Дмитрий ТОРЧИНОВ. Девять стихотворений

* * *
В воду бурой реки старый слон
Опустил гуттаперчевый хобот;
И расправил вдали горизонт
Дуги крыльев по стороны обе.

Наконечника трассы-стрелы
Жар расплавил прямую реальность.
Баобаб тенью куст зацепил,
И расплылись квадраты в овальность.

Начинался тропический день.
Обезьяны чесали затылки,
Поборов самодержскую лень,
Лев зевнул и уселся с ухмылкой.

Поднялась рыжеватая пыль,
Стадо буйволов взбило саванну.
Безразлично застыл крокодил.
Попугай прилетел на лиану.

Отступил на полшага назад
От мольберта небритый художник.
Посмотрел за окно: в снегопад,
в обреченность домов и прохожих…

* * *
Бежим по мокрому песку мы к Океану.
Что – по закону окружающей среды –
Из сотни выживет один, нам думать рано,
Сейчас нам просто бы добраться до воды.

На берегу мы – неуклюжие ребята,
Переверни на спину нас – мы пропадем,
Мы водоплавающие черепашата,
Мы лишь рождаемся на суше, под песком.

Инстинкт зовет нас устремиться к шумным волнам.
Кружат фрегаты, камни укрывают змей.
А мы, надеждою и волей к жизни полны,
Бежим, отшлепывая такт, к судьбе своей.

Легко подхватывает ласковая лапа
Волны. Смешались: страх, растерянность, восторг.
И жаль немного, что не видят мама с папой
Наш первый шаг в океанический простор.

Но нас отбросило назад – волна коварна,
Стихия учит нас, как нам себя вести.
Опять бежим, уже готовы мы: морально –
Бороться с роком, и физически – грести.

Ну вот и все, в себя нас приняло пространство,
Природой нашей предназначенное нам.
Растет и крепнет на спине, бурея, панцирь,
Все безопасней и родней нам Океан.

Мы расстаемся, коллектив – не наше кредо.
Еще присуща нам особенность одна:
Свое мы прячем от врагов под панцирь тело,
А вот лицо свое – не прячем никогда.

* * *
Вить, помнишь, жили мы как боги?!
Открыты были все дороги,
но только – неисповедимы.
А мы уже гордились ими.
Кто мог подумать, что и нами
жизнь поиграет и обманет?!
Мы стали точками с тобой
в демографической кривой.

Статистика не врет, конечно,
и в ней мы даже не погрешность –
мы средне-, средне-, средне-, средне-…
И никуда мы не поедем –
ни в Голливуд, ни в Антарктиду.
Проглотим детскую обиду
и за картошкой в магазин
пойдем по городской грязи.

Мы стали обивать пороги –
ведь нам подрезали не ноги,
а крылья. Крылья не нужны,
ни чтоб свою устроить жизнь,
ни чтоб добраться до работы
и доработать до субботы,
ни чтоб поцапаться с соседом
и рюмку выпить за обедом.

Противны, Вить, воспоминанья
тому, кто не нашел призванья.
Как вши, копаются в душе
благополучности клише.

* * *
Тот бег. Зачем он был мне нужен?
Позвало что тогда меня
За дверь, под снегопад и в стужу
В конце декабрьского дня?

Меня разглядывали лица
Из отражений трех зеркал.
Я думал: «Надо бы побриться…
Седею… Прыщик… Исхудал…»

Я ужин разогрел, разделся,
Взял книгу с полки почитать.
Но, что-то покачнулось в сердце,
Позвало что-то прочь бежать.

Оно меня подговорило,
Как арестанта на побег,
Бежать, пока остались силы,
Бежать, как на свободу, в снег.

И я бежал. По тротуарам,
К Неве, через Дворцовый мост.
Я выбежал на Невский старый
И растянулся во весь рост.

Упал на лед. Ловил снежинки
Ресницами опухших век.
«Вот так и жить бы… Так и жить бы…» –
Пульсировало в голове –

«Навстречу пуху подниматься…
И падать, падать в небеса…»
Лежал в бреду. Зубами клацал.
Услышал чьи-то голоса.

