Дмитрий ИГНАТОВ. Он. Она. Осень

РАССКАЗЫ

УМРИ, НО ПОЗАВЧЕРА

– А, хотите, мы поговорим про ретропричинность? – с нескрываемой увлеченностью в голосе спросил Петр Петрович, до этого момента живо расхаживающий по веранде в элегантном летнем костюме светло-кофейного цвета в мелкую коричневую полоску. Он с размаху плюхнулся в плетеное кресло-качалку, забросил ногу на ногу и слегка пригладил свою заостренную бородку.

– Я люблю ретро… – чуть растягивая гласные в словах, с отрешенной обреченностью проговорила Олеся, утонченная блондинка в длинном молочно-белом вечернем платье, отпивая шампанское из бокала и одаривая ученого взглядом более усталым, нежели томным. Она обессилено откинулась в своем кресле и закурила тонкую дамскую папиросу.

– Ретро? Это замечательно! – Сажин улыбнулся.

– А знаете, Питэр… – все так же неторопливо и задумчиво выговаривая каждую букву, произнесла девушка, – ведь мы здесь… словно Адам и Ева…

– Полагаете?

– Да… Определенно… это… наш… Эдемский сад… А как полагаете… вы? – Олеся буквально выдохнула каждое слово вместе с табачным дымом.

– Мне все-таки нравится думать, что это Олимп.

– О-о… В таком случае, я буду Афродитой, а вы… – она сделала многозначительную паузу, чуть более длинную, чем обычно, – вы, определенно, Марс… Мой бог войны…

– Арес, – поправил Сажин, – Марс был у римлян, а не у греков.

– О, боже, Питэр… как же… это все… безумно скучно… – она глубоко затянулась дымом папиросы и закатила глаза, – а знаете что, Питэр… Подарите мне озеро.

– Озеро?

– Да… Озеро… – Олеся мечтательно улыбнулась, – мы будем кататься по нему на лодке… Я возьму зонтик от солнца… И там… Будут лебеди… Вы ведь мой бог… Вы можете подарить мне озеро, Питэр?

– Легко, – решительно отрезал Сажин, – покажите только, где именно.

Олеся открыла глаза и лениво махнула тонкой рукой в сторону поросших лесом сопок.

– Я хочу там… у холмов…

– Как угодно, – слегка усмехнувшись, ответил Петр Петрович, поднялся со своего места и, подойдя к разложенному на соседнем столике портативному терминалу, ввел координаты.

Через несколько минут в то место, куда показывала Олеся, буквально с небес один за другим упали три 50-килотонных заряда, взметнув ввысь кубометры грунта. Чуть вытянутое огненное полушарие на мгновение ослепило сонные глаза девушки так, что она даже манерно прикрыла их рукой. По зеленому морю из падающих и шатающихся деревьев концентрическим кругом разошлась ударная волна. Клубящееся облако взрыва начало постепенно вырастать над холмами в виде гигантского причудливого гриба.

Сажин стоял, скрестив руки на груди, и невозмутимо смотрел вдаль, туда, где разворачивалась вся эта величественная картина. Олеся подняла на него свои томные глаза и, все так же неспешно растягивая гласные в каждом слове, спросила:

– Питэр… а у нас еще осталась… икра?

* * *

Полковник подошел к окну и машинально плотнее задернул тяжелую бордовую штору. В кабинете был полумрак. Только лампа в старомодном круглом плафоне зеленого цвета, создавала яркий круг света на столе.

– А что вы сами думаете по этому поводу? – спросил уставший генерал, резко закрывая толстую папку, лежащую перед ним.

– Есть серьезные основания, что технология будет использоваться в военных целях. По нашим данным DARPA планирует финансирование…

– Серьезные основания? DARPA планирует… А если это очередная деза?! Если нас опять хотят развести как кроликов на очередной гребаной СОИ?! Нам нужны реальные данные!

– Я же не ученый… Наши аналитики отразили свои соображения в отчете, – вытянувшись и замерев на стуле словно по стойке смирно, сухо ответил полковник.

– Соображения, мать твою… Если мы будем так долго соображать, то скоро обосремся, полковник! И в лучшем случае останемся без вот этих вот звездочек… А в первую очередь ты! – генерал показательно потыкал пальцем в погон и, сделав короткую паузу, выдохнул, – найди уже нормального спеца…

– Есть один вариант… Один авторитетный эксперт. Он не был напрямую задействован в работах. Его можно будет даже отправить легально…

– Из-под земли мне его достань! Как хочешь, но донеси задачу. И потом он должен быть там… Вытянуть оттуда все, что можно… Хоть черта лысого! Но потом сказать мне однозначно: да или нет.

– Так точно!

Полковник еще сильнее вытянулся и торопливо вышел из кабинета.

* * *

Петр Петрович Сажин неспешно прогуливался вдоль линии ровно высаженных по побережью пальм и любовался океаном, вдыхая прохладный соленый воздух. Где-то там на другом краю Атлантики в темноте надвигающейся ночи находилась его Родина, но Петр Петрович не испытывал сейчас ностальгии. Он был рад, что на эти короткие 10 дней смог вырваться из привычного круговорота своих обычных дел и приехать на конференцию физиков-теоретиков. И вот теперь, облаченный в оранжевые шорты-багамы и цветастую гавайскую рубашку, он был здесь, попивал коктейль, смотрел на океан и получал истинное удовольствие.

До начала последнего доклада оставалось еще около получаса, поэтому Сажин еще немного погулял по набережной, а потом той же самой расслабленной походкой вошел в здание отеля и, не заходя в номер, поднялся прямиком в конференц-зал.

На маленькой кафедре перед большим экраном, куда проецировались таблицы и схемы, стояла девушка, чуть прижимая свои тонкие руки к телу и нервно перебирая на столе перед собой листы бумаги. Казалось, она вряд ли сможет сложить пару фраз от волнения, но как только она начала свой доклад, то сразу преобразилась. В ней вдруг появилась какая-то решительность и даже твердость.

Ее темой была теоретическая физика. Чистая фантазия, как сказали бы настоящие физики-экспериментаторы. Тахионы и тахионные поля. Таким они обычно не занимаются, но девушка была очень увлечена, полностью отдавшись своей идее, она с упоением выписывала формулы на электронной доске.

– И вот так… Избавившись от комплексного знаменателя, мы видим… что вектор дельта-Т-ноль может быть повернут на угол Фи больше 90 градусов… и его составляющая по оси времени оказывается отрицательной. Процесс пошел… в обратном направлении.

Девушка закончила и оглядела полупустой зал из-под своих тонких очков. Среди немногочисленных слушателей она встретилась глазами с Петром Петровичем и, увидев его одобрительный кивок, ответила смущенной улыбкой.

* * *

Олеся сидела, чуть покачиваясь, в кресле-качалке и перелистывала цветные страницы какого-то старого глянцевого журнала. Утром она не обнаружила Сажина рядом, поэтому решила отложить совместный завтрак, и дождаться его прихода на веранде. Но время шло, а Петр Петрович так и не появлялся. Девушка оторвала взгляд от текста и фотографий и тревожно посмотрела вдаль..

Над лесом и холмами небо было голубым и каким-то невесомым, обломанные верхушки деревьев освещали еще теплые лучи солнца, которые с каждым днем грели все слабее. Каким-то особенным образом Олеся чувствовала приближение холодного ветра. Откуда-то с запада наползала подгоняемая им тяжелая темная туча.

Сажин появился внезапно. Облаченный в костюм химзащиты, всем своим видом напоминающий персонажа из заезженного постапокалипсиса, он притащил поближе к дому большой обитый металлом ящик и начал возиться рядом, пытаясь его открыть.

Не особо скрывая радости в голосе, девушка окликнула его с веранды:

– Вы пришли! Мой добытчик… Я волновалась…

Ученый молча посмотрел на девушку через затемненные стекла противогаза, наконец, открыл ящик и, взяв из него несколько прямоугольных упаковок, поднялся к дому.

– Есть что-то… вкусненькое?

– Военные сухпайки, – глухо отозвался Сажин изнутри костюма, – двухнедельный запас.

– Оу… эм… – чуть расстроилась Олеся, но ученый внезапно достал из кармана и протянул ей яркий сверток, – Шоколад?! И правда… Спасибо… Я так его люблю…

Она как-то невинно-искренне схватила плитку своими тонкими дрожащими пальцами и теперь крутила ее в руках, радуясь как ребенок.

– Нам надо зайти внутрь, если вы не желаете слегка позагорать… – мрачно заметил Сажин, снимая противогаз, – приближается грозовой фронт, и он принесет много радиоактивной пыли.

– Да… конечно… Я помогу вам с этим… продовольствием. А потом… мы позавтракаем… Я сделаю кофе…

* * *

Петр Петрович добавил в принесенный официантом латте еще один кубик сахара и, аккуратно размешивая его, тихо обратился к девушке, sqrpnhbxeiq напротив.

– Мне очень понравился ваш доклад. Он мне показался очень интересным.

– Вы всегда приглашаете выпить по чашечке кофе и говорите так девушкам, ум и красота которых, вас впечатлили? – игриво спросила спутница Сажина.

– На самом деле… – ученый выдержал паузу, – я всегда приглашаю выпить по чашечке кофе девушек, которые делают доклады по тахионным полям.

– Я запомню это.

– И все же… – Петр Петрович, осторожно чуть заметным движением глаз осмотрелся по сторонам и, убедившись, что в кафе они совершенно одни, продолжил, – вы уже пробовали проверять ваши теории практически? Ставили эксперимент?

– Вы говорите как заговорщик, – заметила девушка и тихонько улыбнулась, – мы знакомы всего полчаса, а вы уже… Сначала практически обманом вытаскиваете меня из отеля. Приводите в это кафе на набережной. А еще вы – русский… Это заметно по вашему произношению.

– Вы тоже русская, Олеся Михайловна, – невозмутимо ответил Сажин, перейдя на родной язык, – это заметно по вашему бейджу.

Олеся неловким движением отстегнула от себя пластиковую табличку и спрятала ее в сумку.

