РАССКАЗ
В седьмом классе я самый маленький. Девчонки и то выше меня. Некоторые все равно что женщины. Только в школьной форме. Про таких говорят «скороспелки». Самая крупная, Арина, вышла замуж в прошлом году. Мы тогда в шестом классе учились. Её бабушка до сих пор уборщицей в школе работает. Злющая такая ведьма и все время ругается. И если, допустим, у тебя грязная обувь, она тебя за порог школы не пустит, пока не почистишь туфли как следует. Но я иногда проскакиваю мимо неё в ботинках с тонной земли на подошвах и взлетаю вверх по лестнице. И хотя она хватается за веник или швабру, но так ни разу и не догнала меня, потому как тоже толстая. Я вообще заметил, что ребятам больше пышные девчонки нравятся. А я вот на Карину запал. Она высокая, худая и очень смешливая блондинка. Палец перед её носом покрути, и она засмеётся. Карина двоечница, но сиськи у неё больше, чем у новой училки по русскому. Сам я шатен, но немного психованный, и в драке всегда бью первым. Признаться, у меня очень плохой удар. Всё из-за того, что кулаки костлявые – просто два кастета. Ещё я знаю куда бить: в лицо. И если первые два удара попали в нос и губы, то противник тут же начинает хныкать и вытирать кровавые сопли. Я и Эльдара побил – самого длинного мальчика в нашем классе. В тот день он был дежурный и после урока подошёл ко мне и потребовал, чтобы я вытер доску.
– И не подумаю, – говорю, а сам влюблённо смотрю на падкую до развлечений Карину, которая в свою очередь уставилась на нас. Булочку и ту отложила – ждёт, чем все это кончится. Вот где надо отличиться, чтоб возвысится в глазах своей девчонки, пусть и не такой пышной, как прочие.
– Ты меня уже достал! – вскипает Эльдар и, отбросив в сторону испачканную мелом тряпку, надвигается на меня.
– Ты меня тоже! – вскакиваю я на парту и начинаю молотить по его роже кулаками. Я изо всех сил стараюсь вырубить Эльдара, но тот стоит на своих ходулях и, поди ж ты, тоже пытается ответить, но очень неумело, да и поздновато. Учительница по литературе Римма Берлиозовна вошла в класс незамеченной. Эта мымра и так ставит мне колы да двойки, а тут ещё я бью её любимчика. Она, конечно, разнимает нас, хватает меня за ухо и пытается оторвать вместе с головой. Такая дрянь. Все норовит побольней сделать. А Эльдару сморкальник свой надушенный подает: поди, мол, родной, намочи платочек под краном, приложи ко лбу, и все пройдёт. Тот, уже не сдерживая рыданий, вылетает за дверь. Затем училка окидывает сверкающим взглядом притихший класс и спрашивает:
– Кто начал драку?
На этот счёт я могу быть спокоен. Ябед тут карают весьма сурово. Залог тому жужжание бьющейся о стекло окна мухи. Но тут встаёт Карина, показывает на меня пальцем и говорит:
– Тамук первый ударил Эльдара! Он и мне вчера руку скрутил так, что едва не вывихнул. Я хожу в синяках из-за него! – тут и она начинает реветь.
Я в шоке от её слов. Предать так любовь! Ах ты сука худощавая! Я же все это делал любя, и за волосы тебя таскал не из ненависти, а от избытка чувств. Дрянь же ты после этого! Ну попроси меня еще раз купить тебе билет в кино!
Римма Берлиозовна отпускает ухо, велит мне выметаться вон из класса и не появляться здесь до тех пор, пока не приведу кого-то из родителей. Я выбегаю из школы и радостный мчусь домой. Здорово же я вздул этого дежурного кретина. Правда, он не упал, как это бывает в фильмах. Зато крови из его противного горбатого носа вытекло чуть ли не целый литр. Немного, конечно, смущает коварство Карины, ну да фиг с ней. Найду себе другую – потолще. А эта как раз пара для Эльдара. Такая же длинная…
Возле дома рыбака Серо цвела сирень. Она так дивно пахла, что я остановился под кустом и быстренько наломал целый веник. Поставлю букет на стол, и мама, придя с работы, обрадуется такой красоте. Конечно, она будет ругаться за бучу в школе, но без цветов мне влетит в сто раз сильней…
Вдруг откуда-то выскочила собака и попыталась укусить меня за ногу. Здесь, на соседней улице, её территория, и нельзя расслабляться. Я чуть в штаны не наложил от страха, однако убегать не стал и давай отбиваться от неё букетом.
