Алиса ГОКОЕВА. Безумству храбрых пою я песню!

20 сентября 2002 года в Кармадонском ущелье Северной Осетии произошла крупнейшая гляциологическая катастрофа в новейшей истории России. Под стометровой массой льда, камней и грязи оказались погребены 128 человек, в числе которых съемочная группа самого яркого молодого режиссера своего времени Сергея Бодрова. Несколько минут понадобилось леднику Колка, чтобы перекроить ландшафт ущелья и сотни человеческих судеб. Несколько дней понадобилось специалистам, чтобы сделать заключение о том, что живых нет. Несколько лет продлилась бес-прецедентная стихийная спасательная операция, объединившая десятки добровольцев и родственников пропавших без вести людей. Это история о них – совершенно разных людях, сплоченных общим горем и общей мечтой – найти своих родных. Живыми.

Прошло полтора года, прежде чем добровольцам удалось зайти в тоннель и убедиться в том, что искать больше некого. Эти полтора года они боролись со льдом и стихией, враньем чиновников и средств массовой информации, непониманием людей и собственными страхами. Это были месяцы лишений и опасностей. Но это было и временем дружбы, взаимопомощи, поддержки и беспредельной самоотдачи всех участников этой истории. Они – люди из разных уголков России – навсегда стали друг для друга «кармадонцами», стали друг для друга семьей. Свое горе они пережили, изжили, пере-плавили вместе. Одни против природы и всего мира.

К этой ситуации можно относиться по-разному. Можно сочувствовать, восхищаться или крутить пальцем у виска. Стихия перемолола человеческую плоть, и в этом никого не обвинишь. Но эта горстка людей доказала победу духа над плотью, над силами природы и даже всесокрушающим роком.

Однажды Сергей Бодров сказал: «Каждый человек задумывается о смерти, как каждый человек задумывается о Боге. Я просто не уверен, нужно ли об этом говорить. Бояться не нужно. Нужно помнить. И все. И тогда жить будет, может быть, немножко сложнее, но правильнее».

Прошло 15 лет, и сегодня я выбираю помнить. Я хочу, чтобы мы помнили о людях, нашедших вечный покой в горах некогда самого красивого ущелья Северной Осетии. Помнили и о «безумцах», бившихся за свою надежду, веру и любовь. До последнего. До крайней точки горького знания.

Безумству храбрых пою я славу.

Фатима САЛБИЕВА

«Мне легче жить с той мыслью, что так распорядился Бог».

В трагедии Фатима потеряла родного 28-летнего брата Виталия Салбиева, ответственного за съемочное оборудование, и 18-летнего племянника Заура Цирихова. Оба были в группе Бодрова. Оба остались с ней навсегда. Самый младший в съемочной группе Сергея Бодрова, Заур мечтал поучаствовать в съемочном процессе и попал в проект помощником художника. Вечером 19-го он приехал домой веселым, воодушевленным, с восторгом рассказывал, как подружился с ребятами и как интересно проходят съемки. А утром 21-го Фатима была на месте трагедии, столкнувшись с Колкой лицом к лицу. Сейчас Фатиме 47 лет, и она – счастливая мама полуторагодовалой девочки Элины.

Это ее история.

ОБ ОТЧАЯНИИ

Конечно, сначала просто ужас свалился на голову. Невозможно описать. У меня нет врагов, но если бы они и были, я бы секунды этого состояния никому не пожелала. СЕКУНДЫ! До того мне было больно, что я билась головой о стену. Мне хотелось, чтобы больно было не только душевно, но физически.

Моя сестра умерла от рака. Я безумно ее любила. Она была мне и как мама, и как подруга. Она умерла совсем молодой, в 30 лет. И ее сын Заур, мой родной племянник, стал сыном мне. Я до того тяжело переживала смерть сестры, что поседела в 21 год. И тогда я в сердцах сказала: «Больше я ничего не боюсь». Это такие страшные слова! Уже после Кармадона я поняла, что такие слова нельзя произносить! Но сестра умирала на наших глазах, в теплой постели, в окружении любимых людей, мы предали ее тело земле.

А тут… Многие хотели найти своих любыми, я а хотела найти только живыми. Честное слово, я здравомыслящий человек, и сейчас, оглядываясь назад, я поражаюсь, как я около двух лет могла верить в то, что мы найдем их. Но я верила! Я взрослый человек, и я верила в то, что они могли быть живыми!.. Мне кажется, моя мама до сих пор верит. А потом, когда я поняла, что там никого нет, я не хотела видеть. Я не хотела видеть их мертвыми. Поняла я тогда, когда Костя (Константин Джерапов) спустился в тоннель. Тогда мир рухнул во второй раз. Когда просыпаешься и с ужасом понимаешь, что настал новый день, и лучше бы он не наставал. Я очень долго отходила. Я ужасно не хотела жить. Меня Кот (Константин Джерапов) откачивал. Он говорил: «Я почему-то думал, что ты сильная. Ты возьми себя в руки. Не смей так!». Но я с ума сходила, не показывая никому, конечно.

О НЕСМИРЕНИИ

То, что мы вот так сплотились, это очень поддерживало. Наш дом всегда был полон людей: соседи, родственники, друзья. Но я рвалась оттуда, я хотела быть «со своими». Мне надо было, чтобы они были со мной. Когда мы разъезжались по домам, мы все равно друг другу звонили и часами разговаривали. Нам важно было быть друг у друга. При этом мы все такие разные! Мы сразу не захотели соглашаться со случившимся, не хотели принимать. И главное, мы все знали, что нужно что-то делать. Все, что в нас было, мы отдавали там. Меня ничего на свете не интересовало кроме этого: ни работа, ничего. Наши были там. Там было все! Мы жили этим, мы были одни против мира. Мы боролись со стихией, мы пытались ее победить. А потом мы поняли свою участь и приняли ее. Мы сделали все. Мы чисты перед собой, чисты перед своими родными. Если они уже были на небесах, они видели, что мы их не бросили, мы до последнего шли. Они знают, что мы их любим.

О ЛЮБВИ

Я себя не люблю, саму себя отдельно. Мне крылья давали мои родные. Мне важна любовь. Я любила, ЗАДЫХАЯСЬ! Я, ЗАДЫХАЯСЬ, его любила! Мне говорили: «Ты родишь ребенка, и все поменяется». Нет! Но появился смысл. Я долго молила Бога! Говорила: «Если уж мне суждено долго жить, дай мне смысл». Я все время думаю, как бы они ее любили, как баловали. Они бы с ней носились, как мы все в семье друг с другом. У нас никогда не было слова «Я», а только «Мы». Я родилась в обычной, простой семье, где все друг друга ЛЮБИЛИ. Когда случилась трагедия, я спрашивала Бога: «Зачем ты дал мне их, если ты их забрал?» А сейчас я понимаю, что это же ужасно не познать, что такое любовь. Многие проживают жизнь, имеют брата, имеют сестру и не понимают, что такое любовь. А я знаю, что это такое. Каждая буква в этом слове – с большой буквы.

Владимир КОМАЕВ

«Некогда было думать. Была цель – зайти в тоннель».

Когда сошел Колка, Вова жил за границей. Узнав, что его друг потерял в трагедии брата, он решил вернуться домой в Осетию и помочь. Начались поисковые работы, он приезжал и уезжал каждый день. А потом остался жить в палаточном ла-гере и покинул его последним, два года спустя. Почему? Его ответ прост и чист: «А как я мог поступить иначе?» Через несколько лет глава республики Таймураз Мамсуров вручит Вове медаль «Во Славу Осетии» по инициативе родственников, потерявших родных в Кармадоне.

Это его история.