– Я давно не говорила… по-русски… – девушка медленно подбирала слова, – Но так… Мы теперь… оба… – она в шутку демонстративно перешла на шепот, – похожи на заговорщиков. Нас могут… прослушивать?… И кто?… Ц… Р… У?… – последние буквы она буквально беззвучно проартикулировала губами для пущей важности.

– Не волнуйтесь, – усмехнулся Сажин, – я уж насыпал яд в вашу чашку. На всякий случай.

Олеся расхохоталась.

– Какой вы… оригинальный… шпион, – она посмотрела прямо в глаза своему собеседнику. – И что же вы… хотите?… Завербовать меня? Или… соблазнить?

– Если Родина прикажет… – ученый сделался более серьезным, – вы ведь родились в Канаде, учились в Массачусетсе, а сейчас работаете в Нью-Йорке. Родителей давно нет… Вас что-то или кто-то держит в этой стране?

– Я вижу, что вы хорошо осведомлены… обо мне, – нахмурилась Олеся, сразу же изменившись и в лице, и в голосе, – но тогда вы должны знать… что я правнучка офицера… И у нашей семьи… есть свои… давние счеты…

– Белая эмиграция. Понимаю… – Сажин отпил остывающий кофе из своей чашки, – но вы же не можете не знать, что эти времена давно в прошлом. Правительства меняются, а Россия остается Россией… Ваш прадед понял бы меня. А вы, вероятно, унаследовали от него…

– Я космополитка, – прервала его девушка.

– Тем лучше, – Петр Петрович улыбнулся и откинулся на спинку стула, – в таком случае мы можем говорить исключительно как деловые люди.

– Это все похоже… на какую-то… глупую шутку…

– Никаких шуток.

– Не думаю… что у нас получится… разговор.

– И все же. Чего вы хотите? Я не уверен, что DARPA сможет предложить вам все, что нужно.

– Вы знаете даже о предложениях DARPA?

Сажин утвердительно кивнул.

– Я исследовал вопрос, прежде чем прилететь сюда и встретиться с вами лично. Здесь это будет один из множества мелких проектов, а у нас вы можете рассчитывать на планомерную государственную поддержку, – ученый замолчал, сам на секунду сладостно представив объемы финансирования и все возможности его освоения, – итак, я готов предложить работу и все условия для нее. Любые средства и материалы. И потенциально возможность подтвердить все свои теории.

– Ну… хорошо… А взамен? – Олеся испытующе посмотрела на Сажина.

– Готовое изделие, реализующее описанный вами принцип.

– Но ведь… Нет никакого… прототипа… Нет даже опытной установки…

– Вы его сделаете, – уверенно ответил Петр Петрович, – а я вам помогу.

* * *

Весь следующий год для наследницы белых эмигрантов прошел «под знаком перемен и новых открытий». По крайней мере, так сообщал гороскоп в одной из местных газет, напечатанных на дешевой серой бумаге и периодически оставляющей на руках следы плохой полиграфической краски. Конечно, Олеся не верила в гороскопы, но это предсказание показалось ей точным и ироничным.

Она смяла бумагу и аккуратно проложила между черным силовым кабелем и блестящей поверхностью медной охладительной трубки.

– Помехи пропали! – послышался из соседней комнаты довольный голос Сажина.

– Запитка фонила… на холодильник, – ответила девушка, – надо переложить кабель… подальше.

Да, не так она представляла свою историческую Родину. Не было в ней того старомодного аутентичного стиля «а la russe», который Олеся с детства почерпнула из французских переводов классической русской литературы. Меха, пышные платья, шампанское, гусары, балы и кони, запряженные в тройки, опрометью несущиеся сквозь бескрайние белоснежные зимние просторы в бешеном ритме мазурки, растаяли как пелена детских фантазий.

Впрочем, не нашла она здесь и так пугавшего ее серого оруэлловского тоталитаризма, готового разорвать и втоптать в грязь железной пятой армейского сапога все человеческие чувства и устремления. Величественные города и впечатляющие заводы, построенные благодаря нечеловеческому энтузиазму и концентрации огромных человеческих масс. Шеренги людей, ведомых жесткой милитаристской идеологий и скованных страхом, насаждаемым карательной машиной подавления. Все эти будоражащие мрачные фантазии девушки рассыпались в прах и развеялись, как ночной кошмар, который с наступлением утра всегда становится скорее нелепым, нежели пугающим.

Вместо этого она оказалась в небольшом военном городке посреди лесов и сопок, где к стареющим бетонным корпусам, взлетно-посадочной полосе и нескольким военным складам пристроился ряд современных домиков, построенных по финской технологии.

Исследовательский центр было организован в одном из старых зданий и, впрочем, выделялся из них тем, что был аккуратно выкрашен снаружи и изнутри свежей краской. Его наземные и подземные этажи наполняло оборудование западного производства. Не самое новое, но сносное. А небольшая исследовательская группа, которой руководил Oerp Петрович Сажин, состояла из в общем-то хороших и милых людей.

Довольно быстро глаза Олеси привыкли к видам местной природы, сумраку, который длился почти полгода, из которого и складывались тягучие рабочие будни.

То, чего все добивались, случилось в четверг. В 14 часов 08 ми-нут. Девушка как обычно включила записывающую аппаратуру и перевела прибор в режим приема, но вместо привычных шумов и тресков почему-то услышала в тишине едва заметное равномерное жужжание. Она еще раз проверила соединения, но никакой ошибки не было. На оборудование передавался какой-то сигнал. Ее коллеги в напряжении прильнули к приборам.

Внезапно в тишину ворвалась последовательность импульсов, изображающая ряд чисел… 1.. 6..1.. 8..0.. 3.. 3..

– Золотое сечение, – выпалила Олеся и обернулась на Сажина, который стоял с каменным лицом.

– Я слышу, – сдавленно произнес он. Каждое утро в рамках цикла экспериментов, он открывал справочник, выбирал случайную константу, и посылал последовательность чисел в виде лазерного пучка сквозь, в генератор тахионного поля, а после все пытались проделать в обратную сторону.

Каждый день число было другим… Газовая постоянна, число Авогадро, Пи, постоянная Планка… И каждый раз они выписывали их на доске в конце дня. Но Фи, т.н. «золотого сечения», там не было, потому что его еще не пытались передавать. Сомнений не оставалось. Они передадут его… Завтра. В пятницу в 9:04. Сигнал попадет в тахионное поле и, отскочив назад во времени, будет принят сегодня, в четверг в 14.08.

* * *

– Честно говоря, я не верил, что вы с вашей американской протеже добьетесь успеха, – весело проговорил полковник, быстро шагая по коридору.

– Я рад, что мы не оправдали ваших ожиданий, – так же весело ответил Сажин, и оба рассмеялись.

– Конечно, нужны еще испытания. Нам нужно быть уверенными в достоверности… Но и так ясно, что ваше открытие будет использоваться в разведке. Получать данные из будущего – это бесценно. В генштабе даже есть мысли… осторожные мысли, чтобы использовать ваш прибор, как часть системы «Периметр», в качество элемента для сверхраннего обнаружения угрозы ядерного нападения. Вот наши геополитические партнеры задергаются у себя за океаном!

– Прекрасно, но, к сожалению, это совершенно пустая трата времени, – заметил Петр Петрович.

– Что вы имеете в виду?! – полковник остановился как вкопанный и остановил ученого, удержав его за рукав, – объясните!

– Неужели вы думаете, – усмехнулся ученый, – что американцам потребуется много времени, чтобы повторить прибор? Если мы остановимся на текущем этапе, это просто запустит очередной виток гонки вооружений, но ничего не изменит.

– Что вы предлагаете? Конкретно.

– Создать принципиально новое оружие. Увеличить мощность прибора. Смонтировать его на головном обтекателе перед боеголовкой. Мы не будем отправлять в прошлое сигнал о ракетном нападении, полковник. Мы отправим в прошлое саму ракету. Ее нельзя будет обнаружить и перехватить. Она достигнет цели раньше, чем будет запущена! На час, на день, может даже на месяц раньше…

Полковник напряжено смотрел на Сажина, ловил каждое его слов и лихорадочно соображал, безумец перед ним или гений.

– Хорошо, – наконец ответил он, – мы подумаем над вашим предложением.

Он оставил ученого стоять в коридоре, а сам торопливо удалился. Уже в самом конце он оглянулся на Петра Петровича и рассеянно повторил, – обязательно подумаем… А вы работайте. Работайте…

* * *

Дом, существенно расширенный и укрепленный, за последние пару лет был превращен Сажиным в настоящий бункер. Системы фильтрации воздуха и воды, герметизированные двери и окна, укрепленные стальными балками стены и потолок. Хозяева определенно готовились к возможным угрозам.

Впрочем, интерьер не был подчинен одним лишь утилитарным задачам. На самодельных полках, идущих вдоль стен, были расставлены книги, небольшие вазочки, статуэтки и тому подобные безделушки. Рядом висел «шедевр» неизвестного художника, подражание Айвазовскому, где маслом на холсте был незамысловато, но педантично изображен парусник, бороздящий просторы океана. На полу лежал большой ковер с длинным ворсом. Диван, пара кресел, журнальный столик и торшер с синим тканевым абажуром довершали картину провинциального благополучия.

Как и откуда Олесе удалось доставать все вещи, необходимые для создания этого уюта, она порой сама не знала. Но сейчас она сидела в кресле, поджав ноги под себя, укутавшись теплым пледом, и задумчиво перелистывала томик Толстого.

– Питэр, – она, наконец, отвлеклась от страниц и обратилась к Петру Петровичу, лежащему на диване с закрытыми глазами, – вы спите?

– Уже нет, – отозвался Сажин, не открывая глаз.

– Знаете… Меня все еще волнует… один вопрос… Почему США… решили нанести удар… первыми? Неужели они… так испугались… нашего испытания?

