Ахсар КОДЗАТИ. Меня ты верить научи

ПЕРЕВОД С ОСЕТИНСКОГО ВЛАДИМИРА БУРИЧА

ДЕРЕВЬЯ ЯСНОЙ ПОЛЯНЫ

1. Фарн Толстого

Многие березы в Ясной Поляне

посадил сам Лев Толстой

Есть у земли, как и у звезд, лучи.
Неяркий свет берез напоминает
дрожащее мерцание свечи,
что путь во мгле столетьям освещает.

И кажется – из-под земли забил
фонтан, взлетая ввысь, под купол синий…
Когда-то сердце здесь свое зарыл
белобородый муж, пророк России.

Эй! Лес гудит. И это гнева взрыв,
как будто ярость мира здесь скопилась
и время, крылья мощные раскрыв,
незримое, по небу проносилось.

Есть у сердец, как и у звезд, лучи –
недаром свет берез напоминает
сияние мерцающей свечи,
что путь во мгле столетьям освещает.

Мне чудится – прошли чредой года.
На всей земле, зарею осиянной,
исчезла зависть, ненависть, вражда,
мир стал огромной Ясною Поляной.

2. Могила
Деревья, отдохните, вы устали.
У вас еще столетья впереди.
Меня, платаном, сникшим от печали,
Лесник, ты в эту землю посади.

Могила безымянная, простая,
Как сердце безутешное скорбит…
А где-то гордо высится, сверкая,
чужою кровью политой, гранит.

А где-то…
Силой почести добыты.
Будь прокляты деяния царей!
Тот для себя воздвигнул пирамиду,
над тем горой вознесся мавзолей.
По спинам их чредой проходят годы,
в их трещинах растет полынь-трава.
Стоят они – гигантские колоды,
как будто время колет здесь дрова.

В них прах тиранов. Фарс их скоротечный
и имя стало отзвуком пустым.
Проигран спор со временем извечный,
тот самый спор, что выигран Толстым.

Его могила, почестей не зная,
слепым Гомером шествует во мгле…
Так, умерев, Толстой лишился рая,
но рай его остался на земле.

3. Дерево бедных
В имении Ясная Поляна посреди двора растет огромный вяз. Обычно под ним стояли крестьяне, приходившие к Толстому за помощью и советом. Дерево и само похоже на бедного крестьянина: одна его ветка протянута к дому, словно рука, просящая подаяние. К стволу прикреплен колокольчик. Когда-то он висел на дереве свободно, но по мере того как ствол утолщался, колокольчик вонзался в его кору и сейчас почти скрылся в толще» ствола.

Бродяга вяз, откуда ты пришел?
Как нищий, что провел свой век в лишеньях,
согнулся ты, твой одряхлевший ствол
хранит следы невзгод и бурь осенних.
За хлебом ли для сирых и больных,
за лаской ли сухие тянешь руки?
Еще лежат в узлах корней твоих
их горести, заботы их и муки.

Твой ржавый колокольчик как клинок
вонзился в плоть твою и там остался,
он рот раскрыл, но крик издать не мог
и состраданья к боли не дождался.

Быть может, вяз, в чье тело он проник,
сдавил его всей силою своею,
остановил трепещущий язык
и задушил его, обняв за шею.

Когда война палит огнем поля,
не сострадая ни живым, ни павшим,
мне этим вязом кажется земля,
а правда – колоколом замолчавшим.

4. Два рояля

В гостиной Дома-музея стоят два рояля.

На них часто играл Лев Толстой.

Черней земли два черные рояля,
как братья в трауре они стоят.
Ослепшие от вековой печали,
беззвучно плачут, глядя в тихий сад.

Стоят, как будто онемев навеки,
вперив в окно незрячий тусклый взор.
А за окном качает ветер ветки
и старый парк бушует, как костер.

И кажется, дотронься – дрогнут струны,
и комната вдруг оживится вновь,
развеется печальный сумрак лунный,
расправит крылья легкие любовь.

Но это ожидание напрасно –
здесь немо все. Здесь царство тишины.
Безмолвие царит здесь полновластно,
и клавиши ему подчинены.

Как плакали их струны в дни былые,
сменяя ликованием печаль!
Как свет звезды,
как рыбки золотые,
плывущие по небосводу вдаль.