О СОЛИДАРНОСТИ

Конечно, было ощущение, что смысла в этом нет, но все равно всеми нами что-то двигало. Мы друг на друга смотрели, и никто не останавливался. Все что-то делали, работали. Некогда было думать. Была цель – зайти в тоннель. Для меня с самого начала было все ясно, но там были женщины, близкие, родственники, которые тяжело это все воспринимали. И если бы мы в тот момент встали и ушли, что бы они там делали? И что бы они о нас думали? Они постоянно говорили: «А вдруг там в тоннеле кто-то есть?». Ну, давайте тогда зайдем в него, чтоб окончательно убедиться…

О СТРАШНЫХ НАХОДКАХ

Мы находили по всей длине схода ледника много костей и фрагментов. Особенно в нижней его части, на развилке Кобан-Кармадон, много людей нашли. Спустя примерно полтора года я шел по леднику и нашел барсетку с документами на имя одного человека, который пропал. Потом и его самого нашли. Еще нашел багажник от гаишной машины. Были с нами три сестры Сикоевы, они искали брата, который как раз и был в этой машине. Он сопровождал группу Бодрова. А багажник этот был гораздо выше тоннеля и тех мест, где мы копали. Как я эту крышку багажника нашел, то понял: раз машина, которая сопровождала группу, здесь, наверху, то внизу нам искать некого. Я принес ее в лагерь… Но все равно мы продолжали искать дальше.

О СХВАТКЕ СО ЛЬДОМ

Лед постоянно двигался. Шурф был 51 сантиметр диаметром и 71 метр длиной. И в него надо было пролезать. Однажды мы с Котом (Константин Джерапов) спустились в «клетке», и тут мощный удар. Меня просто оглушило. Когда мы поднимались по тросу, то увидели, что лед, начав двигаться, порвал трубу на стыке со скалой. Мы с трудом смогли вылезти. Много было разных ситуаций. Лед жил! Как только его расчистишь, он на глазах сжимается. Ночью лежишь и слышишь потрескивания. Выйдешь из палатки и видишь, как он поблескивает. Знаешь, как красиво? Страшная красота!

Сослан МАКИЕВ

«Если бы в тоннеле был чело-век, то там у него была одна надежда, что есть мы, и мы докопаем. Единственный шанс!»

Сослан – тот самый человек, который привез Сергея Бодрова со съемочной группой в Осетию. Он принимал в этой экспедиции самое непосредственное участие. Он знал каждого человека из группы лично. И всех местных набирал тоже он. Туда попала его двоюродная сестра, которая, мечтая оказаться на площадке, взяла больничный. Он же позвал участвовать в проекте родных брата и племянника своей близкой подруги Фатимы Салбиевой. Прежде чем доехать до Кармадона, Сослан с Сергеем посмотрели много мест. Но, увидев ущелье, Бодров сказал: «Больше мы не ищем». После случившегося Сослана обвиняли и даже проклинали, а он не видел для себя другого пути, кроме как остаться там до конца!

Это его история.

О НЕОТВРАТИМОСТИ СУДЬБЫ

Я не доехал до них… Я Сереже говорю: «Здесь такие места, здесь надо помолиться». Он говорит: «Ты все время это говоришь». Я говорю: «Все время надо молиться!» Я уже заказал пироги. А он: «Сослан, умоляю, только не сегодня! Вот только не сегодня!» Его что-то беспокоило весь день. Как говорится, дело твое! Не сегодня так не сегодня. Все они поехали вниз, а мы остались наверху. И вот уже спускаясь за ними, я вижу, за машиной бежит женщина, у которой я заказал пироги. Я просто испугался за нее и остановился. Пришлось забрать пироги по ее просьбе и с ними пойти туда, где находился ОМОН с администратором и техникой. Мы там немного посидели, выпили и поехали. Меня еще задержал знакомый, долго рассказывая какую-то историю. Как оказалось, эти несколько минут нас и спасли. Потому что когда мы выехали, вдруг эта вода, грязь, холод, ветер… Нас чуть не сдуло порывом. Поток прошел прямо перед нами.

О ТРЕХ СОТНЯХ «ОХОТНИКОВ»

Был момент, когда нас хотели выгнать из лагеря решением правительства республики. И вот мы сидим в большой палатке, и Кот (Константин Джерапов) говорит по телефону: «Значит, выгнать нас хотите? Нас 300 человек, мы все охотники, и у нас есть взрывчатка. Попробуйте!» Нас, конечно, 300 не было. Да я и не думаю, что кто-то на самом деле пошел бы силой выгонять нас. В этом случае, я думаю, нас сразу стало бы не 300, а 30000 человек. Но знаешь, что главное? Когда Кот это говорил, у каждого на лице была отпечатана эта фраза: «Нас 300 человек, мы все охотники, и у нас есть взрывчатка».

О ЦЕНЕ ПРАВДЫ

Мне звонят из Москвы, например, и говорят: «Слушай, со стороны выглядит, как будто вы там, за городом, отдыхаете». А на самом деле как? Приезжает какая-то скотина, ей Роза (Галазова) и другие женщины душу выворачивают. Она уезжает, и мы видим репортаж, который она как ей надо порезала. И все выглядит так, будто мы в лагере сидим, смеемся, женщины нарезают мясо… А на самом деле было так: «Плачешь? Иди плачь там! Тут не надо плакать!» Но люди, которые смотрели это, реально думали, что мы зарабатываем деньги. Я говорил: «Да-да! Мы много зарабатываем! Приезжайте, и вы заработаете!» На что слышал: «Да ладно, там по 100 долларов в день платят». Отвечаю: «Да! Мне, например, больше платят! Приходите, и вам заплатят!» В федеральных газетах нагло врали, что Кот (Константин Джерапов) отмывает водочные деньги на этом, а на самом деле человек потратил все, что у него вообще было.

О ПРИМЕРАХ

Я встретил в одном месте много людей, достойных восхищения, настоящих примеров для подражания! Люди разных взглядов, происхождения, вероисповедания смогли собраться и делать общее дело. Никто никого не предавал, не объедал, не воровал. Абсолютно идеальные отношения, направленные на созидание. И это была единственная возможность пережить трагедию! Я уже вышел из того возраста, чтобы учиться у кого-то, но восхищаться я еще не разучился. Я своими глазами видел невероятно бесстрашных людей. 127 тонн взрывчатки взорвали! Их надо было добыть, привезти, перенести по горной тропе, заложить и взорвать! Человек нырял в тоннель на глубине 70-ти метров под землей! Эти тросы, которые все время рвались… Валуны, которые все время летели сверху… Никто не думал об опасности. Вообще со стороны это выглядело прекрасно!

Роза ГАЛАЗОВА

«Нас спасало только то, что мы были все вместе. Мы были одной семьей с одной бедой».

Пятнадцать лет назад молодой выпускник столичной «Щуки» Хазби Галазов получил одну из главных ролей в фильме Сергея Бодрова «Связной». Он был счастлив и говорил матери, что его ждет светлый путь. И Роза вот уже который год ждет своего сына, который так и не вернулся со съемок в Кармадоне. Младший сын Розы Мурзабек рано повзрослел. Пятнадцатилетний «единственный мужчина в семье» вместе с взрослыми мужчинами искал брата, тяжело работал и погружался на многометровую глубину, откапывая тоннель. Колка забрал одного сына Розы, а другому показал, что такое настоящая боль и настоящая благодарность. Благодарность совсем посторонним людям, разделившим с тобой твое горе.

Это ее история.

О СНАХ

Я сон такой хороший видела, когда мы уже вторую неделю искали. Будто я выхожу из подъезда, а возле двери конь белый, а на нем Хазби. Такой красивый! Я кричу наверх: «Мурка (Мурзабек), Хазби сам пришел! Уже не поедем за ним». Подбегаю к нему: «Хазби, я так долго искала тебя, а ты сам пришел…» А он говорит: «Ма, нет, я, наоборот, ухожу от тебя». И тут под его ногами как будто крылья у коня раскрылись. Три раза крыльями взмахнул, Хазби на нем, и они улетели.