Петр Петрович вдруг вспомнил этот последний день их прошлой жизни…

* * *

– Объявляется 5 минутная готовность, – произнес полковник в микрофон. Все, кто находились в командном центре, замерли на своих местах, – данные телеметрии с Новой земли еще не поступают?

– Пока нет, товарищ полковник! – бойко ответил лейтенант, следящий за приборами.

Полковник сквозь стекло бросил взгляд на стартовый стол, где в ожидании замерла черная ракета. Он еще раз посмотрел на часы и занес руку над кнопкой… В тишине раздался звонок телефона спецсвязи и полковник снял трубку.

– Докладываем… цель поражена, – раздался в трубке искаженный и дребезжащий голос наблюдателя на контрольном пункте.

– Пошла телеметрия! – оживился лейтенант, – задержка 2 минуты от расчетного времени.

– Что у вас там с передачей? Автоматика дает задержку 2 минуты! – перекрикивая треск в трубке, спросил полковник.

– Не могу знать… – ответил наблюдатель, – ракета пришла на 2 минуты позже.

Полковник озадаченно оглянулся на Сажина, который спокойно стоял, засунув руки в карманы белого халата, и слегка улыбался.

– Что это значит, Петр Петрович?

– Все нормально, – ответил тот, – вас отвлекли телефонным звонком.

– Черт… – полковник вдруг осознал произошедшее и торопливо нажал на кнопку запуска.

Ракета дрогнула и, взвившись в небо, растворилась в синеватом свечении. Командный центр взорвался аплодисментами.

Несмотря на этот занятный и немного забавный казус, испытание было признано успешным. Военные и ученые разошлись по своим делам. Над стартовой площадкой начали сгущаться сумерки.

– Интересно, – спросил полковник у Сажина, когда они остались в командном центре вдвоем, – а что случилось бы, если бы я нажал на кнопку еще позже?

– Не знаю, как вам объяснить, полковник, – ответил ученый, – но физика отвечает на этот вопрос так: в этой ситуации вы не могли нажать на кнопку ни на 2 минуты раньше, ни на 2 минуты позже.

Военный молча задумался. В это мгновение раздался сигнал тревоги. На терминале вереницей поползли шифрованные сообщения. Петр Петрович знал, что они означают. Это сработала система раннего обнаружения, тревога не учебная, ракеты потенциального противника уже запущены по заранее определенным целям. Он схватил со стола коробку портативного терминала и, не сговариваясь, вместе с полковником выбежал из командного центра. Замерев на секунду у выхода, словно лихорадочно принимая верное решение, он побежал к исследовательскому корпусу.

– Сажин! Куда вы? Бомбоубежище в другой стороне! – раздался сзади голос, который Петр Петрович проигнорировал.

– Эх! – безысходно махнул рукой полковник, решив не терять время на ученого, явно подвергшегося панике, и поспешил в противоположную сторону.

У исследовательского корпуса Петр Петрович столкнулся с группой военных и коллег, торопящихся на эвакуацию и, буквально за рукав, вытащив Олесю из толпы, поволок ее в сторону КПП.

– Куда вы? Что происходит?! – выпалила девушка уже в кабине военного УАЗика, пока Сажин дрожащими руками пытался завести автомобиль.

– Мы доигрались! Вот что происходит! – машина, наконец, подчинилась, агрессивно заревела своим мотором и рванулась с места.

Мимо в свете фар замелькали деревья. УАЗик подскакивал на колдобинах узкой лесной дороги. Наконец, Сажин выехал на более ровную грунтовку и погнал автомобиль прочь от военного городка.

– Мы убегаем? Не безопаснее было бы… остаться? – спросила Олеся.

– Нет. Наш комплекс будет одной из первичных целей, – не отвлекаясь от дороги, ответил ученый, – подлетное время основной группировки боеголовок составляет 24 минуты. За это время мы должны уехать как можно дальше от эпицентра.

– А что? Будет… Дальше…

– Если наши генералы не успеют спрятаться и погибнут, или просто обосрутся и будут бездействовать, то система «Периметр» сделает все за них. В идеале, ракеты уже взлетели для нанесения встречно-ответного удара. С учетом последних новшеств в средствах доставки, с обеих сторон будет перехвачено минимальное количество боеголовок, а, значит, взаимное уничтожение практически неизбежно…

Сажина прервала ослепительная вспышка, ярче, чем днем, осветившая сзади не меньше половины неба и заполнившая все пространство вокруг.

* * *

Петр Петрович открыл глаза и внимательно посмотрел на сидящую напротив Олесю.

– Не думаю, что они испугались. Тем более, что я изучил архивные записи сейсмографов и спутников.

– И что же?

– Первый взрыв произошел на территории США. По всей видимости, это мы нанесли по ним удар.

– Не может быть… Русские генералы… не могли быть настолько… безумными…

Ученый, поднявшись, сел на диване.

– Я не имел в виду русских генералов. Я имел в виду нас с вами.

– Это… какая-то… ошибка.

– Никакой ошибки нет, – он встал с места, прошел к дальнему углу, где стоял его письменный стол, и взял с него распечатку, – помните нашу милую игру со знаменитыми константами, когда мы еще только разрабатывали прибор?

Олеся молча кивнула, внимательно следя за Сажиным.

– А вот, что по нашему закрытому каналу передавала в эфир та ракета, которая появилась в небе над Северной Калифорнией 3 года назад, – он отдал лист девушке.

На нем был расшифрован сигнал, содержащий ряд цифр: 1.. 6..1.. 8..0.. 3.. 3..

– Я… не понимаю… – испуганно забормотала Олеся, – что это все… значит?!

– Это подпись. Наша подпись. Или признание. Или послание самим себе.

– Но зачем?… Зачем нам делать такое?..

– Я не знаю. Возможно, мы захотели создать для себя дивный новый мир на руинах мировой ядерной войны. А возможно, просто убить самих себя, сидящих в ночном кафе на побережье и обсуждающих тахионные поля. Это уже не имеет значения…

– Боже мой… Питэр… И вы все это время молчали? – она тоже поднялась с места и хотела налить себе бокал вина из бутылки, стоящей в буфете, но та оказалась пуста.

– А что мне следовало делать? Может, сообщить вам, Олеся Михайловна?! Чего ради?! – моментально взвинтился Сажин, – вы ведь и так выжрали почти все запасы алкоголя, которые у нас были!

– Господи… Да как вы можете… жить… существовать… зная об этом?! – девушка раздосадовано поставила бокал на место.

– Как видите.

– Вы… чудовище… Во что вы меня… втравили?! – она заплакала, быстро скатываясь в истерику, – что вы молчите?!… Что вы смотрите сейчас на меня?!… Так… Единственное, что вы сейчас должны сделать… Это взять… и обрушить ваши чертовы ракеты… прямо нам на голову! Будь они прокляты!… Все эти ваши… чертовы ракеты… – она отвернулась и, опершись рукой на край буфета, стала содрогаться в беззвучных рыданиях.

Петр Петрович молча подошел к ней и, нежно обняв за плечи, прижал к себе.

* * *

Военный вездеход, поднимая гусеницами мелкие ледяные брызги, выкатился с лесной опушки на круглое заснеженное плато и покатился к его центру, где виднелась почерневшая от копоти бетонная конструкция. Когда-то здесь был такой же густой лес, о чем напоминали давно мертвые стволы обгоревших деревьев, торчащие по всему периметру этого кратера.

Сажин остановил машину у бетонной коробки и резво выпрыгнул из кабины, сразу по колено провалившись в снег. Облаченный в кожаную летную куртку на меху, идеально подобранную по размеру и полярные берцы, сейчас он выглядел особенно по-боевому.

– Смотрите-ка… А ведь ничего же не осталось… Вон там был наш корпус, помните? И как точно ваши друзья положили заряд, – с нескрываемым восхищением сказал он, оглядываясь по сторонам, – в самый центр. Словно белке в глаз.

– Они не мои друзья, – отозвалась Олеся, неторопливо спускаясь в снег по металлическим ступенькам, придерживаясь за поручень. На ней была желто-рыжая шубка под лису с широким капюшоном, который девушка предусмотрительно набросила на голову. С самого утра ее сильно мутило, и она слегка пошатывалась от слабости. Петр Петрович сочувственно посмотрел на нее:

– Вам не стоило ехать со мной.

– Я… Сама решаю… что мне… стоит делать, – без особого энтузиазма огрызнулась Олеся, – а вы принимайте свое решение сами…

– Все уже решено, – ответил Сажин, вынимая из сумки портативный терминал, – не мной, и не вами, а историей.

– Вы понимаете… зачем вы… это делаете?

– Потому что больше некому.

– Какой же вы… страшный… лицемер… Питэр! – прищурившись и глядя прямо на Сажина, проговорила девушка, медленно и тщательно подбирая каждое слово, – ведь вы… можете сейчас ничего не делать.

– Ерунда, – сухо ответил он, отводя глаза в сторону, – все уже случилось. Сегодня или завтра мы закончим это, уже совершенно не важно. Нужно просто снять с себя это бремя, чтобы жить дальше… Возможно, через год или месяц я поломаю ноги и замерзну в лесу, умру от болезни или радиации… Тогда это придется сделать вам.

– Нет! – решительно замотала головой Олеся, – я не хочу так… Давайте, сделаем это… сейчас… вместе.

Петр Петрович молча открыл терминал и набрал коды команд. По земле пошла легкая дрожь. Метрах в десяти от того места, где стояли Сажин и Олеся, уплотненный снежный наст начал ломаться и большими кусками проваливаться куда-то вниз. Через минуту ракетная шахта раскрылась, словно огромный рот какого-то подземного чудовища. Внизу включилась сирена, и заработал подъемный механизм.

– Вы чувствуете это, Питэр?! – перекрикивая резкий звук, спросила девушка, – этот исторический… момент…

Внезапно сирена смолкла, а из люка начала подниматься вверх черная громадина ракеты, словно вворачивающейся в чистое небо.

– Кажется, часть вспомогательных цепей сгорела, – прокомментировал Сажин.

– Может… Ничего и не получится… – с легкой надеждой в голосе тихо проговорила Олеся.

