ПЕРЕВОД С АНГЛИЙСКОГО ЕКАТЕРИНЫ ЦАГАРАЕВОЙ. ИСТОРИЧЕСКИЙ
КОММЕНТАРИЙ ИРИНЫ БОЧАРОВОЙ
Роберт Лайелл (1790 – 1831) – доктор медицины, бота-ник, путешественник, дипломат, член Королевского азиатского общества Лондона, совершил путешествие по Северному Кавказу в июне 1822 года и изложил свои путевые заметки в литературном произведении, отрывки из которого, переведенные с английского языка, и предлагаются вниманию читателей.
Лайелл родился в Шотландии, получил медицинское образование в Эдинбургском университете. Он вел скромную и ничем не примечательную жизнь провинциального врача, в промежутках между врачеванием своих немногочисленных пациентов занимался сбором и составлением гербариев, и вдруг, словно по мановению волшебной палочки, его судьба резко изменилась. Откуда ни возьмись, среди его знакомых оказываются важные русские персоны, и Лайелл, воспользовавшись их связями, покидает родную Шотландию и отправляется в далекую и неизвестную ему Россию. Здесь при поддержке лейб-медика А. Крейтона он становится модным и поэтому востребованным доктором, этаким «европейским светилом медицины», а его пациенты теперь – это завсегдатаи и украшение аристократических салонов Москвы и Санкт-Петербурга, представители высшего света России того времени. И, наконец, в 1822 г. Лайеллу удалось осуществить, по его выражению, свою «давнюю мечту попасть на Кавказ». Предо-ставим слово самому Роберту Лайеллу:
«Прожив несколько лет в России и изучив язык, обычаи и поведение ее населения, я отчаянно искал возможность поехать на юг этой огромной империи. Я даже сделал значительные приготовления для такого путешествия, изучив и переведя лучшие русские путеводители по стране, городам и деревням, которые я рассчитывал посетить. Я уже отчаялся свершить задуманное, когда мое желание неожиданно сбылось. Два благородных итальянца, маркиз Пуччи и граф Салазар, и английский джентльмен Эдвард Пенрхин, эсквайр, который прибыл в Москву в 1822 году, собирались совершить путешествие по южным провинциям России. Им очень хотелось найти человека, который бы сопровождал их и который бы скрасил неудобство от незнания языка, мог бы дать врачебный совет в стране, где частые лихорадки делают такое желание нелишним. Мне предложили сопровождать их в качестве проводника и врача».
Так Лайелл оказался на Кавказе. Однако это было время не совсем подходящее не только для путешествия по Кавказу, но и по России. Оно вошло в историю страны как «аракчеевщина», по имени всесильного военного министра при Александре Первом – А.А. Аракчеева1, пользовавшегося огромным доверием императора. Игры Александра Первого в либеральные преобразования закончились установлением жесткого полицейского режима. Весной 1822 г. император утвердил решение Госсовета «Об отсылке крепостных людей за дурные поступки в Сибирь на поселение», причем насколько «дурны» эти поступки, решал не суд, а помещик-крепостник. В высших учебных заведениях страны были введены жесткие уставы, начались гонения на профессоров, притеснения студентов, установлена жесткая цензура. С 1821 по 1823 гг. помимо секретной гражданской полиции вводится сеть тайной полиции в армии, а кроме нее также целая армия особых агентов, следивших за самой тайной полицией и друг за другом.
В результате присоединения в 1801-1810 гг. Грузии и ряда ханств Закавказья к России, возникла необходимость присоединить территории, отделявшие Россию от Закавказья, что обострило и без того напряженную обстановку на Северном Кавказе. Кавказ всегда являлся стратегически важным регионом, к военно-политическому и экономическому присутствию в котором стремились мировые державы, и первая треть XIX века явилась одной из важнейших вех этой борьбы, что было связано со значительными государственно-территориальными изменениями на Кавказе. Российская Империя, Османская Порта и Персия боролись за свои национальные интересы, и часто не только дипломатическими средствами. В этой борьбе крупнейшие европейские страны, такие как Великобритания и Франция, оказывали поддержку османским и персидским властям, но за этим скрывались, естественно, их собственные планы относительно Кавказа. При благоприятном раскладе Кавказ должен был стать новой колонией этих держав. Европейская дипломатия пыталась всерьез и надолго укрепиться в регионе, преследуя свои интересы, весьма далекие от устремлений населявших Кавказ народов. В этом свете поездка в Россию, а потом и на Кавказ скромного молодого доктора видится уже совсем по-другому и становится более логически объяснима. Было ли его желание вызвано искренним интересом к России или явилось следствием другого «профессионального» интереса – может судить сам читатель, ознакомившись с его путевыми заметками.