А как-то я лежала в больнице, и ночью мне снится, что он положил руку мне на плечо, а я говорю: «Хазби, ты пришел, – и обняла его. – Уже никуда тебя не отпущу». А он мне: «Ма, я пришел тебе помочь. Я тут с такими хорошими ребятами. Ты уже за меня не переживай. Ты подумай о себе и о домашних. « А потом по-дигорски добавил: «Держись! Я буду тебе помогать, но ты духом не падай!» А я говорю: «Ну как? Тебя же уже со мной нет.» А он: «Еще я хочу, чтоб ты была веселая, как раньше. А то ты знаешь, что я не умею плавать, и мне тут трудно в воде, когда ты плачешь». И исчез. А наутро главврач меня посмотрел и сказал, что у меня все в порядке. И я домой поехала. И, действительно, все прошло.

Но в последнее время я не вижу снов с ним.

О РАВНОДУШИИ И НЕРАВНОДУШИИ

Тогда слухи ходили, мол, мы там просто сидим, а правительство нам деньги выделяет. А правительство нам не только не помогало, а мы до сих пор не знаем, куда наш счет дели, который открыли для сбора денег. Когда нам трактор не давали, мы прорвались с Сосом (Сослан Макиев) на съезд осетинского народа в сельхозинститут. Дзасохов (тогда Президент РСО-Алании), когда увидел нас, сказал, чтобы нам слово не давали, но дали то, что мы хотим. Мы сказали: «Нам нужен трактор, чтобы дойти до конца тоннеля и понять, там кто-то есть или нет». Он пообещал, что завтра два трактора будут. В газетах написали, что дали нам два трактора… И что? До сих пор едут. Ничего не дали! А когда однажды у нас пытались забрать единственный трактор, я на землю легла поперек дороги. Так и легла! Сказала: «Встану, если вернете мне сына…» А деньги… Нам говорили, что деньги со счета пошли тем, кто в Кармадоне жил, на восстановление домов. А им говорили, что мы полтора года работали в тоннеле на эти деньги. В общем, все пропало! Правительство ничем не помогало, зато люди помогали.

Я сама из селения Ставдорт, оттуда мне несколько «газелей» еды привезли. Люди сами собирали и отправляли. Тогда там был депутатом Пагиев, и через Сергея (Такоева) он передал 100 тысяч. Сергей сам все время помогал.

Я очень благодарна! Я даже на колени вставала. Вот говорят: «Молодежь такая-сякая». Просто плохое мы сразу видим, а хорошее не замечаем. Столько ребят! Они такие мокрые, голодные, холодные приходили. Мой младший сын понятно, но столько их тяжело работали и искали совершенно посторонних людей. Это много значит. Бывает, спросишь кого-то: «А ты из-за кого здесь? Кто из твоих потерялся?» А он говорит: «Да ни из-за кого. Все же НАШИ ребята. Ищем, и все». Был там Вова (Владимир Комаев), он вообще никого там не терял, а до последнего дня был.

О НАДЕЖДЕ

Я до сих пор не верю, что у меня Хазби нет. Мне все время кажется, что когда-то я его увижу и обо всем этом расскажу. Такое ощущение у меня. Я еще руки не опустила. Надежда есть все равно, что я его увижу. Может, если знать, что он где-то лежит , где-то похоронен, и легче бы было. Но сейчас мы в очень тяжелом состоянии. Первое время я даже думала, может, их в заложники взяли. Может, он где-то находится, может, позвонит. Я и сейчас сразу хватаю телефон, если кто-то звонит.

О СЛЕЗАХ

Кот (Константин Джерапов) там искал брата своего друга. Они сначала все были с нами, несколько братьев их было. Но потом ушли. Мать сделала поминки по сыну и не разрешила им больше продолжать искать. Когда они уходили, мы начали плакать. А Кот подошел к нам, стал среди нас и говорит: «Я вас так не оставлю. Будем копать, пока будет возможность.» А потом он добавил: «Если вы нам разрешите работать, мы будем до конца идти». А мы не поняли. Как разрешите? Мы же разрешаем! А он говорит: «Нет! Чтоб я не видел материнских слез!» И мы все вот так держались, полтора года там никто не плакал. А в тот день, когда спустились в тоннель, мы ждали их до половины второго ночи. Когда фары вдали появились, мы все вышли и смотрели, как они приближаются. Как будто с войны их встречаем. Кот вылез из машины, подошел и говорит: «Простите. Я не смог вам ничем помочь. Ничего не нашли. Теперь можно плакать,» – и сам заплакал. Мы тогда все рыдали.

Лариса КЕСАОНОВА

«Если сначала это были поисково-спасательные работы, то потом они стали, само собой, только поисковыми. Что мы искали? Мы искали правду!»

Ребенком Алан Кесаонов все время бегал в конный театр. После школы, в любую свободную ми-нуту. Он с детства любил лошадей, помогал ухаживать за ними, прекрасно держался в седле и мечтал там работать, когда вырастет. Сбылось. Из театра в 21 год он и попал на съемки фильма «Связной»… Его родители, Алик и Лариса, искали своего старшего сына до конца, потому что «каждый родитель имеет право на правду, какой бы она ни была». Лариса всегда отказывалась общаться с журналистами на эту тему.

Это ее история.

О ПРИЧИНАХ СХОДА ЛЕДНИКА

Официальная версия заключалась в том, что с Майли упал кусок на Колку, таким образом накопившаяся критическая масса двинула ледник вниз. На самом деле было много предпосылок. Впоследствии выяснилось, что были съемки со спутников, по которым было понятно, что это произойдет. Но запросили эти данные уже после случившегося. Если бы это увидели ДО, то могли бы предупредить о том, что здесь опасно находиться, могли бы эвакуировать жителей этих мест. Суть иска Бодровой и Носик в Европейский суд, кстати, заключалась именно в этом.

За месяц до схода ледника были зафиксированы активные подземные толчки. А в Кармадоне термальные воды находятся как раз под ледником. Во время этих толчков, расходились пласты, и горячий пар поднимался наверх. Таким образом, ледник подтапливался снизу. Кроме того, 2002 год был очень снежным и дождливым. До схода ледника в других ущельях прошли сильные паводки. А тут Геналдон высох, не было воды в реке. Вся эта вода накапливалась там, наверху. И когда ледник сдвинулся, он, как на водяной подушке, стремительно полетел вниз.

О БОЖЬЕЙ ВОЛЕ

Мы там полтора года пробыли. 500 дней. Страшно подумать, да? Столько тонн взрывчатки было взорвано, по таким опасным тропинкам ребята ее переносили. Только представьте, 50 килограммов взрывчатки за спиной по извилистой горной тропе на склоне… Ни одного несчастного случая, ни одной царапины ни у кого, так, чтобы увезти в больницу. Даже простудой никто не заболел на леднике. Мы считали, что Всевышний нас оберегает, что это его воля, чтобы мы не останавливались и шли до конца.

Ущелье холодное и ветреное, но в ту осень погода была изумительной. Я помню, что даже в декабре можно было ходить без куртки. Как будто даже природа была на нашей стороне.

О ПОМОЩИ

Было очень много откликов неравнодушный людей. Мы благодарны всем, кто спустя столько лет помнит об этом. Ни разу не было, чтобы Сергей (тогдашний вице-премьер Сергей Такоев) не приехал на cndnbyhms. А пока вели работы, каждый день мы знали, что Сергей приедет вечером. Он оказывал нам такую помощь! Прежде всего моральную. И материальную, конечно. Был такой Игорь Матюк, профессиональный водолаз из Питера. Он раза три-четыре приезжал. Без его знаний ничего бы не удалось. Если бы не люди, что приняли эту боль как свою, никто бы из нас ничего не сделал. Никто! Есть такая осетинская поговорка «Адамы фарн бира у», которая переводится как «Сторонняя сила людей – это великая сила». Почему у нас такие многолюдные похороны? Потому что мы считаем, что каждый из тех людей, кто приходит, берет на себя частичку твоей боли. Масштабы людского участия, что было тогда, огромны. Сколько нам писем шло. Очень-очень много людей восприняли эту боль, они за нас переживали, верили, молились.