* * *
С этим белым кобельком у нас война не на жизнь, а на смерть. В прошлый раз я всунул иголку в кусок колбасы и кинул ему. Он тут же проглотил его и, довольный, пролез в дыру под забором. Ну все, думаю, там ты и подохнешь, и я наконец-то спокойно проедусь на своём красном с никелированными крыльями «Орленке» мимо твоего проклятого дома. Дня три за мной точно никто не гнался и не пытался укусить. Мне даже стало немного скучно без привычного лая, а потом мама послала меня в магазин за хлебом. Я не удержался и купил на сдачу три бутылки лимонада. Все это я положил в авоську, запрыгнул на свой велик и, радостный, помчался домой. И вдруг на меня налетело белое пушечное ядро. От неожиданности я повернул руль и врезался в фонарный столб. Домой я вернулся без лимонада, весь изрезанный осколками стекла. Хлеб тоже был сладкий, только слёзы горькие. Мать в ярости побежала разбираться с хозяевами белого кобелька. Она устроила скандал, требуя, чтобы собаку немедленно усыпили. Но хозяин пса, рыболов Серо, велел моей маме убираться ко всем чертям. Обычно спокойный, он орал:
– Ещё раз увижу твоего сына на моей черешне – переломаю ему все ноги!
– Зачем ему твоя червивая черешня? – кричала мать. – Нам свою девать некуда!
– Это ты у него спроси, а теперь исчезни, пока я не спустил на тебя собаку!
– Сам ты пёс! Я не я буду, если сейчас же не пойду в милицию! И пусть они разбираются с тобой, проклятым!
– Да иди хоть к самому Брежневу!
Видно, вчера совсем не было клёва или с крючка сорвалась форель. От этих рыбаков одни неприятности, они и поплавать спокойно не дают, вечно ходят на цыпочках по берегу и, если ты продолжаешь плескаться в воде, то могут в тебя камнем кинуть… Мать ругалась с Серо на соседней улице, но мне все прекрасно было слышно, и я очень жалел, что отца нету рядом. Он бы этого рыбака согнул как бамбуковую удочку и натыкал бы ему в зад крючков. Мой папа очень высокий и сильный человек, но здесь бывает редко, всё больше в России пропадает на заработках. Мама говорит, что у него золотые руки. Вот эту кушетку, на которой я люблю повалятся после уроков, сколотил отец. И пристройку к комнате сделал один, без всякой помощи, пол накрыл линолеумом, штукатурил, малярничал… Скорей бы он вернулся домой и заступился за свою поруганную рыболовом семью…
Пса, конечно, не усыпили.
Как-то раз зимой я вместе с ребятами катался на ледяной дорожке возле школы. Я был в очереди за Эльдаром. Он разбежался, оттолкнулся, но не удержался на своих длинных ногах и упал. На его месте я бы не стал так позориться, а тихо стоял бы в сторонке. Смотри и учись, сынок! Я тоже разогнался, оттолкнулся и, топнув ногой, как это делают настоящие профессионалы из старших классов, заскользил по льду. Согнув колени, как горнолыжник на крутом спуске, я развил такую скорость, что ветер засвистел в ушах. Здорово, ну просто супер! Вдруг краем глаза замечаю, как из-за угла появляется белый кобель и спокойно трусит навстречу. Я ору, машу руками, чтоб отпугнуть проклятого пса с дорожки и лечу прямо на него. А собака останавливается и, как будто знает что делает, спокойно поворачивается ко мне боком. В следующую секунду я спотыкаюсь об неё, взлетаю выше забора, кувыркаюсь в воздухе и падаю животом на лёд. Я встаю, ищу, чем бы запустить в собаку, и едва не плачу от боли – так поцарапал ладони о замерзшие комья снега. А белый кобель оглянулся, улыбнулся – чтоб я сдох если вру, – помахал пушистым хвостом и скрылся за поворотом…
* * *
Мать пришла в школу и поругалась с Риммой Берлиозовной. Она всегда заступается за меня, даже если я виноват. С Эльдаром я помирился дня через два после той драки. Теперь мы сидим за одной партой, вместе ходим в буфет и всё такое. За мою булку с повидлом и кисель платит он. Такая дружба между нами завязалась, что иногда мне самому хочется купить ему котлетку с хлебом, но он не позволяет. Надо будет как-то отблагодарить его. Я давно заметил, что он неравнодушен к Карине: предложу-ка ему девчонку.
– Бери её, – говорю, – если нравится. Я себе другую найду.
