошла мимо Артема, обдав его тяжелым духом каких-то приторно-сладких духов. Парень стиснул зубы, подавив приступ внезапной тошноты. Отпустив её на пять шагов вперед, он поднялся со скамейки и уверенно зашагал вслед, подстраивая каждый свой шаг под гулкие удары сердца. По виску скатилась крупная капля пота. В пальцах появилась легкая дрожь, но он шел так же уверенно, твердо чеканя шаг. Его взгляд был направлен на руку блондинки, в которой она сжимала свой розовый телефон. Весь остальной мир вокруг поблек. Была только рука с телефоном. На каждый шаг приходилось три удара сердца. Появилось ощущение, что вдоль хребта натянута струна. Натянута до предела. Он перешел с шага на бег, сокращая дистанцию.

Четыре шага.

Блондинка спокойно идет, уверенно глядя вперед.

Три шага.

Блондинка слышит за спиной приближающиеся шаги и начинает еще сильнее качать бедрами в надежде, что это спортсмен.

Два шага.

Блондинка растягивает губы в слащавой улыбке и уже представляет, как будет рассматривать тело атлета.

Один шаг.

Внезапно правую руку кто-то хватает потной ладонью, и так же внезапно отпускает. Девочка не может понять, что случилось, и глупо хлопает глазами.

Беги!

Беги!

Беги!

Сердце колотится с бешеной скоростью. Ноги едва касаются земли. Весь мир – на периферии размытое цветное пятно.

В центре – цель.

Цель – забор.

Он перемахнул двухметровую живую изгородь одним движением. На размышления были секунды.

Направо – автостоянка.

Налево – улица, много жилых домов, въезды во дворы.

Налево! Он побежал, не разбирая дороги, петляя между автомобилями, каждый последующий шаг давался тяжелее, чем предыдущий. Он резко свернул в какой-то двор, краем глаза отмечая, что погони за ним нет. Перемахнув через заборчик, он оказался на небольшой стройке, которую давно покинули строители, между поддонами с кирпичами он остановился, стащил ветровку через голову, не расстегивая, скомкал и бросил на землю. Уселся на нее, посмотрел на добычу. Розовый, сенсорный «Самсунг». Достав сигарету, он закурил, привалившись спиной к кирпичам. Пальцы чуть подрагивали от напряжения. Во рту пересохло. Он задержал на несколько секунд дыхание, прислушиваясь к тому, как глухо бьется сердце в груди. Осторожно выглянув из своего укрытия, он не обнаружил никого в округе, поднял ветровку с земли, отряхнул её и вывернул наизнанку. Теперь она была не серая, как первоначально, а светло-синяя. Закинув её на плечо, он медленно побрел по стройке, перепрыгивая через канавы. Адреналин в крови всё еще давал о себе знать, и мир при каждом шаге окрашивался в яркие цвета. К горлу подкатывал крик. Он ушел. Он убежал. Он успел.

Сделав глубокий вдох, он остановился, огляделся по сторонам, нашел вывеску с адресом.

Потом создал в телефоне новое смс-сообщение, написал: «Передайте хозяйке, что её телефон находится по адресу ул. Собрания 17, подъезд №1, почтовый ящик 21. P.S. А еще передайте, что она дура». После чего он тщательно вытер телефон носовым платком, бросил его в почтовый ящик с номером 21 и вышел из подъезда.

– И всё равно, я не могу понять, какой смысл в твоих действиях. Ты же не Робин Гуд, не воруешь у богатых и не отдаешь бедным. Ты воруешь, чтобы потом вернуть вещь хозяину. Где логика? – Алла обулась, и теперь мерила шагами поляну, на которой они сидели.

Артем теребил в руках окурок последней сигареты, глядя на стройную фигуру девушки.

– Я вообще не вижу смысла в твоих действиях. Тебе не нужны ведь деньги. По твоему внешнему виду можно сказать, что их у тебя навалом.

– Ну, не навалом, – рассмеялся Артем. – Но на отсутствие не жалуюсь.

– В моей школе было много богатых, – сказала Алла, задумчиво глядя в сторону плотины. – В этом была главная проблема всего моего детства.

