Борис ТЕБИЕВ. Сенаторское расследование деятельности генерала А.П. Ермолова на Кавказе

О военных доблестях генерала Алексея Петровича Ермолова (1777-1861) написаны десятки книг, сотни статей и очерков. Поток аналогичных публикаций, наверное, не прекратится еще многие годы. Впереди – 200-летие начала Кавказской войны (1817-1864), другие памятные даты нашей военной и гражданской истории. В абсолютном большинстве из того, что уже написано, генерал предстает как герой без страха и упрека, отважный, решительный, образованный, обладавший чувством собственного достоинства и не лишенный благородства. В общем, настоящий русский витязь с ликом античного триумфатора, любимец солдат, офицеров и женщин. Нелестные отзывы встречаются и комментируются гораздо реже. И принадлежат они, как правило, потомкам тех, кого Ермолов завоевывал и умиротворял.

Выходец из семьи небогатого орловского помещика, Ермолов, наскоро постигнув курс Московского университетского благородного пансиона, с 14 лет от роду на военной службе. И сразу же желание: в бой! Шла очередная русско-турецкая война, и 15-летний армейский капитан нестерпимо пожелал в ней участвовать, но не успел по случаю окончания военных действий. Зато в последующие годы война становится его стихией, его профессией. Что это было? Искренний патриотизм, юношеское безрассудство или желание славы? Наверное, все вместе. Участвовал под руководством Суворова в Польской кампании 1794 г. Два года спустя – в Персидском походе. Награжден боевыми орденами: орденом Святого Георгия 4-й степени за участие в штурме «предместья Варшавы», орденом Святого Владимира 4-й степени с бантом за «отличное усердие и заслуги» при осаде крепости Дербент.

Затем войны с Наполеоном, Отечественная война 1812 г., заграничный поход. И опять – образцы храбрости, военного искусства, ордена, карьерный рост, и в ближайшей перспективе полный воинственной отваги портрет кисти королевского академика Джорджа Доу в Военной галерее Зимнего дворца. И на фоне этого нелицеприятные характеристики известных людей. «Человек с достоинством, но ложный и интриган», так отозвался о своем начальнике штаба командующий 1-й Западной армией М.Б. Барклай-де-Толли. А вот отзыв лично знавшего Ермолова императора Александра I, который со слов полковника Криднера приводит в своих записках генерал В.И. Лёвенштерн: «Сердце Ермолова так же черно, как его сапог». Возможно были и другие высказывания о Ермолове, которые не делали ему чести. Ведь чем-то руководствовался М.И. Кутузов, когда отклонил представление о награждении Ермолова орденом Святого Георгия 2-й степени за участие в Бородинском сражении? Общая оценка близко знавших Ермолова сослуживцев: личность незаурядная и противоречивая.

А потом был Кавказ, куда генерал-лейтенант Ермолов получил от императора Александра I назначение командовать Отдельным Грузинским корпусом, а заодно управлять по гражданской части как Кавказом, так и соседней Астраханской губернией. В октябре 1816 года стремительный и легкий на подъем Ермолов прибыл в Георгиевск и оттуда сразу в Тифлис принимать дела от бывшего командующего генерала от инфантерии Н.Ф. Ртищева. Параллельно с выполнением главных обязанностей в 1817 г. в статусе чрезвычайного и полномочного посла побывал в Персии, где вел переговоры с Фех-Али-шахом. Переговоры оказались успешными, и вскоре Ермолов был удостоен чина генерала от инфантерии. Деятельность Ермолова как военного и гражданского руководителя Кавказа во всех подробностях освещена в литературе. Много написано и о «неожиданной» отставке, последовавшей в марте 1827 г. и официально обставленной как прошение самого генерала освободить его от всех занимаемых должностей «по домашним обстоятельствам» [1].

До сих пор в литературе преобладает мнение о том, что отставка и фактическая ссылка 50-летнего генерала (Николай I приказал Ермолову «оставаться в своих деревнях» впредь до его особого повеления) были инспирированы, прежде всего, сочувственным его отношением к идеям и участникам движения декабристов. «По наговорам, по подозрению в принятии участия в замыслах тайного общества сменили Ермолова», – писал декабрист А.Е. Розен. Однако это не совсем так. А может быть, и совсем не так. Более правдивой представляется версия генерала И.Ф. Паскевича, сменившего Ермолова на его постах. По утверждению Паскевича, Ермолов был отстранен от командования за самоуправство, за распущенность и дурное состояние войск, за отсутствие дисциплины, за процветавшее в корпусе воровство, за то, что люди (солдаты и офицеры) были не удовлетворены жалованием за несколько лет, во всём нуждались, за то, что материальная часть находилась в запущении.