Они как птицы пели, не смолкая,
волнуя души пением своим,
и, слыша это, музыка лесная
стучалась в окна, отвечая им.

Она была для них воспоминаньем
о днях, когда деревьями весной
они стояли, залиты сияньем,
заслушиваясь музыкой лесной…

О чем грустят они? Что им не спится?
Все ждут хозяина, в окно глядят…
Хозяин их домой не возвратится.
Из вечности дороги нет назад.

ТЕРЕК

1. В горах
Как он бесчинствует, как гневом пышет
в разливе бешено летящих вод!
Он как скакун, что учащенно дышит
и с молнией в крови летит вперед.

То схватит камни вдруг, чтоб разбросать
как горсть камней игральных, мимоходом,
все руша, что его кипящим водам
помехой на пути посмело стать.

Он поседел от горя и борьбы,
он в гневе не щадит
ни рощ, ни пашен,
он, верно, смел бы основанья башен,
когда б разбил их каменные лбы…
Так мчится он, могучий, полноводный,
и рев его звучит, как дальний гром,
и пожирает, точно зверь голодный,
ручьи и реки на пути своем.

Все родники, что из земли забили,
ручьи, стремящиеся из стремнин,
при помощи диктата и насилья
соединяет он в поток один.
Изведав бешеный его напор,
смолкают водопады в тьме ущелий,
и волны, словно чуя близость цели,
стремительно летят в морской простор.

2. На равнине
В ущельях горных Терек как в неволе,
и потому он их покинуть рад.
В степи голодной для него приволье,
ведь нет здесь ни ловушек, ни преград.

С трудом одолевая путь свой дальний,
плетется к морю он почти без сил,
и на его поверхности зеркальной
уже не видно мускулов и жил.

Ни бешенства, ни зла. Утихли страсти,
ничто его уже не горячит.
Так, наконец, достигнув полной власти,
во власти лени сам он дни влачит.

Он яростной волной не бьет о берег,
не бьется, словно пойманный орел,
и кажется порой, бедняга Терек
в успокоенье смерть свою нашел.

Но нет, не верьте, лень не покорила
упрямый нрав, пыл грозный не погас,
и жилистая, словно корень, сила
живет в глубинах, скрытая от глаз.

3. В море
Волна растет, клубится, громыхает,
не задержать ее безумный бег.
И Терек вновь горою стать мечтает,
где на вершине пена, точно снег.

ЛАСТОЧКА

Дивлюсь я ласточке: какая смелость!
Жилище строит там, где захотелось,
наперекор насилию и злу
гнездо свивает над окном в углу
так, словно в мире больше нет страданья
и тьме не скрыть рассветные лучи…
О ласточка, отважное созданье,
вся – нерв натянутый, вся – созиданье,
меня ты верить научи!

ПОКРОВИТЕЛЬНИЦА МЕСТА

Недавно в саклю вечером ко мне,
едва затеплился свет лампы слабый,
явилась гостья:
через щель в стене
протиснулась коричневая жаба.

И пристально
глядит из темноты.
Эй, пучеглазая,
скажи, в чем дело?
Зачем пришла?
Поведать хочешь ты,
что у тебя на сердце накипело?

Входи, садись.
Могу и чаю дать.
Душистого и крепкого
на славу!
Ты место здесь свое
пришла занять?
Пожалуйста, оно твое по праву.

Недаром бабка
в старые года
(а ей-то было многое известно!)
тебя не прогоняла никогда,
считая
покровительницей места.

И если это только не слова,
доволен я, что ты ко мне явилась,
я с радостью верну
твои права.

Но будь добра
и ты мне сделай милость:

так сделай,
чтобы хам и лизоблюд
над совестью и честью не смеялись,
чтобы исчезли вор, наглец и плут
и больше никогда
не появлялись!

Чтобы мошенник и полуподлец
нас с важным видом
не учил морали,
чтоб недоброжелатель, шут и лжец
почетных мест
нигде не занимали!

ОВИДИЙ ПЕРЕД ССЫЛКОЙ

Прощайте.
Ухожу.
Дорога далека…
Иду в страну, где никого не знаю,
которую чужбиной нареку…
С собою вместо сундука,
как грязного приблудного щенка,
я уношу
за пазухой
мою тоску.