– Все получится.

Ракета вышла на стартовую позицию и замерла.

– Так… тихо… Мне немного… страшно…

– Вы же, помнится, любите ретро? Ну, так устройте музыкальный момент, чтобы отметить это прощание с прошлым.

– Прощание… с прошлым… – задумчиво повторила девушка слова своего спутника и, стянув с замерзшей руки варежку, стала тыкать непослушными пальцами в экран смартфона. Через секунду через его хрипловатый динамик полились слова старой песни…

Прощай!

От всех вокзалов поезда

Уходят в дальние края

Прощай!

Мы расстаемся навсегда

Под белым небом января.

– Вам нравится?! – дрожащим голосом спросила девушка, – я сделала вам… музыкальный момент. Теперь ваша очередь… Бог войны…

Сажин молча установил таймер тахионного индуктора и занес палец над пультом.

– Ну, сделайте уже это, наконец! – крикнула девушка, и ученый нажал на кнопку.

Из-под ракеты вырвались языки пламени, она задрожала и со все нарастающим гулом начала медленно подниматься.

Прощай!

Среди снегов среди зимы

Никто нам лето не вернет.

Прощай!

Вернуть назад не можем мы

В июльских звездах небосвод.

Наконец громадина, набравшая мощность и ставшая вдруг легче пушинки, стала быстро уходить вверх. Сажин напряженно следил за ней взглядом, ожидая, когда в головной части сработает заветное устройство, их с Олесей детище….

Прощай!

Ничего не обещай.

И ничего не говори.

А чтоб понять мою печаль

В пустое небо посмотри.

Уже довольно высоко ракету охватило синеватое свечение. Она внезапно словно замерла на месте и стала буквально растворяться в воздухе, становясь прозрачной пока совсем не исчезла. Сейчас, если возможно применить слово «сейчас» к этому событию, она неслась над Атлантическим океаном, одновременно перемещаясь на 3 года назад.

Сажин закрыл крышку терминала и взглянул на Олесю. Она все еще смотрела вверх немигающими глазами, на которых выступили слезы, а из ее смартфона продолжал доноситься припев.

Ты помнишь, плыли в вышине

И вдруг погасли две звезды.

Но лишь теперь понятно мне,

Что это были я и ты.

* * *

Сажин заглушил мотор лодки, и теперь она лишь слегка двигалась по инерции, тихо покачиваясь на глади широкого, чуть вытянутого озера, раскинувшегося между холмов. Пока Петр Петрович копался в ящике на корме, Олеся раскрыла белый зонтик от солнца и поудобнее, полулежа, устроилась на носу. Где она смогла раздобыть этот зонт, для ученого так и осталось загадкой, но, по всей видимости, ей помог врожденный аристократизм, безусловно, необходимый, чтобы в любой ситуации найти требующийся аксессуар.

Петр Петрович, наконец, наладил снасти и с тихим плеском закинул пару удочек. Рыбы здесь должно было быть очень много, потому что иногда она буквально играла в неглубокой воде, поблескивая на поверхности своими спинами, а на мелководье в лучах солнца сотнями шныряли мальки.

Олеся свесила свою тонкую руку в теплую изумрудно-зеленую воду, а другую положила под голову, собираясь немного подремать. В последнее время ее живот уже сильно округлился, а тошнота наконец-то прошла. Она уже почти закрыла свои глаза, но перед тем как окончательно заснуть, она увидела, как на противоположной стороне озера на фоне деревьев скользнула и села на воду пара белых лебедей.

СОПЛЯКИ

В кабинете врача очень светло и солнечно. Весна пробивается сквозь закрытые оконные рамы и мелкую сеточку тюлевых штор. Седеющая женщина в белом халате внимательно смотрит на желтоватый лист с громоздкой табличкой. Маленький Саша сидит напротив, свесив ноги со стула, немного не доставая коричневыми сандаликами до вытертого линолеума, шмыгает носом и пытается потереть слезящиеся глаза. Мама в который раз останавливает его и замирает в ожидании слов седеющей женщины.

– Ничем не могу порадовать, – наконец произносит врач, – 20 алергопроб из 24 положительны. Так что бросайте вы это дело. Никакого вирусного конъюнктивита у вас нет. И ОРВИ тоже.

– И что же теперь? – волнуется мама.

– Возьму вас на учет. Будете приходить периодически обследоваться, – седовласая женщина строго смотрит на маму из-под очков, – могут появиться астматические явления. Одышка, затрудненное дыхание, спазмы в груди. Тогда нужно будет полечиться стационарно.

– Ой, что вы! У нас ничего такого нет.

– Могут появиться, – повторяет врач и начинает что-то писать в карточку непонятным почерком, продолжая говорить, – подушки перьевые, одеяла выбросить. Замените на синтетику. Влажная уборка почаще. 3–4 раза в неделю идеально. На улицу пока не выходить. Я пишу вам освобождение на неделю и отвод от прививок. И таблетки. По одной 2 раза в день после еды.

– И сколько дней? – уточняет мама, заглядывая в назначение.

Женщина-врач бросает чуть сожалеющий взгляд на Сашу, а потом опять поднимает глаза на маму.

– Вот придете на следующей неделе и посмотрим. Может и все время с ними будете жить.

* * *

Конечно, через неделю ничего не изменилось. И через год. И еще через год. С годами меняется только то, что годы проходят. Так говорила Сашина бабушка. И, наверное, была права.

Александр вышел из темного прохладного подъезда под мелкий моросящий дождь, глубоко вдохнул сырой свежий воздух и, набросив капюшон толстовки, отправился на прогулку. Он любил такие дни. Всю весну и первую половину лета он мог без проблем выходить на улицу только в дождливую погоду. Когда льет уже второй час, и капли, пронизывая воздух, буквально вычищают его от всякой пыли и взвеси. Когда мельчайшие частички почвы намокают и слипаются, уже не поднимаясь вверх после каждого шага. Когда под ударами дождинок наклоняются маленькие цветы и колоски разбрасывающей пыльцу травы. Только тогда Александру было действительно легко. Настолько легко, что он мог глубоко вдохнуть и не опасаться, что через некоторое время ему потребуется ингалятор.

Не особо опасаясь намочить ноги, парень прошлепал по лужам, уже успевшим собраться на тротуаре, выложенной квадратной плиткой. Перешел небольшую дорогу, обрамленную разросшимися акациями. Свернул в арку большого кирпичного дома и, поднявшись по сырым скользким ступенькам, вошел в аптеку.

Еще у входа, Александр поспешил снять с головы капюшон, подумав, что в таком виде напоминает какого-то наркомана. Но девушка в белом халате за оргстеклом все равно одарила его недобрым взглядом, с ходу пробурчав:

– Масок нет.

Чуть подавившись аптечным воздухом, пропитанным каким-то особым специфически-медицинским запахом, парень подкашлянул. Пара женщин в возрасте с масками на лицах, уже забирающих на кассе свои лекарства, сложенные стопками на манер пирамид Майа, отшатнулись в сторону и пробубнили что-то крайней недовольно.

– Спасибо, не надо, – спокойно ответил Александр девушке и, покосившись на удаляющихся бабушек, улыбнулся, – «Циклоризин», 60 штук.

Девушка молча шлепнула на прилавок коробочку таблеток. Парень, прикоснулся картой к платежному терминалу, сунул пачку в карман и, механически поблагодарив не особо приветливую аптекаршу, вышел.

* * *

Но все-таки бабушка маленького Саши, чья жизнь выпала на в общем-то спокойное время, ошибалась. Бывают года, которые преподносят сюрпризы.

Этой весной все словно посходили с ума из-за очередной эпидемии. Кажется, все пространство вокруг было заражено разговорами и сообщениями о неизвестно откуда взявшейся супербактерии. Кто-то из ученых связывал ее появление с глобальным потеплением, и таянием вечной мерзлоты, где микроб находится в спячке долгие десятки тысяч лет. Конспирологи выдвигали одну бредовую теорию за другой, дескать бактерия была синтезирована в секретной правительственной лаборатории, но просочилась наружу, или вовсе была привнесена из космоса с метеоритом, чуть ли не пришельцами.

Но медики, с которыми Александр общался регулярно, примерно по 3-4 раза в год, начиная с 7 лет, давно поставили в этой трагической истории свою неутешительную жирную точку. Человечество, привыкшее при каждой простуде глотать таблетки, уверовавшее в чудодейственную силу антибиотиков, столкнулось теперь с обычной кишечной палочкой. Когда-то безопасным симбионтом, живущим в кишечнике каждого. И в этом году бактерия, как они выражались, достигла «полной резистентности».

И пока одни маниакально мыли руки, скупали маски и запирались в своих квартирах, а вторые кричали о фейковой болезни и толпились на площадях, небольшой организм уже разрастался в каждом. Несбивающаяся температура или легкое недомогание, выворачивающий кашель или небольшое расстройство желудка, бесполезные таблетки и бессимптомные больные, а в итоге – резкий отказ целых систем органов и смерть. То и дело на улице можно было видеть лежащего человека – не понятно еще живого или уже мертвого, к которому боялись подходить.

Но Александр не боялся ходить по пустеющему городу, ведь заразиться уже невозможно. Заражены все. Эпидемией собственной глупости. Да, все-таки с годами ничего не меняется…

* * *

В кабинете врача светло и солнечно. Яркое весеннее солнце пробивается через полусдвинутые кремовые жалюзи. Плотно закрытое окно не пропускает в кабинет еле ощутимые, но раздражающие запахи травы и цветов. Кондиционер приятно обдувает лицо Александра многократно отфильтрованным прохладным и суховатым воздухом. Высокий и мощный мужчина в белом халате внимательно смотрит на парня из-под очков.

– Ну, как ваше самочувствие?