– Почему это? – спросил Артем и обернулся назад, туда, надеясь, что за деревьями разглядит новенькую Мазду Аллы, на которой они сюда приехали.

– Как ты думаешь, в чем главное преимущество богатых? – спросила девушка.

– В чем?

– В том, что они могут без проблем говорить: «Нет денег». Предлагаешь какой-нибудь девочке сделать что-то, она тебе говорит: «Прости, не могу, у меня нет денег». Я же не могу сказать то же самое, потому что если я скажу, что у меня нет денег, значит у меня действительно нет денег. Это всё равно что первая красавица школы скажет: «Я сегодня неважно выгляжу, поэтому не пойду гулять», и все примут это объяснение с уважением. Если то же самое скажет дурнушка – её поднимут на смех. Вот таким был мой мир многие годы.

– И тем не менее, – сказал Артем. – Сейчас ты на черной Мазде, в элитном университете, живешь в собственной квартире.

– Но детства мне это не заменит.

Алла печально вздохнула, а потом рассмеялась.

– Было бы здорово угнать любимый Мерседес какой-нибудь из бывших одноклассниц, раскурочить его ломом и оставить на растерзание бомжам, – сказала она.

Артем вытащил из кармана куртки огурец и яблоко. Оба зеленые, оба блестящие, пахнущие свежестью. Показал находки Алле, предлагая выбор. Она ткнула пальцем в огурец, и он кинул его девушке через поляну. Та ловко поймала его и незамедлительно вгрызлась ровными белыми зубами в хрустящий овощ.

– Как тебе? – спросил парень, прожевывая яблоко.

– Вкусно, – улыбнулась девушка.

– Хорошо, когда еда вкусная. Это прямо праздник жизни какой-то.

Так они сидели на поляне, грызли свои овощи-фрукты, глядя на то, как на дамбе рабочие таскают какие-то трубы. Каждый думал о своем.

О чем думала Алла так и осталось загадкой. О чем думал Артем? Артем вспоминал тот день, когда он пробежал мимо Аллы с зажатой в руках «Нокией». А следом бежали трое парней.

В жизни должен быть экстрим. Так говорят люди, живущие сытой и мирной жизнью. Люди, не умеющие ценить покой. Люди придумали время для собственного беспокойства. И чтобы как-то разнообразить его, они начали играть с судьбой в рисковые игры. Доски с колесиками. Ботинки с колесиками. Велосипеды без седел. А кто-то играет с судьбой и просто на своих двоих. Артему всегда казалось, что его жизнь, как жизнь любого современного обывателя, скучна и размеренна. Он бегал с паркуристами по гаражам и стройкам, лазил на крыши домов и носился по парапетам вдоль набережной. Это было здорово. Это захватывало дух. И он думал, что нет в мире большего наслаждения, чем бежать по улицам, перемахивая через заборы. Одним ясным летним днем он с разбегу налетел на толпу гопников, мирно пивших пиво в подворотне. Да не просто налетел, а на бегу перевернул пластиковую бутылку. Пиво задорно, с шипением пролилось на землю, окатив парней белыми хлопьями пены. И Артем понял, что ему этой шалости не простят. И он побежал. Он бежал, как никогда прежде. Ветер в ушах, спортивные кеды едва касаются земли, сзади грузный топот преследователей. Он, словно заяц, пересек сквер, перемахнул через низенькую живую изгородь, в два прыжка взобрался по пожарной лестнице на крышу двухэтажного барака, оттуда кубарем скатился в кучу песка на противоположной стороне дома. Отряхнувшись, он бросился бежать, не оглядываясь. Он бежал до тех пор, пока пот не стал заливать глаза. Тогда он остановился, стер рукавом пот и побежал дальше. Он никогда не испытывал подобного восторга прежде. Никогда его сердце не билось так бешено, а мозг не принимал молниеносных решений, никогда его тело не совершало таких отточенных движений. Он не испытывал страха. Он не испытывал ничего. Лишь остановившись, он ощущал подкатывающую к горлу радость. Радость побега.