Исторические события, которые нашли отражение в его сочинении «Путешествие по России, Крыму, Кавказу и Грузии» приходятся на первую треть 19 века, когда Россия активно утверждалась на новых землях. Правительство решило создать линию крепостей и казачьих станиц как опорных пунктов на новых территориях. Путешествие вдоль этой «линии» и описывает Лайелл. Его заметки отличаются точностью, подробностями и наводят на мысль, что он все-таки путешествовал со «шпионскими» целями по заданию британской разведки, так как Великобритания была очень обеспокоена расширением российских территорий. Однако его заметки отличаются также искренностью, сочувствием к положению всех обездоленных: горцев, крестьян, простых солдат и показывают, по выражению самого Лайелла, «абсолютную власть в действии в этой деспотической стране». Лайелл писал: «Мало кто менее враждебен России, чем я, и всякий, кто непредвзято прочтет этот том, поймет, что я очень старался отдать должное русским. Я мужественно отмечал их несовершенства, ошибки и пороки, но я и не скрывал свое уважение к их достоинствам и хорошим качествам. Я ждал порицания со стороны русских. Я, конечно, имею в виду высшие слои общества. Население, крестьяне, наверно, никогда и не услышат моего имени, хотя они привлекли мое внимание. Их положение, по сути, положение рабов, всегда будет небезразлично христианину, филантропу и государственному деятелю, и я льщу себя надеждой, что смог представить их в новом, истинном свете».
Порицание действительно последовало. Сразу по возвращении с Кавказа в августе 1823 г. Лайелл вернулся в Лондон и опубликовал два своих сочинения, посвященных России. Уже первая работа сильно оскорбила Петербург. Посвящение ее императору Александру I было отвергнуто царем через консула в Лондоне, и дальнейшая судьба Лайелла, по понятным причинам, уже не была связана с Россией, хотя, по его собственным словам, «самые лучшие годы жизни» он провел именно в России.
Во время своего кавказского путешествия Лайелл познакомился с Грибоедовым, который состоял при генерале Ермолове секретарем по иностранной части. Было ли это знакомство игрою случая или спланированной акцией, как говорится, «покрыто мраком истории». Лайелл пишет о нем с большим уважением, отмечает его знание персидского языка, серьезность, с которой Грибоедов изучал вопросы, связанные с Кавказом и населяющими его народами. Несколько страниц своего повествования Лайелл посвящает описанию совместных конных прогулок по горам в компании с Грибоедовым, фамилию которого он переводит на английский язык как «едок грибов». Однако историки не исключают, что это дружеское общение давало возможность Лайеллу получать от Грибоедова сведения о деятельности и планах Ермолова.
На Северном Кавказе Лайелл пробыл около двух недель, и описания шести дней из его путешествия лежат сейчас перед нами. С помощью путевых заметок Лайелла появляется возможность совершить путешествие во времени почти на 200 лет назад и оказаться в караване, следовавшем из Георгиевска в Тифлис через Владикавказ. Караван летом 1822 года тащился по разбитой дороге и состоял из самых разнообразных средств передвижения того времени: здесь были французские коляски, польские брички, русские телеги, венгерские повозки и арбы с впряженными в них быками. Почетное место в этом шествии занимал экипаж, в котором разместились два знатных итальянца и некий английский джентльмен. Важных иностранцев сопровождал в качестве переводчика и врача доктор медицины, любитель-ботаник, а на самом деле тайный агент британской разведки Роберт Лайелл. Итак…
«9 июня мы выехали из Георгиевской крепости примерно в 6:30 утра и после быстрой езды по сухой отличной дороге приехали в Моздок в 16:30, хотя на одной из станций мы и задержались, ожидая, пока лошадей не приведут с полей. Чтобы избежать подобного в будущем, мы давали уряднику на каждой из станций, а также казакам из охраны, на выпивку (понимай буквально). Возле станции Павловская мы пересекли речушку, а там, где начинался резкий подъем, нам пришлось идти пешком. Вскоре мы прибыли в Екатериноград, который задумывался как город-столица. Там есть крепость и развалины недостроенного здания суда. От Екатеринограда окружающие пейзажи становятся более приятными, появляются зеленые равнины с разбросанными по ним деревьями и мягкие очертания холмов Черкессии. Когда мы прибыли в станицу Павловскую, урядник сказал нам, что почтовых лошадей нет, и лошадей мы получим в деревне. Привели старосту, он побежал от одного дома к другому с казаками, которые получили разрешение забирать лошадей везде, где их найдут. Вся деревня пришла в движение. Мужчины и женщины, мальчики и девочки выводили из ворот своих упряжных лошадей, ожесточенно споря, чьих лошадей следует отдать. Никто не хотел отдавать своих, несмотря на обязывающий приказ. Наконец мы отправились дальше. Когда на станциях заканчивались почтовые лошади, на крайний, но частый случай начинали использовать крестьянских лошадей. Очередность не соблюдалась, но крестьяне вынуждены были подчиняться.
