Залина ХАМИКОЕВА. Быть человеком

РАССКАЗ

Быть человеком – это и значит чувствовать,

что ты за все в ответе.

Антуан де Сент Экзюпери

Некоторые считают, что дождь – это слезы неба, которое плачет, видя, как живут люди. Ничего подобного. Дождь идет потому, что в атмосфере скапливается слишком много влаги, которая позже выпадает в виде осадков. Это никак не связано со слезами небес, или ангелов, или еще кого-то, на кого сваливают причины возникновения плохой погоды.

Холодные капли падали на лицо, затекали за ворот плаща, обстреливали пулеметной очередью крышу общежития, на которой я стояла. Слезы неба… Какая чушь! Небо любит людей. А я нет. Ненавижу их. За все: за постоянное равнодушие, за вечное желание причинить боль друг другу, за непрестанное нытье и жалость к себе! За что мне их любить? Ведь они сами себя не любят, упорно продолжают вешаться, резать вены, глотать таблетки – способов много, в саморазрушении человеку нет равных.

Ветер ударил в спину, вырвав из невеселых мыслей. Я сделала шаг вперед, чтобы посмотреть вниз перед тем, как вернуться в квартиру.

– Может, не стоит этого делать? – произнес кто-то у меня за спиной.

– Может, и не стоит… Кто ты такой?

– Твой ангел хранитель, – с сарказмом произнес незнакомец.

– У меня его нет. Не положено.

Странный собеседник мне надоел. Я развернулась и направилась к двери, ведущей на лестничную площадку, где каждую субботу кто-то выкручивал лампочки. Взгляд равнодушно скользнул по коричневым крыльям с мелкими черными пятнами…

В квартире было темно и душно. Моя соседка по комнате – Ника – постоянно мерзла, и поэтому в ее присутствии окна всегда были плотно закрыты. Сменив промокшие вещи на пижаму с желтыми динозавриками, отправилась на кухню за поздним ужином.

Я прожила немало лет и наивно предполагала, что на свете почти не осталось вещей, способных меня удивить. И даже крылатый парень с темно-рыжими вихрами, парящий за окном, не смог изменить мое мнение. «Видимо, он на крыше не наболтался», – подумала я, разглядывая незнакомого ангела. Не дожидаясь, пока мне придет в голову распахнуть окно, он пролетел сквозь стекло. Вот только кухня у меня маленькая, так что столкновение со стенкой было неизбежно…

– Ну и зачем ты здесь? – аппетит мигом пропал.

Поздний гость встал, поправил крылья и ответил:

– Я хочу быть твоим хранителем.

– Чего-чего?

Ух ты, сумасшедший ангел! А я-то, глупая, искренне верила, что человеческие недуги, включая психические заболевания, им не страшны…

– Каждый заслуживает второй шанс. Поэтому вот он я – твой новый хранитель, – произнес ангел-псих, широко улыбаясь, и уставился на меня, наверное, ожидая такой же широкой улыбки. Мне стало не по себе.

– Ты, случаем, не псих? – прямо спросила я.

– Нет, – сумасшедший улыбнулся еще шире, хотя это казалось невозможным. – Я Григорий. Ангел, – странный гость слегка повернулся, показывая свои коричневые, как у орла, крылья.

– Серафима. Бывший ангел.

Я тоже повернулась и приподняла сзади майку, открывая спину. Когда люди видят два уродливых шрама у меня на лопатках, приходится врать, что в детстве попала в аварию. Но любой ангел, увидев их, поймет, что перед ним изгой.

Григорий охнул то ли удивленно, то ли испуганно.

– Ох… И… давно тебя… – он замялся, подбирая подходящее слово.

– Изгнали? – подсказала я, поправляя майку. – Почти четыре года назад.

Григорий молчал, глядя себе под ноги, видимо, думал, что бы сказать. Я надеялась, что он ничего не придумает и уйдет, рыжий ангел начал меня раздражать.

В коридоре послышалось недовольное бормотание и шарканье мягких тапочек по полу. В кухню ввалилась сонная Ника. Ее глаза оставались закрытыми, короткие волосы торчали во все стороны, а один из любимых тапочек-зайчиков потерялся где-то по пути.