Эту версию в полной мере подтверждают и результаты сенатского расследования деятельности Ермолова на Кавказе, о котором многие историки предпочитают почему-то умалчивать.

Правительствующий сенат, как известно, был создан в 1711 г. волей Петра I. За период своей более чем двухвековой истории он выполнял в государстве различные функции как высший административно-судебный и контрольно-надзорный орган [2]. Функция контроля и надзора нашла свое воплощение в так называемых сенаторских ревизиях, игравших существенную роль в укреплении российской государственности, в борьбе с коррупцией и злоупотреблениями властью. Первая сенаторская ревизия состоялась в 1722 г. [3]. Со временем сенаторские ревизии стали одним из действенных средств правительственного надзора за местной администрацией, способствовавших сокращению количества должностных преступлений.

Примечательной страницей истории Сената стала сенаторская ревизия 1799-1800 гг., в ходе которой впервые в отечественной истории была осуществлена фронтальная проверка деятельности многих центральных и всех губернских государственных учреждений империи. Начало этому положил указ Павла I от 6 октября 1799 г., возложивший на Сенат, как «первенствующий» в государстве «трибунал», трудную и ответственную миссию по организации силами специально избранных для этого сенаторов осмотра всей «гражданской части империи» и «истреблению» злоупотреблений чиновников на местах. Основными объектами, подлежавшими сенаторской проверке, являлись: состояние правосудия на местах, деятельность внутренней полиции и «поборы, лихоимству свойственные». Впоследствии этот перечень был дополнен новыми пунктами, внесенными как лично императором, так и на основании решений Сената. Результаты проведения сенаторской ревизии впечатляют. Сотни чиновников, не соответствовавших своему назначению, были отстранены от должности, многие из них переданы в руки правосудия. Оживилось местное делопроизводство. Верховная власть получила ценные сведения о положении дел на местах, о настроениях различных слоев населения, эффективности принятых законов.

В XIX в. сенаторские ревизии окончательно преодолели свой узко ведомственный характер: выезжая в территории, сенаторы интересовались не только и не сколько деятельностью поднадзорных Сенату инстанций, сколько проводили комплексное рассмотрение положения дел на местах, имевшее непосредственную ценность для принятия управленческих решений: результаты каждой ревизии были предметом рассмотрения в Сенате, Государственном совете, Комитете министров. В мельчайших подробностях о них докладывалось лично императору.

При проведении ревизий губерний или ведомств сенаторы были обязаны строго руководствоваться общими и частными инструкциями. Первая такая общая инструкция была разработана в правление Павла I. Ее отличительной особенностью являлась широта сведений, которые сенаторы были обязаны доставлять в Санкт-Петербург.

В 1805 г. вышла новая редакция инструкции о сенаторских ревизиях. Она отличалась от первоначальной большей конкретностью и четкостью. Из инструкции были удалены пункты, требовавшие от сенаторов сбора подробных и большей частью не относящихся к предмету сенаторских проверок сведений об экономическом состоянии губерний. Примечательной особенностью новой инструкции являлось и то, что наряду с прочим, сенаторам вменялось в обязанность смотреть «нет ли каких-либо от местных губернских начальств народу притеснений, безгласных налогов, также жестокостей в употреблении власти и тому подобных обстоятельств» [4].

В 1819 г. сенаторы-ревизоры получили новую редакцию общей инструкции. Она состояла из 29 параграфов. При этом в 26 параграфах повторялись и развивались основные положения инструкции 1805 г. Три дополнительных параграфа отражали новые объекты контроля и существенно расширяли полномочия ревизующего сенатора, повышали его авторитет в лице местного населения. В частности, ревизующему сенатору давалось указание на случай обращения к нему с просьбами и жалобами, содержавшими сведения о злоупотреблениях местных властей, лиц, проживавших в соседних с ревизуемыми губерниях, не оставлять эти обращения без внимания и после рассмотрения доносить о них в Правительствующий сенат. Наряду с этим, сенаторам предоставлялось право «в нужных случаях» требовать «всякого содействия и исполнения по его распоряжениям» от воинских частей, а также, не испрашивая особого на то разрешения, производить расследование о действиях военных чиновников, когда они будут в чем-либо обвиняться совместно с гражданскими чиновниками.