Потом, сидя на крыше любимой высотки, он долго размышлял над тем, что с ним произошло. Впервые адреналин дал ему возможность не просто получить удовольствие, но и выиграть гонку за свою жизнь. И вкус этой победы был ни с чем не сравним. Это был новый уровень восприятия, который он решил опробовать на практике еще раз. Он долго бродил по городу, размышляя над тем, как лучше проделать это дело. Увидев похожую компанию, он подбежал, пнул бутылки с пивом, стоящие на земле, ногой и побежал прочь. Но за ним не погнались. Пробежав квартал, компания махнула на него рукой, крикнув вслед только то, что они о нем думают и что делали с его мамой. Так повторялось несколько раз с разными людьми. Никому не хочется бегать за полоумным, который пинает бутылки.

На следующий день, проходя мимо рынка, Артем увидел интересную картину – молодой карманник вытащил кошелек у каких-то парней и теперь несся между рядами, пытаясь от них скрыться. «Держи вора!» – орали парни, стараясь не отставать. Парнишка вырвался из лабиринта торговых рядов, затравленно посмотрел по сторонам и ринулся к ближайшему забору. По капоту ржавого «москвича» он с трудом допрыгнул до верху, с кряхтением перевалился через забор и скрылся за ограждением. Двое незадачливых парней подскочили к забору и начали карабкаться следом. Вскоре они продолжили погоню уже на противоположной стороне.

А Артем сделал для себя вывод – лучшим стимулом преследовать кого-то является факт наличия у этого «кого-то» твоего имущества. Проще говоря – за вором будут гнаться до победного конца, пока есть силы.

Он долго размышлял над нравственной стороной вопроса, ведь ему не нужно было чужое имущество. Ему нужна была погоня. Ему нужен был адреналин. И снова помог случай.

Однажды вечером он сидел на лавке в каком-то парке. На соседней скамье сидела молодая пара – парень и девушка. Вскоре они встали и направились к выходу из парка. Тут Артем увидел, что девушка забыла свой мобильный телефон на лавке. Он подошел, взял в руки трубку и собрался было вернуть его хозяйке. Но тут ему в голову пришла мысль.

– Эй, козлы, смотрите, что я нашел! – крикнул он вслед уходящей парочке и поднял телефон над головой.

– Ой, мой телефон! – только и смогла промолвить девушка.

Парень сделал шаг в сторону Артема, нахмурив брови. Тот лишь нагло улыбнулся и крикнул:

– Попробуй отбери! – и бросился бежать. Видимо, он нарвался в тот раз на спортсмена. Он гнал Артема очень долго. Они неслись по улицам, потом по дворам, несколько раз Артем перепрыгивал довольно высокие заборы, но парень не отставал. Артем смог оторваться, лишь перемахнув с разбегу широкий котлован, вырытый между двух домов (сказалась подготовка в спортивном зале). Жизнью парень рисковать не стал, и лишь прокричал ему вслед что-то нелицеприятное. Пробежав пару кварталов, Артем остановился, размышляя, как поступить с телефоном. Внезапно раздалась отвратительная попсовая мелодия, на дисплее высветилось «Славик».

Артем нажал на кнопку ответа.

– Мудак, верни трубку! – злобно прорычал из динамиков Славик. – Я тебе заплачу.

После небольшой паузы Артем сказал:

– Не нужна мне твоя трубка.

– А чё тебе тогда нужно! – взбесился Славик.

– Ничего не нужно. Спасибо, славно пробежались. А трубка… – Артем огляделся по сторонам, нашел табличку с адресом, и продолжил, – трубку заберешь по адресу Гоголя, 22, я оставлю её в водосточном желобе, рядом со входом в подъезд. Чао!

Он нажал отбой, присел на корточки и сунул телефон в желоб, потом огляделся по сторонам. На противоположной стороне улицы был виден невысокий ларек, на который он и забрался, удобно устроился на теплой железной крыше и стал ждать. Через двадцать минут возле дома остановилось такси, из него вылез парень, огляделся по сторонам, присел возле водостока на корточки и пошарил рукой. Недоуменно глядя на извлеченный из трубы телефон, он задумчиво почесал макушку, из машины выскочила его девушка, и он протянул телефон ей. Та обняла его, поцеловала в щеку и потянула назад в такси. Артем перевернулся на спину и закурил.