– Я понимаю – у тебя интереснейшая беседа с самой собой, – пробурчала девушка, – но нельзя ли потише?! Кое-кому завтра к первой паре.

Пришлось пообещать, что постараюсь больше не будить ее среди ночи, после чего Ника вернулась в постель.

Рыжий ангел никак не отреагировал на появление девушки. Будто не только она не могла его увидеть, но и он ее. В течение нескольких утомительных минут Григорий смотрел на меня, словно пытаясь увидеть душу, которой, впрочем, у меня не было.

– Как ты справилась? Ведь у тебя нет ни документов, ни образования…

– В ночном клубе работаю, барменом. Больше никуда не брали… Что? Чего ты так смотришь?

– Я пытаюсь понять, за что тебя изгнали. Кого-то убила? Предала?..

– Почти… – я запустила руку в волосы, растрепав мокрые темные пряди. – Возненавидела весь людской род.

* * *

Ненависть – чувство, не подобающее ангелу. На протяжении многих лет ангелам приходится бороться с чувствами, противоречащими их природе. Если бы они не были в состоянии их победить, не стали бы ангелами. Похоже, я стала им по ошибке.

Небесные жители стараются прощать всех людей, искренне веря в их исправление или же в то, что все они получат по заслугам. После смерти. А при жизни они мучили друг друга. Убивали, крали, предавали, порой мне казалось, что люди получают какое-то извращенное удовольствие от чужих страданий. Я видела многое: от войн до мелких бытовых ссор, от ограбления банка ради дорогостоящей операции для маленького сына до кражи денег у собственной семьи…

Я не смогла сопротивляться ненависти. Чтобы бороться с этим чувством мне пришлось стать ангелом-хранителем. Не самое верное решение…

Первый мой подопечный был очень милым и добрым парнем, и я охотно оберегала его жизнь. Пока он не обокрал свою мать и не сбежал с какой-то девчонкой, которой клялся в вечной любви. Через два года, в возрасте двадцати трех лет он умер в тюрьме, куда попал за убийство той самой девушки.

Вторая моя подопечная прожила, увы, еще более короткую жизнь. Аня была самым нежным, милым и прекрасным существом, которое мне приходилось видеть. Я оберегала ее от всего. Когда дети лезли в сад вредного соседа воровать яблоки, ее всегда звали с собой, поскольку Аня слыла самой удачливой девчонкой в селе: с ней им всегда удавалось сбежать от злобного мужика, пугавшего маленьких воришек лопатой. Казалось, я могу защитить ее от всего: от огромной, вечно лающей собаки брата, от отцовского ремня, от соседа с лопатой. Но от войны не смогла.

Слыша, как смеется моя маленькая подопечная, я была готова забыть про любую ненависть. Но как можно про нее забыть, когда четырнадцатилетняя девчушка, которая вчера всего лишь играла в войнушку с братом и соседскими ребятами, сбривает свои длинные золотистые кудри и сбегает из дома – точнее из того, что от него осталось, – чтобы сыграть в настоящую войну. Чтобы почувствовать вкус собственной крови; чтобы узнать, сколько жизней надо отнять ради сохранения своей.

Мы с ней продержались почти два года. Неплохо для ребенка, верно? Просто, Аня очень хотела жить, а я очень хотела ей в этом помочь. Этого оказалось мало…

После того, как я увидела стекленеющие глаза Ани, ее бледное мертвое лицо, тело, изрешеченное пулями… у меня больше не было сил быть хранителем.

К очередной человеческой жизни, которую мне дали беречь, я отнеслась весьма равнодушно и даже немного презрительно. Человеческий род окончательно пал в моих глазах.

После нескольких несчастных (стоит заметить – весьма глупых и невероятных) случаев, в результате которых девушка, хранителем которой я стала, чуть не погибла, мне пришлось встретиться с тринадцатью архангелами.

– Как ты объяснишь свое поведение?

– Ненависть, – было моим ответом. – Ненависть, не подобающая ангелу. Я предала вас и готова понести любое наказание.

