Аланка УРТАТИ. Мотивы юности

В ЗЕРКАЛАХ

Ги В.

Какой художник нас нарисовал –
Одним движеньем и мазком единым,
Как много заключил в один овал –
И мою юность, и твои седины.

Он, этот миг, внезапно засверкал,
И как его назвать, какое имя
Тому, что здесь на сквозняке зеркал
Ты поняла, что любишь и любима!

Как много нам сказали зеркала,
Как много лиц стирали эти блики.
Мы здесь – ты что-то шепотом сказал.
Отходим, исчезают все улики.

Сто тысяч лет до нас и после нас –
Страшна портрета в зеркалах поспешность.
О, сохрани хотя бы в этот раз
Улыбку и искрящуюся нежность!

* * *
Азалий цвет багряный, цвет осенний
Обманет нас пожаром на ветру –
Жгут осень, жгут костры по всей Осетии,
И праздновать нам в гаревом пиру.

А мальчики настраивают струны
На осень – праздник грусти и вина.
Откуда боль гитар у этих юных
Да и во мне, я, как они, юна.

Запахло гарью от сожжённых листьев,
Иду, смиряясь, сквозь осенний гам,
Отчаянно вдруг лист навстречу взвился
Обжёг мне губы и упал к ногам.

И этот поцелуй зажёг мне душу,
Я поняла, что вновь обречена
Любить тебя и быть тебе послушной…
Ах, осень, праздник грустного вина!

БАШНЯ В ДАРЬЯЛЕ
Фрагмент

Дремлет в полуночи башня деда –
Великанша с пустыми глазницами,
Каменно дышит, не ведая
Порочности, суроволицая.

Обнажила невинно плечи,
Вечность свою от сует оградив,
Ночь, как дитя, своим телом млечным
Жмется к бесплодной ее груди.

Полуразрушена, стены без кровли…
И только я – миг бушующей крови
Тех, кто укрыт здесь землею и небом,
Тех, кто был здесь, и кто не был.

Бью в лунный гонг, гонг, который
Вечно безмолвен, как скала,
Не пробудить никого – вторят
Горных снегов колокола…

СВАДЬБА

Казнят костры на свадьбе пышной –
Пал молодой и сильный бык.
К нему подкрался нож неслышно
И в сердце самое проник.

Отары жертвенных баранов
Под пиво черное в котлах –
Пусть будет поздно, будет рано,
Спаси стада от этих плах!

И от кровавых рун овечьих
Избавь дух праздника святой,
И от жующих ртов извечно
Укрой глаза невесты той!

Лишь поздно ночью стихнут крики,
Погаснут уголья в кострах
И на усталых лицах блики.
Уснет со мной в сарае страх.

Найдут меня, поднимут нежно,
В дом чьи-то руки понесут.
Во сне я снова безмятежно
Барашка моего пасу…

В НОЧИ

Запутавшись в дюнах горячих простынь,
Дорогу к рассвету не в силах найти,
Он, словно без памяти, шепчет – прости,
Уходит, уходит, не может уйти.

Песочное тело, песчаная простынь,
В ночи, как в пустыне, бессонный мужчина;
И птица ночная, печально и просто
Воркуя, силки для потерянных чинит.

Собравшись в ночи невозможной и странной,
Треножили полночь мужчины бессонно
И долго в другие, вечерние страны
Прогнать не могли этот сумрак без ссоры.

* * *
Не говори со мной
На языке воспоминаний,
Мне незнаком тот мир,

я иностранка в нём.
Я слишком молода, ты спутал сроки…

На сквозняке твоих воспоминаний
Продрогла я, теперь согрей меня
И сердца стук уйми: ты передал тревогу,
Нет, подарил мне боль,

как путнику дорогу…

Прости, я, кажется, всё поняла!

Так расскажи мне, милый, что случилось,
Когда на свете

не было меня…

ВОДОПАД

Гнал меня, глухой в азарте, он мольбам не внял,
Гнал меня, и хмель ущелья в беге опьянял.
Он, охотник, той погоней наслаждался всласть,
И жестокая улыбка обнажала страсть.

Я бежала под прикрытье водопадных струй,
Водопад, спаси – молила – младшую сестру!
Добрый, стал из струй свирепых он одежду прясть,
Чтоб не мог ко мне охотник жадным ртом припасть!

* * *
В объятьях рыжего ты провела всю ночь
И прослывешь отчаянной блудницей,
Как ты посмотришь в завтрашние лица –
Сурового отца единственная дочь?!

Так пусть же рыжий отведет всю грязь,
Найдет автомобиль с рыдающим клаксоном,
И пусть отец твой выбежит в кальсонах
И встретит пыль лицом – страдая и ярясь!

Так двадцать лет назад увел он чью-то дочь
Под трубный глас отцовского проклятья!
Ушла она, лицом белее платья,
В его объятьях проведя всю ночь…

* * *
Я ухожу с ночного небосклона.
Я ухожу – бесстрастно холодна,
Природа звёзд, космического лона,
И нет в том мире ни вершин, ни дна.

Не надо вслед звенящих струн Орфея
И ропота созвездий старых дев –
Мне в травы повилики и шалфея
Упасть, скатиться, души их задев!

Пусть сменит боль утраченную вечность,
Смешается с росой моя слеза,
И новый путь мне нарисует млечный
Своею кистью утренней Сезанн.

* * *
Уже листва пощады просит,
И неосознанно слиты
Зной, астры августа и осень,
И я, и, как ни странно, ты.

Лишь водопаду в диком гуле
Доверю тайну, не тая.
Бегу – отчаянная лгунья
И соучастница твоя!