Всё вышло неплохо. Он ничего не украл, парень блеснул перед девушкой своим мужеством, девушка получила свой драгоценный мобильник назад.

«Надеюсь, то, что я сейчас делаю, не кажется со стороны психическим отклонением!» – думал Артем, несясь в очередной раз по улице. Минуту назад он выхватил телефон у одного из трех скинов, стоявших возле бара и горланивших какую-то песню.

«А если даже и кажется, кому какая разница!» – успокоил он себя, перемахивая с разбегу через парапет и скрываясь в зарослях парка.

Год или два продолжались его бега. Он научился натягивать на голову капюшон, скрывать лицо под шарфом, решил, что безопаснее оставлять мобильники в чьих-то почтовых ящиках. Он сделал всё, чтобы его действия тянули на «хулиганку». Однако, он еще ни разу не попался. За ним гонялись взрослые мужики, молодые спортсмены, дети, девушки. Ни разу на пути не попадалась милиция, которая должна, по идее, хранить мир и покой граждан. Он был этому несказанно рад. Так продолжалось до тех пор, пока однажды он не встретился лицом к лицу с Аллой, которая так некстати выходила из магазина. А у него так некстати сполз с лица шарф.

Артем углубился в чтение толстого талмуда под названием «Анализ греческих трагедий», который он извлек из своего рюкзака. В конце недели им предстояло сдавать эссе на тему «Влияние греческих трагедий на современный театр». Он не понимал, зачем социологам, вроде них, преподают культурологию в таком масштабе.

– Этот мир распирают куда боле важные проблемы, нежели греческие трагедии, – сказала Алла, захлопывая книгу Артема и садясь рядом.

Тот повернул голову, улыбнулся девушке и бросил книгу в недра рюкзака.

– Я не считаю, что в современном мире есть проблемы глубже греческих трагедий, но спорить с тобой бесполезно, – с улыбкой произнес он.

Алла курила, подперев голову рукой, глядя куда-то вдаль. Артем сидел рядом и крутил между пальцами монетку.

– Кем ты мечтал стать, когда вырастешь? – внезапно спросила Алла.

– Я? Как и все дети того времени – банкиром. Или киллером. А ты?

– А я все детство мечтала стать поваром. Я была полным ребенком, и мама страдала от того, что у такой красавицы, как она, дочь такая толстуха. Она морила меня всякими диетами, запрещала есть сладкое. Даже на днях рождения я съедала не больше одного кусочка торта. И каждый раз, заканчивая ужин, я думала о том, что вырасту и стану поваром. Наготовлю себе царский обед и наемся до отвала.

Она вдавила окурок в подошву своей кроссовки, в её глаза попал дым, и она потерла их тыльной стороной ладони.

– Обычно девушки тушат сигареты более элегантно. А ты как лесоруб… – сказал Артем. – Обычно начинают гасить с боков, чтобы не мять бычок.

– Жену свою учить будешь, – беззлобно ответила Алла.

– А еще девушки не пускают дым через нос и не пьют плохой коньяк без закуски, прямо из бутылки.

– Я и есть лесоруб, – сказала Алла, устало глядя на него. – Пробовала быть слабой. В шутку. Не выходит. Что еще спросишь?

– Ничего, – Артем отвернулся.

Молчание затягивалось. Но оно совершенно не напрягало Артема. Наоборот, он ощущал покой и умиротворение. Алла привалилась головой к его спине. «Наверное, она закрыла глаза и дремлет», – размышлял Артем, наблюдая, как ватага муравьев волочит по земле какие-то щепки. Муравьи деловито перетаскивали их с места на место, потом подхватывали другие кусочки и тащили дальше.

– Где сейчас твои родители? – спросил Артем.

– Отец в могиле, брат где-то на юге руководит компанией по производству сахара. У него уже семья. Дети.

После некоторой паузы она добавила:

– А мать в Танжере. Уехала прошлым летом.

– А почему в Танжер? – поинтересовался парень.

– Начиталась Берроуза, насмотрелась Касабланки. Захотелось восточного колорита и сказочных приключений. Чего ей там делать, не понимаю. Языка не знает. Работать не умеет. Может, это просто был шок после смерти отца. Не знаю.