О ЖИЗНИ СЕМЬИ

У нас с супругом тогда даже мысли не было находиться дома и просто ждать. Мы должны были быть там вместе, быть плечом к плечу. Если родители не понимают боль друг друга, то кто ее должен понять и кто ее должен облегчить? Вся наша семья – и старшие, и младшие,– сплотилась. Другие дети очень повзрослели, но не замкнулись. Они были так же открыты и так же верили, как и мы. Сос (младший сын) тогда учился в 3-м классе, но на его учебе это все никак не отразилось, он как был отличником, так и остался. Алина (средняя дочь) взяла на себя все мои обязанности по хозяйству. Дед наш все время уходил, садился на лавочку неподалеку от дома, и мог весь день просидеть, глядя на горы. Он умер спустя два года. Маму я потеряла вскоре после сына. Я не ездила на ледник только 40 дней траура по ней, не хотела своим видом огорчать людей, которые были мне дороги. В лагере же никто никогда не плакал. Было место, куда мы уходили по одному, чтобы никто не видел. Даже в семье у нас есть негласное правило. Мы вспоминаем, но мы не делаем это постоянной темой для разговора. Мы знаем, как каждому больно. И чтобы поберечь тех, кто рядом с тобой, не надо бередить рану.

О ВРЕМЕНИ

Надежда на ЧУДО присутствовала до самого конца. Конечно, глядя на эту массу, которая прошла, глупо было думать, что там, под ней, кто-то или что-то могло остаться. Но этот тоннель был для нас последней ниточкой. Это полое пространство, удар мог пройти по касательной, могло завалить вход, выход, а вот полое пространство там могло остаться. И кто-то в этот момент мог оказаться именно в нем. Лично я не знаю, чего больше боялась: что-то найти или не найти ничего.

Никогда не верьте тому, кто говорит, что время лечит. Нет, время не лечит. Эта боль просто закапсулировалась, она поселилась там, внутри, глубоко и навечно. Со временем просто привыкаешь с ней жить.

Таиса ЦИРИХОВА

«Никому не прикажешь помнить о Кармадоне. Сама я помню. И мне хочется, чтобы помнили другие».

Альма, пятилетняя младшая дочь Таисы, поехала с папой и дядей в село, навестить бабушку с дедушкой. Таиса не хотела их отпускать, но муж Иранбек настоял. Вечером 20-го сентября машина с тремя пассажи-рами мчалась по дороге к Даргавсу в направлении родительского дома… До сих пор эти трое числятся пропавшими без beqrh. Полтора года поисковых работ Таиса ездила в Кармадон каждый день, оставляя дома младших сыновей. Прошло 15 лет, и они выросли в молодых, сильных мужчин, которые жалеют мать и помогают ей во всем. Едва ли Таисе удалось пережить трагедию всей своей жизни. Она почти не говорит об этом, «потому что больно вспоминать», и все понимает, но продолжает надеяться.

Это ее история.

О ДОЧЕРИ

Альмочка была очень красивая и не по годам умная девочка. Все соседи любили с ней играть. Она была очень заботливая по отношению к бабушке и дедушке. Дедуле, когда выходил и заходил, она несла обувь. Мало какой 5-летний ребенок догадается о том, что старику надо помочь, а она всегда о нем помнила. Он до сих пор говорит: «С тех пор так, как она, мне никто обувь не подносил».

ОБ ОТНОШЕНИЯХ

Хорошо, что мы там были все вместе. Это очень помогало. Мы делились друг с другом все время, но плакать – не плакали. Мы друг друга понимали как никто больше. И, как ни странно, понимаем и сейчас. И не только те, кто потерял там близких, а все, кто там был. У Кота (Константин Джерапов) там никого не было, у Вовки (Вова Комаев) тоже никого. Они могли уйти, и все. Но не ушли и сделали все возможное. Я очень благодарна им и никогда не забуду этого. Все стали родными людьми. Мы поддерживаем связь и общаемся между собой до сих пор.

О ВОСПОМИНАНИЯХ

Сыновья мне ничего не говорят о своих чувствах. Наверное, потому что жалеют. Мне трудно об этом говорить. Потом бывает очень плохо. Дети это видят и никогда не делятся со мной своими воспоминаниями. Но я знаю, что между собой они говорят, вспоминая девочку и своего отца.

Лариса ЦАРАХОВА (с младшей дочерью Фатимой)

«Все начали уходить по одному, до конца остались немногие. Эти немногие мне ближе родни. Свое горе эти полтора года я переживала с ними».

Лариса с мужем Виталием и тремя дочерьми жила на одной лестничной площадке с семьей родного брата Иранбека. Муж-чины были друзьями задолго до того, как породнились, и души друг в друге не чаяли. Молодые семьи жили большим, шумным кланом, дружили с соседями, растили детей. Но вечер 20-го сентября переменил все в судьбах этих людей. Муж, брат и пятилетняя племянница Ларисы Альма спешили в родительский дом по дороге в Кармадонском ущелье, чтобы помочь старикам с сенокосом. С ними хотела ехать и сама Лариса, но муж категорически отрезал: «Нет, ты не поедешь. Ты там не нужна». В последнее время он очень нервничал, грустил. На протяжении трех дней он несколько раз собирал вещи в поездку, но раздумывал и оставался дома… Пока, наконец, в роковой час не отправился в свой последний путь… Еще полтора года после случившегося хрупкая Лариса со своей золовкой Таисой и еще несколькими десятками отважных людей будет биться за своих родных.

Это ее история.

О ЧЕРНОЙ МАССЕ

Когда мы узнали, то быстро собрались и поехали. Дальше Гизели нас не пускали, и мы 3 -4 дня провели там. Было, конечно, шоковое состояние у всех. А потом, когда мы поехали туда через Фиагдон, и я на ЭТО посмотрела… Тогда я и поняла, что, действительно, уже все. Когда видишь эти черные горы селя, ты не можешь понять, где была дорога, где село, ты не узнаешь ничего. Перед тобой просто черная, жуткая гора. Больше суток я не могла даже слово вымолвить. Это было очень страшно. Сейчас, когда приезжаешь в Кармадон, смотришь и не понимаешь, как такое возможно, куда делась вся эта масса. Сейчас смотришь на это, и как будто ничего не было. Все восстанавливается. Та же самая речка нашла для себя новое русло, новый путь. Только человек не нашел.

О НЕВОЗМОЖНОСТИ ОСОЗНАНИЯ

Мы не собрались и не ушли оттуда, потому что все-таки какая-то надежда была. Может, их где-то прижало, может, удастся их найти хоть в каком-то состоянии. Конечно, хотелось живыми их увидеть. И до сих пор хочется. Потому что так и не увидели мертвыми. Очень тяжело осознать, что погиб человек, который ушел и должен был вернуться завтра или через два дня. Я не видела их в гробу и не могу представить, что их действительно нет. Это очень тяжело. Как будто каждый день чего-то ждешь. Если честно, есть какое-то ощущение, что рано или поздно я что-то от них найду. Очень хочется похоронить их по-человечески, предать их прах земле. Наверное, это вряд ли получится…

ОБ ОПОЗНАНИИ

Пока своими глазами не увидишь, что действительно ничего нет, не поверишь. Иногда находили какие-то фрагменты. Я сама в морг ходила. Нашли позвоночник и три ребра. Ну что можно по этому определить, кого опознать? Потом позвонили, сказали, что нашли брюки и рубашку его размера. Но выяснилось, что не его. Потом нашли запчасть от машины, но оказалось, что тоже не наша. Потом в какой-то момент в питерских газетах писали, что нашли моего мужа, брата и Альмочку, поместили их фотографии, написали, что опознали по черепу и зубам. Это было неправдой, потому что металлических зубов ни у одного из них не было. Просто журналисты написали как захотели, и все. Все эти опознания проходили очень тяжело. Нервы сдавали.