Он очень обрадовался и, зная мою историю с собакой, на следующий день притащил в школу самодельный пистолет.
– Это тебе, – сказал он.
Я был в восторге от такого обмена, а Эльдар на перемене стал объяснять, как из него стрелять:
– Вот сюда в дуло сыплешь порох, сверху дробь покрупнее, если хочешь убить наверняка..
Я только усмехнулся и показал ему шрамы на руке:
– Знаешь, кто это сделал?
Он понимающе кивнул и продолжал:
– Видишь эту маленькую дырочку в начале дула?
– Вижу.. Слушай, а как у тебя с Кариной?
– Нормально, вчера вместе в кино ходили… Ты не перебивай, а то я путаюсь… Так вот насыплешь туда пороха и просунешь спичку под проволоку, но только так, чтобы головка была над дырочкой, закрепишь. Потом целишься в собаку и коробком высечешь огонь…
В июле мама достала мне путёвку в Джавский санаторий. Ненавижу туда ездить. Опять надо будет самоутверждаться, а я не хочу больше драться. Лучше валятся на обжигающем живот песке Лиахвы! За месяц я так загорел, что в темноте меня можно и не заметить. А под вечер вода в реке такая тёплая, что не хочется вылезать оттуда. Но у взрослых свои планы на детей, хотя я давно вышел из этого возраста. Просто не расту и не прибавляю в весе. Не остаться бы карликом. И всё время не давала покоя мысль убить белого кобеля. В ночь перед отъездом в санаторий я выбрался из дома с заряженным пистолетом. Пёс обычно лежал на веранде. Я мог дотянуться до него рукой с улицы через низкую деревянную ограду, погладить, если бы мы не питали друг к другу такой вражды. Он почуял меня уже издалека и чуть не сорвал голос от лая. Надо было делать все быстро, пока эта дрянь не разбудила всех в доме. Я подобрался к забору перед верандой и, вытянув вперед руку с пистолетом, полез в карман за коробком. Пёс вцепился в ствол зубами, и тут я высек огонь. Бах! – и собака с визгом и грохотом провалилась куда-то вниз, тут же включился свет в доме, и я бросился бежать…
В санатории я сразу же подрался с мальчиком, метившим в короли. Мы встретились в коридоре, и он толкнул меня плечом. Я тут же врезал ему, и у того пошла из носа кровь. Мальчик заплакал, но после этого меня больше никто не трогал. Кормили тут, конечно, гнусно. Суп невозможно было есть – так вонял луком. Раз я не выдержал, и меня вырвало прямо в миску, за что получил несколько пощёчин от воспитательницы. Я бы тут с голоду подох, если бы не родители. Они привозили разные вкусности: груши, черешню, ириски, арбузы, мятные конфеты. Целыми днями я ждал маму, но приезжала она крайне редко. Поначалу я расстраивался, потом связался с ребятами постарше, и жизнь стала веселей. Обычно я удирал с ними во время тихого часа на речку. Здорово было загорать на горячих камнях. Еще я научился курить по-настоящему. Если кончались сигареты и не на что было купить курево, я как самый младший в этой компании шёл в центр посёлка собирать окурки. Возвращался обратно с полными карманами бычков, и все были довольны. Но всё же меня тянуло домой, здесь ничего уже не радовало, девчонка, в которую я влюбился, даже не смотрела в мою сторону, и однажды я незаметно вышел из санатория, запрыгнул зайцем в рейсовый автобус до Цхинвала и через полчаса соскочил в городе возле стеклянного универмага. Мне показалось, что за две недели тут многое изменилось. Вода в реке спала и стала прозрачней, созрели сливы, под тутовником было темно от раздавленных ягод, черешня совсем поредела. Я не удержался и, сорвав недозревшее яблоко, слопал его. Очень вкусное, но надо ещё неделю подождать, и будет совсем спелое. Я шёл по улице, ни на минуту не переставая думать о том, вернёт меня мать обратно в санаторий или же всё-таки разрешит остаться дома. Неужели она совсем не скучает по мне? Я-то каждый день скулил по ней. Возле дома рыболова Серо я сбавил шаг и, косясь на дыру под забором, насторожился. Так и есть: белый кобель не сдох, но как переменился. Он как будто из концлагеря вышел – так исхудал, и с его развороченной челюсти капала слюна. Пёс шёл на меня с явным намерением укусить, падал, снова вставал, а я, не сводя взгляда с его одноглазой изуродованной морды, пятился назад и плакал. Мне так хотелось погладить его по облезлой шерсти и попросить прощения за всё…