Алла вытряхнула очередную сигарету, щелкнула зажигалкой, закурила.

– Знаешь, что она сказала нам с братом после смерти отца? «Лучше бы вы оба умерли вместо него». Брат в тот же вечер собрал вещи и уехал к своей девушке. Через неделю меня забрал. С тех пор ни он, ни я с матерью под одной крышей не жили. Жалко её, но чтобы заявлять такое своим детям… Это уже слишком.

– Разве плохо, когда люди настолько друг друга любят, что готовы сказать своим детям: «Лучше бы вы умерли».

– Хорошо. Наверное, – Алла яростно затянулась.

Снова молчание. Шелест ветра в кронах деревьев. Легкий аромат табака, сносимый в сторону.

– И что, никаких вестей от неё не было? – спросил парень.

– Один раз прислала смс: «Обустроилась. Фрукты вкусные, климат жаркий, но мне нравится». А следом еще одно: «Обживусь, приглашу в гости». Пыталась писать ей, молчит. Пыталась звонить, не берет трубку.

– Поедешь в Марокко, если позовет тебя? – спросил Артем, кладя руку ей на плечо.

– А почему бы и нет? – усмехнулась Алла. – Интересно ведь.

Она положила голову ему на плечо и закрыла глаза. Он ощущал ровное дыхание на своей шее. От неё пахло табаком и огурцами. Странное сочетание. Странное, но приятное.

– Любишь мать? – спросил Артем.

– Не очень, – честно призналась девушка.

– Тогда почему согласишься поехать?

– Потому что доверяю.

– Доверяешь? – удивленно склонил на бок голову парень.

– Да, – сказала Алла, – женщина потеряла мужа, бросила детей, уехала в Танжер, чтобы начать всё с нуля. Понимаешь меня?

– Честно? Нет, – ответил Артем.

– И не надо.

Он долго и нервно курил, прежде чем зайти в аудиторию. Размышлял о том, что сказать Алле, которая видела его вчера. Наврать и сказать, что не понимает, о чем она, сказать, что парни гнались за ним, чтобы избить, рассказать о марафонском беге и новой системе тренировок. Вариантов было очень много.

«Как бы ни повернулась ситуация, я ни в чем не виноват», – рассудил он и вошел в помещение.

Их группа была единственной на факультете социологии. Да и состояла она из четырех человек. Две девочки – ботаник-недотрога Валя и стервозная сука Алла. И двое парней. Он и еще один человек, которого они за четыре года обучения лишь дважды видели на сессии. Он жил где-то в Италии, приезжал дважды в год на сессию, отдавал деньги и уезжал назад. Никто даже не знал его по имени. Сплетен Артем не боялся. Алла до глубины своей черной души (если такая имелась) ненавидела Валю. В институте ни с кем никогда не общалась. Но вот лишние вопросы могла задать.

Однако пара прошла без серьезных потрясений. Алла с отсутствующим видом ковырялась в своем телефоне, Валя, как обычно, строчила конспект, Артем изучал пейзажи за окном. Он даже решил, что, возможно, сам обознался, что это была вовсе не его одногрупница.

Сидя в сквере перед зданием университета, Артем переключал треки в плеере в поисках чего-то, что соответствовало его нынешнему настроению. Внезапно на его плечо легла чья-то рука. От неожиданности парень подскочил. Плеер вылетел из рук и закатился под лавку. Он вскочил и обернулся. Напротив него стояла Алла. Она хитро улыбалась и курила сигарету.

– Чего тебе! – срывающимся на крик голосом спросил Артем.

– Не кричи, я слышу тебя, – поморщилась девушка.

– И тем не менее.

– Тем не менее… Не подумай, что мне интересно, но все же. Что это вчера такое было?

– О чем ты? – Артем сделал круглые от удивления глаза.

– О крысиных бегах. Ты и пара молодых человек. Думаю, не автограф они у тебя взять хотели. И не пива попить вместе.

– А, эти, – Артем изобразил напряженную умственную деятельность. – Это мои друзья. Мы так развлекаемся.

– Да? Нехорошо у друзей телефоны воровать, ты не находишь?