Инструкция 1819 г. была включена в Своды законов Российской империи 1832 и 1842 гг., а впоследствии составила особое приложение к статье 256 «Учреждения Сената» Свода законов 1857 г. С незначительными изменениями инструкция действовала фактически все последующие годы истории Сената, вплоть до его упразднения по распоряжению Советской власти.

Наряду с общей инструкцией разрабатывались и инструкции по частным вопросам проверок. Так, вскоре после принятия инструкции 1819 г. была принята особая инструкция для сенаторов, назначенных в губернии для взыскания недоимок, накопившихся в период войны с наполеоновской Францией 1812-1814 гг.

За время правления Александра I в империи было проведено около 50 сенаторских ревизий. Примерно 30 ревизий состоялось во вторую четверть века. Назначались сенаторские проверки как в «плановом» порядке, так и в силу каких-либо чрезвычайных обстоятельств, требовавших незамедлительного вмешательства ревизоров и центральной власти в дела отдельных ведомств или местного управления.

Ревизия Закавказского края (таково ее официальное название), вскрывшая злоупотребления в деятельности генерала Ермолова и его окружения, была одной из первых в царствование императора Николая I. Она инициирована непосредственным обращением к императору преемника Ермолова генерала И.Ф. Паскевича, который, вступив в должность, нашел на вверенной ему территории немало злоупотреблений и беспорядков. Виновником этих злоупотреблений и беспорядков он во многом считал своего непосредственного предшественника. Ревизия началась в 1829 г. и длилась несколько лет.

Команду проверяющих возглавили сразу два сенатора – граф Павел Иванович Кутайсов (1780-1840) и обер-берггауптман* Евграф Ильич Мечников (1780-1836).

Первый из них – сын фаворита Павла I, возведшего род Кутайсовых в графское достоинство, с 7 лет был зачислен в конную гвардию, а в 15 лет (как и Ермолов) получил звание армейского капитана. Однако склонности к военной службе не имел. При Александре I был причислен к Коллегии иностранных дел, затем к Министерству юстиции. В 1809 г. назначен на должность обер-прокурора 6-го Департамента Правительствующего сената в Москве. В 1812 г., во время Отечественной войны, за успешное «перемещение» Московских департаментов Сената в Казань, «за усердие и заботы» пожалован золотой табакеркой. В 1815 г. назначен обер-прокурором общего собрания Московских департаментов Сената. В 1816 г. произведен в тайные советники и назначен сенатором 2-го Департамента Сената. Участвуя в ряде крупных сенатских расследований, Кутайсов показал прекрасное знание отечественных законов, стремление к скрупулезному анализу всех обстоятельств того или иного сенатского дела.

Мечников известен как выдающийся горный инженер и ученый, первооткрыватель жильного золота в окрестностях Миасса, крупный государственный и горнозаводской деятель. Происходил из дворян Харьковской губернии. Сенатором был назначен в 1824 г. До этого возглавлял Департамент горных и соляных дел и Горный кадетский корпус.

Руководствуясь параграфами 8 и 19 инструкции о сенаторских ревизиях, которые вменяли в обязанность ревизоров «не оставлять без внимания закрытых и безгласных злодеяний и преступлений, а также пыток и непозволенных истязаний», Кутайсов и Мечников начали свое изучение Кавказского края с деятельности генерала Ермолова. В ходе расследования было установлено, что в 1826 г. в период вторжения персидских войск в пределы мусульманских провинций России и народного в этих местностях волнения, Дагестанским военно-окружным начальником генерал-майором Краббе было повешено 46 местных жителей и 6 человек засечено казачьими плетьми и терновыми прутьями. Тифлисским комендантом майором Дунаевским повешено двое горцев. Командиром Апшеронского пехотного полка полковником Мищенко повешены 5 и заколоты 15 горцев. Майором Ильинским утоплены в море 14 человек. Всего же военной администрацией Кавказа подверглись казни 88 человек.