Самочувствие… Александр на секунду задумывается, вспоминая вдруг, как много раз он слышал этот вопрос. Как можно описать свое состояние, когда не можешь заснуть из-за постоянного першения в горле, которое ничем нельзя заглушить. Или когда просыпаешься посреди ночи от удушья, понимая, что носоглотка переполнена противной тягучей слизью, которую не выходит ни проглотить, ни выплюнуть. Или когда уже пробудившись утром не можешь открыть глаза, потому что ресницы и веки слиплись от засохшего гноя. А потом, ты понимаешь, что от всего этого тебя отделяет только таблетка, которую нужно принимать каждый день. Всю свою жизнь.

– Все в порядке, – отвечает Александр.

– H2-блокаторы принимаете? – врач переводит глаза на монитор компьютера, куда давно перенесены все истории болезней.

– Да, конечно, – парень демонстративно выкладывает на стол коробочку, которую таскает в кармане.

– Отлично. Пятое поколение. Хороший препарат. Тогда ничего нового вам пока назначать не буду.

Александр с легкой грустной улыбкой наблюдает, как врач копипастой переносит заключение с предыдущей на новую страницу электронной карточки, выбирая удобный момент для интересующего вопроса.

– А что там с моими анализами?

– Да, – врач немного растерянно переключается между окнами базы данных и кажется, что он сам ждал, когда пациент проявит заинтересованность. – Анализы пришли… У вас зафиксированы следы Ecoli-25, но вы «отрицательны». Уже…

– То есть?

– Я отправил вашу кровь на дополнительное исследование. Может быть, потребуется еще анализ для иммунолога-инфекциониста… Они попробуют выделить антитела. Но уже ясно, что ваш иммунитет справился с возбудителем, – мужчина в белом халате снова внимательно смотрит на Александра, – Часто болели в детстве?

– Постоянно… – нерешительно отвечает парень.

– Ну, может, это и к лучшему… Ваш диагноз всегда вос-принимался пациентами, как приговор… – врач смотрит грустно, словно сквозь Александра, и повторяет, – но теперь, может, это и к лучшему. Не знаю, поможете ли вы всем остальным… Но сами вы будете жить.

* * *

Александр вышел из подъезда под начинающийся дождь и привычным движением накинул капюшон на голову. Он пересек двор, перешел дорогу, обсаженную акациями и, выйдя из арки, остановился у цветочного киоска.

Продавец, в маске и перчатках, отреагировав на жест, молча забрал деньги и выдал небольшой готовый букетик. Все-таки даже под угрожающими ударами смертельной эпидемии экономика оказалась бессмертной.

Парень улыбнулся и по переходу перешел дорогу к пустой автобусной остановке, где темнел только один силуэт.

– Привет! – первой поздоровалась девушка, чуть шмыгнув носом, – А это мне?

– Наверное, тебе… – улыбнулся парень.

– Красивые лилии. Только у меня на них аллергия.

– Значит, я угадал, – рассмеялся Александр и задумчиво посмотрел на свинцовое небо, откуда уже срывались первые крупные капли,– Прогуляемся?

– Пошли, – девушка открыла цветастый зонтик.

– Скажи… А ты любишь целоваться под дождем?

– Я все люблю делать под дождем, – грустно улыбнулась девушка, звонко высморкалась в платок, и передав парню зонтик, взяла его под руку.

– Понимаю… Что принимаешь?

– «Трихлорпирамин».

– Ох… Небось, по две таблетки в день?

– По три… По две меня уже не берет.

– Слушай, попробуй «Циклоризин». Он уже пятого поколения и одной таблетки хватает на сутки…

Неторопливо беседуя, молодые люди свернули на аллею парка, и их голоса потерялись в шелесте листвы и шуме усиливающегося дождя.

ОН. ОНА. ОСЕНЬ<.B><.U>

Виктор отбил заголовок парой пустых строк и закрыл крышку ноутбука, полностью перепоручив муки творчества писательской нейросети. Теперь хитрая программа, продолжила сочинительство без него, используя метод свободных ассоциаций и изученный ранее его персональный писательский стиль.

Сначала, писатель с недоверием относился к машинному творчеству, представляя, что из хаотического набора слов в своем словаре, компьютер сможет соорудить, как максимум, какое-нибудь шизофреническое псевдофилософское эссе на манер тех, которыми регулярно грешат неудачники с литературных сайтов. Но после нескольких пробных текстов нейросеть научилась писать довольно складные рассказы с сюжетными поворотами и интригами. В какой-то момент Виктор решил рискнуть, и отправил такую рукопись издателю. Его удивлению не было предела, когда текст, в котором человек не написал фактически ни одной связной строчки, был принят к печати.

Устоять перед соблазном было слишком сложно, поэтому и следующий «свой» рассказ Виктор «написал» точно так же. После третьего машинного «шедевра» обманывать стало легче. Однажды писатель дополнительно скормил компьютеру немного Чехова, а потом с нескрываемым злорадством читал в редакторской колонке литературного альманаха, что у него появился «неповторимый стиль: иронический и немного грустный».

Надо сказать, что ноутбук у писателя был не из новых, но хозяин был к нему не особо требователен, поэтому компьютер долгие годы исправно выполнял роль пишущей машинки. Теперь же устаревший аппарат с заметным скрипом проворачивал инструкции нейронного движка. Он быстро накидывал описания мест и интерьеров, потом тщательно подбирал слова, лакируя стиль, и надолго зависал, обдумывая диалоги персонажей. Вероятно, более современная машина справилась бы с задачей в разы быстрее. Зато так у Виктора создавалась полноценная иллюзия сложного творческого процесса, а свободное время, которого у него образовалось в избытке, он с удовольствием проводил бездельничая.

Писатель сунул ноги в сильно поношенные, но удобные теннисные туфли, набросил на себя вытертую на рукавах ветровку и вышел из дома. Небольшой загородный коттедж с заостренной на готический манер крышей когда-то считался в его семье летней резиденцией. Сюда, как тогда говорили «на дачу», отец вывозил всех в середине мая и почти до самого конца августа. Мать пыталась разводить какие-то цветы, но тень окружающего леса так и не позволила ей развернуться в полную силу своих творческих планов. Теперь он стал еще гуще и темнее, а из-за множества накренившихся и упавших стволов казался каким-то неопрятным. Впрочем, это совершенно не мешало прогуливаться по хорошо вытоптанным дорожкам и тропинкам.

Это место всегда ассоциировалось у Виктора с воспоминаниями из детства. Самыми светлыми и счастливыми моментами, наверное, как и у всех. В отличие от тесной городской квартиры, где долгое время болели и скончались оба его старика. Поэтому, когда после смерти родителей перед Виктором встал вопрос, где оставаться жить, выбор для него был очевиден.

Жизнь скучающего на природе писателя прельщала его как внешним антуражем, так и собственным искренним желанием сбежать, наконец, от городской суеты. К тому времени Виктор уже приобрел достаточную популярность, издатель с удовольствием брал в печать его сборники и романы, а авторские гонорары, когда-то помогавшие стареющим родителям, теперь с лихвой покрывали все его скромные потребности.

Погрузившись в свои невеселые воспоминания, писатель углубился в лес. Сухая листва шуршала под ногами и делала его размышления еще более тоскливыми. Интересно, но в последнее время он почти разучился размышлять на отстраненные темы и совсем перестал фантазировать. Выдуманные истории казались Виктору какими-то пустыми и бесполезными; возможно, кроме того, что они хорошо продавались. Когда-то давно желание излить мысли на бумагу шло изнутри, било ключом, вырывалось наружу. Чуть позже его сменило желание заработать на жизнь, и Виктор мог днями просиживать за клавиатурой, совершенно не выходя из дома. Теперь же заниматься писательством по старинке у него не было ни желания, ни потребности. Он стал полностью свободен и мог, наконец, просто прогуляться по лесу, как сейчас. Писатель не помнил, куда именно ведет дорожка, на которую он свернул, поэтому просто пошел вперед.

Он вышел на берег реки. Лес здесь обрывался почти у самой воды узкой полоской полудикого пляжа, а ряд из нескольких старых деревянных скамеек, поставленных кем-то давным-давно, создавали впечатление небольшой набережной, протянувшейся вдоль воды. Виктор присел на лавочку и провел рукой по шершавым доскам с отшелушивающейся краской. Он помнил это место. Они с отцом приходили и купались тут по полдня, а иногда пропускали обед. Мама ругалась на них, когда они приходили назад мокрые, но довольные, с всклокоченными волосами и улыбающимися лицами. Писатель грустно вздохнул. Неужели ему больше не о чем думать? Почему внутри не осталось ничего, кроме воспоминаний из прошлого? Кажется, этот момент наступил слишком рано.

Виктор сидел, задумчиво глядя на воду, но неожиданно от этого тоскливого раздумывания его отвлек чей-то кашель. Он обернулся и увидел в десятке шагов девушку с фотоаппаратом. Она увлеченно нацеливала объектив на какие-то одной ей ведомые листочки, ветки, кроны деревьев и довольно часто щелкала затвором. Писатель мысленно нашел ее интерес странным и отвернулся, решив, что это, вероятно, кто-то из периодически приезжающих туристов, спешащих бездумно запечатлеть каждый понравившийся вид, чтобы потом запостить кадр в социальных сетях.

Впрочем, денек выдался и правда довольно приятным и красивым. Солнце ярко золотило красноватые кроны и серебрило мелкую рябь на воде. И эта девушка с ярко рыжими крашеными волосами, в каком-то смешном оранжевом шарфе тоже казалась какой-то осенней и странным образом весьма уместной, словно специально вписанной в окружающий пейзаж. Писателю вдруг захотелось еще раз на нее посмотреть. Он осторожно и чуть нерешительно обернулся, но девушки уже не было видно.

* * *

Наталья проснулась ранним утром. Она лежала на раскладушке прямо так, как и уснула прошлым вечером, не снимая верхней одежды, укрывшись колючим верблюжьим одеялом. В доме было пусто и холодно. Двухконтурный бойлер вчера так и не захотел заработать, а старенький электро-масляный обогреватель явно не справлялся с кубатурой помещения.