– Я не воровал!

– Ага! Взял во временное пользование. Ладно, мне это всё не интересно. Каждый зарабатывает на жизнь, как может.

– Я не зарабатываю.

– Ага, развлекаешься.

– Не поверишь, но да, – выражение лица Аллы было настолько полно скептицизма, что Артему захотелось ей все объяснить. – Можешь мне не верить, можешь считать меня сумасшедшим, но я действительно так развлекаюсь. Это – моя погоня за адреналином.

И он рассказал ей свою теорию бега за право жить, за возможность не получить по морде. Он рассказал ей всё. Как скрывался от людей на стройках, перепрыгивал через огромные котлованы. Девушка его внимательно слушала, а потом сказала:

– Мне нравится ход твоих мыслей. Надо бы самой попробовать.

Она долго уговаривала Артема показать ей, как это делается. Парень сомневался первое время, ожидая подвоха, но она настаивала на своем. В конце концов она пригрозила пойти, заявить на него в милицию, если тот не покажет ей, как работает его система. Было начало марта, люди все еще кутались в пуховики, снег еще не сошел, бегать по такой погоде было крайне удобно, но в то же время рискованно. Не привычные к такому обыватели легко могли поскользнуться на льду. Но и Артем опасался, что когда-нибудь удача ему изменит. Однако в тот раз он удачно сдернул с проходящего мимо парня его телефон. Хозяин телефона оказался не промах и гнал Артема по городу минут десять. Алла, сидевшая всё это время в машине, следовала за ними всю дорогу, стараясь не отставать. Лишь когда Артем взобрался на крышу дома и скрылся в переплетении дворов, она отстала. Через минуту мобильник Артема зазвонил:

– Я тоже хочу попробовать! – заявила она безапелляционным тоном.

– Пробуй, кто тебе мешает, – буркнул Артем.

– Ты будешь меня консультировать. Я за тобой вечером заеду, – сказала Алла и, не дожидаясь возражений, положила трубку.

Она действительно заехала за ним вечером. Они поехали в какое-то кафе, где она около часа подробно расспрашивала его о том, как лучше красть, у кого лучше красть, что лучше красть, куда бежать, что делать потом.

Артем увидел её с другой стороны. Нет, она оставалась такой же стервой, но он видел в её красивых серых глазах азарт, жажду приключений. Она хотела адреналина. Такого, какой испытывал он сам. Она хотела бежать. Хотела слышать, как колотится сердце, как земля уходит из-под ног. Она все больше нравилась ему.

Она появилась в парке незадолго до заката. Волосы собраны в пучок и спрятаны под кепкой. Темная олимпийка, легкие спортивные штаны, кроссовки для бега, на руках перчатки без пальцев.

– Ты прям на войну собралась, – усмехнулся Артем.

– А ты прям в тюрьму.

– Поверь, никто тебя сдавать в руки закону не будет. На месте отделают так, мало не покажется, – огрызнулся парень. – Может, не стоит начинать сразу с парней? Попробуй пока от девок побегать.

– Ничего, раз ты говоришь, что просто отдубасят на месте, то не страшно.

– Тогда там вон, за теми кустами парни сидят, пиво пьют, трубки прямо на столике лежат, подойдешь, дернешь и беги. Лучше всего в сторону выхода, оттуда вниз к каналу. Во дворы не углубляйся, потеряешься.

Алла кивнула и уверенной поступью направилась в сторону кустов. Артем присел на спинку скамейки, достал сигареты и приготовился к короткому зрелищу.

«Что она сейчас чувствует, – думал он. – Наверное, то же самое, что и я. Дрожь в руках, сердце в груди и подкатывающую к горлу горячую волну. Адреналин».

Через секунду кусты разлетелись в стороны и из них выпрыгнуло нечто в темной одежде, с капюшоном на лице, оно вихрем пронеслось мимо Артема в сторону выхода из парка. Следом, громко матерясь и спотыкаясь, вывалились двое парней. Они припустили следом. В какой-то момент Артему показалось, что они догонят девушку, расстояние между ними стремительно сокращалось. Но внезапно один из них поскользнулся на пивной банке, рухнул на землю, попутно утащив с собой друга.