О ДЕТЯХ

Дети очень тяжело переносят это до сих пор. Фотографии отца долгое время наши девочки держали под подушками. Когда мы впервые сделали поминальные два пирога дома, то у старшей дочери Зарины была настоящая истерика. Она отказывалась принимать это, хотя прошло уже несколько лет. Средняя дочь Карина гораздо более стойкая, но, помню, был такой случай. Она еще училась в институте и только получила стипендию, а кошелек украли. В нем была фотография отца – невероятная ценность для нее. Она вернулась домой и так горевала, не могла успокоиться: «У меня же там папина фотография. Они же деньги вытащат, а кошелек выкинут, и его фотографию истопчут». Несколько дней она не могла в себя прийти. Фатя (младшая дочь) была маленькой, и она просто каждый день ждала папу. Брат мужа приходил каждый день, она залазила под его крылышко и сидела с ним вечерами. Он приезжал из-за нее, чтоб с ней вот так посидеть, чтоб как-то заменить отца. Так продолжалось год. Сейчас они уже взрослые, но до сих пор никто не говорит об отце в прошедшем времени. Как будто он есть.

Артур ЖАЖИЕВ

«Брат был важнее всего!»

Самый младший из четырех братьев Жажиевых, 21-летний Виталий, попал на съемки фильма, потому что Сослан Макиев попросил его отвезти оборудование. Когда после съемочного дня группа собралась обратно во Владикавказ, Виталию предложили остаться наверху и переночевать там. Но он сказал, что не предупредил дома, и родные будут беспокоиться, оставил свою «газель» и отправился в путь со всеми… Родные беспокоились, а когда услышали о сходе ледника, поехали на место. Это место и стало домом для братьев Артура и Роберта на тяжелые два года. Вся семья Жажиевых во главе со стареющими родителями находилась в лагере, но Артур и Роберт запомнились всем «кармадонцам» как пример мужества и выдержки. Спустя несколько лет за эти самые качества оба получат медали «Во Славу Осетии». Это произойдет по инициативе родственников людей, пропавших без вести в Кармадоне, но тогда братья просто искали брата. Мне удалось встретиться с Артуром. Он простой и очень немногословный человек.

Это его история.

О ПРИОРИТЕТАХ

Можно на это посмотреть как на потерю двух лет жизни. Но я об этом не жалею и никогда не пожалею. Наоборот, если бы я, к примеру, чего-то мог достигнуть за это время, я бы больше жалел, что не поработал тогда там, не попытался найти брата. Я не воспринимаю это время как потерю. Мы сделали все, что могли. Чтобы у нас не осталось сомнений в том, что он мог там быть, а мы его не спасли. Чтобы сейчас жить спокойнее.

О РАЗРУШЕНИИ НАДЕЖД

Когда мы завершили работы, Костя (Константин Джерапов) обнял меня, плачет и говорит: «Нету нашего брата». А я все понимал задолго до того. Все, конечно, надеялись. Была там ясновидящая, с ней женщины носились. Она рассказывала, что все живы, описывала, в каких они там условиях, говорила, что мы их найдем. Женщин это обнадеживало. А я внутри, конечно, все понимал, но молчал, ничего не говорил. Чтобы не разрушать их надежду.

О СРАВНЕНИИ

Был там человек, Ирбек Ходов. Он искал жену, маленьких детей, тещу и друга. Когда я на него смотрел, я свое горе забывал.

О ДЕЛЕ КАЖДОГО

У каждого там было свое дело. Каждый это дело делал для себя, а не для публики. У каждого был выбор: остаться или нет. У меня нет вопросов к тем, кто уходил. А остальные продолжали работать. Не успокаивать друг друга, не изливать душу, а просто делать то, что было нужно.

Константин ДЖЕРАПОВ

«Я знаю, что живут на свете люди, которые, если я где-то пропаду, придут с лопатами и будут рыть».

Процветающий бизнесмен и на тот момент владелец игорного бизнеса, Кот, как зовут его «кармадонцы», приехал на лед-ник вслед за другом, брат которого пропал без вести. Он остался там и тогда, когда ушел друг, когда ушли сотни людей, разуверившихся в своей надежде. У Кости ее не было, но она оставалась у тех, кому он дал обещание дойти до конца. И дошел. Он не пожалел для этого ни времени, ни здоровья, ни денег. Не пожалел бы и собственной жизни. Он взял на себя смелость стать вожаком в лагере «Надежда», первым спустился в тоннель, просмотрел в нем каждый сантиметр и рассказал родственникам, что надежды больше нет. У него ушли на это все деньги и два года жизни. Спустя несколько лет глава республики Таймураз Мамсуров вручит Косте медаль «Во Славу Осетии» по инициативе родственников, потерявших родных в Кармадоне.

Это его история.

О МЕЧТЕ

Однажды Валя Бодрова так сказала: «Как красиво здесь. Сереже бы понравилось. Ну, видишь, его сюда и тянуло. Если живого не найдем, не хочу его находить». Мать есть мать. У каждой из них была мечта, что именно ее ребенок там и выжил. Они не были безумными, у них просто была мечта. И как ты можешь своим грязным языком ее разрушить?

О ВОЙНЕ

Я когда привозил что-либо, всегда говорил, от кого это. Они даже начали записывать все в тетради. Кто-то не хотел, чтоб писали, что он помогал. Но, с другой стороны, я хотел, чтоб люди знали. Вот человек от себя отдал, но он просил его нигде не записывать. Потому что АС (тогдашний президент РСО-Алания Дзасохов А. С.) тогда пытался остановить все это и убрать нас оттуда. Были разные моменты. Однажды мне звонят на спутниковый телефон знакомые из Серого дома и говорят: «Здесь такое творится! Только Сергей (тогдашний вице-премьер Сергей Такоев) и Хуадонов (тогдашний и.о. министра ВД Казбек Хуадонов) пытаются их остановить». А дело было в том, что Шаталов (тогдашний председатель правительства) на заседании правительства поставил вопрос о том, чтобы силами МВД нас оттуда выгнать. Есть даже запись этого заседания. Сергей тогда встал и говорит: «Ребята, так нельзя! Если мы не можем ничем помочь, так давайте хотя бы не мешать. Если можем им помочь и ускорить работы, будет хорошо. Чем раньше они дойдут и убедятся в том, что там никого нет, тем скорее это закончится. Но нельзя вот так взять и выгнать оттуда матерей, которые ищут своих детей». Хуадонов тоже выступил против. Он сказал: «Я не буду давать такую команду. Вы хотите стравить народ с милицией? Что вы предлагаете? Чтобы мы их окружили? А если они начнут оказывать сопротивление, мы что, должны в них стрелять? МВД в этом участвовать не будет!» Всего этого я на тот момент не знал, а только понимал, что Сережа борется. Я из палатки звонил в приемную к Шаталову, но меня не соединили. И тогда я дозвонился до Кости Уртаева (тогдашний министр финансов) и говорю: «Ты же понимаешь, то, что сейчас у вас там происходит, не приведет ни к чему хорошему!» – На тот момент у меня оставалось 500 кг взрывчатки – «Мы сейчас минируем дорогу. Нас тут 500 человек, большинство из которых охотники со своим оружием. Будет война, если вам нужна война». Костя говорит: «Я тебя понял! Я еще не там, но сейчас подхожу». Он зашел в зал заседаний, объяснил это Шаталову, тот встал и говорит: «Помочь мы, конечно, не можем, но давайте не будем принимать сейчас никакого решения». И на этом nmh разошлись. Но я хорошо помню, когда в палатке я это все рассказывал, то смотрел на людей, а у них глаза горят. Знаешь, нам в тот момент легко было воевать, потому что вокруг полная неизвестность, мы не понимаем, куда идем, ничего не можем найти. А тут такая разрядка! Повоевали, а дальше как получится. Кто выжил, тот продолжил работать.