По прибытии в Моздок мы сразу зашли в полицейский участок, и его начальник определил нас на постой в дом к одному армянскому купцу, где мы все хорошо разместились, хотя и не были желанными гостями. Вечером мы пили чай с комендантом, который выдал нам приказ на получение лошадей и охрану на время путешествия по Кавказу. Так как значительный конвой сопровождает почтовые отправления каждую субботу, мы рассчитали наш путь так, чтобы прибыть в Моздок в пятницу. Моздок лежит на правом берегу Терека. Это один из самых больших городов на юге России с населением в 5000 душ, которое состоит из армян, грузин, черкесов, русских, греков, татар, казаков и евреев. Население в основном живет трудами на своих виноградниках, садах, сафьяновых мануфактурах, производя алкогольный напиток из винограда, который экспортируется в Россию. У них много шелкопрядов, поэтому в городе и его окрестностях много белых и красных тутовых деревьев.
Все улицы Моздока прямые и хорошо спланированные. Главная улица шире других, ее южный конец упирается в площадь, где и находится полицейский участок, православная церковь, магазины и т.д. Канавы с деревьями тянутся по обеим сторонам всех улиц. Дома преимущественно одноэтажные, деревянные, покрытые каким-то составом из соломы и глины, поэтому город имел бы мрачный вид, если бы не сады, которые на азиатский манер окружают дома. В их зеленой тени различные цветы и фрукты радовали глаз. В Моздоке мы запаслись провиантом до Тифлиса и в субботу утром 10 июня оставили город. Через 6 верст мы добрались до переправы на Тереке, где стояли толпы людей различных национальностей, а также многочисленные экипажи вокруг плетеных хибар, которые предоставляли свои удобства офицерам. На переправе Терек глубок, широк и очень быстр. Эта река, согласно современной географии, разделяет Европу и Азию.
Переправа организована очень плохо. После продолжительного ожидания мы, наконец, смогли переправиться и ступить на берег Азии, где остановились в Александровском редуте – маленьком плетеном домике, наполовину осевшем в землю, покрытом глиной, – лучшее, что можно было здесь найти. Голые стены, сырой пол, покрытый сеном, он больше походил на лошадиный денник, чем на гостиницу для путешественников. И, в утешение, солдат, который сопровождал нас, дал понять, что нас ждет многочисленное обще-ство из блох и клопов, так как до нас на соломе уже спало немало народу. Так что мы предпочли гулять на открытом воздухе до темноты, а потом улеглись спать в наших экипажах.
Весь отряд смог переправиться через Терек только на следующее утро. В 6:30 ударил барабан, это был сигнал всем приготовиться к отбытию, выйти за редут и собраться на дороге. Наша кавалькада была очень разношерстна. 11 казаков, разделенные на три группы (одна – в середине, две – по бокам с каждой стороны на значительном расстоянии друг от друга) прикрывали нас. Основная часть кавалькады – это 70 солдат, которыми, как и казаками, командовал лейтенант. Часть их шла следом за центральной группой казаков с запасом пороха, который позади них везли лошади. Повозкой с почтой, заваленной большими кожаными чемоданами, правила грубая неуклюжая русская женщина, занимая самое безопасное место в отряде в окружении пехоты. Как дань уважения, наш экипаж занимал почетное место прямо следом за почтовой повозкой, а за нами тянулись сотни самых разнообразных средств передвижения, растянувшиеся друг за другом на целую милю. Большая часть русских повозок везла жен семидесяти солдат, которые по приказу генерала Ермолова, наместника Кавказа и Грузии, отправлялись в район Тифлиса следом за своими мужьями.2 Многие из повозок были нагружены черным хлебом, просом, бочками кваса и водки, предназначенными для пропитания этих женщин и еще трехсот рекрутов, которые шли пополнить грузинскую армию. Сто лошадей, которых гнали из Ростова в Тифлис на продажу, вели впереди по полям, а скот из Ставрополя, тоже предназначенный на продажу, – в конце. Русские, грузины, армяне, некоторые из которых пред-почитали путешествовать верхом, а также мы, итальянцы и англичане, вот представители различных наций, идущих бок о бок в одном караване.