«Напился, что ли?», «Обкололся!»
«Вам плохо?», «Может, вам помочь?»
«Не загораживайте солнце» –
Сказал я, несмотря на ночь,

И встал. От снега отряхнулся.
Поймал маршрутку, и домой
Я, как в сознание, вернулся.
Вернулся, но уже иной.

Я сел невыносимым грузом
На выдержавший табурет.
Отполированные пуза
Кастрюль, стоявших на плите,

Похабно корчили гримасы.
Душило запахом котлет.
А я шептал: «Я спасся, спасся…
Я снова жив… Былого нет…»

* * *
Скатились утро, полдень, вечер,
Как капли по стеклу окна.
Уж тень Земли Луну калечит,
А мне чего-то не до сна.

Я дым вдыхаю сигаретный,
Пью кофе. Я давно нашел:
Что для сердечной мышцы вредно,
Для сердца – очень хорошо.

Бессонницей я не страдаю,
А наслаждаюсь каждый раз.
Она, как дева молодая –
Всю ночь мне не сомкнуть с ней глаз.

Она расскажет мне, что волны
Совсем не любят Океан.
И их характер непокорный
Несет к запретным берегам.

Она мне Тишину покажет.
Высмеивая ремесло,
Мне Тишина поэму свяжет
Из пряжи несказанных слов.

Икру осетр небесный мечет,
Икринки разыскрили мрак.
И пусть мне Физика перечит,
Я этой ночью вижу так.

* * *
Что прошлое? Всего лишь тень,
Отброшенная мирозданьем;
Лишь силуэт ушедших дней;
Лишь отпечаток в подсознаньи;

Под слоем пыли реквизит
Забытых сценой представлений;
И каменеющих мгновений
Растущий в бездне сталагмит;

Плен, из которого сбежать
Не в силах ни один проныра.
А настоящее? Межа.
Две вечности деля пунктиром,

Оно что будет с тем, что было
Соединяет тем, что есть.
И кажется, глаза открыла
Вселенная, сейчас и здесь.

* * *
Брошу в лужу ключи
И устало в ночи
Побреду по проспектам и скверам.
Я б хотел по Руси –
Чтоб свободы вкусить.
Босиком! Но не выдержат нервы.

В корень я городской,
И трубы заводской
Не заменят мне сосны и ели.
Да, люблю широту.
Да, люблю красоту.
Да, люблю соловьиные трели.

Но мне как-то родней
Теснота площадей
И обшарпанность старых фасадов.
Водосточной трубы
Звуки пусть и грубы,
Но ноктюрны выходят что надо!

«Эх! Бескрайняя Русь!»
Крикну я – и споткнусь
На углу Бухарестской и Славы.
В корень я городской.
Мне не нужен ни конь,
Ни поля, ни луга, ни дубравы.

* * *
Четырехзвездочный отель,
Ни то, ни се, как говорится.
Фойе, ресепшн, бар, коктейль,
Туризматические лица.

Я здесь четырнадцатый день
От ежедневности скрываюсь.
На завтрак – просыпаться лень,
На ужин – денег не хватает.

Владелец – толстенький еврей,
Улыбку носит, словно блюдо
Официант. Из-под бровей
Блестит – «да видел вас в гробу я».

Здесь вечно временный приют.
Меня неоднозначность – манит.
Я – гость обыкновенный тут,
И здесь я сам себе – хозяин.

* * *
Еще живут на свете существа,
Которые – разумны и крылаты.
На нас похожи – тоже без хвоста,
Прямоходящи, но сутуловаты.

Им тяжело – зовет их высота,
Но лед бескрайний ослепил глаза им,
Потрескивая, крепнет мерзлота,
В которую они живьем вмерзают.

Их век ушел. А был ли этот век?!
Они всегда – живут поодиночке,
И вымирают. Позже человек
Находит их – застывших между строчек.