ОБ МЧС

Шойгу же так сказал: «Мы знаем, кто там чем занимается, контролируем. Но мы все не сможем контролировать. Там есть опасности, и мы знаем, кто будет отвечать в конце за это, если там что-нибудь случится». А репортеры же хитрые, приехали и мне суют эти газеты. А я в один момент не вытерпел и сказал: «Ну если какой-то мужчина в Москве хочет выгнать парня с гор, где он родился, вырос и живет, пусть приедет, и я посмотрю, какой он мужчина». И они это по телевизору показали. Каждый день было какое-то противостояние. Для чего они это провоцировали? Мы просто хотели, чтобы нас не трогали. Мы смотрели только со своей стороны. Мы хотели помочь, либо убедиться, что помогать было некому. Ими же двигал страх. Они же там не были. Закрыта эта дверь. У них была работа – зайти туда. Они не смогли. Поэтому написали об этом отчет и сделали заключение, что искать некого, все пропали без вести. И вдруг кто-то копает, пытается эту дверь открыть. Представь себе на секунду, что мы спускаемся в тоннель, а там от голода помершие люди. Это был бы просто переворот! Для чего тогда МЧС, если пацаны сами залезли?

О НУЖНОСТИ

Многие хотели приехать, посмотреть. Но это же не экскурсия, это людское горе. У нас на въезде стояла табличка «Прежде чем спуститься, подумай, ты там нужен?» Людям там не надо было что-то говорить два раза. А те люди, которые остались до конца, это вообще что-то! Эти братья Жажиевы – это что за ребята! Если ты в обычной жизни с кем-то что-то делаешь, в какой-то момент в любом случае нужно гаркнуть, поругаться. А там просто нужно было сказать одно слово. И все уже в работе. Никто не ленился, не спорил. Там каждый чувствовал, что именно ОН там НУЖЕН. В жизни человек не испытывает в себе такой надобности, где бы ни работал.

О ПАМЯТНИКЕ

Тоннель мы нашли через полтора года. Мы с Лешей Егоровым (журналист НТВ) сняли все на камеру и им показали. А потом он уже послал видео в Москву. Я снял все! Каждый сантиметр этого тоннеля. Чтобы не пропустить ничего. Может, на стене было бы что-то написано. Но нет! Там нет ничего. Кроме доказательств, что там был лед, что прошла скоростная масса. Когда уже все стало ясно, люди начали разъезжаться. А Роза (Галазова) подошла ко мне и говорит: «Кот, поставь нам тут камень где-нибудь, чтоб мы могли приехать и руку положить». С деньгами у меня тогда уже было совсем плохо. Мы выбрали камень из тех, что принес ледник. На вид он около 8 тонн был, но в итоге оказалось, что весил более 30 тонн. Его враскачку кран передвигал по 5-10 сантиметров. Нужно было привезти туда бетон, что тоже было непросто. Родственники собрали деньги на сам памятник, который, кстати, сделали по гораздо меньшей цене, чем он стоил. В общем, на эти работы мы потратили еще полгода. 18 сентября мы собрали и вывезли лагерь. А 20-го уже приехали люди на годовщину трагедии к этому памятнику.

Елена НОСИК

«Для меня это колоссальный жизненный опыт, во всех отношениях, но не дай Бог такого».

Тимофей Носик был исполнительным директором фильма «Связной». Его путь был таким ярким: дебют в культовом «Бумере», новый большой проект с Бодровым – младшим, свадьба и ожидание первенца. А потом случился Кармадон.

Елена, мама Тимофея, узнав о трагедии, прервала свою заграничную поездку и прилетела в Осетию, откуда она вернется в Москву только в следующем году. На пару недель – побыть с новорожденной внучкой. Вскоре она снова полетит на место поисков, в лагерь «Надежда», чтобы вместе со всеми дойти до конца.

Это ее история.

О ЧУВСТВЕ ВИНЫ

Через два года после всех этих событий я совершенно случайно по телевизору услышала историю о Джоне Кеннеди, который молодым служил на тихоокеанском флоте и командовал патрульным катером. В каком-то столкновении с японскими судами их катер был потоплен. И это произошло таким образом, что никому из американцев, которые были на соседних судах, даже в голову не пришло, что кто-то мог выжить. И их никто даже не пытался искать. А на самом деле из 13-ти человек, которые были на борту, двое погибли, а остальные получили ранения, совместимые с жизнью. И они сумели доплыть до ближайшей земли в районе Соломоновых островов. Они были уверены, что их буду искать. Проходит день, другой, и Джон Кеннеди, чувствуя ответственность за этих людей, несмотря на раны, плывет на соседний остров в надежде найти помощь, но не находит.

В общем, раненые моряки ждали, что их будут искать, но вместо этого по ним отслужили поминальную службу и отправили родственникам телеграммы с формулировкой «пропал без вести». Через несколько дней их, ослабевших, случайно нашли местные жители. Они были спасены.

Но, с одной стороны, обида тех, кто пострадал, но тем не менее боролся за жизнь, а, с другой стороны, колоссальное чувство вины, которое испытали американские военные – остаются на всю жизнь. Те люди, которые не предприняли поисков, страшно переживали эту ситуацию.

И я подумала, если бы мы тогда не дошли до конца, что бы со мной было? И тут я поняла, что мы все сделали правильно. У меня все стало на свои места.

О ПРЕДАТЕЛЬСТВЕ

Для любого постороннего человека то, что там происходило, это вообще бессмыслица.

А у нас сначала надежда была, а потом просто желание узнать, не были ли они там какое-то время живы.

У меня ведь тоже были сомнения, потому что я человек до-статочно здравомыслящий. Когда кто-то вопрос задавал, или я внутри себя думала, что мы тут делаем? Это же бессмысленно. А, с другой стороны, я не могла предать это все.

О ВОЙНЕ

Понимаете, время стирает многие детали. С одной стороны, обидно, что это забывается. А с другой, себя-то тоже жалко, потому что погружаться в это все больно и тяжело. После пережитого кошмара невозможно бесконечно перебирать все подробности в памяти. Я вспомнила своего отца, который воевал. Он про войну никогда ничего не говорил. Я все выспрашивала, за что он получил награды, а он уходил от ответа. Я спросила его однажды: «Ну почему ты никогда ничего не рассказываешь?» Он помолчал, а потом произнес: «Она мне и так снится». По напряжению сил и по опасности, которая нас подстерегала в горах, это было похоже на войну.

О НАРОДЕ

Некоторые люди могли себя организовать так, чтобы спуститься вниз, а кто-то испытывал панический ужас перед этой шахтой. Я видела, как сильные мужчины ломаются, как они не могут заставить себя туда спуститься. Но таких было немного. На самом деле осетины – поразительный народ. У меня он вызывает огромное уважение. Нигде в другом месте подобной истории, наверное, не могло бы случиться. Это особенные люди. Об этих людях у меня остались удивительные воспоминания. С одной стороны, это, конечно, ужасный опыт. Не приведи Господи такое кому-то пережить. Но, с другой стороны, благодаря встрече с такими удивительными людьми у меня появилось более широкое и объемное представление о человеческой природе.

О ГОРАХ

Там такая красота. Одна наша ежедневная дорога чего стоила! Эти прекрасные горы, которые каждый день разные. Но я их уже видеть не могла. Скалы этого ущелья запечатлены у меня на сетчатке глаза. Я закрываю глаза, и я это все вижу. Очень двойственные ощущения. С одной стороны, никому не пожелаешь такое пережить. А, с другой, это красиво, это захватывающе. Даже сам сход этого ледника. Увидеть эту мощную силу своими глазами было бы прекрасно, если бы никто не погиб.