Девушка потянулась, поправила высокий и толстый как бублик ворот своего вязаного свитера в бежевые и коричневые полоски, вдоль которых росли елки и скакали олени, отключила обогреватель из удлинителя и включила вместо него пузатый электрический чайник. Разровняв пальцами свои спутавшиеся за ночь огненно-рыжие волосы, она связала их резинкой в хвост и принялась с обезьяньим проворством копаться в небольшом рюкзачке.

Прежние жильцы не побеспокоились о том, чтобы оставить хоть какую-то мебель. Поэтому и электрочайник, и рюкзачок, и небольшой кофр для зеркального фотоаппарата располагались прямо на полу рядом с раскладушкой. Зато в этом совершенно неуютном доме можно было оценить геометрию пространства и ощутить какую-то особую визуальную магию конструктивной пустоты, требующей, чтобы ее заполнили.

Вчера Наталья потратила почти два часа, запечатлевая отдельные, как ей казалось, интересные детали. Неровности досок, фрагменты несущих балок, отдельные царапки и выбоинки, нарушающие целостные текстуры стен, пола и потолка. Вероятно, все это будет сокрыто под новой отделкой вскоре после того, как она примет решение об окончательном переезде. Эта информация будет надолго, а возможно и навсегда, потеряна. Истинный облик помещения скроется под типовыми и безликими обоями, стеновыми панелями, напольным покрытием и потолочной плиткой. Пройдет год или два, пока новые поверхности окажутся вновь естественным образом «зафактурены». И в каком-то смысле, это будет уже совсем другое пространство.

Чайник забурлил и щелкнул, изрыгая в холодный воздух струйку cnpwecn пара. Девушка налила кипяток в крышку от термоса и всыпала из пакетика растворимый кофе. Не лучший вариант, но за неимением другого, вполне подходящий. Отказать себе в утренней чашечке кофе она, в любом случае, не могла. Девушка неторопливо отпила слишком горячий, слишком сладкий и слишком ненатуральный напиток, и прикрыла глаза от удовольствия.

Окончательно проснувшись, девушка еще раз окинула взглядом пустой дом, обмотала шею длинным оранжевым шарфом, перекинула через плечо кофр с проверенной зеркалкой и уверенным шагом вышла в осенний лес.

В чуть обжигающей нос утренней прохладе ощущалось скорое приближение зимы. Лес уже начал местами обнажаться, словно когтями царапая чистое голубое небо острыми черными ветками. Но золото не опавшей до конца листвы все еще горело яркими красками, словно отдавая сейчас весь тот солнечный свет, который впитало за лето.

Наталья вынула зеркалку из кофра, открыла объектив и со щелчком включила фотоаппарат, отозвавшийся легким приветственным писком. Теперь девушка была готова к своей фотоохоте. Она начала снимать довольно рано: еще в школе дедушка подарил ей небольшой, но довольно хороший фотоаппарат. С тех пор она практически не помнит случая, чтобы расставалась с объективом. Желание снимать все подряд – начиная от своего завтрака, отражения в зеркале и заканчивая собственными вытянутыми в кадр ногами – быстро прошло. Наталья решила заняться фотографией всерьез и стала разборчивее в выборе объектов для съемки.

Сначала она, как возможно и многие, представляла себя фотохудожником, создающим в своих оригинальных фотосетах уникальные образы. Процесс выглядел со стороны весьма эстетичным и привлекательным и к тому же сулил неплохой доход. Но на десятый раз Наталью уже буквально тошнило от очередной тупой курицы с надутыми губами, желающей запечатлеть себя в образе лесной нимфы. Глядя на свою новую клиентку, девушка вновь и вновь ловила себя на мысли, что ничего путного из этой болотной кикиморы все равно не получится.

И в один прекрасный день она просто не пришла на съемку. Проходив в подавленном состоянии два или три дня, девушка от нечего делать пересмотрела весь свой архив, а потом взяла и выложила его целиком в Сеть для платного скачивания. Снова все подряд: свой завтрак, вытянутые ноги в кадре, верхушки деревьев, виды из окна… Каково же было ее удивление, что в течение нескольких минут уже была продана первая фотография. Очень старый кадр с шишкой, лежащей на пеньке, который она сняла еще будучи школьницей на свой первый подаренный дедушкой фотоаппарат. Девушка была воодушевлена и снова взялась за камеру.

Быстро поняв все прелести цифровой торговли и почувствовав вкус успеха, Наталья принялась за дело с удвоенной силой. Изучая статистику скачиваний, девушка определила, что больше всего дохода ей приносит пейзажная съемка и зарисовки природы. Всевозможные макропланы с листиками, ягодками и жучками превосходно раскупались для оформления сайтов и журналов, обширные пейзажи охотно брали издатели глянцевых журналов и рекламщики для своей полиграфии, а фото, заполненные травой, листвой или камешками с удовольствием использовали для текстур разработчики компьютерных игр.

Постепенно в электронной коллекции Натальи были все мыслимые и не мыслимые кадры весенней и летней тематики. По крайней мере почти все, что можно было собрать в длительных прогулках по городским паркам, скверам и дворам. К осени девушка решила подготовиться более обстоятельно, и в ее голове родилась мысль о переезде на природу. Поиск подходящего места продлился недолго. Отфильтровав предложения на сайте недвижимости по цене, она буквально сразу наткнулась на дом, в который моментально влюбилась. Широкий, с треугольной крышей, огромными витражными окнами под самый потолок, двумя просторными комнатами-студиями на первом этаже и импровизированном втором ярусе под крышей, а главное – совершенно пустой, без отпечатка жизни предыдущих жильцов.

В тот же вечер Наталья необдуманно внесла залог, а уже на следующий день, забрав заветные ключи, поехала осматривать будущее место своего обитания. Ни старый автоматический бойлер, отказавшийся работать, ни полное отсутствие каких-либо светильников не расстроили восторженную покупательницу. Она уже мечтательно представляла, как все обустроит тут под прибежище одинокого фотохудожника.

Пока же девушка просто занималась любимым делом, снова и снова нажимая на кнопку затвора и каждый раз думая, что никогда не смогла бы сделать такой звенящий и яркий кадр в проклятом пыльном городе. Двигаясь по лесной дорожке и часто сворачивая с нее в поисках интересного вида, она постепенно углубилась в лес и неожиданно для самой себя вышла к реке. Запечатлев вид на воду и противоположный берег, сняв засыпанную пожелтевшей листвой деревянную лавку и макроплан с одиноким листиком, лежащим на старых растрескавшихся досках, она сконцентрировалась на ветках огромной разросшейся ивы. Ее вытянутые листья красиво свисали на фоне воды, чудесно размывающейся солнечными бликами в короткофокусном объективе.

Сделав несколько кадров, Наталья вдруг ощутила чье-то присутствие и обернулась. На одной из скамеек, стоящих вдоль воды на манер небольшой импровизированной набережной, сидел человек. Он показался ей каким-то странным и немного отрешенным. По крайней мере, он сидел совершенно неподвижно, задумчиво глядя на воду, вероятно, полностью погруженный в собственные мысли. Девушка машинально подняла фотоаппарат, посмотрела на человека в прицел видоискателя и уже было занесла палец над кнопкой, но остановилась. Слишком ярко вспомнились ей вдруг привередливые “красавицы” с накаченными губами, даже заставив ее поморщиться. К тому же, как разумно рассудила девушка, оправдывая свое решение, такое фото вряд ли кто купит. Без указания имени модели, задействованной в съемке, коммерческое использование будет затруднено. Покупатели в Сети не рискуют связываться с фотографиями, на которых запечатлены случайные люди.

Она еще раз придирчиво взглянула на иву, огляделась по сторонам и пошла вглубь леса, где виднелись ярко-алые кроны осин.

* * *

Каждое утро Виктора было похоже на предыдущее. Позавтракав на скорую руку, он позвонил издателю, выслушал избыточно восторженные новости о том, как прекрасно продаются его книги, статистику платных скачиваний электронных версий и сомнительные измышления о возвращении интереса читателей к печатному слову. Потом писатель какое-то время еще повалялся на диване, щелкая кнопкой пульта и бессмысленно переключая каналы. Подошел к книжным полкам с классикой, долго пересматривал корешки, но так и не решил, чтобы мог перечитать. За пол дня он так и не притронулся к своему ноутбуку, где уже вероятно, во всю развивался сюжет «его» нового рассказа. В итоге Виктор не придумал ничего лучше, кроме как одеться и еще раз пройтись по лесу к берегу реки.

День выдался необыкновенно не по-осеннему теплым. Солнце заметно пригревало. Река, играя яркими искорками, так и манила, словно приглашая окунуться в себя с головой. Писатель осторожно подошел, стараясь не съехать вниз по топкому илистому берегу, и опустил руку в воду. Она была ледяной, прозрачной и совершенно пустой. Летом здесь кишела жизнь, внутри бегали мальки, с берега в ряску хлопались пухлые лягушки, над водой летали стрекозы, а теперь же не было видно ни единой водомерки. Жизнь засыпала, ощущая приближение холодов.

Виктор подошел к скамейке, на которой сидел вчера, и только сейчас обратил внимание каким толстым ковром из желтой опавшей листвы покрыто все пространство вокруг. Он сделал пару шагов по этому пушистому шуршащему покрывалу и вдруг, подчиняясь какому-то ребяческому чувству, лег на него, раскинув руки в стороны, и закрыл глаза. В его сознании вспыхивали и улетали отрывочные воспоминания о детстве, летних днях проведенных на этой реке, и вдруг появился образ вчерашней девушки с фотоаппаратом.

– Вам плохо? – внезапно прозвучал сверху приятный женский голос.

Писатель открыл глаза и увидел ту самую девушку, о которой только что думал. Она была точно такой же как и вчера: огненно рыжая, чуть растрепанная, в нелепом оранжевом шарфе. Ее лицо было слегка взволнованно, а зеленоватые глаза обеспокоено глядели прямо на Виктора.

– Нет, мне хорошо, – ответил писатель и, заметив фотоаппарат на шее девушки, добавил, – Только не надо снимать.

– Почему вы решили, что я буду вас снимать?

– Ну, вы же, судя по всему, фотограф.