Барабан ударил снова, и наша процессия, если ее можно так назвать, тронулась в путь, и очень скоро, следуя приказам лейтенанта, мы выстроились двумя параллельными рядами, а конвой из казаков, следовавший по бокам шеренг, уехал вперед на версту. Проехав 7 верст, мы остановились и передохнули полчаса, готовясь к быстрому подъему в горы, достаточно высокие и густо покрытые лесом. Дождь, начавшийся ночью, не прекращался, и дорога была сильно размыта. Наши экипажи с трудом поднялись на вершину холма, где караван простоял час, чтобы покормить скот. Спустившись с холма, мы прибыли в жалкий Константиновский редут. В крепости нам дали такие же жалкие комнаты, но которые были все же лучше жилья, предложенного нам в Александровской крепости. Расположившись на ночевку, мы долго беседовали о горцах с различными офицерами и выслушали много лестных отзывов о них. Один из офицеров рассказал нам, что генерал Ермолов так разгневан поведением чеченцев, одного из наиболее жестоких и неукротимых народов Кавказа, что многих из них он ссылает в Сибирь. Их берут в плен, сажают в тюрьму и ждут, пока не соберется нужное количество, и тогда их отправляют на поселение на восток. Такой безжалостной политике нет оправдания ни с точки зрения законов Бога, ни человека.3 Недавно так же были экспатриированы и кабардинцы.
Константиновский редут расположен очень удачно, и маленький храм на прилегающем склоне придает ему живописный вид. Мы были удивлены, что храм воздвигнут в память об одном чеченском князе, который пал в стычке с русскими.
11 июня после хорошего ночного отдыха сигнал снова призвал нас занять свое место в строю. Всю ночь шел дождь, утро было хмурым и гнетущим, дорога в ужаснейшем состоянии, но вскоре дождь ненадолго стих, облака рассеялись, и нашим глазам предста-ла прекрасная страна с холмами и долинами, местами покрытыми лесными массивами. Мы наслаждались великолепными видами и осознали, что земля, за которую сражались чеченцы, того стоит. Спустившись со второй гряды холмов, с разрешения офицера и под охраной казаков, мы отделились от каравана, пересекли речушку Камбилеевку и остановились на ночлег в Елизаветинском редуте, еще одной маленькой крепости, окруженной земляным валом и частоколом. Вода, которую мы здесь нашли, была такой грязной, что нам пришлось ее кипятить и фильтровать.
12 июня мы продолжили свое путешествие по дорогам, которые были в ужасном состоянии. Дождь шел всю ночь и не закончился и днем. Через 5 верст мы оставили караван и с охраной въехали во Владикавказ, долгожданное появление которого на возвышенности у подножия великой кавказской гряды как-то скрасило тяготы изнурительного марша по таким ужасным дорогам и под таким проливным дождем, что мы не могли выйти из наших экипажей и не вымокнуть. Мы удобно разместились в городе и нанесли визит коменданту, полковнику Скворцову, которого нашли очень любезным».