И вот она – я. Проклятый ангел. Человек без души…

* * *

Громкая музыка вливалась прямо в уши, сжимая мозг и принуждая мысли звучать в несколько раз тише. Я угрюмо обвела взглядом толпу танцующих животных, в которых превращались люди, оказывающиеся в клубе «Джером». Крепкие напитки, а иногда и наркотики безупречно делали свое дело, заставляя посетителей оставлять в этом месте немало денег.

– Обидно видеть ангела в подобном месте.

Григорий с какой-то непривычной этому клубу мягкостью и спокойствием сел на высокий стул, глядя, как я жонглирую бутылками. Я разлила мерзкую жидкость по стаканам и отдала молодому пареньку-заказчику, и только после этого ответила рыжему ангелу.

– А ты знаешь место получше?

– Я знаю место потише. Идем…

Он только прикоснулся к моему плечу, и через мгновение мы уже стояли на крыше моего дома.

– Знаешь, – произнесла я, ежась от холода (на мне были лишь джинсы и черная футболка с надписью «Jerom»), – ты предсказуем.

Григорий пожал плечами

– Мне казалось, это будет символично.

—Это символично… Но я и так довольно часто тут бываю.

– Почему?

– Тут высоко… Ближе к небу… – чуть слышно прошептала я и тут же, без всяких переходов, спросила: – Тебе не интересно, что в людях бесит меня больше всего?

Ангел заверил меня, что ему очень интересно.

– Отгадай загадку. Есть два человека. Пол, имена, место жительства не имеют значения. Просто два человека одного возраста, пусть им будет лет по двадцать. Никогда не встречались, ничего друг о друге не знают. Один из них ходит в художественную школу и, следовательно, неплохо рисует. А второй даже веточек ровно не может нарисовать. И при этом оба страстно мечтают стать художниками. Не просто картинки рисовать, когда делать больше нечего, а создавать шедевры.

– И насколько сильно хотят?

– Настолько, что другой жизни, кроме как жизни художника, им не надо. Даже смерть для них будет приятней, чем жизнь без холстов и запаха красок. А теперь вопрос: у кого из них больше шансов добиться своей цели?

– Очевидно, ты ждешь, что я отвечу – у первого… Но, честно признаться, я не знаю. Просвети меня.

Я глубоко вздохнула. Мне было непривычно делиться с кем-то своими мыслями, и поэтому в моих движениях и словах присутствовала некоторая нервозность. Напряжения добавлял и тот факт, что разговаривать приходилось с ангелом, который был значительно старше меня, опытнее. Пожалуй, было немного страшно, что он обсмеет меня за подобные рассуждения, но все-таки я заставила себя произнести:

– Относительно себя человек всесилен. Только над самим собой он имеет полную власть. И с самим собой он может сделать что угодно, без ограничений. Добьешься ты своей цели, или нет, зависит от того, насколько сильно ты этого хочешь. У обоих одинаковые шансы…

Мы стояли молча около двадцати минут. Смотрели куда-то в черноту ночи.

– А чего хочешь ты?

– Неба…

* * *

В следующий раз я увидела Григория только через месяц. Там, где мне меньше всего хотелось его встретить.

Даже будучи ангелом, я старалась не заглядывать в стоматологические клиники. И став человеком, я была вынуждена посетить дантиста лишь через четыре года, и то по настоятельной рекомендации Ники.

– Или ты вылечишь свой зуб, или я тебе его плоскогубцами вырву! – уговаривала меня девушка у дверей клиники.

Стоило ступить за порог этого страшного места, как в ноздри мне ударил мерзкий запах, который всегда царит в кабинете стоматолога. Пока я ждала своей очереди, Ника развлекала меня разными страшными историями. Одна из них была о том, как она четыре года назад чуть не скончалась прямо в кресле дантиста, поскольку ей ввели слишком большую дозу анестетика.

Когда я уже лежала в кресле врача, морщась от вибраций, создаваемых бормашиной, над моей головой раздался звонкий мальчишеский голос:

– Думаю, сейчас она будет не очень разговорчива.

Я открыла глаза. Паренек лет двенадцати, не более, склонившись надо мной, слегка прищурившись, разглядывал меня. Зрачки его больших синих глаз были сильно сужены, как у человека, испытывающего сильную боль, а лысая голова блестела от яркого света лампы.