– Да… Но я не снимаю людей.

– Почему?

– Ну… Это не важно, – девушка чуть замялась, а потом вдруг спросила, – можно к вам?

– Пожалуйста… Если вы считаете, что это уместно, – ответил писатель и даже чуть пододвинулся.

– Ну, вы же считаете, – Наталья легла в листву буквально в 20 сантиметрах от Виктора, – хм… А тут и правда очень интересный ракурс.

– Я смотрю, что вас сложно поставить в неудобное положение… – заметил писатель, наблюдая, как девушка фотографирует снизу вверх оранжевые кроны деревьев, обрамляющие собой небольшой клочок голубого неба.

– Да, мне вполне удобно, – не отвлекаясь от процесса, ответила она, – учитывая, что в последнюю пару суток я сплю примерно в таких же условиях.

– У вас нет дома?

– Нет, дом у меня есть. В нем нет отопления… Кстати, – девушка повернула голову набок и посмотрела на Виктора, – вы случайно не инженер?

– Нет, я писатель, – ответил он, все так же глядя вверх на кроны деревьев.

– А… Я вас узнала… Вы писатель… Тот самый…

– Да, я тот самый писатель.

– Жаль…

– Непривычно такое слышать, – Виктор, наконец, посмотрел на девушку, – Обычно читатели сразу хотят взять автограф или сделать сэлфи.

– Ну, я же не читатель. Я вас не читаю, – улыбнулась она.

– Обидно.

– Не расстраивайтесь, в последнее время я не читаю не только вас, но и других писателей.

– Это немного утешает. Так, а что с вашим отоплением?

– Что-то с котлом… Но разве вы, писатель, в этом что-то понимаете?

– Совсем немного. Но достаточно, чтобы в моем доме отопление работало, – Виктор снова отвернулся.

– Думаю, этого достаточно. Не хотите мне помочь?

– Уверены, что вам не следует поискать настоящего профессионала?

– Ау-у-у! Профессионал! – наигранно громко прокричала девушка, а потом снова обратилась к Виктору. – Кажется, поблизости их нет. Придется все-таки прибегнуть к вашей неквалифицированной помощи.

– Хорошо, – ответил писатель, поднимаясь с земли и отряхивая с себя листву, – но вы можете об этом пожалеть…

– Даже не сомневаюсь в этом. Пойдемте!

Оба пошли по дорожке среди осеннего леса, и довольно быстро скрылись за деревьями.

* * *

Виктор и Наталья вошли в пустой дом. Помещение, лишенное отделки и какой-либо мебели показалось писателю безжизненным, а воздух внутри почти не отличался от уличного.

– И здесь вы живете? – оглядываясь по сторонам, спросил он, как показалось Наталье, с легким пренебрежением.

– Да. Уже два дня, – ответила девушка и внимательно посмотрела на Виктора.

– Понятно… – задумчиво протянул он.

– Считаете, что это был плохой выбор?

– Нет… Почему же? Вовсе нет. Дело не в этом…

– А в чем же?

– Просто когда я вас вчера увидел, ваше лицо мне показалось очень знакомым. Словно воспоминание из детства… – писатель сделал несколько шагов вверх по лестнице на второй уровень и еще раз оглядел помещение с этой высоты. – Я сейчас живу в доме родителей, недалеко отсюда. Он не такой просторный, но чем-то напоминает… Вот и решил, что было бы забавным окажись мы старыми соседями.

– Да, это было бы интересным сюжетом. Встреча старых соседей… – согласилась девушка. – Но нет.

– Да, было бы…– задумчиво произнес Виктор.

– Но ведь мы можем стать хорошими новыми соседями? – Наталья улыбнулась и вопросительно посмотрела на писателя.

– Думаю, что да, – кивнул он. – Так, а где ваш бойлер?

– Да, вот! – девушка указала на массивный блестящий корпус, закрепленный на стене.

– Посмотрим… – Виктор нажал единственную плоскую кнопку чуть утопленную в поверхность и на передней панели зажегся сенсорный дисплей.

Какое-то время аппарат пошумел, а потом издал пронзительный и протяжный писк и замолчал. На дисплее горела лишь загадочная надпись «Е1».

– Вот так он все время и делает, – грустно проговорила Наталья.

– Это же «Глобал Автоматикс», – констатировал факт писатель, изучая металлическую бирку на боку корпуса, – у них же 25 лет гарантии… Почему не пробовали звонить в поддержку?

– Связь тут очень плохая. А Интернет тем более не тянет.

– И инструкция, конечно, не сохранилась… – пробормотал Виктор. – У меня похожая модель. «Е1» – это код ошибки, говорящий о разгерметизации. Бойлер продувает все трубы и пытается понять, есть ли утечка, поэтому в инструкции было написано, чтобы при первом включении были закрыты все краны.

– У вас хорошая память. Но у меня и кранов-то пока нет…

– А гаечный ключ?

– Вроде был…

– Давайте. Попробуем все пересоединить…

Наталья какое-то время копалась в картонных коробках, сваленных под лестницей и, наконец, достала оттуда блестящий гаечный ключ. Писатель взял инструмент и молча принялся за работу.

– Я вот все думаю о том, что вы сказали, – вдруг проговорила девушка, наблюдая, как Виктор сосредоточенно откручивает гайки, – что видели меня в детстве. Это странно… Не находите?

– Ничего странного, – ответил он, не отвлекаясь от дела. – Воспоминания из детства мне приятны. Вы тоже показались мне приятной и симпатичной. Теплые воспоминания и теплое ощущение от милой девушки. Вероятно, это удачно совпало. Как неожиданное ощущение дежавю.

– Вы флиртуете?

– Нет. Подержите, пожалуйста, эту шайбу-прокладку.

– Просто вы так легко говорите о том, что чувствуете, – проговорила девушка, крутя в руках черный резиновый кругляш.

– Я же писатель. Это часть моей профессии: понимать и объяснять человеческие чувства, превращая их в слова.

– Вы, писатели, вечно все придумываете… То, чего нет.

– Да, а вы, фотографы, просто снимаете то, что есть. Давайте, шайбу.

– Я называю это оцифровкой реальности, – сказала Наталья передавая Виктору деталь. – Какой бы образ я не снимала, он навсегда остается в моем компьютере.

– Интересная мысль. В таком случае мои тексты – это оцифрованная фантазия.

– Логично.

– И то и другое в, конечном итоге, просто последовательность нулей и единиц, – задумчиво проговорил писатель, – и это мы считаем достаточно важным, чтобы тратить на это свою жизнь.

– А вы пессимист…

– Нет. Был бы я пессимистом, то не считал бы, что сейчас ваш бойлер должен заработать, – сказал Виктор и шлепнул по кнопке на передней панели.

Аппарат заработал, выдав на сенсорном дисплее показатели температуры и кнопки для управления. Наталья наигранно зааплодировала. В трубах зашумела вода, наполняя систему отопления. Постепенно по дому начало растекаться тепло.

– А вы, оказывается, мастер не только слова, но и дела.

– В основном, конечно, мастер слова, – ответил писатель и, как ему показалось, немного покраснел.

Девушка нажала на кнопку электрочайника, и тот со все нарастающим шумом начал торопливо нагревать воду.

– Теперь я просто обязана предложить вам чашечку кофе, – сказала она, высыпая содержимое пакетика в открученную крышку термоса. – Правда, это не совсем чашка… И не совсем кофе… Но больше у меня ничего нет. Обещаю, что в следующий раз подготовлюсь лучше.

– Спасибо, – сказал Виктор, беря из рук Натальи импровизированную чашку и отпивая горячий напиток.

– Говенный, да? – настороженно спросила девушка.

– Самый вкусный говенный кофе, который я пил на этой неделе, и я… – писатель вдруг замолчал, задумчиво уставившись куда-то в пустоту.

– Что с вами? – чуть взволнованно спросила девушка, – Настолько плохо?

– Нет… Просто… Еще одно странное ощущение.

– Снова дежавю?

– Нет, другое… Я вдруг ощутил, как все сегодня было странно и необычно. Наша встреча. Этот пустой дом. Вы в этом осеннем шарфе. Все выглядит каким-то нереалистичным…

– Ой, перестаньте! – рассмеялась девушка. – Просто, вы явно давно не выходили из своего дома. И вообще, одичали тут…

– Возможно, но… Вот вы сказали об оцифровке реальности… Что если не только наши фантазии и то, что мы видим вокруг, но и мы сами можем быть оцифрованы? Что если мы уже являемся чьей-то оцифрованной фантазией? Последовательностью нулей и единиц…

– Кажется, вам нужно смотреть поменьше фантастики на ночь, – заботливо проговорила Наталья. – Пожалуй, я провожу вас.

– Считаете, что я не вполне адекватен?

– Да. Переутомились от непривычной работы, – девушка внезапно взяла Виктора под руку и вывела из дома. – Срочно на свежий воздух!

* * *

Сумерки начали сгущаться над лесом. В лучах заходящего солнца, которое уже вот-вот готово было скрыться за горизонтом, золотые кроны деревьев казались вишнево-красными. Между деревьями уже растеклась, налетевшая с реки, ночная прохлада. Еще немного и теплый яркий день плавно перейдет в холодную и сырую осеннюю ночь.

Виктор и Наталья неторопливо шли по лесу вдоль берега. Она держала его под руку, словно они знали друг друга уже очень давно, а не познакомились только сегодня.

– Я бы хотел вам признаться, – прервал затянувшуюся паузу писатель.

– Неужели в любви? – игриво спросила Наталья.

– Нет… Намного хуже.

– О, господи! Что может быть хуже?! Вы уверены, что готовы доверить такие серьезные тайны мало знакомой девушке?

– Почему бы нет?

– Вы рисковый человек!

– Вы все равно никому не расскажете… И вам никто не поверит…

– Ну, говорите уже! – задергала девушка писателя за рукав. – Я же обожаю чужие секреты! Не томите, интриган!

Виктор сделал паузу, тяжело вздохнул, а потом проговорил:

– Дело в том, что последний десяток моих книг на самом деле написал не я.