Александр КАВУНОВСКИЙ

«Это история о том, как люди спасали своих родных. Искать – это не наша история, мы пришли спасать».

Это был второй день пребывания Александра с супругой в Париже. Субботним утром раздался звонок от дочери Насти: «Папа, кошмар, группа не вернулась со съемок». К тому моменту Настя Кавуновская и Тимофей Носик, директор картины «Связной», были женаты немногим больше месяца и ждали появления на свет своего первенца. Колка перекроит судьбы этих людей. Даше, которая родится зимой, не будет суждено увидеть своего папу, а Александр полетит в Северную Осетии спасать зятя и вернется в свой московский дом только спустя полтора года, отдав спасательной операции всего себя.

Это его история.

О ПРОСЬБЕ ДОЧЕРИ

В самом начале мне Настенька сказала: «Папа, я тебя прошу, лети туда». И я, конечно, полетел. Я Тимофея очень мало знал, но я просто понимал, что не смогу не остаться его искать. Я сейчас не рисуюсь. Это правда. Настенька прилетала туда один раз, и ей было страшно тяжело. Очень тяжело было и моей Надюше (супруга А. Кавуновского). Когда уже прошло много времени, она что-то пыталась говорить. Как и все. Ведь не может же выжить человек… А я говорил: «Да, не может, ну а вдруг?». И Надюша меня поняла, она не уговаривала меня вернуться.

О НАЧАЛЕ ПОИСКОВ

Я вылетел в Осетию и добрался вертолетом до места происшествия. Я, конечно, не мог представить, что это такое, пока не увидел все собственными глазами. До этого было описание, я думал: «Шум, грохот, люди увидели и убежали». Какой там убежали? Когда я это увидел воочию, то все стало понятно.

Когда я прилетел, меня поселили в номер Тимы в гостинице. Еще извинились передо мной, что других номеров нет. Я захожу, повсюду его вещи. Лежит спортивная сумка, а из сумки торчит билет на самолет. Он должен был в воскресенье к Насте лететь в Москву. Она ждала ребенка.

Тем временем среди осетин начались разговоры о каком-то тоннеле. Когда мы летали на ледник с Андреем Легошиным, начальником отряда Центроспас МЧС и другом Сережи Бодрова, с которым они работали еще на «Последнем герое», я спросил у него про тоннель. Но он сказал: «Да какой тоннель, когда сель прошил этот тоннель насквозь? Там вообще никаких вариантов», – и все такое. Я говорю: «Не знаю, конечно, но вот если взять соломинку и поместить ее под водяной поток, вода-то не пробьет ее всю». Но он твердил, что это невозможно.

Потом я созваниваюсь с Сосланом Макиевым. Его я знал, потому что он был на свадьбе у Настеньки. И выясняется, что несколько осетин, взяв ломы и лопаты, пошли на ледник. Мне это было удивительно, потому что я видел этот массив только что. Ну и дальше история известная… Понятно, что ломами там ничего не сделаешь. Им дали 50 или 150 килограммов взрывчатки, которые тоже ничего не решали.

О ШАНСЕ

Мы находились там. Мы углубились в эту тему, начали искать карты тоннеля, начали общаться с местными, собирать информацию. Смотрели, как шел ледник. И у нас выходило так, что ледник накрыл тоннель. Если ледник накрыл тоннель, а перед этим видели огни машин, то вполне возможно, что машины туда въехали. И поэтому аргументы тех, кто был против этих поисков, кто утверждал, что там никого из живых не может быть, разбивались о наши расчеты. Да, шанс был очень маленьким, но он возможен. И этот маленький шанс меня не отпускал все это время. Меня держал этот маленький шанс. Может быть, мой вклад был не столь значительным, но я понимал, что не могу уйти, потому что «А если вдруг?» Вот это «вдруг» меня лично не отпускало.

За следующие полтора года я 2-3 раза прилетал в Москву, когда у нас были проблемы с техникой. Я пытался каким-то образом через знакомых это дело добыть. Я приезжал на несколько дней, и мне тут все говорили: «Саш, ну, посмотри, сколько времени прошло. Ты сам подумай, ты же грамотный человек. Ну, это просто нереально. Даже если они там и были, они уже не живы. Для чего вы там рискуете жизнями?» А по моим ощущениям было так: я не представлял, как я мог оттуда уйти. Я отвечал им: «А что я потом с собой буду делать, если я ошибся?» И вот эта мысль меня никогда не отпускала.

О БОЖЬЕЙ ВОЛЕ

Там происходило очень много мистических вещей, но я это никак не объясняю злым роком или чем-то подобным. Был среди нас Александр из Питера, он занимался светом, и его сын работал на картине. Представьте ситуацию. Его попросили отправить часть съемочной аппаратуры на самолете в Осетию, он загружает это все в транспорт и едет. Попадает в пробку, смотрит на часы, понимает, что уже опаздывает. Пробка рассосалась, он попадает в следующую пробку, стоит и понимает, что все, время подошло, и самолет должен уже улетать. Вместо того чтобы вернуться, он едет в аэропорт, на всякий случай. Там выясняется, что самолет задержался. Аппаратура прилетает, и ребята снимают в тот самый день в Кармадоне.

Или такая ситуация. Невероятно счастливые Настя с Тимофеем едут на Мосфильм и идут, держась за руки, по коридору. Вот они уже должны повернуть за угол, и тут распахивается дверь, и выходит Сослан Макиев. «Привет – привет». Именно эта встреча привела съемочную группу в Кармадон. Если бы они завернули за угол на три секунды раньше, то разминулись бы с Сосланом, и все.

Я бы не предавал этому никакого значения. Но есть что-то, что можно назвать судьбой. Что-то там наверху было решено. Потому что это произошло вопреки всему. Ребята ведь нашли другое место. Сережа с группой должен был остаться ночевать наверху, потому что на следующий день были намечены съемки. Зачем нужно было возвращаться? А Тимофей? Он же поехал вниз, если вы знаете. Ледник сошел в 20 с чем-то, а в 19:21 Тимофей звонил Насте. То есть он съехал вниз и уже мог позвонить, потому что наверху не было связи. Они поговорили, он ехал в город, но почему-то вернулся назад.

Прошло много времени, и сейчас я осмысливаю все через призму православия. Мое глубокое убеждение в том, что на все воля Божья. Каждый день, когда я ухожу домой и прощаюсь с сотрудниками, я произношу одну и ту же фразу: «До свидания. Дай Бог, до завтра». Если исходить из того, что есть жизнь после смерти, то жизнь же там, а не тут. Тут – испытание. Другое дело, что нам это сложно принять.

О ТРУСОСТИ

Около месяца с нами в Кармадоне жил друг Носиков Женя Челединов (?), химик по образованию и эрудированный парень. Это был период, когда мы таскали взрывчатку. Мы идем, и я говорю: «Жень, я хожу здесь, и, в общем-то, у меня чувство страха внутри. Скажи, пожалуйста, я – трус?» Он говорит: «Саш, это нормально, что у человека есть чувство страха. Оно обязательно должно быть. Вот если бы у тебя было чувство страха, и ты бы не шел, вот тогда бы ты был трусом. Но ты же идешь». Я это к тому, что каждый день всем было тяжело. Но никто из нашей группы не ушел, все были вместе.

О СИЛЕ ДУХА

Я не хочу говорить ни о работе МЧС, ни о мониторинге живого и уже сходившего не раз ледника, ни о горных туристах, которые за неделю до схода слышали треск льда и написали об этом отчет. Я не хочу об этом говорить, хотя мне есть что сказать. Но мне хочется говорить о тех, кто на моих глазах в совершенно, казалось бы, безвыходных и страшных ситуациях продолжали упрямо идти вперед. Я не мог себе представить такую невероятную силу духа, какую я видел там каждый день.