Участник кавказских войн Николай Петрович Скворцов был комендантом Владикавказской крепости до 1830 года. Все проезжающие через Владикавказ были обязаны являться к коменданту. Многих он приглашал отобедать, в том числе и А.С. Пушкина, который после визита украсил двери коменданта лихим двустишием: «Не черкес, не узбек, седовласый Казбек, генерал Скворцов угостил молодцов». Неизвестно, удостоился ли Лайелл и его спутники обеда у коменданта, скорее всего – да, так как иностранцы являлись почетными гостями, но никаких подробностей об этом Лайелл, к сожалению, не приводит. И вот, отобедав, Лайелл и его попутчики оказываются на улицах Владикавказа. Что же они видят? Увы, практически ничего из того, что мы привыкли называть «старым Владикавказом». На месте нынешнего Пушкинского сквера стоял дом для проезжающих, построенный в 1808 г., не здесь ли и разместился Лайелл со своими спутниками? Здесь же на площади находилось окружное управление путей сообщения и почтовая станция. На месте бывшего института МВД рос фруктовый сад, а русского театра еще не было и в помине. Театр появится только в семидесятых годах 19 века, как и площадь перед ним. Не было и красивейшего здания «старого Владикавказа», особняка «Общества взаимного кредита», оно будет построено только в начале 20 века. До открытия знаменитой гостиницы «Гранд-Отель» на Александровском проспекте оставалось почти шестьдесят лет. Не было и одной из первых улиц «старого Владикавказа» – Дворянской, (современная улица Ленина) в том облике, в котором она предстает перед нами сегодня. В тридцатых годах 19 века на ней стояли лавки-мастерские и покупатели переходили из одной лавки в другую в поисках необходимого товара, так как никаких вывесок на этих домишках не было. Правда, на Осетинской горке уже возвышалась церковь, в которую ходили молиться все православные, независимо от этнической принадлежности: осетины, русские, армяне, греки. Будущие архитекторы города – П.П. Шмидт, В.В. Грозмани, И.В. Рябикин, Е.И. Дескубес еще не родились на свет, и их творения не украшали Владикавказ, привлекая и радуя глаз, и, может быть, поэтому Лайелл уделяет описанию Владикавказа всего несколько строк, но и они передают нам дух той беспокойной и бурной эпохи.
«Владикавказ благодаря своему географическому расположению является городом большой важности и стоит особого внимания. Его название происходит от русского глагола «владеть» и слова «Кавказ». Крепости дали такое имя потому, что через нее проходит одна из дорог через горы, которые стоят нерушимым барьером между Азией и Европой. Говорят, что эта дорога – ключ к воротам Кавказа или Иберии, как говорили древние, через которую мидяне или, скорее, их потомки, сарматы, а также представители других национальностей спустились на равнины с севера и стали родоначальниками многих наций. В наше время этот путь известен как Ворота Кавказа или путь вдоль Терека. Русские, хорошо знающие ценность расположения Владикавказа, решили возвести крепость, которая могла стать не только военной штаб-квартирой на севере гор, но и военным торговым центром для расположенных на Кавказе войск. В крепости находятся многочисленные магазины, бараки, торговые ряды, несколько выкрашенных в белый цвет домов для коменданта и офицеров. Число военнослужащих меняется в зависимости от обстоятельств и может составлять батальон, а может – полк или два, но всегда крепость находится под защитой пушек. У деревушки по соседству с крепостью, в которой живут осетины, очень захудалый вид. В магазинах мы нашли все, что нам было нужно и в изрядном количестве, даже различные вина. Погода все еще была неблагоприятной, но мы, взяв на вооружение обычай горцев, обзавелись бурками и огромными толстыми белыми фланелевыми капюшонами, которые называются «башлыками» и которые мы надели поверх шляп.
14 июня, сев на прекрасных лошадей, наполовину скрытых нашей неказистой, но соответствующей погоде одеждой, в сопровождении десяти казаков с пиками и десяти солдат с заряженными ружьями, мы выехали из Владикавказа и пересекли Терек у деревянного моста. Всюду была такая грязь, что дорога походила на болото. На расстоянии восьми верст мы проехали деревню осетин и видели тех из них, кто был занят различным сельским трудом. Скоро нашим вниманием завладели Кавказские горы, красивые и величественные. Они напомнили мне скалистые горы и романтические виды долин высокогорья Шотландии, а с ними нахлынули и приятные воспоминания о молодости, путешествиях и приключениях. В окружении красивых лесистых холмов, нависающих скал и голой почвы, ущелий и долин, рядом с быстрыми, хотя и мутными, водами Терека и кристально чистыми горными ручьями, на нас нахлынуло восхищение, а следом за ним пришло и обожание.
Вблизи маленького селения и военного укрепления под названием Балта горы стали ниже и дальше друг от друга. В селении живет Девлет Мирза, благородный осетин и капитан русской армии».