Сенаторы установили, что все эти казни были проведены без какого-либо предварительного следствия и суда. Единственное, что военные власти инкриминировали казненным, это государственная измена, подготовка местных жителей к возмущению, участие в бунте и разбое. Преступления же утопленных майором Ильинским горцев вообще остались неизвестными. Следствие установило также, что 10 казненных были лишены жизни непосредственно по предписаниям командира Отдельного Кавказского корпуса генерала Ермолова. Остальные 78 человек лишились жизней по собственным распоряжениям Краббе, Мищенко и Ильинского. При этом только Краббе имел от генерала Ермолова письменное наставление, в котором отмечалось: «Если попадутся вам беки, благоприятствовавшие Мустафе (хану Ширванскому) и способствовавшие возмущению народа, таковых извольте наказать смертью; также всякого из них, поднявшего против нас оружие; но щадите простой народ, виновный единственно по глупости».

Отмечая явное превышение Ермоловым своих должностных полномочий командира Отдельного Кавказского корпуса, сенаторы установили, что статуса главнокомандующего, имевшего право издавать подобные приказы, генерал не имел. Высочайшими указами Александра I (9 мая 1817 г. и 18 июля 1818 г.) ему были частично предоставлены права главнокомандующего по двум конкретным вопросам: 1) в отношении наказания нижних чинов, изобличенных по суду в «противозаконном сообщении с горскими народами»; 2) право утверждать окончательно и приводить в исполнение приговоры военных судов о всех обер-офицерах иррегулярных войск вверенного ему края, приговариваемых к лишению чинов.

Констатировав приведенные выше факты, сенаторы разошлись во мнении относительно степени вины руководства Отдельного Кавказского корпуса в произведенных казнях. При этом более мягкую позицию занял сенатор Мечников. В своем особом мнении по данному вопросу, представленном императору Николаю I, он руководствовался тем, что российские военные на Кавказе были поставлены в крайние обстоятельства и, проявив жестокость по отношению к казненным, не совершили тяжкого должностного преступления.

Мечников не отрицал, что генерал Ермолов «дозволил себе три противозаконных отступления от порядка закона и должности ему вверенной». Не будучи облечен в звание главнокомандующего он присвоил себе власть: 1) произносить смертные приговоры; 2) произносил эти приговоры без следствия и суда и 3) передал власть произносить приговоры генералу Краббе. Рассматривая вину генерала Краббе, Мечников отмечал, что, получив от генерала Ермолова указанное полномочие, Краббе по подчиненности своей, хотя и не мог отказаться от его выполнения, но обязывался наказывать смертью по суду, исключая 6 человек, о которых имел особые предписания. Полковник Мищенко совсем не был уполномочен наказывать смертью, исключая двух горцев, на казнь которых он имел от генерала Ермолова особые предписания. Произнося смертные приговоры самовластно, он упустил из вида, что этому действию должен предшествовать приговор военного суда, который учрежден им не был.

«…Примеры такой строгости, какую произвели гг. Ермолов, Краббе и Мищенко, – писал Мечников, – были необходимы: отделенные от России преградами, поставленными самой природой, окруженные вероломством и изменою тамошних жителей, они должны были или действовать скоро и решительно, предупреждая и уничтожая зло прежде, нежели оно распространится и усилится, или соблюдать формы судопроизводства, ожидать на предложения свои разрешения и, таким образом, потеряв удобное для действия время, усилить неприятеля и гибель малочисленных войск наших сделать неотвратимою…» [5]. Кроме употребленной Ермоловым, Краббе и Мищенко строгости, отмечал сенатор, другая мера для воздержания бунтовщиков была бы недействительна.

На основании изложенных доводов сенатор Мечников предлагал судьбу генерала Краббе и полковника Мищенко, виновных, по его мнению, лишь в «преступном усердии к хранению вверенных им отрядов», передать на усмотрение «высочайшего милосердия» монарха. Аналогичным образом сенатор предлагал поступить и с генералом Ермоловым, оговаривая при этом, что «всякое строгое с него взыскание в обитателях Закавказского края произвело бы невыгодное понятие о нашем правительстве: во мнениях их оно потеряло бы сперва достоинство свое, потом уважение, и следствием сего могло бы быть самое неповиновение» [6]. Судьба майора Ильинского, по мнению Мечникова, должна была решаться по аналогии с судьбой генерала Краббе и полковника Мищенко. Однако в связи с тем, что Ильинский находился в это время под военным судом, сенатор предлагал предоставить дело майора «законному его течению».