У Артема отлегло от сердца. Парни, обкладывая её трехэтажным матом, грузно поднялись и вернулись на прежнее место пить пиво. Буквально через десять минут один из них проверил свой телефон, и они снялись с насиженного места. Через мгновение Артему пришла смска «Встретимся на стоянке». Артем вернулся на автостоянку, где Алла припарковала свою Мазду. Всю дорогу он размышлял над тем, понравилась ли ей эта игра, думал над тем, что она сейчас испытывает.

Она с нетерпением переминалась возле машины с ноги на ногу. Когда он появился перед ней, обогнув рядом стоящий грузовик, девушка с веселым криком бросилась ему на шею!

– Это… Это… – захлебываясь словами, кричала она. – Это было грандиозно!

– Рад, что тебе понравилось, – сдержано сказал парень. – Поехали домой.

– Нет! Никаких домой! Мы должны отметить это! В ресторан! – провозгласила она.

– Сколько раз я уже делала это? – спросила Алла.

– Четыре, – меланхолично отозвался Артем.

– Сегодня будет пятый, – улыбнулась девушка, закидывая рюкзак на плечи.

– Может, не стоит? – спросил парень, беря у неё из рук пачку тонких сигарет. За неимением лучшей альтернативы приходилось курить то, что есть.

– Стоит, – упрямо тряхнула головой Алла.

– Ты мне нравишься, – серьезно сказал Артем, прикуривая сигарету.

– Я знаю.

Повисла пауза.

– И… – с замиранием сердца протянул он.

– Что «и»? Ты ждешь, что я брошусь в твои объятия с криком: «Ах Ромео!» Тебе оно надо?

Артем покачал головой.

– Вот и мне не надо. Если хочешь каких-то сопливых отношений, нежностей, поцелуйчиков, то я для этого не подхожу. Мне просто нравится быть с тобой. Мне нравится доверять тебе. Мне нравится беседовать с тобой. Это большее из того, что я могу позволить себе с парнями. Потому что внешние проявления легко подделать. А быть настоящей в обществе парня трудно. И подделать это невозможно.

– И со мной ты настоящая? – спросил Артем.

– Да, – ответила девушка, и тут же поняла, как ловко он её подловил.

– И где же твоя клетчатая рубашка и кружка кофе? – сквозь смех прокричал Артем.

– Ах ты… – Алла бросилась на него, как дикая кошка. Они не удержались на лавочке, свалились вниз и покатились по траве.

– Может, не надо сегодня, – сказал Артем, нервно кусая губы.

– Надо, – упрямо тряхнула челкой Алла. – У хорошего дня должно быть достойное завершение. Я уже сто раз это делала. Всё будет в лучшем виде.

– Не сто, а всего четыре, – поправил её Артем.

– Не будь таким педантичным, – девушка потуже затянула шнурки на кроссовках. Аккуратные, легкие кроссовки кремового цвета, неприметные серые джинсы, черная толстовка – её сегодняшний наряд. Она достала из рюкзака бейсболку и темные очки, положила рядом с собой на скамью.

На город тем временем опускались весенние сумерки. Воздух пах цветами. Удивительно, как в таком огромном городе сохраняются запахи. Они должны смешиваться со смогом и гарью. Город должен пахнуть иначе. Но сегодня город пах цветами. Они сидели на небольшой площади, в центре которой цвела раскидистая вишня.

– Знаешь, после окончания института поеду весной в Японию, хочу посмотреть, как цветет их знаменитая сакура, – сказал Артем.

– Ничего более банального ты сейчас сказать не мог, – ехидно подметила Алла.

– Не мог, – согласился Артем.

– Ну и хрен с тобой, – беззлобно сказала Алла.

Надвинув на глаза кепку, она разглядывала окрестности в поисках потенциальной жертвы. Парень скучающим взором следил за её приготовлениями. Курить ему совсем не хотелось. Не хотелось и адреналина. Не хотелось беготни по городу и прочей возни. Хотелось просто сидеть здесь на лавочке, любоваться вишней.

– Как думаешь, куда лучше бежать? Через те дворы, в подъезды? – спросила его Алла.