Девлет Мирза Дударов на рубеже 18–19 веков был весьма известной личностью на Кавказе. Селение Балта принадлежало ему. Он «имел обыкновение грабить караваны на военно – грузинской дороге и делить награбленное с комендантом Владикавказа графом Ивеличем, за что последний смотрел сквозь пальцы на его шалости». Сохранилось описание одного из путешественников, посетившего замок Девлет Мирзы недалеко от Балтинского редута в 1815 году, т.е. незадолго до Лайелла. Будет уместно привести его здесь. «Мы перешли небольшое четырехугольное укрепление, обнесенное невысокими, но толстыми стенами… с круглыми башнями по бокам. Среди сего укрепления находился маленький дом в два этажа с тесовой крышей и балконом. Верхний этаж о двух комнатах убран низкими диванами, покрытыми коврами. Девлет Мирза принял нас ласково, потчевал дурным чаем и довольно хорошим и здоровым пивом, которое осетины весьма искусно приготовляют из ячменного солоду. Ужин состоял из нескольких вареных куриц, яиц, кислого молока, весьма вкусной баранины, приготовленной с жидкостью вроде соуса, и также жаренной на вертеле». Упоминаемый граф И.К. Ивелич был комендантом Владикавказа с 1805 г. по 1810 г. Он происходил из древнего сербского рода, начал службу в России рядовым в 1777 г. Ему подчинялись ближайшие окрестные селения при Владикавказской крепости и военные посты по дороге в Закавказье.
«Еще через шесть верст, не доходя до селения Максимкино, наше внимание привлекли два высоких стройных монумента с надписями на них. Они возведены в память о двух путешественниках-грузинах, убитых на этом месте местными жителями». Селение Максимкино – это селение Даллагкау, в начале 19 века оно более известно под названием Максимкино, по имени его владельца Максима Дударова. Со второй половины 18 века Дударовы контролировали Военно-Грузинскую дорогу и взимали пошлину со всех проезжающих по ней и «были знамениты своими разбойничьими набегами».
В первой трети 19 века, когда по дороге путешествовал Лайелл, Дударовым принадлежало 11 аулов.
«За Балта ущелье снова становится узким и мы начинаем вторую часть нашего пути среди диких и пугающих пейзажей, скорее величественно-грандиозных, чем красивых. С одной стороны – огромные горы с голыми склонами, чьи вершины нам не видны, и с чьих почти перпендикулярных скалистых склонов текут тысячи струй и ручейков, сливающихся в многочисленные каскады. С другой стороны – руины старого замка, кладбище с белыми могилами, живописное осетинское селение Ларс и русская крепость. Селение Ларс очень маленькое и грязное. Местные жители ведут себя хорошо, хотя они, кажется, очень уж удивлены нашим появлением. В небольшой крепости над селением всего несколько построек. В деревянном доме, прилегающем к селению, мы застали русского офицера, который находился там для наблюдения за дорогами и который оказал нам очень сердечный прием. Он был одет как один из представителей осетинской знати для того, чтобы горцы не могли сразу опознать его, и он мог лучше разузнавать все, что происходит по соседству.
Наше пешее сопровождение менялось трижды за время пути до Ларса. В Ларсе сменился и казачий конвой, а мы поменяли лошадей.
Днем ранее мы столкнулись с одной значительной преградой. Несколько ярдов дороги были завалены горной породой у берега Терека. Терек тек с огромной скоростью, иногда разделяясь на несколько потоков. Не менее 800 солдат возводили насыпь из валунов и деревьев, этакий противовес Тереку, чтобы он не размыл дорогу и сохранил свое обычное русло. Полковник Джонсон4 говорит, что «заслуживает особого интереса то, что русские солдаты, где бы они ни были, принимают участие в общественных работах, касающихся дорог, мостов, военных постов и т. д. Эта работа не может не оказать всеобщего положительного влияния, так как она не позволяет солдатам разбежаться во время отсутствия военных действий. Кроме того, она снижает неудовольствие, вызванное присутствием солдат среди населения района, которое, видя их труд, начинает смотреть на них уже не как на праздных и незваных гостей, трутней или саранчу»5. Но у меня сильное убеждение, что горцы предпочли бы не иметь подобных достижений цивилизации, так как они уменьшают возможность для сопротивления и нападения.