Мнение сенатора Кутайсова по отношению к поступкам российских военных было категоричным. «Сенатор же граф Кутайсов, – отмечалось в итоговом документе по данному вопросу, – по внимательном рассмотрении дела сего во всех его частях, находит везде со стороны начальствующих над войсками лиц, во время вторжения в российские пределы персиян и бывших в мусульманских провинциях возмущений, или чрезмерную жестокость характера и забвение всякого чувства сострадания и справедливости, или употребление во зло и преступление законами дарованной власти.

Первое совершенно доказывается следствием, произведенным над генералом Краббе и полковником Мищенко, ибо что же, кроме необыкновенного жестокосердия, могло заставить тогдашнее начальство к изречению столь ужасных приговоров над людьми, коих преступления не были еще ясно обнаружены и из коих многие подавали более повода к признанию их невиновными, нежели столь тяжко виновными. Там, где истина преступлений не совершенно раскрыта, благие наши законы повелевают нам: лучше 10 виновных простить, нежели одного невинного истязать; но милосердное правило сие было забыто при совершении казни в мусульманских провинциях: в смутные тогдашние обстоятельства многие из весьма значащих жителей сих провинций сделались жертвою жестоких приговоров по одному лишь подозрению в неприязненных их намерениях» [7].

Указывая на недопустимость карательных мер по отношению к присоединенным народам, Кутайсов подчеркивал в своем заключении, что азиатские народы, угнетенные варварским деспотизмом своих властей, покоряются Российской державе с надеждою избавиться от притеснений и в новых законах найти правосудие. Но если они в начале подданства своего не достигают этого и видят в своей среде многих невинных, сделавшихся жертвами жестоких казней нового правительства, то охотнее согласятся нести иго прежних своих повелителей, к которому они уже привыкли.

«Из сего можно заключить, – констатировал Кутайсов, – что при совершении казней в мусульманских провинциях были действия не только противозаконные, но и несообразные с духом и понятиями народов и не укрощающие их, но более ожесточающие. Одна сила, без справедливости, не убеждает и не покоряет народов» [8]. Предложение сенатора Кутайсова по этому вопросу состояло в том, чтобы передать все дела о злоупотреблениях военных непосредственно главному Закавказскому военному начальству для соответствующего судебного разбирательства.

Ревизия выявила катастрофическое положение экономики Закавказья, причем в этом в значительной степени было виновато местное российское начальство. Само закавказское правительство, не имея достоверных сведений о казенном имуществе и хозяйстве, своим управлением не только приносило убытки казне, но и довело это хозяйство до «совершенного» упадка. Составленные грузинской казенной экспедицией бюджетные сметы практически полностью не соответствовали реальным доходам и расходам.

Отсутствие контроля за деятельностью экспедиции привело к тому, что за 25 лет распоряжения средствами края 220 607 235 руб. ассигнациями были истрачены безотчетно, что привело к утрате около миллиона рублей серебром.

В результате ревизии сенаторы сделали вывод, что «невнимательное и злоупотребительное» управление финансовой частью в Закавказье привело к тому, что собираемых доходов не хватало на содержание этого края, не говоря о военных расходах [9].

Отставка и ссылка в родовое село Лукьянчиково близ Орла под надзор земской полиции были для Ермолова тяжелым наказанием за совершенные должностные злоупотребления и необоснованные карательные меры против населения Кавказа, халатное отношение к вопросам экономической жизни вверенных ему для гражданского управления территорий. По воспоминаниям современников и полицейским отчетам, Ермолов, не знавший полумер и компромиссов, тяжело переживал свое положение. Опальный экс-проконсул Кавказа жил скромно, ходил в гражданской одежде. Из всех многочисленных наград носил лишь свою первую – Святого Георгия 4-й степени.

Подобно тому, как разошлись в оценках военной деятельности Ермолова на Кавказе мнения сенаторов Кутайсова и Мечникова, неоднозначным было и отношение к нему в русском обществе. Для одних поведение Ермолова считалось недопустимо преступным. Для других Ермолов в любой ситуации оставался героем и носителем государственных интересов, что оправдывало его суровость и беззаконие по отношению к горцам. Еще многие годы после победы над Наполеоном и заграничного похода ура-патриотические настроения в обществе били через край, давали о себе знать имперские амбиции. На этой волне усмирение «диких народов» Кавказа силой у значительной части общества не вызывало сомнения. Прозрение пришло позднее, после поражения России в Восточной (Крымской) войне 1853-1856 гг. Позднее поэтом, дипломатом и истинным патриотом России Федором Тютчевым были произнесены проникновенные строки о великой объединительной силе любви и невозможности спаять единство народов «железом лишь и кровью».