Например, Тимур. У нас на бульдозере полетел «палец», который крепит «гусеницу». Тимур начинает его варить. Я технарь, я смотрю и понимаю, что это бесполезно. Но другого «пальца» просто нет. Он, вопреки всякой логике, его варит всю ночь, вставляет и через две минуты «палец» снова «летит». Он не был сумасшедшим. Просто он надеялся, что бульдозер поработает лишние полчаса, и ему для этого не было жалко никаких сил.

Или была ситуация, когда полетели насосы, и начало затапливать «проходки». Сослан срочно помчался в поисках насосов, а чтобы не затопило полностью и не пропала вся работа, нужно было быстро и непрерывно несколько часов оттуда вычерпывать воду. И люди это делали.

Или вот еще ситуация. Когда мы только пришли, понятно было, что нужно делать дорогу по льду. Позвали серьезную команду горняков, которые занимаются подобными вещами. Пришел их главный, и когда ему объяснили, что нужно сделать, посмотрел на нас, как на сумасшедших. В общем, не сказав ни слова, они свалили. И тут находят какого-то Петра – бульдозериста на каком-то маленьком старом бульдозере. Он говорит: «Хорошо». И Петр на этом дышащем леднике с громадными щелями, в которые можно было провалиться с концами, смело пошел вперед. Это было невероятно.

Любая экстремальная ситуация всегда проявляет людей. Часто близкий друг оказывается не другом, а посторонний человек бывает неравнодушен и участлив. Я видел больше положительных примеров, когда вспоминаю и тех, с кем жил бок и бок, и тех, кого даже не видел или видел один раз.

Да, бывали и такие, которых видел один раз, но очень благодарен им. Воскресенье. В свой выходной приезжают люди, чтобы помочь. Мы таскаем взрывчатку, и я на этой тропе встречаю человека в цивильном костюме и туфлях на кожаной подошве. А там был скользкий склон с камнями. Он идет, скользит в своей обуви и тащит взрывчатку. Я еще посмотрел и прикинул, что у меня есть запасные кроссовки, и думаю: завтра привезу… Я его больше не видел. Человек пришел, молча помог, и мы не знаем, кто это. И таких было немало.

Или вспомнилось: однажды Сослан встречал кого-то в аэропорту в Беслане, к нему подходит женщина с сыном лет 10-и и говорит: «Я Вас очень прошу, возьмите, пожалуйста, эти сто рублей». Сослан говорит: «Ну что вы, что вы!» Она говорит: «Я Вас умоляю, сын собирал для того, чтобы вам помочь». У меня спазм в горле, когда я это вспоминаю.

О ДОЛГЕ

Мы не всем отдали долг. Не денежный, а человеческий. Столько людей нам помогали!

Чтобы пройти каких-то 30 метров, мы истратили 120 тонн взрывчатки. Потому что взрывы эффективны только в твердой породе. У нас работал взрывник Владимир Семенович Гаваза, который дважды внесен в книгу рекордов Гиннеса. Он клал два заряда: сначала взрывался верхний заряд и накрывал тот, который взрывался после. Это делалось для того, чтобы сделать больше массу.

Представьте ситуацию: нам дали 30 тонн взрывчатки, Гаваза со своим помощником отработали. Из этих 30 тонн немного взрывчатки дало МЧС, а также Вера Глаголева, близкий человек для Носиков, позвонила в Кабардино-Балкарию друзьям, и те тоже выделили взрывчатку. Вот эти 30 тонн закончились. Взрывчатки нет – работа стала.

Что делать? Я набираю своего сотрудника, Владимира Кузьмича, он бывший полковник. Набираю просто потому, что надо было кого-то спрашивать. Я говорю: «Владимир Кузьмич, знаю, вопрос идиотский, но у нас закончилась взрывчатка, вдруг Вы что-то придумаете». Он говорит «подумаю», и положил трубку. Проходит день – другой, и раздается звонок: «Александр Наумыч, через два часа Вас ждет командующий 58 армией Герасименко…». Мы садимся в машину и летим. Добираемся, меня проводят к нему в кабинет, знакомимся, я все рассказываю. Он говорит: «Значит так, организовывайте завтра у меня совещание, приглашайте представителей МЧС, потому что я могу передать взрывчатку только им, я не могу передать ее напрямую вам». Мы звоним МЧСникам, я беру Гавазу, и мы прибываем на место встречи. Генерал Герасименко собрал своих специалистов и говорит: «Александр, ведите совещание». Это было неожиданно, но я встал и говорю: «Нам нужна взрывчатка, чтобы закончить взрывные работы». Он спрашивает: «Сколько?» Я говорю: «Да вот, Владимир Семеныч может сказать». Встает Гаваза: «90 тонн». Генерал обращается к одному из своих специалистов, тот встает и говорит: «Товарищ генерал, если Владимир Семеныч сказал 90 тонн, надо 90 тонн». А он его учеником был, и у Гавазы сумасшедший авторитет. Тогда Герасименко говорит: «Хорошо». И к нам пришла эта взрывчатка. Потом Герасименко выделил нам солдат, которые помогали на леднике. Он помогал, чем только мог. Нельзя это забывать.

О ЗАВЕРШЕНИИ ПОИСКОВ

Когда Кот (Константин Джерапов) с Лешей Егоровым (тогда журналистом НТВ) зашли в тоннель и никого не обнаружили, мы все собрались, чтобы понять, что дальше делать. Кто-то был за то, чтобы продолжать. Я тоже взял слово и говорю: «Дорогие мои, мы искали живых. Искали, подвергая жизни опасности. Сейчас освобождать тоннель, продолжая рисковать, просто безрассудно. Мое мнение – надо прекращать работы».

О 100 МЕТРАХ ТОННЕЛЯ

В тоннеле осталось не разгадано сто метров. Изначально тоннель был пустой, даже после того, как сошел ледник. Там текла река по определенному руслу, которое тоже было завалено ледником. Вода стала скапливаться, и там появилось озеро. И когда ребята шли вторую «проходку», то столб этой вертикальной проходки был пустой. И вдруг неожиданно появилась вода, ровно 6 метров высотой, а высота самого тоннеля тоже 6 метров. То есть что получилось? Вода копилась – копилась, искала выход, рванула и пошла через тоннель. И когда она пошла через тоннель, то стала нести песок. Те 100 метров, что забиты, это не что иное, как речной песок.

Изначально тоннель был пустой. Да, туда попал сель, но, как они сказали, что тоннель был прошит, такого не было. Поэтому были там люди еще несколько месяцев или нет – большой вопрос. Нельзя сказать, что там наверняка кто-то был, но, если заехала машина, то она могла быть в пустом тоннеле еще длительное время, пока вода не нашла возможность туда рвануть.

Мне очень хочется, чтобы мы все-таки дошли до конца. Просто для этого нужно финансирование. Но если мы когда-то начали, то надо идти до конца. Я понимаю, что если там кто-то все-таки обнаружится, то это жуть, это страшно для всех. И это будет громкий скандал. Но если бы государство подключилось, то максимум через месяц мы бы там были.

О БРАТСТВЕ

Что мне это дало? Эти тяжелые полтора года, что я прожил там, я считаю одним из лучших периодов в своей жизни. Во-первых, я побывал сам лично в такой экстремальной ситуации. Но главное, то, что я был среди людей с такой невероятной силой духа. Одно дело читать в книгах и смотреть в кино, а другое дело побывать среди них. Поэтому теперь, когда я говорю о ком-то из осетин, я говорю «звонил мой осетинский брат». Я называю их братьями и сестрами. А когда я прилетаю в Осетию, Осетия для меня – родной дом. Абсолютно родной. Связь с ней такая, что не разорвать.