– Думаешь? – произнес Григорий, которого я, к сожалению, не видела.

Они говорили на какие-то отвлеченные темы. К их разговору я не прислушивалась, отчасти потому, что он меня мало волновал, отчасти – потому что бормашина мешала отчетливо все расслышать.

Однако разговор их был недолгим: стоматолог, наконец, закончил свою работу, и я, довольная, покинула клинику, пообещав себе сделать все возможное, чтобы больше тут не появляться. Разумеется, Григорий вместе со своим другом не оставил меня в одиночестве. Мальчишку звали Стефаном. Лицо у него было мрачное, глаза умные и какие-то жестокие, таких глаз не бывает у обычных детей. Впрочем, он и не был обычным ребенком. Ангелы смерти детьми не являются. Они лишь кажутся ими.

– Тебе не интересно, что мы тут делаем? – спросил рыжий ангел, не выдержав моего долгого молчания.

– Ты же все равно расскажешь…

– Стефану стало интересно посмотреть на ангела, против воли ставшего человеком…

– Это он так думает, – перебил второй ангел. – Сегодня вечером твоя бывшая подопечная умрет. Мне захотелось пойти против правил и сказать тебе об этом. А теперь мне пора…

Глянув на Григория, Стефан широко улыбнулся и исчез, оставив после себя звон чьих-то криков и запах крови.

* * *

По иронии судьбы девушка, с которой я жила в одной квартире, была моей бывшей подопечной. Забавно… Ника во мне души не чаяла, в то время как я являлась виновницей всех ее бед. Наверно, это было частью моего наказания: вдобавок к тому, что у меня не было души, меня постоянно преследовало чувство вины.

Когда человеку плохо, он раздражается даже от сущей мелочи. Мир со всеми своими заботами, шумом, криками, назойливыми собеседниками, ненужными беседами и всяким психологическим мусором начинает давить на него в разы сильнее, чем обычно. Не потому, что это самое давление увеличивается, нет – просто человек слабеет и становится не в состоянии удерживать весь этот груз.

То же самое было и со мной. Если раньше разговоры с Григорием никоим образом не раздражали меня, скорее наоборот – были приятны, то сейчас я едва могла понять смысл ангельской болтовни. В голове моей царили мысли мрачные и безрадостные.

– Ты не знаешь, как это произойдет, верно? – перебила я Григория, рассуждавшего на какую-то отвлеченную тему.

Ангел непонимающе на меня уставился. Я решила не уточнять. Идти против правил и помогать спасти смертную, чья судьба уже предопределена, он все равно не станет.

– Серафима, я надеюсь, ты понимаешь, что Стефан не должен был сообщать…

Я взмахнула рукой, заставляя своего собеседника замолчать. Мы уже подошли к моему дому, и Григорий благоразумно решил исчезнуть.

Где-то глубоко в подсознании я надеялась, что Ники нет дома. Ведь если она ушла, я уже не смогу ее найти, передо мной не будет стоять сложный выбор: попытаться ее спасти, разозлив этим ангела смерти, или же оставить все как есть. Увы, удача была не на моей стороне…

Ника стояла в коридоре, зажав в одной руке рюкзак, а во второй – зубную щетку, на ней был только один сапог, и сейчас девушка занималась поисками второго, никак не реагируя на мое присутствие.

На мой вопрос о причине столь спешных сборов Ника пробормотала что-то нечленораздельное. Из ее речи я смогла услышать только «бабушке плохо», «машина напрокат» и «за ночь доеду». Впрочем, мне этого хватило.

– Я поеду с тобой.

Девушка пожала плечами. За ее спиной я увидела ухмыляющегося Стефана. Он помахал мне рукой и исчез.

* * *

Машина, которую Ника взяла напрокат, особого доверия мне не внушала. Под капотом постоянно что-то стучало, пассажирская дверца закрывалась только с третьей попытки, а когда стрелка спидометра приближалась к 90 км/ч, мотор тут же глох и заводился неохотно, долго и неприятно кряхтя, словно старый ворчун.

Магнитола отсутствовала, в салоне царила тишина, которая сейчас била по нервам гораздо сильнее, чем музыка в клубе «Джером». Я пыталась поговорить с Никой, чтобы как-то отвлечься от мыслей о Стефане, но она не была настроена на дружеский разговор.