Мы проехали отличный мост, единственный путь через Терек в ущелье Дарьяла. Осетины однажды разрушили его, когда ожидали визита сборщиков налогов. Руины замка почти на изолированной горе посреди ущелья, там, где удобно контролировать мрачный проход, по которому мы шли, вызвали наш особый интерес. Если бы замок был в порядке, а гарнизон насчитывал бы человек сто и несколько пушек, тогда бы кавказские Фермопилы устояли бы против объединенных сил России. Нам говорили, что несколько осетин удерживали путь через Дарьяльское ущелье против многочисленных русских войск, убивая всякого, кто пытался приблизиться, пока голод не вынудил их оставить свои позиции. Чтобы предотвратить подобное в будущем, русские разрушили замок, но, возможно, к радости горцев они не могут сдвинуть горы, которые с большой долей вероятности могут стать военным укреплением. Возле Дарьяла, примерно месяц назад, горцы напали и убили двух казаков6. Поднимаясь в горы к Казбеку, мы заметили многочисленные деревни с квадратными пирамидальными башнями, окруженные стенами, которые и были крепостями местных жителей в те далекие времена, когда различные горские племена воевали друг с другом.
Продолжая подниматься в горы, мы достигли деревни Казбек, названной так по имени горы Казбек, у подножия которой она и лежит. В деревне несколько улиц или, скорее, тропинок, беспорядочно пересекающих друг друга. Все дома построены из сланца темного цвета с маленькими круглыми или даже готическими окошками-отверстиями и плоскими крышами. Многие из них имеют второй этаж, на который нет иного пути, кроме как по лестнице. Маленькая новая церковь, посвященная Троице, как я понял по надписи на фронтоне, была возведена в 1809 г. Население Казбека – это преимущественно осетины. Гора Казбек весь день была скрыта облаками. Пока мы находились в деревне, она на мгновение сбросила свой саван из облаков и появилась во всей красе. Ее снежная вершина искрилась как бриллиант в лучах заходящего солнца. Один из моих спутников сделал с нее набросок. Не может не привлечь внимание церковь, расположенная на прилегающей высокой горе, которая была возведена около шестисот лет назад грузинской царицей Тамарой. Поменяв лошадей в Казбеке, мы продолжили свой путь, наслаждаясь такими великолепными пейзажами, о которых можно только мечтать».
Вот и закончилось наше маленькое дорожное путешествие в компании британского тайного агента Роберта Лайелла. Здесь, на горной дороге, мы покинем его. За перевалом его ждет встреча с Грибоедовым и беседы с ним, а пока его фигура верхом на лошади, закутанная в бурку, постепенно растворяется в череде дней двух столетий. Впереди его ждут важные титулы, награды и почетные звания. Он будет принят в члены Королевского азиатского общества Лондона, станет член-корреспондентом литературного и философского общества естественной истории Манчестера, членом императорского физико-медицинского общества Петербурга.
И в заключение осталось сказать, что поездка на Кавказ явилась поворотным моментом в карьере Лайелла. Он оставляет занятия медициной и становится дипломатом, но куда бы его не забросила судьба, он повсюду собирает редкие растения, так же как в бытность свою на Кавказе. Известен поистине драматический эпизод из биографии Лайелла. Однажды в поисках редких растений он проник на территорию священной деревни одного из островов, чем вызвал гнев местных жителей, которые в отместку подожгли его дом. Лайелла спасло то, что он с сыновьями в это время находился в другом месте, собирая там очередной гербарий. Большинство растений, собранных Лайеллом за время службы послом, хранятся в специальном архиве. Там же находятся и растения, сорванные им на берегах Терека в далеком 1822году. Память о Роберте Лайелле, по свидетельству современников, долго еще жила в московских гостиных, его книги обсуждались в литературных салонах Москвы и Санкт-Петербурга, но никогда больше ему не суждено было увидеть покоривший его своей красотой и величием Кавказ и Россию, где, по его собственному признанию, он провел «самые лучшие годы жизни».
Свою жизнь Лайелл окончил на Мадагаскаре, куда был отправлен в качестве посла Великобритании и где умер, подхватив малярийную лихорадку, собирая редкие растения на болотах острова.