– То есть? Как это? – удивилась девушка и вдруг рассмеялась, – У вас имеется персональный литературный негр, которого вы держите в подвале? Угадала? Вы опять все сочиняете! Хотели меня разыграть?

– Вовсе нет, – грустно ответил писатель. – Мой приятель, программист, поставил мне на компьютер самообучающуюся программу… Нейросеть. Она умеет читать тексты, которые ей даешь, а потом она начинает сочинять сама. Получается очень складно и неплохо. Так я делаю уже последний год. И не издатель, ни читатели даже не догадываются, что это написал не я. Сам же я уже давно не пишу ни строчки…

– Это очень забавно, – неожиданно спокойно отреагировала девушка. – Выходит теперь вы не просто талантливый писатель, но и талантливый мошенник!

– Находите это забавным?

– Довольно-таки… А еще мне это напомнило историю, которую я читала на прошлой неделе. Точно таким же образом поступал художник импрессионист. Критики восхищались, как точно в своих работах он передает всю гамму человеческих чувств. А картины за него рисовал компьютер. Когда же обман раскрылся, то по иронии его картины только выросли в цене…

– Действительно забавно, – задумчиво проговорил писатель и посмотрел на девушку. – Думаете, мне стоит поступить так же?

– Кто знает? – она улыбнулась и пожала плечами, – В любом случае, я не вижу в этом ничего особо постыдного. Люди платят за цифровые копии, покупают подписку на тупые онлайн-сериалы. Почему бы им не читать книги, написанные нейросетью? И вы сами говорили, что все это всего лишь последовательности нулей и единиц…

– Но разве в таком «творчестве» есть настоящая ценность?

– Настоящая? А разве в этом мире есть еще что-то настоящее?!

– Вы… Я… Этот вечер…

– Неужели?! – девушка резко отдернула руку и сделала шаг в сторону, – А знаете, почему я перестала фотографировать людей?! Люди постоянно лгут! Когда пишут, когда говорят… Друг другу, самим себе, всем… Даже когда смотрят в мой объектив!

– Думаете, я обманываю вас в чем-то?

– Думаю, вы просто все выдумываете… – уже спокойнее и с какой-то безысходной грустью в голосе сказала Наталья и отвернулась.

Она стояла в своем нелепом свитере с елочками и оленями, скачущими на бежевых и коричневых полосках, в намотанном на шею легкомысленном оранжевом шарфе, и задумчиво смотрела на воду, в которой своими огненными красками горел закат. Почти тем же взглядом, каким вчера на ту же воду смотрел Виктор.

– Что ж, я не давал себе обещания не фотографировать людей… – проговорил писатель и, достав смартфон, вдруг сфотографировал Наталью в лучах заходящего солнца.

– Зачем вам это? – чуть нахмурившись, спросила девушка и, тем не менее, в последний момент повернулась к камере наиболее выгодным образом и чуть улыбнулась.

– Мы же, писатели, все выдумываем… А так у меня будет доказательство вашего существования, – усмехнулся Виктор. – Привяжу в списке контактов к номеру телефона, который вы мне сейчас дадите.

– А вы нахал… Не хотите для начала хотя бы узнать мое имя?

– Это не важно, – ответил Виктор, продолжая копаться в телефоне, – Я уже записал вас как «Соседка». Других соседок у меня тут все равно нет. Давайте номер…

– Ну, записывайте.. Плюс восемь… Двести тридцать три… – начала диктовать Наталья, чуть наклонившись и заглядывая в экран, – А что если у вас тут появится еще одна соседка?

– Не менее симпатичная? – от отводя взгляд от экрана без видимых эмоций спросил писатель.

– Ну, допустим.

– Я запишу ее как «Соседка 2».

– Вот это обидно.

– Не расстраивайтесь. Как минимум для моей телефонной книжки вы навсегда останетесь номером 1.

– Какой же вы все-таки мерзкий тип! – заметила девушка и, чуть прищурившись, посмотрела на писателя.

– Я непременно вспомню об этом и включу в счет, когда в следующий раз буду оказывать свою неквалифицированную помощь, – улыбнулся Виктор.

– И весьма расчетливый мерзкий тип, – добавила Наталья.

– Вот моя визитка. Там так и написано, – писатель вдруг вытащил из кармана немного потрепанную карточку и протянул собеседнице.

– Зачем вы их носите по лесу? – спросила она, забирая потертую визитку из рук писателя.

– Случайно завалялась.

– А я думала, на случай встречи с симпатичными соседками.

– Хороший вариант. Учту на будущее. Там и номер, и имя…

– Я все равно запишу вас как «Тот самый писатель», – улыбнулась Наталья, и снова взяла Виктора под руку. – Кстати, насчет вашей неквалифицированной помощи… В конце недели мне должны доставить мебель. Кому-то нужно будет ее собрать.

– Предполагаю, что мне? – озвучил он девушке почти риторический вопрос.

– А вы проницательный человек… Писатели и правда видят людей насквозь. Не то, что мы, поверхностные фотографы, – чуть язвительно заметила она.

– Значит, мы с вами увидимся уже в конце недели?

– Нет… Вы что и правда решили сегодня меня обидеть? – девушка вопросительно посмотрела на писателя. – Я вам настолько не понравилась?

– Напротив, – смутился Виктор. – Понравились…

– Ну, так зачем же нам ждать до конца недели? Почему бы не увидеться прямо завтра? Встретимся прямо здесь… Можете сидеть на этой лавочке. Ну, или как вы любите зарыться в листву. Только не очень глубоко, чтобы я могла вас найти…

– Я, в общем-то, не против… – пробормотал писатель, явно не ожидавший такого решительного поворота.

– Еще бы вы были против! Когда сами чуть ли не силком взяли выудили у меня мой номер телефона и всучили свою визитку!

– Значит, до завтра?

– Да, до завтра.

– А, может, мы поцелуемся на прощанье? – набравшись наглости, вдруг спросил Виктор.

– Вот вы нахал… Такие вещи нужно делать, а не говорить, – засмеялась девушка и внимательно посмотрела в его глаза. – И вообще… Сейчас еще слишком рано. И уже слишком поздно. Поэтому мы просто пойдем по домам.

– Вы правы, – согласился с Натальей писатель. – До завтра…

Он уже хотел было развернуться и уйти, но она вдруг проговорила:

– Знаете, что вдруг пришло мне в голову… А, может, мы и правда были с вами знакомы в детстве? Ваш дом был вон там, за тем поворотом справа в конце длинной кленовой аллеи. Вы приезжали почти на все лето и целыми днями купались с папой в реке. А меня только на месяц оставляли здесь у бабушки. Я подолгу бегала по лесу, играла в какие-то прятки, воображала себе какие-то приключения, а потом, когда уже начинало темнеть, бежала домой и бабушка готовила вкусный пирог с вишней…

– Возможно, – писатель пожал плечами и слегка улыбнулся.

– Мы ведь можем просто взять и выдумать эту историю? И она будет существовать. Ведь выдуманные истории ничем не хуже настоящих. Правда?..

* * *

Виктор проснулся, когда за окном во всю светило солнце. Впервые за последний месяц писатель прекрасно выспался, и теперь был совершенно бодр и даже весел. Он отдернул пыльную штору, открыл настежь окно и впустил в дом прохладный воздух осеннего леса. Откуда-то сверху на подоконник с еле заметным шорохом плавно опустился осенний лист. Виктор улыбнулся и не стал его убирать.

Взгляд писателя вдруг упал на картонную коробку под столом, перетянутую скотчем. Он вспомнил, что было там. Поискав ножницы, но так и не найдя их, он отодрал скотч руками и извлек из коробки старую пишущую машинку. Друзья как-то подарили ее ему на какой-то праздник. Это был скорее символический и шуточный, нежели практический подарок. Тем не менее, сейчас писатель поставил древний агрегат на стол, вставил чистый лист бумаги, поправил перекрученную ленту и, задумчиво посмотрев в окно, вдруг начал печатать.

Поначалу он часто спотыкался, чертыхался, что с непривычки путает или не достаточно сильно пропечатывает буквы, но потом процесс всецело поглотил его. Стрекотание пишущей машинки, вылетая из открытого окна, казалось, словно дрожало в прозрачном и прохладном осеннем воздухе и далеко расходилось по лесу.

Наталья сидела на скамейке одна. Несколько раз она порывалась взять мобильный телефон и позвонить, но дисплей каждый раз останавливал ее надписью «нет сети». Девушка прислушалась к звукам в лесной тишине и слегка улыбнулась. Откуда-то сзади раздался веселый детский крик. Она обернулась и увидела прогуливающуюся чуть поодаль семью. Очевидно, горожане, решившие в последние теплые деньки осени выбраться на пикник.

Оставив родителей позади и вырвавшись на свободу, в осенней листве играла девочка лет десяти. Она весело хватала своими ручонками ворох желтых листьев, что есть силы подбрасывала их в воздух над своей головой и весело смеялась. Наталье было даже слегка удивительно, что современные дети еще способны на подобное первозданное веселье. Не ожидая этого от самой себя, девушка вдруг взяла фотоаппарат и, взглянув на играющего ребенка, через видоискатель, сделала несколько снимков.

Впрочем, прыгать в листве девочке быстро надоело. Она стала что-то искать в карманах курточки и достала смартфон. Все еще глядя на это через свой фотоаппарат, Наталья вдруг погрустнела, но тут произошло нечто совершенно неожиданное. Девочка вдруг подняла с земли небольшую сосновую шишку, положила на пенек и сфотографировала.

* * *

Виктор зачем-то машинально еще раз проверил последний абзац текста, добавил пару пустых строк, напечатал дату и удовлетворенно закрыл крышку ноутбука. На этот раз получилось просто прекрасно: он, она, осень… Определенно, так хорошо он не писал еще никогда. Читатели будут в восторге. Эх, знали бы они… Писатель улыбнулся, а потом набросил на себя старую ветровку и вышел прогуляться по осеннему лесу.