– А… – выйдя из оцепенения, Артем встрепенулся.

– Сваливать как лучше?

– Вон, прямо по улице, а оттуда выйдешь на недостроенный торговый центр, пробежишь его, с противоположной стороны сориентируешься.

– Думаешь? – девушка с сомнением выгнула бровь.

– Да, – рассеяно ответил Артем, вдыхая теплый воздух полной грудью.

Ничего не сказав в ответ, она встала, грациозно потянулась, пересела на соседнюю скамейку, оглядываясь по сторонам. Она сидела так несколько минут, пристально рассматривая прохожих. Обычно Артем не любил «охотиться» в подобном месте. Слишком много открытых пространств, слишком мало ветхих зданий и лабиринтов дворов. Но сегодня Алла настояла на том, что хочет сдернуть трубку именно тут. Налетевший порыв ветра подхватил цветочные лепестки, и закружил их белой вьюгой над тротуаром.

Алла внезапно вытянулась по струнке, как гончая. «Добычу увидела», – усмехнулся про себя Артем. Потом встала и твердым шагом направилась следом за пухлой блондинкой в красной тунике и черных легенсах, обтягивавших ноги, больше похожие на окорока. В руках девушка небрежно болтала телефон на веревочке. Алла ускорила шаг, перешла на бег. В последнюю секунду блондинка успела повернуть свое холеное поросячье лицо в сторону бегущей девушки. Алла выкинула руку вперед, хватая телефон. Но блондинка оказалась не промах и второй рукой, на удивление резво для своей комплекции, схватила Аллу за рукав толстовки. Толстуха оказалась крепкой бабой, и цепко держала Аллу, вереща дурным голосом. Артем подскочил, не зная, что делать. Прежде он никогда не попадал в такие ситуации, он спешно бросился через всю площадь в сторону сцепившихся намертво женщин. Алла размахнулась, и влепила сопернице звонкую затрещину, та в ответ наступила ей на ногу каблуком босоножки. Нужно было спасать ситуацию.

Внезапно из неприметного тупика, в трех шагах от дерущихся выкатила машина патрульно-постовой службы. Для Артема это стало неожиданностью. Он замер как вкопанный. Машина остановилась в шаге от дерущихся, из нее выскочили трое в форме. В этот момент Алла ударила соперницу по лицу кулаком, так что та пошатнулась и ослабила хватку, грузно оседая на мостовую. Вместо того, что бы сдаться бравым ментам, Алла с размаху дала в пах первому из милиционеров (молодому сержантику в шапке, оттопыривавшей уши), развернулась и побежала вниз по улице со всех ног. «Дура, что ты творишь!» – пронеслось в голове Артема. Он оцепенел, стоя посреди площади и не зная, что делать. Двое других бросились за Аллой следом. Один на ходу расстегивал кобуру.

«Нет, они же не будут стрелять в человека!» – отчаянная мысль больно царапнула сознание парня. И тут он осознал, что Алла на этот раз попала в переплет. Он сорвался с места. Со всех ног он несся по площади, но все участники этого забега были хорошими бегунами.

– Стой! – заорал мент.

– Пристрелите эту сучку! – кричал его лежащий на земле коллега.

– Нет! – завопил Артем.

Третий мент был немногословен. Он остановился на мгновение, поднял пистолет и выстрелил.

Один хлопок.

Второй хлопок.

Алла вскрикнула, споткнулась и кубарем покатилась по мостовой. Артем пронесся вихрем мимо ментов, пробежал еще пару метров и рухнул на колени рядом с телом Аллы. Из затылка сочилась кровь. Мент был меток. Или везуч. Или и то и другое сразу.

– Нет, – прошептал Артем. – Нет.

– А ну, стой! – закричал кто-то из ментов, подбегая к нему.

И тогда Артем побежал. Он бежал прочь. Не разбирая дороги. Не глядя по сторонам. Не думая ни о чем. Он летел сквозь улицы и дворы. Не ради адреналина. Не ради жизни. А потому что он не знал, что делать. Он не знал, как жить…

А ветер нес за ним лепестки сакуры.

Владикавказ сентябрь 2010-февраль 2011