ПРИЛОЖЕНИЕ
1Аракчеев А.А.(1769-1834 гг.) русский государственный деятель, военный реформатор, генерал от артиллерии, главный начальник Императорской канцелярии и военных поселений. Был награжден орденом Александра Невского, от других орденов отказался (орден Святого Владимира в 1807 г., орден Святого апостола Андрея Первозванного в 1808 г.) Свой отказ мотивировал тем, что ему достаточно доверия Императора, бронзовый памятник которому установил в своем имении Грузино. В 1814 г. Аракчеев отказался от звания фельдмаршала, и тогда Александр Первый подарил ему свой портрет в раме, украшенной бриллиантами.
Вернув драгоценные камни, Аракчеев принял царский подарок. В 1833 г. генерал Аракчеев внес в государственный банк 50 000 рублей на срок 93 года. Три четверти накопившегося к тому времени капитала должны были быть выплачены как награда тому, кто к 1925 г. напишет лучшую историю царствования Александра Первого на русском языке. Остальная часть суммы предназначалась переводчикам сочинения на немецкий и французский языки. История вмешалась в планы всесильного министра Александра Первого.
2 Насильственное переселение семей русских солдат, так же как насильственное выселение горцев из их аулов, составляли те методы, с помощью которых генерал Ермолов осуществлял колонизаторскую политику на Кавказе.
3 Имперское движение России в Кавказском регионе с начала 19 века встречало сопротивление горцев, особенно после переноса военной линии-границы с Терека на реку Сунжу и строительства там русских военных крепостей. Назначение в 1816 г. главнокомандующим на Кавказе героя войны 1812 г. А.П. Ермолова еще ухудшило ситуацию. Это был жестокий, неумолимый колонизатор. Ермолов утверждал: «Здесь первый закон есть сила. Один только страх оружия может удержать горцев в покорности». На этих принципах он и строил свою политику.
4 Полковник Джонсон нигде ранее в тексте Лайелла не упоминается. Вероятно, это его попутчик, не исключено, что он под каким-либо благовидным предлогом путешествовал по Кавказу, выполняя задание британских спецслужб, об этом говорит его замечание.
5 Миссия Лайелла состояла в изучении военных поселений и принципов их функционирования. Военные поселения – это система организации войск в Российской армии в 1810-1857 гг., придуманная Александром Первым и внедряемая Аракчеевым. Такие поселения создавались с целью экономии государственных расходов на содержание войск. Суть системы состояла в принудительном выселении жителей деревни и размещения в их домах по четыре солдатских семьи с общим дворовым хозяйством, при этом солдаты помимо регулярных военных учений должны были еще заниматься сельскохозяйственными работами, чтобы прокормить себя и свои семьи. По сути, солдаты-поселенцы превращались в крепостных солдат, их дети с 7 лет проходили обучение воинскому делу, а с 18-записывались в воинские части. Даже выйдя в отставку, такие солдаты не могли покинуть поселение и должны были продолжать работать в госпиталях или помощниками по хозяйству.
Жители окружающих деревень обязаны были помогать поселенцам и сами числились резервистами в воинских частях. Результатом такой системы стали частые бунты как солдат, так и крестьян, подавляемые крайне жестоко, кроме того, солдаты не умели вести земельные работы, часто делали их не в срок из-за занятости в своих частях и поэтому не могли прокормиться. Голод стал их постоянным спутником. Целый ряд бунтов среди военных поселян был подавлен Аракчеевым с невероятной жестокостью, причем телесным наказаниям подвергались и жены взбунтовавшихся солдат. Принцип «самоокупаемости» армии казался очень привлекательным «передовой Великобритании».
6 А.С. Пушкин в «Путешествии в Арзрум» писал:
«Против Дариала на крутой скале видны развалины крепости.
Предание гласит, что в ней скрывалась какая-то царица Дария,
давшая имя свое ущелью: сказка». С легкой руки М.Ю. Лермонтова
это укрепление с середины 19 века стали называть «замком Тамары» (стихотворение «Тамара» 1841 г.). В исторической литературе нет
упоминания замка Тамары. Лермонтов использовал легенду об
имеретинской царевне, жившей в крепости в 17 веке. Постройка
крепости, по свидетельству Страбона, относится к 1 в. до н.э.
Крепость была форпостом Грузинского царства. В 5 веке ее
достроил царь Вахтанг Горгасал, который вел непрерывные бои с
аланами. Напротив древней крепости на другом берегу Терека до
сих пор лежат развалины Дарьяльского укрепления, построенного
русскими в начале 19 века, мимо которого проезжал Лайелл.