Образ ангела смерти так четко отпечатался в моем сознании, что когда я увидела знакомую лысую голову в зеркале заднего вида, то сначала подумала, что это галлюцинация. Реальность происходящего стала мне ясна лишь после фразы ангела:

– Если она выживет, ты ее заменишь.

Наверное, после этого паника, сидевшая в моем мозгу, должна была прорваться наружу, но к моему удивлению все было наоборот: страх прошел, наступило поразительное спокойствие и умиротворенность.

Решение пришло тут же. Даже не знаю, я открыла дверь или же она сама открылась, но как только я почувствовала холодный ветер, ударивший мне в лицо, и услышала удивленный крик Ники, то потянула девушку на себя. Вывалившись из машины, мы пару метров прокатились по дороге. Ника поднялась и посмотрела вслед машине, которая, несмотря на отсутствие водителя, продолжала ехать прямо. Вдруг раздался странный звук, похожий на надрывный кашель. Проехав еще около пяти метров, автомобиль остановился. «И все? – разочарованно подумала я. – И никакого большого взрыва?» Видимо, мои мысли были услышаны. Через мгновение раздался ужасный грохот, и машину объяло пламя.

– Машине конец… – меланхолично произнесла Ника.

* * *

Прошел месяц с тех пор, как я обменяла жизнь Ники на свою собственную. Месяц напряженного, пропитанного страхом ожидания смерти. Мне не раз приходилось видеть людей, узнавших о своей скорой смерти. Большинство из них вскоре смирялись, им помогала вера. Вера в жизнь после смерти, в то, что их мучения не напрасны, что их путь не окончен. Мне подобная вера не могла помочь. У меня не было души, а значит – мой путь окончен.

Однако, несмотря на слова Стефана, я все еще была жива. Но настолько устала бояться, что жить уже не хотелось.

В одну из рабочих ночей я, устав от громкой музыки и шумной яркой толпы, решила ненадолго укрыться в туалете клуба. Плеснув в лицо холодной водой, уже собралась вернуться к работе. Разумеется, Стефан был там. Сложив руки на груди, он серьезно смотрел на меня. На его лице не было ни тени улыбки, ни следа той жестокой усмешки, поразившей и напугавшей меня при первой нашей встрече.

Ангел смерти шагнул ко мне, протянул руку. Его ладонь прошла сквозь кожу, ребра, мышцы. Я ничего не чувствовала вплоть до того момента, как мальчишеские пальцы сжали мое бешено колотящееся сердце. Тут же накатила боль. Жгучая и одновременно ледяная. Убивающая и не позволяющая умереть. Хотелось закричать, но воздух отказывался наполнять легкие. Наконец я потеряла сознание…

Было обидно. Не хотелось умирать вот так: по никому не известной причине, в грязном туалете ночного клуба, с маской ужаса и боли, отпечатавшейся на лице. Обидно… Я так и не доказала, что достойна быть ангелом…

* * *

– Поздравляю, – сказал Стефан, приводя меня в чувство парой оплеух. – Теперь ты полноценный человек.

Дышать было больно, хотелось заплакать. Я чувствовала себя новорожденным, только что попробовавшим холодного воздуха этого мира.

* * *

– Вот теперь это действительно символично.

Григорий обернулся и увидел, как я, слегка покачиваясь от усталости, направилась к нему.

«Больше я на эту крышу не сунусь», – промелькнула тихая мысль. Теперь у меня была душа, а это приближало к небу в сотню раз больше, чем крыша десятиэтажного дома.

– Так было задумано? – не удержалась я от вопроса.

– Невозможно стать ангелом, если не был человеком.

– Но я была человеком…

– Не была, – перебил рыжий ангел. – Не была… Единственное, что в тебе было человеческого – ненависть. Ангелы не способны ненавидеть, для них этот этап пройден. Мы любим людей. Любим не потому, что должны, а потому, что они этого заслуживают.

Начинался рассвет. Солнечный свет касался домов, машин, людей, чьих-то судеб, жизней, душ. И я чувствовала, как, подобно солнцу, в моей груди разгорался яркий, негасимый свет новой души…