А тогда, во времена описанных выше событий, многие и впрямь уверовали в то, что строгость Ермолова проявлялась, по его собственным словам, «ради человеколюбия». Опала же полководца – неблагодарность верховной власти. По рукам ходила анонимная басня «Конь», приписываемая Ивану Крылову:

У ездока, наездника лихого,

Был Конь,

Какого

И в табунах степных на редкость поискать:

Какая стать!

И рост, и красота, и сила!

Так щедро всем его природа наградила…

Как он прекрасен был с наездником в боях!

Как смело в пропасть шел и выносил в горах.

Но, с смертью ездока, достался Конь другому

Наезднику, да на беду – плохому.

Тот приказал его в конюшню свесть

И там, на привязи, давать и пить, и есть;

А за усердие и службу удалую

Век не снимать с него уздечку золотую…

Под ездоками легко проглядывались личности двух братьев-императоров – Александра I и Николая I. Статный конь – конечно же генерал Ермолов. В ходу была и другая анонимная басня – «Булат», повествовавшая о клинке, заброшенном и ржавеющем без пользы. Булатный клинок – опять-таки генерал Ермолов!

В 1831 г., вынужденный считаться с общественным мнением, Николай I назначил Ермолова членом Государственного совета, не игравшего особой роли в системе государственной власти и прозванного в чиновничьей среде «архивом для генералов». Особого интереса к деятельности этого учреждения Ермолов не проявлял и лишь изредка выезжал инспектировать войска и присутствовать на военных смотрах. В 1837 г. в России широко отмечалось 25-летие Бородинского сражения. Ветераны получали награды и звания. Ермолову присвоили генерала от артиллерии.

Сенаторская ревизия 1829-1831 гг. положила начало преобразованиям системы управления в Закавказье и колонизации края, которые длились несколько десятилетий. По мнению сенатора Мечникова, реформа управления Кавказом должна была: 1) уничтожить беспорядки, выявленные в ходе ревизии; 2) доставить местным жителям счастливую жизнь чрез соединение их политическими и гражданскими связями с Россией; 3) достигнуть, чтобы Кавказский край мог защищать сам себя и 4) чтобы мог держать сам себя и еще как часть общего государственного тела давать доход от остатков на прикрытие общих государственных расходов [10].

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Какие это «обстоятельства» – представить трудно. Своей семьи Ермолов фактически не имел. Во время пребывания на Кавказе держал при себе нескольких наложниц. Имел от них детей, которые были признаны законными лишь при императоре Александре II.

2. Подробнее см.: Тебиев Б.К. Правительствующий сенат и сенаторские ревизии в России // Президентский контроль. 2005. №№ 1-12; Михайлик К.А., Тебиев Б.К. Правительствующий сенат и сенаторские ревизии в России. 1711-1917. М.: Интеграция, 2010. 180 с.

3. Бочкарев В. Первая сенаторская ревизия в России: историческая справка к 200-летию учреждения в России института сенаторских ревизий 4 апреля 1722 г. // Сб. Ярославского гос. ун-та. Ярославль, 1923. Вып. 2.

4. Блинов И. Исторические материалы, извлеченные из сенатского архива. Сенаторские ревизии // Журнал Министерства юстиции. 1913. № 2. С. 259.

5. Там же. С. 300.

6. Там же. С. 301, 302.

7. Там же. С. 302.

8. Там же. С. 303.

9.См.:Правива Е.А. Финансы империи: Деньги и власть в политике России на национальных окраинах, 1801-1917. М.: Новое издательство, 2006; Всеподданнейший рапорт сенаторов гр. Кутайсова и Мечникова // Акты, собранные Кавказской археографической комиссией [АКАК]. Тифлис, 1881. Т. 8. С. 9, 10.

10. Колониальная политика русского царизма в Азербайджане в 20-60-х годах XIX в. Часть I. Феодальные отношения и колониальный режим. 1827-1843 гг. М.; Л., 1936. С.230-232.